Идолы театра

Эпизод 1

В глазах Принца отражалось небо. Облака паслись на безмятежных голубых просторах. День обещал только покой и свет.

Показывай небо внутреннее состояние Габриэля, разразился бы шторм. Даже сидя в этот погожий день на траве со своим ближайшим другом, Габриэль ощущал, скалят внутри у него зубы лохматые страхи, хлопают крыльями ангелы и воют парки и музы. Стоило Габриэлю закрыть глаза, он слышал змеиное шипение, плач, похоронную музыку и грохот аплодисментов.

– О чем ты думаешь, Габриэль? – Принц улыбнулся, и солнце засияло еще ярче.

– Я хочу открыть театр и ставить в нем спектакли. Это было бы прекрасно. Тебе бы вот не хотелось стать актером?

– Я, Габриэль, всегда рад быть тебе полезным. Актеров мы найдем сколько угодно, лучше подумать о месте для твоего театра. Я буду тебе помогать.

Габриэль и Принц были близки, как братья. Габриэль привык к тому, что погода зависит от настроения Принца, а успех любого предприятия – от его участия. Он бы ни за что на свете не взялся за дело, не заручившись поддержкой Принца.

– Спасибо, Принц. А ты о чем думал?

– А я думал о разных местах, в которые мне нужно зайти, и как было бы замечательно, если бы это солнце спалило их все дотла. Сегодня так солнечно. – Принц посмотрел в глаза Габриэлю, и тот с трудом удержался, чтобы не моргнуть, – таким ярким показалось ему солнце в этот момент. – Я так люблю тебя, Габриэль. Видишь большое белое облако, похожее на дракона?

– Я вижу большое облако.

– Видишь маленькое облако, которое дракон собирается проглотить? – Габриэль знал, что когда Принц заговаривает об облаках и прочих природных явлениях вместо того, чтобы прямо отвечать на вопрос, это значит, он сильно не в духе и вся лазурь, источаемая его взорами, – фальшь. – Это маленькая принцесса. Я не знаю, насколько это расстроит тебя, братишка, но ее я люблю не меньше тебя. Я бы гораздо охотнее взял в жены ее, чем ту уродливую деваху, которую мне приискал отец.

Отец Принца, жесткий и властный человек, решил, что пришла пора женить своего первенца. Слова Барольда в семье считались законом, не обсуждались и обычно не встречали сопротивления. Но Принц отчаянно не желал жениться на девушке, подобранной его отцом.

– Принц! Не говори так о своей будущей жене и матери твоих детей.

– Да кто же тебе сказал, что я на ней женюсь?

– Твой отец это сказал.

– Я уже обручен. Я обещал маленькой принцессе, что спасу ее от дракона и женюсь на ней. Я же не могу нарушить слово. – В глазах Принца горела мольба, как будто Габриэль мог решить его судьбу. Солнце скрылось за огромным драконом. – Я не могу совершить преступление против Господа и Небесного Царства.

– Ну брось, братишка. Я не верю, что у твоего отца настолько плохой вкус. Быть не может, что она и в самом деле так уродлива, как ты говоришь. Уж во всяком случае, она наверняка покладиста.

– Замолчи! – Принц сделал над собой усилие, и на лицо Габриэля снова упал солнечный свет: тень прошла. – Больше ни секунды моей юности я не потрачу на толки об этой карге. Давай вернемся к театру. Знаешь Ральфа? С верфей. У него хорошая команда строителей.

– Принц! Театр – это не стены.

Несмотря на искреннюю привязанность, которую Габриэль питал к Принцу, говорить с ним о возвышенном ему было непросто. Габриэль задумался на секунду и встретил прямой нетерпеливый взгляд Принца.

– А что же, Габриэль? Давай для начала определимся. Иначе мы можем получить совсем не то, что хотим. Но даже в этом случае – я на твоей стороне, братишка. Я буду ходить по всему городу, по каждой улице и убеждать людей, что призрак без стен – театр, а не иллюзия.

Габриэль принужденно засмеялся. Порой он поражался, как человек, начисто лишенный воображения, мог стать его лучшим другом и оказывать такое огромное влияние на его мысли и поступки.

– Принц, у меня сейчас нет для тебя хорошего определения, но вот что я могу тебе сказать. Театр – это игра, в которой ты ставишь на кон свою душу, а выигрываешь все, что только можешь вообразить.

