«Сменилась у жизни полярность…»
Сменилась у жизни полярность,Духовность – как-будто, укор,Греха в моде авторитарность,Мышленья иного террор!Планета на грани распада,Паденьем стремится в надир,В горниле вселенского ада,Находится грешный наш мир!В страданиях чахнут народы,Пылая, столицы горят,За принципы ложной свободы,Войны страшной кличи звучат!Всевышний лишь даст нам надежду,Спастись в этот Армагеддон,Добро в мир нести как и прежде,Любви возвести бастион!Средь гнуси продажного смрада,Средь моря пороков и лжи,Зажжётся Пророка лампада,Во мраке кромешном души!Взойдёт яркой вспышкой зарница,Прольётся Божественный свет,И ввысь громогласно стремится,Молитв наших апологет!«В каждый миг зашифрована вечность…»
В каждый миг зашифрована вечность,Средь толпы неизведанных лиц,Наши взоры слилИсь в бесконечность,Стерев рамки привычных границ!Взмах ресниц свет очей прикрывает,Цвета неба бездонный портал,И Амур моё сердце пронзает,И душа моя словно в астрал!Вьются локоны тёмной волною,И не сводим друг с друга мы взор,Не знакомы ещё мы с тобою,Но пьянит уж любовный кагор!Шепчешь имя свое с предыханьем,Выжигая на сердце тату,Я любуюсь прекрасным созданьем,Что в себе воплощает мечту!Ты Аврора моя неземная,И пою я признаний тропАрь,Ты мой ангел сошедший из рая,Моё сердце… Тебе на алтарь!В каждый миг зашифрована вечность,Средь толпы неизведанных лиц,Наши судьбы сплелись в бесконечность,Даря строчки для новых страниц…«Мыслей грустных развеяв томления…»
Мыслей грустных развеяв томления,Тьма окутала город ночной,В пасть инфéрно швыряя сомнения,Свою исповедь лью пред луной!Обнажу анфилáды душевные,Старых ран я кремирую след,Новых чувств, чтоб, мотивы напевные,Выжгли в сердце мне твой силуэт!Страсть Вивальди пьянящею скрипкою,Будоражит бушующий шторм,Я тебя украшая улыбкою,Стану взрывом всех приторных норм!Притяженье сродни сумасшествию,Ласки тел – безрассудный террор,Наши души родные созвездия,За тобою хоть в рай, хоть в костёр!Твое имя из уст пусть молитвою,Твоя верность – любви оберéг,Две судьбы чтобы линией слитною,Нас с тобою связали навек!Александр Гирин
Александр Гирин, родился в Москве в 1982 году.
В поэзии, как автор, уже больше 15 лет, стихотворения –
в основном о духовных поисках, природе и радости жизни. Часто предпочитаю экспромт.
Кроме поэзии, пишу музыку в жанрах электронно-космических, есть немного прозы, а также компьютерная графика и видеоролики для музыки.
Астроном-любитель, путешествую, творю миры.
