Книга Шум - читать онлайн бесплатно, автор Ася. Cтраница 5
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Шум
Шум
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Шум

И вот я опять отклонилась от основной темы. Те 2 недели я помню очень хорошо. Это лучшие воспоминания о маме. Но я прекрасно понимала, что после такого длительного спокойствия может случиться что-то плохое, ибо за всё нужно платить, во всём баланс, не бывает все только хорошо, это противоестественно для мира. И я была права. Очень скоро последовала и расплата за 2 недели спокойствия. Но я была морально готова к негативным моментам. Однако, я и не представляла к каким…

Каникулы закончились. И снова каждый день мы ходили в школу. Мама зимой работала в каком-то пансионате, и сутра ездила в Маленький городок, работы в деревне нет. Поэтому многие наши односельчане начинали утро в автобусах. Соответственно поспать подольше нельзя было ну никак. Следующий автобус в город через 2 часа. Но были и другие варианты – попутки. Этот вид передвижений крайне рискованный. Попутчик может оказаться каким-нибудь маньяком или убийцей. Хотя я и понимаю, что вероятность встретить такого водителя крайне мала, всё же эта ситуация может случиться.

Вот и мама однажды проспала и решила поехать на попутках. Домой она приехала счастливая. Спрашивала только про моего одноклассника – двоечника. Говорила, что познакомилась с его папой, добираясь до работы. Тогда я не придала особого значения этому. Мало ли, ну познакомилась, ну что такого. Забеспокоилась я уже когда он приехал к нам в гости на следующий день, а ещё через 2 дня он приехал с вещами и этим сыном к нам в дом. Спустя 4 дня после знакомства она начала с ним встречаться и жить сразу. Новость о том, что мальчик хулиган, двоечник, позор всего класса будет жить со мной в одном доме меня не особо радовала, но мама сказала «У вас нет выбора, это мой мужчина и вы будите принимать и его и сына, хотите вы или нет». После этой фразы я поняла, что бороться нет смысла, хотя внутри меня разрывало от ненависти к ней. Ведь ей всё равно на наше мнение. Мой внезапный отчим вроде бы не сделал ничего плохого, не говорил (по началу) мне гадости, не обижал. Но он всячески проявлял своё высокомерие. Смотрел на нас с сестрой как на мусор, разговаривал с ухмылкой, по дому ходил как король. Из чужих и незнакомых людей невозможно построить семью за 2 – 3 недели. А маме хотелось, чтобы мы называли его папой, общались с экс братом как с родным. Это бред, нам совсем этого не хотелось. Но, и в этой ситуации была балансирующая сторона. Мама вдруг стала идеальной хозяйкой. Нам после школы разрешали садиться за уроки, а не идти и выполнять работу по дому. Теперь же маме хотелось показать какая она хорошая хозяйка. Она сама готовила нам есть, причем всё мясо всегда доставалось только отчиму и его сыну. Это же мужчины. А нам стало обидно. Нас просто поставили на второй план. Но мы не сильно обижались. Просто гадкое чувство и всё. Мама сама начала убираться в доме, за животными следить. Я помню, как она выглядела в эти моменты. Она была жутко уставшей, а я мысленно говорила себе: «Теперь ты понимаешь, как нам тяжело одним справляться с таким огромным домом, и со всеми обязанностями, что ты приказывала делать». Но конечно же маму на долго не хватило. И потихонечку все эти обязанности снова легли на нас с сестрой. И сейчас может показаться, что я пытаюсь показать какая я бедная и несчастная, да так и было. Я была несчастной и вечно уставшей. Но это моё детство, и я хочу хотя бы в этой книге излить свою душу, и как я ненавидела эту жизнь. Я всем сердцем ненавидела каждый день. Потому что, когда в 10 часов, после домашних дел, а они удивительным образом всегда находились и записывались в список дел, я садилась за уроки, у меня начиналась истерика. Потому что сил уже не было. И я хотела учиться, только всё время уходило на бессмысленное вылизывание дома до идеального блеска. Ведь только в таких условиях мама могла жить. А что же дела по дому мама? Она стирала на машинке, развешивала, дописывала дела в эти ненавистные списки и говорила, что мы не качественно делаем дела. Руслан же – наш вроде как брат, тем временем сидел у себя в комнате и играл в телефон, а отчим был на работе. И когда они к нам переехали, то работы стало только больше. Я ненавижу этот период в жизни. Я ненавижу этого отчима. Может я слишком близко всё принимала к сердцу, переходный возраст же все-таки. Но пишу только то, что я запомнила. С теми эмоциями, которые на мне отпечатались.