– Очень похоже на дьявольскую западню.

– Но не беспокойся. Стоит только снять маску, и к тебе возвращается все.

– Деньги, которые мы вложим в театр, к нам точно не вернутся. Про душу не знаю. Предоставлю это тебе.

Габриэль порадовался, что не начал пересказывать Принцу содержание задуманной им постановки. Принц прочел на лице Габриэля недовольство и засмеялся.

– Знаю, знаю, братишка. У тебя от разговоров о деньгах начинает киснуть кровь. Повезло тебе, что ты на самом деле не мой брат. Поживи недельку под одной крышей с моим отцом – и у тебя бы выработался иммунитет.

Вдруг Принц заулыбался так, что Габриэлю стало жарко. Он знал, что это значит: в поле зрения Принца появилась Арабелла.

– Арабелла, Арабелла! Иди ко мне, моя красавица!

Принц раскинул руки и заключил Арабеллу в объятия. Ее огненные волосы горели на солнце, и Принц не мог оторвать от нее восхищенного взгляда. Они идеально дополняли друг друга. Принц поцеловал сестру в щеку, от которой – Габриэль был уверен в этом – пахло медом.

– Моя дорогая принцесса, милая сестренка, какие у тебя новости? – Улыбка не гасла на губах Принца, но глаза смотрели испытующе: он знал, что хороших новостей не услышит.

– Отец хочет тебя видеть. Он тебя повсюду ищет. Спрашивал о тебе Марса. Тот сказал, что ты ушел на верфи. На верфях люди уверены, что ты отправился на базар за подарком для твоей невесты. Торговка ожерельями сказала, что видела красивого юношу, который хотел утопиться, чтобы не идти к алтарю.

Лицо Арабеллы выражало осуждение и сочувствие. Она не играла в игры с влиянием на погоду – эта обязанность в семье лежала на Принце.

– Бедолага. Очень мне его жаль. Ну, а зачем я понадобился старику?

– Надо выбирать ткань для свадебного костюма. Родители Стелланы выбрали красную, и нам надо подобрать что-то, что будет хорошо сочетаться.

– Только голубой. Во что будет одета ведьма, не важно. Я буду в голубом. Я всегда представлял, что меня похоронят в лазурно-голубом одеянии.

– Постой. – Габриэль не смог удержаться. – Уродливая деваха, на которой ты женишься, – это Стеллана?

Принц печально кивнул.

Арабелла вскипела:

– Что? Ты так сказал про Стеллану?

– Да, я так сказал.

– Принц, ты ее не заслуживаешь, – сказала готовая разрыдаться Арабелла. Она устала слушать, как Принц клянет свою ни в чем не повинную невесту.

– Я ее совершенно не заслуживаю, – Принц покачал головой.

Габриэль был потрясен:

– Но, Принц, Стеллана для тебя идеальная партия! Красивая, статная, умная, богатая…

– Может, ты на ней женишься в таком случае? – с надеждой спросил Принц.

– Я… – Габриэль запнулся. – Но я же не…

– Вот и я тоже. – Принц мрачно кивнул. Он на секунду задумался и снова отбросил наваждение силой воли. – Арабелла! Мы строим театр.

Арабелла укоризненно покачала головой.

– Арабелла, подумай. Костюмы, маски, цветы. Цветы и цветы!

– Арабелла, ты не любишь театр? – робко спросил Габриэль.

Арабелла тепло улыбнулась. Габриэль обратился к ней впервые с тех пор, как она пришла, и дал ей повод перевести взгляд с любимого, но слишком непостоянного лица брата.

– Я очень люблю театр.

Эпизод 2. Горный поэт Анатолий

Единственным знаменитым выходцем из Коралобоса был поэт Анатолий. Он читал стихи с горных склонов всем, кто мог его услышать.

Габриэль считал себя прямым потомком поэта Анатолия. Он верил, что его богатое воображение и неспособность видеть серые будничные краски не должны пропадать. И потом, он мечтал о славе – о славе драматурга, вещающего свои вирши толпе поклонников, собравшихся у подножия горы. Образ харизматического предка не давал Габриэлю покоя. В своих мыслях он забирался высоко на горные склоны – еще выше, чем пастухи, обозревающие сверху скучающие стада овечек. Габриэль мечтал о своей пастве.