О Кавказе
Слышу я – средь буковых ветвейТам, внизу, бежит, шумит ручей.Между склонов гор, поросших лесом,Бьёт родник, и вкус его чудесен!По тропе иду, по перевалу,Я дышу, дышу – и мне всё мало!Я спускаюсь к бурному потоку,Я его касаюсь – словно токомСила дивных гор меня пронзает,Новой силой жизни наливает!Я благодарю всю эту землю,Где веками тайна предков дремлет,Где пространство мысли наши слышит,Где все горы в общем ритме дышат.Каждый такт дыханья, каждый разВдох звучит так: «Кав…», а выдох: «Каз…»Драгоценной
Если б только свет твоих глазМожно было лить, как нектар,Я бы взял точёный алмазИ под звук индийских ситарБережно вознёс к небесам,Словно древних дней ритуал.И, как семя в землю, вместилКаплю того света в кристалл.Вот второе солнце!Оно освещает мир до краёв.Так от первых дней решено:Свет любви – он льётся без слов…А земной, но чуткий поэтТолько водит света лучом,Чтобы той Любви сберечь Свет…Милой, милой – в сердце своём.Душе
– Ты бессмертна ли?– Вечностью дышу…– Для тебя как жить?– Подсказать спешу!..– Как тебе помочь?– В трудный час – сберечь.– Где же ты, скажи!– Ближе твоих плеч…– Жизни день – суров.– Не тони в мирском…– Путь к тебе – каков?– В небо – босиком…– Шумен этот мир.Слышать бы Тебя!Где же Ты, ответь!– Так живи – любя…– Муза!– Тише, Принц.– О, Душа!– Всем – пой.– Как я одинок!..– Я. Всегда. С тобой.Крым
Крым.Привози свою Зимнюю печальНа февральский юг,На морской причал.Дай себе забытьО себе самом,Чтобы просто быть,Сбросить с сердца ком.Унесут штормаВ море сеть тревог,Выдуют ветраМыслей тёмный смог.Прикоснись к волнеИ побудь живым.И оставь себеЧто подарит…Крым.Огонь в Тебе
А иногда мелькают полосы,Мелькают часто под ногами:По крайней левой мчимся мыИ скорости не чуем сами.А сердце просит высоты,А сердце смотрит жгучим взглядом.И та душа безмерно рада,Чьи исполняются мечты.Чьи исполняются мечты…Разбег, форсаж, прыжок, отрыв.А вот внутри, вдруг, так спокойно.И снова чувствуешь призывИз ясной юности, из вольной…Ну ладно.Я же в тишине.В глазу циклона.Словно дервиш.Что, Бог мой?Лучик крепко держишьРукой, на тыльной стороне?А мир – в блистательном огне…Секунда жизни, Жизни, ЖИЗНИЦеннее тех пустых часов,Которым не найдётся места,Когда откроется засовДверей, которые проходимВ одну лишь сторону, мой друг.Твоя душа – твоя невеста.Ты ей прочтёшь дневник заслугСекунд, прожитых ДЛЯ НЕЁ.Будь счастлив тот, кто дал ей ВСЁ.Стрижи летают дружной стаей.Кто с ними был, тот точно знает,О чём поётся у костра,О чём резвится детвора,О чём бессонница благаяНесносно думать заставляет ЖИВУЩЕГО.Ведь мир – в огне.А твой огонь, мой друг – в тебе.Матильда Иванова
Автор настоял, к сожалению, не разглашать личную информацию…
Мольба
Смотри!.. Видишь? Видишь, как мерцают глаза там, где сгущаются тени? Желтые. А теперь зеленые! У них вертикальный зрачок, а в нем – обещание смерти. Близкой, неотвратимой и жуткой. Ты видишь? Смотри же скорее, смотри! Они сменяются, растут – он не один там. Их двое: две пары жутких глаз глядят из-под полога темной тишины. Прогони их!.. Веришь?.. Не веришь? Но почему моим словам нет веры? Хоть раз я соврала? Никогда. И верь мне – рядом те, чьих глаз мерцающее пламя горит всенощно. Они сужают круг, ступают мягко; я чувствую, как пахнет голод их. Кружится хоровод, сияют огоньки довольных глаз. Так холодно…
Слышишь?.. Ты слышишь? Легкий шорох, царапанье тишайшее. Они таятся, сливаются с тенями, но от меня им не укрыться – я замечаю все, что роднится с ними. В порыве ветра их дыханье проступает, а в грозовых раскатах – хохот. Ликуют, предвкушают пир. Слышишь, все ближе, ближе…
Чуешь?.. Лишь руку протяни! Под пальцами, под нежной кожей струится шелковая шерсть. Их мягкость – видимость; их нежность – ловушка для глупцов. Опутают, обовьются у ног. Шаг – и утонешь в тенях. Почувствуй их, прикоснись к ним!.. Ты слеп! Ты глух! Не понимаешь, что я твержу тебе. Пускай не видишь и не слышишь, но поверить – мне поверить – в силах ты? Прошу, не смейся! Не надо дразнить меня, переступая тьмы порог. Я знаю, ты храбр, ты смел и не боишься ничего. Так что ж с того? Ведь я боюсь… Пусть ты не веришь в дьявола и бога, пускай смеешься над тенями – но меня послушай. Просить я не устану – поверь. Поверь в незримых злых существ, в их голод, в жажду необъятную… Нет, не надо! Их нет, их нет – со всем я соглашусь, лишь ты б собою не рискнул. Останься тут, со мною! Не ходи! Постой! Не надо!..