Наверное, кто-то подумает: «Другие дети в детских домах живут и не жалуются» или «У детей родители алкоголики, им похуже живётся, чем этой девочке». Да, я это и сама понимаю, но я не знаю их эмоций, их боли, не знаю, что они чувствуют, о чём думают. Не знаю, как реагируют на препятствия, которыми окружены такие дети. Возможно, их нервная система работает как-то иначе, или они не так сильно переживают. Или моральное насилие уничтожает сильнее, нежели физическое. Я не знаю каково таким детям, наверное, несладко. Но и мне тоже. Да, у меня мама не пьёт, отчим не насилует, руки и ноги есть. И уже за это стоит ценить жизнь. И я училась ценить. И, в конечном итоге, научилась. Достаточно просто представить, что я инвалид, у которого нет рук. Тогда проблемы с мамой не казались такими ужасными, всё-таки я с руками. Пока думаешь о таком, забывается всё на свете. И эти мысли, о целостности организма, помогали мне пережить трудные минуты. Ещё меня спасали мысли о балансе. Я всегда рассуждала, если первая половина жизни прошла в аду, то вторая обязательно пройдёт в раю. Я очень часто склонялась именно к балансу в мире. Это давало мне надежду на светлое и спокойное будущее.

Наступило очередное лето. Мама как всегда звала меня на работу. В одном диалоге с ней я сказа, что не хочу работать с ней этим летом, потому что не хочу с ней ссориться. А это было бы неизбежно, и мы обе это понимали. Ей конечно это не понравилось. И она сказала: «Мне всё равно хочешь ты или нет, как скажу, так и будешь делать». В 14 лет я уже находила в себе силы иногда говорить ей нет. Это конечно же заканчивалось ужасно. Мы очень сильно поругались. Только уже не только она мне говорила обидные слова, но и я ей. Я научилась отвечать на грубость грубостью. А когда она не смогла меня задушить психологически, словесно, просто набросилась на меня бить по лицу, по спине, по всему, до чего дотянется. Я тогда уже могла физически сопротивляться, но мне было жаль её. Мне было жалко её бить. Все это происходило в 5 утра. К

6 часа закончилось. Она уехала на работу. А я лежала на кровати в истерике от бессилия и безысходности. Соня тогда ночевала у мамы на работе, отчим на работе. Я осталась одна. Прорыдав около часа, я решила, что не могу больше терпеть весь этот ад. У меня не было сил и дальше терпеть. И снова не хотелось жить. До 13 лет я уже 2 раза пыталась покончить с собой и пила таблетки по 7-8 штук. Но так как раньше я не особо разбиралась в фармакологии, то они просто не срабатывали. Я вообще никак не ощущала их действия. Но в этот раз всё было по-другому. Я нашла в аптечке таблетки от сердца, какие-то сильные успокаивающие, которые мама пила только в экстренных случаях и лимонную настойку отчима. Сложила на тарелочке 2 горсточки разных таблеток, как сейчас, помню, одна кучка зелёных маленьких, а другие белые большие. Перелила в стаканчик немного настойки. Ещё раз вспомнила, какая я несчастная, как устала. С сонным, но жутко зарёванным и красным от маминых ладошек, лицом, я смотрела на себя в зеркало. Ещё сильнее заплакала от такого вида. В сердце было столько жалости к самой себе, столько бессилия, что я просто засыпала в рот эти жутко горькие таблетки. А про себя подумала, надеюсь в этот раз точно сработает. И оно сработало. После этого я пошла смотреть телевизор, ибо это занятие меня всегда успокаивало. По телеканалу ТНТ крутили «Букиных». Я лежу на полу, справа окно, спереди телевизор. Чувствую, что-то происходит с организмом. Одновременно пронеслось сразу 2 мысли. «Оно сработало», и «Я же сейчас умру». Мне одновременно стало и радостно, и жутко страшно. Инстинкт самосохранения сделал своё дело. Я поворачиваю голову к окну, а картинка расплывается. У меня началась паника. Я подскочила с пола начала пить много воды, дабы прочистить желудок. Но вызвать рвоту упорно не получалось. Выходил только салат, съеденный мною за долго до таблеток. И тут я поняла, что очень страшно умирать, жить мне было не очень приятно, но умирать страшнее. Это инстинкт. Я прямо в домашней майке и шлёпках, в которых работала в огороде и каких-то, заляпанных краской, шортах побежала к бабушке. Благо, она жила в 5 домах от нас. И я никогда не забуду этот пятиминутный путь. Седьмой час утра. Конец мая. Я иду по пустой дороге, качаясь. Встаёт солнце и чистое небо. Облака были в том месте, где кончалось видимая прямая дорога. Эти облака очень напомнили мне ступеньки к Богу. И тогда я подумала, «вот он шанс облегчить жизнь, покончив с ней, зачем же ты тогда идёшь за помощью? Ты же так хотела этого», но мне было так страшно. Подойдя к бабушкиной калитке, которая на ночь обычно запиралась, я стала кричать её прямо с улицы. Она открыла, но во взгляде чувствовалось удивление.

