Каждый, как видите, был по-своему силен.
Для начала следовало узнать, станет Цезарь консулом или нет. К выборам в консулат были представлены три человека, имеющие серьезные шансы: Луций, Бибул и Цезарь. Цезарь выплатил свои долги, но сам вернулся практически с пустыми руками; должность консула не стоило рассчитывать получить меньше чем за два или три миллиона.
Красс ссудил ему пять миллионов перед его отъездом. Он подумал, что ему нет нужды смущаться перед ним: он их ему не вернул; значит, обращаться следовало не к нему. О! как только он будет назначен консулом, все сами придут к нему.
Красс осмотрительно выжидал. Но при этом Красс и другой влиятельный человек – Помпей – не противостояли ему. Цезарь воспользовался своим влиянием на них, чтобы искусно провернуть свое дело. После истории с гладиаторами Красс и Помпей были в ссоре. Усилиями Цезаря они помирились, если и не искренне, то надежно: за счет общих интересов. Потом Цезарь отправился к Луцию.
– У вас есть деньги, сказал он ему; у меня есть влияние. Дайте мне два миллиона, и я добьюсь вашего назначения.
– Вы уверены в этом?
– Ручаюсь.
– Пришлите забрать у меня два миллиона.
Цезарю очень хотелось послать за ними немедленно; он боялся, что Луций передумает. Но из осторожности он дождался ночи; когда стемнело, он послал забрать корзины с деньгами.
Как только деньги оказались у Цезаря, он послал за посредниками. Посредники были агентами подкупа, в чью обязанность входило договориться о цене с предводителями толпы.
– Принимайтесь за дело, – сказал он им, пнув ногой корзины, которые отозвались металлическим звоном; – я богат, и хочу быть щедрым.
Посредники ушли.
Между тем, Катон не спускал с Цезаря глаз. Он узнал, каким образом тот добыл деньги, и как именно и на каких условиях был заключен пакт. Он отправился к Бибулу и оказался там в обществе всех всех тех, кто составлял оппозицию к демагогии и ее представителю – Цезарю.
Назовем же имена главных консерваторов того времени. Это были Гортензий, Цицерон, Пизон, Понтий Аквила, Эпидий, Марцелл, Цестий Флавий, старый Консидий, Варрон, Сульпиций, из-за которого Цезарь в первый раз упустил должность консула, и, наконец, Лукулл.
Обсуждался успех, который Цезарь имел на Форуме и в базилике Фульвия.
Он явился туда в белой тоге и без туники.
– Почему ты не надел тунику? – спросил один из друзей, встретив его на улице Регия.
– Разве не следует мне, – ответил Цезарь, – показать народу мои раны?
Через четырнадцать лет раны Цезаря покажет народу Антоний.
Новость, которую принес Катон, уже была известна. Его слова: «У Цезаря есть деньги» тяжело пали на собравшихся. Их уже уведомил об этом Понтий Аквила, узнавший все от человека из своей трибы. Варрон, со своей стороны, сообщил им, что между Крассом и Помпеем достигнуто согласие. Это двойное известие потрясло собрание.
С той минуты, как Цезарь получил деньги, противиться его избранию было невозможно; но можно было помешать избранию Луция. Бибул же, тот Бибул, который был зятем Катона, при назначении на место Луция нейтрализовал бы влияние демагога.
Заметив вошедшего Катона, все окружили его.
– Что же теперь? – спрашивали его со всех сторон.
– А вот что, – сказал Катон, – предсказание Суллы начало сбываться: в этом молодом человеке с незатянутым поясом действительно сидит несколько Мариев.
– Что же делать?
– Положение тяжелое, – сказал Катон; – если мы позволим этому бывшему сообщнику Катилины прийти к власти, Республика погибла.