Юлия Алексеева
Родилась я в Ленинграде, а выросла уже в Санкт-Петербурге. Стихи и прозу начала писать в 16ть лет. Вдохновляюсь любимым городом, музыкой, природой и любимым котом.
Ангел Удача
Дождь набивал ритм, понятный только ему, по крышам, по мостовой, по машинам, по разноцветным зонтам случайных прохожих.
Ангел стоял на крыше пятиэтажки, подставив руки под капли. Ему нравилось наблюдать, как дождь стекает по его красивым тонким пальцам.
Мысленный призыв названного брата прервал его любование.
Вих* (именно такое имя было дано ему при рождении) расправил огромные крылья.
Они были почти чёрными. Одно перо на правом крыле выбивалось из безупречной гармонии белым пятном.
Ангел улыбнулся. Сегодня он исправит это, закончит свою работу и обретет долгожданное бессмертие.
Несколько минут полёта по вечернему городу и ангел оказался на другой крыше, где его ждал брат – высокий, темноволосый Сурум *.
Дождь стих.
– Рад тебя видеть, Вих! – брат кивнул головой в сторону темного силуэта, стоящего на краю крыши, – Твоё последнее испытание. Все очень просто: толкни её в спину и будешь жить вечно, как я!
– Кто она? – молодой ангел никогда раньше не интересовался жизнями людей, которых ему нужно было добить, чтобы окрасить свои крылья в цвет траура.
– Какая-то молодая девчонка, решившая покончить с собой. Наверное, несчастная любовь! – со смехом и безразличием ответил Сурум, – Какая нам, ангелам, разница? Люди глупы и не ведают, что творят. Эта девочка сама сделала свой выбор, просто помоги ей его принять.
Вих медленно подошёл к девушке и, неожиданно для самого себя, вдруг обошел её справа, чтобы увидеть.
На вид ей было не больше 16-ти. Огромные голубые глаза, спутанные прядки розовых волос.
– Что ты делаешь, брат? Зачем ты на неё смотришь? Не смотри на нее! – закричал Сурум, но Вих не слушал его.
Он заглянул в её глаза, полные отчаяния и страха.
Вих никогда не смотрел в глаза своим жертвам, не запоминал их лица, но сейчас все те, кому он помог умереть, вдруг ожили в глазах этой девочки.
Ангел вспомнил их всех: молодых и старых, всех, после смерти которых, его крылья обрели чёрный окрас.
«Ты помог им умереть! Ты добил их, лишь для того, чтобы обрести вечную жизнь!» – эта мысль, почти физически, пронзила его.
– Люди такие хрупкие, но они тоже хотят жить! Я больше не хочу убивать их! – крикнул Вих брату и принял решение – сложил свои крылья и шагнул вниз с крыши спиной вперёд.
– Нееет! – закричал Сурум и бросился к краю.
Девушка словно очнулась ото сна. Она вздрогнула и сделала несколько шагов назад.
Вих летел вниз и смотрел в её голубые, как и у него, глаза.
– Живи! – успел крикнуть он прежде, чем упал спиной на мокрый асфальт.
Ангел задохнулся от боли. Оба крыла и позвоночник были сломаны.
Из его красивого рта потекла струйка крови.
Впервые в жизни он узнал, что испытывают люди перед тем как умереть.