–Что случилось?

–Бабушка, я таблеток наглоталась.

–Что?

Я таблеток наглоталась, мы с мамой опять поругались.

–Что же делать?

–Давай в скорую звонить, пожалуйста!

–Ты что??? Тебя же на учёт в психушку поставят, мать затаскают по милиции, больницам.

–Я звоню в скорую. Пожалуйста, скажи мне номер.

К этому моменту проснулась уже моя прабабушка. Я позвонила в скорую, рассказала, что наглоталась таблеток. В ответ от дежурной в телефоне услышала, какая я дура, что им с такими ненормальными приходится возиться из-за нашей тупости. Но мне было всё равно что она говорит. Мне нужен был только врач, ведь мне становилось хуже и начали неметь кончики пальцев на ногах и кончик языка. От этого становилось ещё страшнее. Ведь я не знала, какой именно эффект будет от той горы таблеток. Но было уже поздно. И даже когда меня увозили на скорой, после предварительной прочистки желудка зонтом, мне было так радостно, что люди поймут, на сколько мне плохо. Бабушка уже потом мне рассказала, что перед тем как потерять сознание, я попросила забрать сестру от мамы и сказать, чтобы не делала таких поступков как я. Видимо, я подумала, что умираю. Потому что не помню этого момента. Очнулась я уже в больнице, с капельницей в левой руке, что очень странно, ведь на правой – вены намного лучше. Эта первая мысль, пришедшая ко мне в голову. Затем я начала понимать, что я жива и лежу в больнице. Вокруг меня находилось ещё несколько девочек, они лежали с какими – то другими проблемами. У кого-то грипп, у кого-то почки больные. А я суицидница. На меня смотрели как на психа. Я была рада, что хоть как-то могла повлиять на маму. Думала она приедет, сядет на кровать и просто поплачет. Но я сильно ошибалась. Она конечно приехала на следующее утро. Посмотрела на меня через небольшое окно и произнесла: «Не сдохла, ну хорошо. Соня, поехали домой». Дверь была закрыта и она, видимо, не знала о хорошей слышимости из коридора. Но я всё слышала. Она даже не зашла ко мне. Она просто развернулась и уехала. Но не на долго. На третье утро мне уже разрешали ходить по палате, я сама ходила кушать, приходила доктор и пыталась выяснить, какие именно я таблетки пила. Это нужно было для того, чтобы исключить возможные последствия после выписки через неделю или две. Но я упорно не могла вспомнить. А спустя несколько часов, ко мне снова приехала мама, только уже с женщиной в милицейской форме. Мама не сказала мне ни слова. Даже привет не сказала. Женщина в форме задавала ей вопросы. А потом мне. И мне очень жаль, что красное пятно на моей щеке уже прошло. Лучше бы оно превратилось в синяк. Но его не было. А значит и мама ни в чём не виновата. Скорее всего, мама просто дала взятку той женщине, ведь меня даже никто не спросил, почему я решила покончить с собой. Всем было настолько плевать.