И вот юноше пришла в голову мысль открыть в Коралобосе театр. В успехе предприятия он не сомневался – развлечений у местной элиты было немного. Горожане ходили в церковь, ходили в трактир, пили вино у себя дома или засыпали над книгами прославленных поэтов.

Габриэль взял изящное гусиное перо (наподобие того, каким водил бы по бумаге горный поэт Анатолий, записывай он свои нетленные труды) и соорудил на кипе листов свое первое творение – пьесу «Торговец змеями».

Когда Габриэль поставил последнюю точку, на дворе стояла глубокая ночь, но поздний час не смутил потомка горного поэта Анатолия – и он помчался в горы.

Поскольку Габриэль был окрылен вдохновением, он забрался довольно высоко – на утес, бросившись с которого, можно было рухнуть в море. С этого утеса было хорошо видно, как устроен Коралобос. Город представлял собой три полоски. Первую полоску занимал богатый квартал, примостившийся у подножия гор. Отсюда родом были сам Габриэль, Принц, Арабелла, да и вообще все, с кем знался Габриэль. Богатый квартал спал сном праведника.

Вторую полоску занимало чистилище. Здесь были кое-какие поля и пустыри, где проводились ярмарки крупного рогатого скота, разъезды лошадей, устраивались сезонные оргии и заключались сомнительные сделки. В этот час тут было пусто и тихо.

Третью полоску занимали верфи. Здесь жили и трудились бедняки. Помимо морского промысла, здесь располагались мастерские самого разного толка, управляющие которых жили в пригорном квартале. Тут горели огни и слышались голоса. Для местного люда наступление ночи не обозначало конца трудового дня. Многие мастерские не закрывались до самого утра. Не закрывался до самого утра и местный кабак. А посиди Габриэль на утесе подольше, почти до самого утра он бы слышал заунывную песню церковного сторожа.

Но потомок горного поэта довольно быстро насладился этим впечатляющим видом, продрог и стал карабкаться вниз.

Эпизод 3. Школа искусств

В Коралобосе была школа искусств. Туда первым делом и направился Габриэль с утра. Он пробежался по разным классам, поглядел на вальяжных художников, старательных скульпторов, общительного преподавателя литературы и простаивающие без дела лиры и добрался до актерского класса.

Ванда и Кристина сидели на полу и сплетничали, а Бастиан стоял посреди зала и собирался с духом.

Потомок горного поэта с облегчением подумал о том, что мучительное прослушивание проводить не придется и отказывать плачущим дарованиям в ролях тоже не придется.

Красавице Ванде Габриэль без колебаний отдал главную женскую роль. Кристина сказала, что это нечестно, но Габриэль ее утешил, объяснив, что роль служанки Серции не менее важна для сюжета (тут потомок горного поэта несколько слукавил).

Бастиан Габриэлю особенно понравился – он расположил драматурга своим честным видом и трагичной статью. Габриэль даже пожалел, что не написал для его героя ни одного монолога.

Эпизод 4

Габриэль был сыном священника. Приход его отца посещали люди благородного происхождения, обладавшие высоким достатком и прекрасными манерами. Выбираясь на воскресную службу, достойные прихожане надевали свои лучшие одежды. Габриэль обожал этот день. Ему нравилось, что приходя к его отцу, люди наряжались, как на бал, но вели себя при этом исключительно сдержанно и чинно. Ему нравилось наблюдать за поведением прихожан во время службы. Мужчины хмурили брови и сосредоточенно смотрели на потолок, женщины взволнованно вздыхали и теребили платочки или ароматизированные четки. Все это они проделывали с видом безграничного смирения и покорности.

Еще потомку горного поэта нравилось участие, которое прилежные прихожане принимали в его особе. Участие это было тем сильнее, что его несчастная мать умерла и в целом мире у бедного мальчика не осталось ни души, кроме отца, который каждую минуту своей жизни был занят тем, что отмаливал грехи своих щедрых прихожан и любовно выписывал им индульгенции.

Со дня трагичной кончины его бедной матери прошло уже лет двадцать, но сердобольные дочери города продолжали лить слезы, обращаясь к нему, называть его бедным сироткой и подносить скромные подарки вроде пряников, орехов, марципана, изящных безделушек и расшитых вручную платков.