Вих раскаился. Страх, боль и пустота.
Дождь набивал ритм, понятный только ему, по крышам, по мостовой, по машинам, по разноцветным зонтам случайных прохожих.
На асфальте лежал мёртвый ангел с ослепительно белыми крыльями.
P.S.Vihm – удача на эстонском.
Surm – смерть на эстонском.
Однолетняя жизнь
Я появился на свет поздней весной. Внутри сработал какой-то механизм, который разбудил меня.
Я попробовал пошевелиться. Ноги, зажатые чем-то тяжелым, не двигались. Руками можно было пошевелить совсем немного. Темнота давила на все мое существо своим безмолвием.
Где я?
Сверху на меня вдруг полилось холодное и неприятное нечто. Если бы у меня был рот, я закричал бы от ужаса, но рта не было.
Я рванулся вверх прочь из мокрой тесноты и оказался в другом пространстве, таком же темном как и предыдущее, но наполненном множеством звуков. Меня оглушило от неожиданности.
У меня есть уши!
Реальность вокруг медленно двигалась, приветливо прикасаясь ко мне. Я слушал и вдыхал невидимый мир.
Что-то тёплое нежно коснулось моего тела. Как приятно и хорошо. Я успокоился и уснул.
Не знаю, сколько я проспал. Тяжело следить за временем, когда ты слепой.
На мои ноги снова полилось что-то холодное, но очень вкусное. Я сразу почувствовал прилив сил и вдруг увидел мир вокруг меня. Он обрёл цвет и объём. Звуки стали громче.
Надо мной склонилось какое-то существо. Оно улыбалось мне.
– Привет! – я не знал этого языка, но понимал его, – Петуния!
«Пе-ту-ни-я!» – мысленно повторил я. Мне сразу понравилось это слово. Оно было таким родным и знакомым.
Это существо так зовут?
– Ты зацвел! Такой красивый цветок нежно-розового цвета! А сколько ещё бутонов! – радовалось существо, наклонило голову и прикоснулось губами к моему единственному глазу.
Щекотно! От охватившей меня нежности мне захотелось ответить, прижаться всем телом к ней. Почему-то я сразу понял, что передо мной девушка.
Со временем у меня появилось много глаз. Себя я по прежнему не видел, но это было мне и не нужно. Я радовался тому, что могу видеть девушку и признаваться ей в любви. Я понял, что Петуния – это я, это моё имя.
Она разговарила со мной, кормила и часто целовала. Мне бы хотелось, чтобы это продолжалось вечно, но в мир пришла осень.
Я понял это, мои глаза вяли и закрывались. Есть я больше не мог. Мои ноги отказывались принимать пищу. Я дрожал от холода.
Моя любимая склонилась надо мной. Из её глаз текла прозрачная жидкость. Она плакала.
«Я люблю тебя!» – беззвучно прошептал я и умер.
Я появился на свет поздней весной. Внутри сработал какой-то механизм, который разбудил меня. Но теперь я знал, кто я.
Пе-ту-ни-я!
Зацелованный солнцем
Зацелованный солнцем умирающий снегУкрывает траву от весны.Время больше не спит. Ускоряет свой бег.Забываются зимние сны.Пыльный город свои открывает глаза.Улыбаются окна домов.Скоро вымоет улицы неба слеза.Слышишь робкие песни котов?И Нева затанцует, расставшись со льдом.Увеличится солнечный день.Жизнь здесь и сейчас. Ничего на потом.И бросайте уже свою лень!Меня вдохновляют
Меня вдохновляют строчкиДождя на листвы бумаге,Корявые в тексте точки,Коньяк для тупой отваги.Открытое настежь сердце,Мурчанье кота в прихожей,Но я не спешу раздеться,Нырнуть в стихи голой кожей.Так слишком интимно, скрыто.Дождусь тихо ночи тёмной.И снова окно открыто.Рисую стихи в потемках.Татьяна Бутченко
Родилась в Рязани 8 мая 1971 года. После 10 лет средней школы предпочла ВУЗУ свободный полёт и самообразование. Дипломов не имею, но с IQ всё очень неплохо. Замужем, имею двоих, уже взрослых детей – сына и дочь. Счастлива.