Однако, у меня есть один ангел-хранитель. Ко мне приехала моя крёстная. Она очень долго плакала, сидя на моей кровати, и мне было так приятно. Меня кто-то любит. Она привезла мне чистую одежду, печеньки, воду. Почему этого не сделала моя родная мать? Но я была благодарна Господу за мою жизнь, хотя и понимала, что, приехав домой снова начнётся ад. После этого случая во мне умерло что-то. Я не смогу это выразить словами, но как будто моё сердце покрылось твёрдой кожей. Оно больше не могло ничего чувствовать, в том числе и боль…

15

После этого случая я умоляла маму разрешить мне переехать к бабушке. Но она только говорила: «Пока вам нет 18, вы моя собственность и вы будите делать так, как я захочу, и у бабушки ты жить не будешь. Я всё сказала.» И я продолжала жить в аду с мамой. Но мечтала, как перееду жить к кому-нибудь. Или к бабушке или к крёстной. Мы с сестрой очень часто мечтали убежать из дома. Особенно такие планы мы строили после очередного наказания в виде генеральной внеплановой уборки во всём доме. Как правило мы заканчивали часов в 12 ночи, иногда позже. Мама к тому времени уже спала. И мы шёпотом размышляли о том, к кому пойдём, что с собой возьмём, но рано или поздно понимали, что это только мечты и она всё равно нас заберёт от родственников. В школу за нами придёт. Там устроит скандал, наорёт при всех, опозорит. Побег из дома не решил бы наших проблем. А вот её смерть раз и навсегда освободила бы от всего этого ада. Но вслух об этом мы говорили крайне редко. Это было страшно. Как и страшны мысли о детском доме. Мать нам всегда рассказывала, как нам хорошо, что мы живём не в детском доме. Помню ещё в 9 лет я просила отдать меня в детский дом, а она смеялась и говорила: «там тебя будут трахать все, кому захочется, будут бить». И с 10 лет при каждом скандале угрожала детским домом. И мне было реально страшно. Я не понимаю, почему она была такой грубой. От куда столько ненависти к нам? Однажды мы с бабушкой завели разговор о мамином папе – моём дедушке. Из этого диалога мне стало известно о психических болезнях дедушки, о внезапных вспышках агрессии. Бабушка убегала от него в огород, когда тот бегал за ней с топором. Она не сильно то хотела мне рассказывать дальше, но по её лицу было понятно, что были и другие случаи. Тогда мне стало немножечко понятнее, от куда в маме столько негативных эмоций. Возможно, она больна? Эта мысль меня радовала. Это хоть как-то объясняла её не адекватное поведение. Но понимание ситуации – ещё не решение проблемы. И я это прекрасно понимала, поэтому продолжала терпеть.

С появлением в нашей жизни отчима стало немножечко спокойнее. Она большую часть времени находилась с ним. Нам всё реже приходилось с ней разговаривать, смотреть на её недовольную физиономию, которая нереально раздражала, не приходилось слушать слова с этой отвратительной интонацией, с которой она говорила, когда была недовольна чем-то, после которой хотелось уйти подальше от неё. Её стало меньше в нашей жизни. И это радовало, позволяло дышать спокойнее и плакать пореже.

Отчим любил выезжать на природу, жарить мясо, отдыхать. Я любила эту его черту. Мама же наоборот не видела в этом смысл. Но первое время соглашалась на всяческие поездки. В этот период у нас сделано очень много фотографий. Вообще, с появлением машины в семье жить стало проще. Мы периодически ездили в крупные магазины за продуктами. Там набирали по 2 тележки самой дешёвой еды, и мама была счастлива. Полный холодильник еды (пускай и низкокачественной), означал благополучие в семье. Это у неё осталось и до сих пор. А поняла я это совсем недавно. Она не умеет выражать чувства, потому что её не научила её мама. И поэтому она стремиться накупить как можно больше еды. А когда домочадцы поедают эту еду, то она чувствует удовлетворение. В общем, еды в холодильнике теперь у нас всегда было огромное количество. Мне это нравилось, ведь я могла готовить практически любое блюдо. Но вот только по-тихому от мамы. Ведь, если я приготовлю что-то, а ей не понравится, то она наорёт, скажет: «Ты опять переводишь продукты». Обидится, не станет есть вообще ничего (чтобы я чувствовала вину), и будет весь оставшийся день злая. Поэтому я готовила всякие новые блюда, когда она была на работе и кормила этим отчима и сестру. Всем очень нравилось и мне тоже. И бабушке и крёстной и всем нравилось, как я готовлю, конечно кроме мамы. Если она вдруг почувствует в супе новую специю, то наорёт и не ест его. А мне конечно же было стыдно. Ведь теперь мама останется голодная. Но это всё мелочи. Со временем я просто готовила ей отдельно, ибо не хочется есть набор из 10 блюд всю жизнь. И душа требовала творчества, которое я прекрасно умела применять в кулинарии.