Когда в церкви проходила служба, Габриэлю нравилось забраться под самый свод и следить за порядком. Изредка порядок нарушался каким-нибудь шаловливым юнцом, которого за это тут же отчитывали. Габриэль любил наблюдать за этими сценами, набивая себе рот орехами.

В раннем детстве во время одной из таких служб Габриэль и обратил внимание на Принца и Арабеллу. Ему и раньше приходилось видеть семейство ювелира Барольда, но в этот день Сара, жена почтенного ювелира, произвела на него особенно сильное впечатление своими слезами и подарками. Сара была крайне сдержанной и даже холодной женщиной, но ей свойственно было порой впадать в приступы истого нервного возбуждения. Ее длинные сухие пальцы яростно стискивали четки из вишневого дерева, худое тело отчаянно раскачивалось, глаза были зажмурены, а губы шептали страстные молитвы. Барольд, в противоположность своей жене, сидел неподвижно и угрюмо смотрел прямо перед собой.

Дети этой всеми уважаемой пары, сидевшие по бокам от родителей, были похожи на двух маленьких ангелов. Рыжеволосая Арабелла, смиренно сложив руки на коленях, спокойно и радостно слушала песнопения, а Принц, откинув голову на обитую бархатом спинку скамейки, не тревожимый ни трясущейся рядом с ним женщиной, ни монотонным голосом святого отца, безмятежно спал.

Габриэля это несколько задело. Он привык, что ребенок, неподобающим образом ведущий себя в церкви, должен быть наказан, и как можно скорей. Габриэль размышлял, какую бы злобную гувернантку ему натравить на непослушного мальчика, как тут Принц открыл глаза, встал, прошел по ковру, лежащему между скамейками, и вышел из церкви. Никто из его родителей не повел ни бровью, ни глазом. Тогда Габриэль тоже вышел на улицу. Принц сидел у входа и считал ворон. Габриэль поинтересовался у него, что это он вздумал спать во время службы. Принц ответил:

– Мой отец говорит, что усердие надо проявлять в жизни. – Габриэль хмыкнул. Он немного растерялся. Тут Принц показал на оттопыривающиеся карманы Габриэля. – Ладно, доставай свои пряники.

И Принц принялся жадно поглощать дары, которые Габриэлю преподнесла его мать. Своих деток Сара мало чем баловала, кроме полнейшего безразличия.

Эпизод 5

Когда Габриэль стал постарше, у него появилось новое любимое занятие. Он забирался за будку для исповедей и слушал басни, которыми прихожане кормили его отца. Потомок горного поэта Анатолия был в восторге от этих историй. Он хотел стать священником, когда вырастет. Надо сказать, что Габриэль был высокого мнения о тех людях, которые ходили к его отцу, и ни на секунду не предполагал, что их россказни – правда. Однажды он позвал Принца послушать их истории вместе с собой.

– Это сущий кошмар, – сказал Принц после того, как они выслушали три исповеди. – Твой отец приносит огромную жертву, слушая все эти мерзости, но ты-то, братишка, зачем это делаешь?

– Но это же все… – Габриэль хотел было разубедить друга, но лицо у Принца было до того бледным, а глаза до того темными, что он осекся. После этого Габриэль перестал подслушивать исповеди, и видеть верных прихожан ему стало тяжело. Глядя на руки, которые гладили его волосы, глаза, которые сочувственно смотрели на него, на губы, нежно прикасавшиеся к нему, он не мог не думать про удары, которые наносили эти руки, зависть, что таилась в этих глазах, и ложь, с этих губ срывавшуюся. Его мир не то чтобы перевернулся, но встряхнулся. Он стал меньше времени проводить в церкви и больше гулять с Принцем.

Но идея непрестанного сочинения историй во имя Бога, и ради собственного прощения, и просто ради украшения этого мира не покидала Габриэля. К нему истории приходили постоянно. Он боялся и любил их.

Он хотел угодить и своим выдумкам, и Богу. Он жаждал славы.

Эпизод 6

Место для театральной постановки не замедлило найтись. Когда Габриэль привел своих актеров к руинам будущего театра, они не смогли не согласиться, что это место как нельзя лучше подходит для спектакля потомка знаменитого горного поэта Анатолия. Сцена здесь сохранилась со времен древних греков. Каменные ряды зрительских сидений располагались на возвышающемся горном склоне.