Кем только не работала – наборщицей в газете Вечерняя Рязань, менеджером по рекламе журнала Рязань Сити, главным редактором журнала Глянец, менеджером-дизайнером в салоне итальянской мебели. В настоящее время держу свой магазин азиатской косметики. Верю в Бога. Люблю людей. Философ и романтик. Пишу с 11-ти лет.
Серьёзно занялась написанием стихов годам к 30-ти. Ленива, упряма, настойчива, сентиментальна, открыта для общения, не злопамятна. Стихи пишу не славы ради, а потому что просятся наружу. Желаю всем добра и любви!
Последний патрон
Моя жизнь – последний патрон нагана,Я молюсь, осечка не вышла чтобы,Мне ещё не поздно, уже не раноСделать выстрел в цель, шанса нет на пробы.Есть патрон один, если я промажу,«Незачёт» поставит учитель строгий,И надгробный камень мне в душу ляжет.Мне бы стать однажды стрелком от Бога.Я хочу нажать на курок, не дрогнув,От истоков слышу я счёт в обратном.И уходит вдаль из-под ног дорогаСловно лист железа в станке прокатном.Может быть, пишу я вот эти строчки,От того, что мир недалёк от тира,Я хочу поставить над «и» все точки,Прежде чем закроются двери мира.Напиши мне
Напиши мне оттуда, куда ты однажды ушёл.Напиши, что теперь, наконец-то, тебе хорошо.Что там всё, как хотелось, но в силу причин не сбылось.Напиши, что не зря тебе вынести столько пришлось.Напиши, что и я, наконец-то, на верном пути.Напиши, что без трудностей мне до тебя не дойти.Напиши, чтобы чаще смотрела наверх, а не вниз.Напиши, чтобы помнила – здесь не кончается жизнь.Напиши и отправь эти строки дождём проливным.Я всегда без зонта, потому я промокну под ним.Подставляя лицо, долгожданные строчки впитав,Я окрепну, росточки надежды спасительной дав.Васька
Казалось бабуле, что кот её, Васька,Который схоронен на заднем дворе,Совсем не лежит одиноко в земле,А в небе летает на облаке. «Слазь-ка!» —Кричала бабуля Василию вслух.«Поел бы хоть рыбки, спустись на минутку,Летаешь по небу уж целые сутки!»,И с ней в унисон кукарекал петух.Но Васька не думал спускаться домой,Мурлыкал довольный и лапой махал,А бабушка в небо кричала: «Нахал!»,Слетевший платок поправляя рукой.А после, присев на ступеньки крыльца,Задумчиво глядя на свой огород,Шептала довольно, светлея с лица:«Устроился славно ты там, обормот!»С улыбкой блаженной садилась за стол,И кашку овсяную ела одна,А после смотрела в окошко она,А вдруг, её Васька покушать пришёл.И я буду бабушкой старой, дай Бог!Дай Бог, не остаться одной, с петухом.А если и так, то, видать, поделом,У каждого в жизни свой кот и свой срок!Капля
Я – капля твоего терпения.Когда уже нет сил смирятьсяС неотвратимым положением,Я помогу тебе не сдаться.Я – капля твоего везения.Когда удача отвернётся,И ты вздохнешь в изнеможении,Я выну из-за тучи солнце.Я – капля твоего сомнения.Когда ты логику взрываешьСвоим ядрёным самомнением,Я остужу тебя, ты знаешь.Я – капля твоего кипения.Когда взорваться очень нужно,А ты застрял в бессильном тлении,Тротила кину, жахни, ну же!Ты взрослый и самостоятельный.Мужчина – поискать, не сыщешь.Ты добрый, сильный и внимательный,Не то, что эти…, коих тыщи!Но иногда в момент критическийНе достаёт лишь капли, милый,Чтоб персонажем стать эпическимТебе во всю земную силу.Снега ли, дождики весенние,Зной летний или осень в лужах,Я – капля твоего спасения,И без меня тебе не сдюжить.Твоя книга