Отчим регулярно выпивал. Как-то раз, когда мама была на работе он снова напился. Я, Соня, Руслан и я сидели за столом. Дети ужинали, а он выпивал и закусывал. Сначала всё было нормально, но через час таких посиделок он хорошенько напился. До этого я никогда не видела его в таком состоянии. Это был первый раз, когда он при нас сильно напился. Потом завязался спор между отчимом и Русланом. Трудно было понять, они шутят или реально ссорятся. Но по итогу, отчим стал бить своего сына полотенцем, гоняя его по всему дому. Это было так глупо. 40 летний двухметровый мужик бегает по дому с полотенце за подростком. Вроде как в шутку, но бил сильно, по-настоящему. Тогда мне стало страшно, ведь я понимала – он себя уже почти не контролирует. Потом мы снова сели за стол, где он продолжил пить. Уйти к себе в комнату было неудобно. Не помню почему. Просто неудобно. Мы просто сидели и беседовали. Темы начинались с нейтральных. Потом разговор о его службе в армии, а потом он перешёл на пошлости. Я не могу вспомнить дословно, что именно он говорил, но я чётко помню эмоции и мысли, которые у меня возникли в тот момент. Я подумала: «Он же себя не контролирует. Нам ещё рано знать о таком. Мне неинтересно знать о половых органах его сына. Он перепил. Нужно уходить в комнату и закрываться». Вскоре мы ушли к себе, а он пошёл спать. С того момента я начала смотреть за Соней и не оставляла их наедине с отчимом. Я очень боялась за Соню. Ведь она была ещё очень слабая и точно бы не защитилась. В общем это был первый звоночек для моей тревоги за сестру. Я понимала, что если случится изнасилование с его стороны, то мама 100 процентов не поверит нам. Так что ждать защиты со стороны мамы было бессмысленно. Поэтому единственным вариантом обезопасить себя и сестру, это не провоцировать его похоть и не находиться с ним пьяным. Что мы и делали с сестрой. Но я не всегда могла следить за сестрой. Однажды вечером, когда мама была на работе, а я у репетитора, моя сестра осталась с ним наедине. Я пришла домой, но сестры в комнате не было. Тогда я начала искать её, звуки доносились из комнаты мамы и отчима. Я постучалась, отчим сказал «входи», на кровати лежала сестра грудью вниз, рядом сидел отчим и делал ей массаж. Я впала в ступор от увиденного. Я рассказала об этом маме, но она не увидела в этом ничего страшного. «Не придумывай хуйни, какая разница, кто кому делает массаж, прекрати рушить нашу семью». Я не говорила с сестрой об этом случае никогда, но до сих пор страшно даже представить, о чём мог думать в тот момент отчим, пока гладил тело подростка. Я не хочу и представлять, что ещё там могло твориться. Мне было неловко спрашивать сестру об этом в детстве, а теперь и вовсе страшно.