Это место виделось Габриэлю идеальными декорациями для воплощения его фантазий. Чем слушать предложения Принца о приведении театра в порядок, Габриэлю гораздо больше нравилось стоять в одиночестве посреди сцены и декламировать собственные пассажи, неизменно сменявшиеся бурными аплодисментами в его сознании.

Артисты должны были стоять ниже зрителей, а не возвышаться над ними так, как это делал Анатолий, но Габриэлю нравилось представлять, стоя на сцене, что его предок будет смотреть на него с высоты склонов.

– Дамы и господа, только сегодня! И только для вас. «Торговец змеями». Моя дорогая, я здесь. У ног твоих моя душа. Решайся! – У Габриэля была толстая стопка листов, исписанных диалогами героев его пьесы. Репетируя в одиночестве, он часто импровизировал и обогащал свой и без того длинный и несколько сбивчивый сценарий. – Решайся! Когда с моим я встречусь Господином? Когда заберут меня ангелы неба? Когда?..

Габриэль замолчал и стал наблюдать за Принцем и Арабеллой, шедшим по амфитеатру. По их голосам – притворно насмешливому у Принца и нежно-печальному у Арабеллы – Габриэль понял, что речь идет о предстоящей женитьбе Принца.

– Да, Белла, я сражаюсь. Но это ведь естественно. Если бы тебя пытались утопить, ты бы стала сражаться?

– Принц, никто тебя не пытается утопить.

Принц распахнул объятия и заключил в них Габриэля.

– Мой дорогой Габриэль. Вижу, дела у тебя идут отлично. И погода чудесная.

Принц поднял взгляд к лазоревому небу, и Габриэль отметил, что оно и вправду было исключительным.

– Хочешь, я приведу Ральфа с верфей? Он поможет тебе со сценой, и с декорациями, и с подсобным помещением.

– Честно говоря, Принц, я буду больше рад, если ты приведешь ко мне человека, у которого есть змеи.

– Змеи? – Принц засмеялся. – Змеи-то тебе зачем? Тебя уже утомила неминуемо грядущая слава?

Габриэля злила привычка Принца смеяться надо всем, чего он не понимал, и Габриэль решил сменить тему.

– О чем вы говорили на пути вниз? Я слышал, ты на что-то жаловалась, Арабелла.

– Она же постоянно жалуется.

Принц привлек к себе Арабеллу и поцеловал ее, но это Арабеллу не смягчило.

– Габриэль, поговори хоть ты с Принцем. Приближается день его свадьбы, и он делает все, чтобы ее расстроить. Родители невесты уже начали сомневаться.

– К сожалению, нет. – Принц поджал губы.

Габриэль хотел утешить Арабеллу и совершенно не мог подобрать слов. Единственное, что он знал твердо, – это то, что все капризы Принца не стоят и одной складки на ее челе.

– Арабелла, не волнуйся. Принц боится утратить свою необузданную свободу. Чем ближе свадьба, тем больше он паникует. Фронт пройдет, и небо опять разъяснится.

– Эй, Принц!

Наверху амфитеатра появилась тощая фигура Конрада – дрянного приятеля Принца. Несмотря на богатую одежду и туго набитый кошелек, Конрад всегда был похож на побитую собаку. Габриэль его терпеть не мог. Принц был рад Конраду, как лучу света, потому что его появление прерывало разговор о свадьбе.

– Что тебе, Конрад?

– Ты нужен на верфях! – гаркнул Конрад.

– Слава Богу, что не у портного, – прошептал Принц и резво побежал вверх по ступенькам. – Габриэль, я поговорю с Ральфом. А если увижу какую-нибудь змею, тоже зевать не буду!

Эпизод 7. Про огромного крокодила

Когда Принц и Арабелла были помладше, Принц любил стращать сестренку историями про ужасы, происходящие на верфях. Он смеялся до слез, видя, как Арабелла пугается, и только заметив, что она уже дрожит от страха под одеялом, прекращал рассказывать небылицы и говорил Арабелле, что он все это придумал.

Однажды Принц выдумал огромного крокодила, который вылез из воды и лег поперек улицы так, что своим хвостом он упирался в стену дома на одной стороне улицы, а зубами щелкал у дверей дома на другой. Всех маленьких оборванцев, пробегавших мимо, он ловил и проглатывал.