Полюби меня горячоДочитай меня до конца.Полюби меня до венца,Вопреки тому, что прочёл.Ты меня так долго листал,Впопыхах и жадно сперва,Пропуская бегло слова,К середине вдумчивей стал.Я ценю пометки твоиВ своём сложном тексте души,А закладки – как хороши! —Меж страниц, прочтённых в любви.Зря ошибки стал находитьИ задумал их исправлять,Так не долго критиком стать,Это проще, чем полюбить.Время тушит страсти пожар.Не пытайся переписать,Не пытайся переиздатьМой тираж в один экземпляр.Полюби меня горячо,Научись читать между строк.Ждёт тебя крутой эпилог,Дочитаешь, скажешь: «Ещё!»Гитара-пара
Они снимают девочек в моментВ клубАх и клУбах под музон нездешний,А я с гвоздя снимаю инструментИ прижимаю к телу очень нежно.У них подруги – ножки, бёдра, грудь,Свиданья, брак – как мир сценарий старый,А мне ночами не дает уснуть,Звеня струной моя гитара-пара.Их пилят жёны за… и просто так,Уходом угрожая, словно карой,А у моей покрашен корпус в лак,Хоть и слегка покоцан от удара.У них развод, имущества делёж,И муки одиночества в запое,Моя же – в теле вызывает дрожь,Сначала перебором, после боём.Они ко мне с бутылочкой зашли:«Сыграй, браток, чтоб душу развернуло!»И я «вот оторвался от земли…»Асмолова пою, аж сводит скулы.И стало ясно, кто из нас не прав,И кто из нас в итоге доигрался.Кто пропадал, полжизни потеряв,А кто с подругой преданной остался.Я ухожу
Как жалок был ты, мой тиран,В момент, когда я разлюбила,Когда ты вычислил обманИ не имел смириться силы.Когда узнал, что есть другой,Что он со мною щедр и нежен,Ты потерял навек покой,Лишившись грубой власти прежней.Ты всё никак не мог понять,Как у тебя твоё отняли…Покрылась инеем кровать,В которой мы, когда-то, спали.Ты на коленях умолялВернуться и просил пощады.Но неизбежен был финал,И кто б ни спал со мною рядом,Я не к нему, поверь ушла,А от тебя. Будь счастлив, милый…Терпеть я больше не смоглаТого, что между нами было.Не умоляй и встань с колен,Тебя таким мне видеть больно,Настало время перемен,Я ухожу. С меня довольно.Ирина Кульджанова
Меня зовут Ирина Кульджанова. Родилась, живу и работаю в Казахстане, в г. Караганде. Образование высшее, врач психиатр-нарколог. Замужем, двое детей.
В данный момент частный предприниматель. Пишу всегда для своих любимых близких людей, с удовольствием и радостью. Поначалу это были письма, травелоги, заметки в блогах.
В 2014 году написала тексты для авторской рубрики сына на киностудии «Kids TV» – и был создан цикл «Эта волшебная планета» в проекте «Mad Lapus». Затем появились рассказы, фантастическая повесть и один небольшой женский сентиментальный роман.
Этот медленный, медленный, медленный день
Сегодня в 12 часов 43 минуты пополудни закончился первый день моей жизни. Это произошло на сидении медицинского фургона по дороге в клинику Касвелл.
Я наконец-то умерла.