С появлением в нашем доме двоечника, на меня легла дополнительная обязанность – подтянуть его учёбу. И так как он был моим одноклассником, то мне было даже приятно, что мои труды оценит хоть кто-нибудь. Преподаватели хвалили меня за его оценки. И я с энтузиазмом взялась за его учёбу. Тогда я поняла, что у меня прекрасно получается преподавать и объяснять. А главное – я убедилась в математическом складе своего ума. В процессе занятий математикой, я сама стала лучше её понимать. А Руслан – мой вроде как брат, с 2 поднялся на 4 всего за 4 месяца. И это было моим достижением. Все учителя сочувствовали мне, вроде как мне тяжело и свою учёбу тянуть и Руслану помогать, но они не знали, что после маминых списков домашних дел, сидеть и объяснять математику – это счастье. Но Руслан прожил у нас недолго. Наша мама его вытравила из дома. Он ей не нравился, и она быстренько создала для него невыносимые условия, от которых он сбежал от родного папы к бабушке. Мне тоже было от этого хорошо. Ведь теперь в школе меня не будут унижать одноклассники. Теперь двоечник и хулиган больше не мой брат, не живёт со мной в соседних комнатах. Он снова скатился в учёбе. А в школе у меня восстановились прежние отношения с одноклассниками.

Спустя несколько месяцев, отчим снова сильно напился. Тогда мы с сестрой сидели у себя в комнате, и только слышали всё, что происходило на кухне. Мама называла отчима алкоголиком, а он её материл и говорил про неё всякие гадости. Мама сама не пила. Она вообще не любитель выпить. Поэтому она сидела трезвая и спорила с пьяным мужчиной. Спустя примерно пол часа ругани, она взяла его телефон и пошла с ним к выходу из дома, а он за ней. Она была уверенна, «он общается с бабами», что для мамы означало измену. Это не мои отношения. И не мне судить. Но моё мнение, общение – не измена. Он же с ними не спал, а только общался. Я знаю это на сто процентов, потому что мама всегда рассказывала о подробностях своей личной жизни. Я знала какой отчим в сексе, какой был папа, другие её любовники, хотя я и не хотела этого знать. Мне было неловко с ней это обсуждать и даже просто слушать. Я просто думала, «я же ещё ребёнок, зачем не эта информация, я не твоя подруга», но подруг у мамы не было и поэтому все её интимные секреты годами вливались в мою ещё детскую голову. Она всегда говорила, вы же у меня уже взрослые. Но это же бред. Конечно удобнее считать детей уже взрослыми, так проще. Эта их словесная перепалка закончилась дракой. Мама, видя неадекватного пьяного мужчину, который вдвое сильнее тебя, всё равно упёрто настаивала на своём и не отдавала его же телефон. В этот момент нам с сестрой стало безумно страшно, мы вышли из своей комнаты, начали кричать на них и плакать. Мама только успела крикнуть: «убирайтесь в комнату» и он повалил её на бетон. Стал забирать телефон и быть её по лицу. Соня, смотря на всё это, захлёбывалась от слёз и пыталась на них кричать, а я стала звонить дяде – полицейскому. Почему она не отдала ему телефон? Как можно быть такой упрямой, такой гордой? Он же мог легко её убить. Но она продолжала зажимать его телефон, пока он не разбил ей голову, губу и не ушёл. Мама злая и гордая позвонила дяде. Нажаловалась на сожителя и легла спать. Она не поинтересовалась у нас, какого нам? Что мы чувствуем после этого инцидента и всего увиденного? Она просто легла спать. А мы пошли в комнату, зарёванные. Ведь нам всё равно было её жаль. Ведь она наша мать. И любить мать – это состояние по умолчанию для каждого ребёнка.

На следующее утро она собрала его вещи и выставила их за ворота. Следующие 2 месяца я слышала от неё только какое он ничтожество. Теперь вся её энергия (процентов 90 – негативная) направлялась на нас с сестрой. Когда мы не делали дела, она постоянно сидела у нас в комнате, мешала делать уроки разговорами об отчиме. Это жутко надоедало. Нам не интересно часами слушать одно и тоже. Она сама была виновата в этой ссоре. И мы это понимали, хотя мы должны бы были её защищать, но мы ждали этой драки. Ведь он не находился в её подчинении, как мы. Он не обязан был терпеть её характер. Вот она и получила то, на что нарывалась. То, чего ежедневно добивалась придирками, упрёками, шантажом, унижением к нему. Даже мне – 14летней девочке было понятно, что мужчина не будет долго терпеть моральные унижения. Это же мужчина, а ни игрушка, ни собака, не твои дети. Он может безнаказанно выражать своё мнение…