Эпизод 8

Барольд, отец Принца и Арабеллы, был человеком практичным. Он не боялся марать руки в грязи и иметь дело с бедными и полными праведного негодования рабочими на верфях, которые его ненавидели. На Барольда работали плотники, столяры, ювелиры, гончары и кузнецы как на верфях, так и в прекрасно оборудованных мастерских в богатой части города.

Так же практично Барольд относился к воспитанию своих детей. Он никогда не запрещал им ничего, кроме того, что делать было никак нельзя, и никогда не велел им делать ничего, кроме того, чего никак нельзя было не делать. С удовлетворением Барольд видел, что сможет со временем передать все свои дела Принцу. Предприимчивый, деятельный, беспринципный, Принц унаследовал все необходимые качества для дельца. Но не женить его на дочке торговца крупным скотом было никак нельзя, и в этом отношении Барольд был непреклонен. Его доводило до белого каления упрямство Принца.

Барольд не мог позволить Принцу ослушаться его, а Принц унаследовал от отца неподатливость – отступить для него означало конец. Но он знал, что не подчиниться не сможет – и чах день ото дня.

Эпизод 9

– Ты влила в меня смертоносный яд предательства, и звезды больше не светят для меня. Змеиный яд мне слаще твоего вероломства. Долорес, где твое милосердие?

Принц, постепенно впадая в лихорадочное безумие, носился по верфям, пытаясь найти дело для каждого, кто встречался на его пути.

Арабелла больше из чувства преданности брату, чем по какой-либо другой причине, посещала репетиции Габриэля, терпеливо слушала его сумасбродные монологи и старалась его приободрить, но сама большой радости в театральных делах не находила.

– Габриэль, отчего все у тебя выходит так мрачно? Ты все толкуешь про предательства, змей и яды.

– А тебе, Арабелла, нравятся змеи?

– Нет, мне не нравятся змеи.

– Ты боишься змей?

– Нет.

– А я очень боюсь змей.

– Ты поэтому написал про них пьесу?

– Но мне нужно, чтобы на сцене была настоящая змея.

Эпизод 10

Габриэль думал, что Принц ходит в бары бедной части города, потому что жены бедняков более некрасивы, чем его невеста. В этом Габриэль был неправ.

Мало света падало из окон на заскорузлые руки рабочих и моряков, но все они обращали внимание на Принца, который занимал стол посреди заведения вместе со своими спутниками. Они были одеты так, как пристало одеваться тем, для кого портовый кабак – место неподобающее.

Марс и Конрад были худшими образцами потомства лучших горожан Коралобоса. Так полагал Принц. Он презирал их от всей души и видел насквозь их мелочные, пустые и мерзкие души.

Принц любил окружать себя чернью. Ему нравилось ощущать, как благородна кровь, быстро текущая по его жилам, как звучно колотится сердце у него в груди, как высоко вздымается лоб над его честными глазами. Он мнил себя господином, бросающим своим псам объедки и кости. Он мало думал о том, как псы пережевывают грязными зубами подол его белоснежного одеяния и тянут, тянут, тянут вниз и белое тряпье, и господское тело, и его хрустальную душу.

Принцу нравилось разглядывать в темноте лицо Марса. У него был слишком маленький подбородок, и оттого безвольным выглядел рот, но тем ярче горели во мраке угли его восхитительных глаз. Когда Марс пил, его щеки непростительно быстро становились пунцовыми, но совершенно очаровательным был его небольшой нос. Уши Марса всегда казались Принцу неприлично огромными, но они скрывались под богатством черноты его волос.

Марс напоминал Принцу одну из тех больших кукол, которых без конца дарили Арабелле, когда она была помладше. Сейчас он бы затруднился сказать, самому ли ему пришла в голову эта мысль или кто-то ему ее нашептал, но именно при приглушенном свете Принцу нравилось представлять, что Марс – его незаконно рожденный брат.

С полным ощущением собственного превосходства и даже некоторой примесью нежности он рассматривал несовершенные черты мальчика.

Смотреть на Конрада ему было неприятно. Его вид вызывал у Принца гадливость и какое-то нездоровое раздражение. В разговоре с Конрадом Принц обычно старался избегать смотреть на его рот, но оторвать от него взгляда он тоже не мог.