Он был долгим. Медленным. Невыносимым. Когда Бог дает нам жизнь, он дает нам тело для нашей души. Моей душе при раздаче досталось два. Два почти одинаковых тела – целых два для одной-единственной одинокой души. Одно назвали Джун, другое – Дженнифер. Джун и Дженнифер Гиббонс, так меня зовут. Когда я слышу, что люди ищут свою половинку, мне хочется взять обрез и выстрелить им в голову – потому что их половина уже живет в их теле. Они и знать не знают, каково это – быть поделённым надвое без всяких надежд обрести себя… Прожив тридцать лет в бесконечном ощущении абсолютной боли, я нашла единственный выход – если одно моё тело умрёт, то душа, наконец, станет единой. Наверное, хочется какого-то порядка? О кей, мне тоже когда-то показалось, что этот мир создан для порядка…
Но началось все с хаоса. Джун и Дженнифер родились у своей мамаши, и все поначалу думали, что две близняшки – просто приз для семьи. Пара кучерявеньких шоколадных малышек. Ведь никто так и не понял, что это был один-единственный человек. Как только окружающие увидели, что весь мир девочек заключен в них самих и друг друге, их начали лечить.
Лечить… Ха-ха, самим не смешно? Даже у сиамских близнецов есть шанс – разделить тела и жить дальше. А у поделённой души? Разве есть шансы? Всё, в чём был смысл – не отпускать части себя друг от друга, ну-ка, придумайте, как при таком раскладе посмотреть по сторонам? И я – Джун и Дженнифер – не смотрела. Но мне выставляли диагнозы, один за другим. Сперва – что я немая. Потом я заговорила. Джун и Дженнифер заговорили друг с другом. Считали, что это было нарушение речи, из-за которого нет возможности общаться с окружающими. Никому не пришло в голову, что каждый, говоря с самим собой, произносит слова с большей скоростью, чем вслух с другими людьми. Я просто говорила сама с собой. Очень быстро.
Что там было дальше? Аутизм… Шизофрения… А зачем, зачем мне был весь этот мир, на каждом шагу жаждущий оторвать меня от самой себя? Страх потери – вот всё, что заполняло меня минута за минутой, час за часом. Я не знаю, был ли на свете ещё человек, наполненный страхом до такой степени, как я. Мир, тот, что за пределами меня, пугал, манил и увлекал, там были еще чувства, что-то еще, кроме страха… Но я так и не поняла, что это. Потому что меня разделили… Отдали в разные школы. В мою жизнь пришла ещё и бесконечная боль. Мир долбился в меня, орал в мои уши и лез в глаза, меня осталось так мало, где-то там, на дне этого тела под названием Джун. Я знала и чувствовала, что на другом конце чёртовой Вселенной, так же, как сухая фасолина в пыльном кармане, съёжилась вторая часть меня – Дженнифер. И даже встретившись, я ещё долго делила всю эту боль. Сама с собой. Распихивала и утрамбовывала, чтобы найти хоть немного местечка – для чего, не знала сама. Может, для надежды?
Иногда я спрашивала себя: «Зачем я родилась такой?» Два моих отражения смотрели друг в друга и спрашивали. Не найдя ответов, начинали ненавидеть друг друга. Два зеркала, отражающих друг друга до самой глубины. До самой глубины одной единственной меня… И там, в тёмной множащейся дали, рождались отблески тяжёлой, беспросветной ненависти… То место, что я освобождала для надежды, было захвачено этим тягучим и чёрным пламенем. Оно росло, отвоёвывая все больше места там, внутри каждой меня… Не было смысла говорить об этом самой себе – ведь всё, что происходило, не было тайной для меня. И я начала писать.
Дневники Джун и Дженнифер, пьесы и книги – пожалуй, это был шлюз, куда хоть немного сбрасывалось то, что переполняло меня. Совсем немного. Этого было недостаточно… Мир, не оставляющий меня в покое, мир, не обещавший больше ничего хорошего, поманивший и обманувший – отверг всё, что я создала. В моих текстах он увидел жесткость и жестокость, откровенность и болезненность… Он оказался обычной кирпичной равнодушной стеной, о которую я чуть не вышибла себе мозги. Но я верила, что этот мир создан для каждого, он ждёт каждого, значит, и меня тоже.