У отчима не было своего дома, он жил со своей мамой в соседнем хуторе, без воды, без связи и топил печь дровами. У мамы же был большой дом и все благополучия современной жизни, так как к этому времени мы неплохо обустроили дом техникой и хорошей мебелью. Ему было у нас просто удобнее жить. Через 2 месяца мама стала звать его к нам в гости. Причём ему не нравилось, когда мы находились дома. Поэтому, когда он приезжал к маме в гости (помыться, поесть, посмотреть телевизор и утешить свои репродуктивные потребности), мама отправляла нас к бабушке на день или 2. Нам приходилось собирать свои вещи, школьную форму и учебники на 2 дня и уходить к бабушке. Нам это не нравилось, но наше мнение никого не интересовало и нам приходилось молчать, всё равно мы не могли ничего изменить. Она начала за ним бегать. Старалась угодить во всём. Раз в неделю мы приходили жить к бабушке, а потом обратно домой. Это продолжалось до тех пор, пока отчим не разрешил маме оставлять нас дома, примерно месяца через 2. Тогда я стала ненавидеть их обоих. Почему мама и сама так вытирает ноги о своих детей и позволяет это делать какому-то мужчине? Что мы сделали им плохого? За что к нам относятся как к мусору? Теперь я понимаю. Мама просто была безумно влюблена в него, кстати влюблена и по сей день. А он умело пользовался её любовью. Вот и получалось, что мы с сестрой были просто половыми тряпками в их отношениях, о которые они периодически спотыкались и отбрасывали подальше в угол – к бабушке. Мы умоляли маму позволить нам постоянно жить у бабушки, но она постоянно говорила: «Пока вам нет 18, я решаю где вам жить, а жить вы будите дома». И когда в очередной раз мы с Соней должны были уходить на 2 дня к бабушке, я отказалась. Завязалась ссора. В 14 лет я уже могла отстоять свои на словах. Психологически у меня уже хватало сил её подавлять. Сопротивляться уж точно. В ответ на оскорбления в мой адрес, я оскорбляла отчима, ведь это всё из-за него. Я назвала его матерным словом, и она вышла из себя. Когда она не смогла мне как всегда приказать и сломить на словах, довести до слёз (я поняла, что она получает удовольствие от наших слёз, и когда она на нас давит, а мы не плачем, то она злиться ещё сильнее), тогда она схватила меня за волосы и потащила на улицу. Я не могла сопротивляться, хотя пыталась со всей ненавистью к ней и со всей жалостью к себе, она была сильнее. В её руках остался клочок моих волос, а через час я увидела огромное лысое и ярко-красное пятно на голове. С того момента пятно с диаметром в 7 сантиметров я замазывала карандашом для глаз, чтобы никто не видел этой залысины. А самое больное, что я тогда испытала, это крики моей сестры. Она смотрела на всё это, плакала, умоляла маму оставить меня в покое, но всё было бессмысленно. Каждое её слово, адресованное маме, как будто разрезало мне сердце. Соня просто кричала маме «Не трогай её». Почему эта маленькая девочка смотрит на это? Что она сделала плохого? Ведь это я пыталась противоречить маме, а не она. Это же я выразила свои негативные эмоции по отношению к маме. Соня здесь вообще не виновата. Неизвестно, кому тогда было больнее. Мне – испытывать физическую боль, или Соне – моральную. Как бы я хотела вырезать это воспоминание из своей памяти! Господи! Как бы я хотела. Но оно будет жить во мне до конца дней. Мама всё равно заставила нас идти к бабушке. Мы ничего не могли изменить. Что бы мы не делали, как бы не разговаривали с ней. Она любила отчима и сделала бы всё, что он захочет. Во время этой ссоры я ей кричала: «Зачем ты меня родила? Лучше бы в детский дом нас отдала! Мы тебе нужны только для уборки! Ненавижу тебя и твоего ёбаря» Да прости меня читатель за мой мат. Но это именно то слово, которое и он, и она заслужила. Я так их ненавидела. Но маме было всё равно. Ужасный тогда был день, который мы закончили у бабушки дома. Нам просто хотелось спать дома, нам было не приятно, что нас постоянно то выгоняют, то обратно зовут. И кто? Родная мама. Чего я добилась? Ничего …