И затем, поскольку он сомневался, что гибель Республики явится достаточно веской причиной для некоторых из присутствующих, он добавил:
– И тогда погибнет не только Республика, ваши интересы тоже окажутся в опасности; все ваши виллы, ваши статуи, ваши картины, ваши пруды и ваши рыбы, которых вы так старательно откармливаете, ваши деньги, ваши сокровища, вся эта ваша роскошь, с которой придется проститься, – все это обещано в награду тем, кто проголосует за него.
Тогда некий Фавоний, друг Катона, предложил выдвинуть против него обвинение в подкупе избирателей. На их стороне было три закона: закон Авфидия, согласно которому покупатель голосов должен был выплачивать каждый год по три тысячи сестерциев каждой трибе; закон Цицерона, который к этим трем тысячам штрафа, помноженным на число всех триб Рима, добавлял десять лет ссылки; наконец, закон Кальпурния, который привлекал к наказанию тех, кто позволил себя подкупить.
Но Катон выступил против этого предложения.
– Обвинять своего соперника, – сказал он, – это значит признать свое поражение.
Вопрос что делать? снова повис над ассамблеей.
– Именем Юпитера! – воскликнул вдруг Цицерон, – нужно сделать то же, что и он! Если это средство хорошо для него, значит, и мы можем использовать его для наших целей!
– А что скажет Катон? – раздались одновременно три или четыре голоса.
Катон размышлял.
– Сделаем так, как предложил Цицерон, – сказал он. – Филипп Македонский не знал такой крепости, которую нельзя было бы взять, если только была лазейка, через какую в нее можно было бы ввести маленького ослика, нагруженного золотом. Цезарь и Луций покупают трибы; надбавим цену, и они станут нашими.
– Но, – вскричал Бибул, – я не настолько богат, чтобы потратить пятнадцать или двадцать миллионов на одни выборы; такие средства хороши для Цезаря, у которого нет ни драхмы, но к услугам которого кошельки всех ростовщиков Рима.
– Это так, – сказал Катон; – но все вместе мы богаче его. И потом, если нам не хватит частных средств, мы почерпнем их из Казны. Давайте же, пусть каждый назовет свою цену.
Каждый назвал свою цену. – Ни Плиний, ни Веллей не называют суммы, которую удалось добыть в ходе этого сбора пожертвований; но, по-видимому, она была довольно существенной, поскольку Луций провалился, а Бибул был назначен консулом вместе с Цезарем.
Едва придя к власти, Цезарь тут же взялся за земельный закон. Каждый по очереди принимался за него, чтобы оживить свою популярность, и находил в нем свою погибель.
Попробуем рассказать покороче, что представлял собой земельный закон у римлян. Вы увидите, что он не походил ни на что из того, что мы себе воображаем.
Глава 22
Античное военное право, особенно в ранние времена существования Рима, не оставляло побежденным никакой собственности. Завоеванная территория разделялась на три части: одна часть посвящалась богам, другая часть отходила к Республике, а третья отдавалась завоевателям.
Эту последнюю часть распределяли между ветеранами, и на ней обосновывались колонии.
Часть, предназначенная богам, присваивалась храмами; ею заведовали жрецы.
Оставалась часть, предназначенная Республике, ager publicus.
Судите сами, – когда вся Италия, а после Италии Греция, Сицилия, Испания, Африка и Азия были завоеваны, – судите сами, что такое была эта часть, принадлежащая Республике, этот ager publicus.
Повсюду это были огромные владения, которые оставались невозделанными; владения ненарушимые, которые Республика не могла продавать, а могла только сдавать внаем.
Какова же была суть закона, по которому эти земли сдавались?
Его цель заключалась в том, чтобы создать небольшие фермы, на которых трудились бы семьи земледельцев, снимая с богатой италийской земли по два-три урожая в год; то есть сделать так, как было сделано во Франции после дробления земельной собственности: чтобы три или четыре югера могли прокормить семью.
Этого не случилось. Это, как вы понимаете, было слишком тяжело для чиновников Республики. А как же возможность потребовать взятку за аренду двух или трех югеров? Землю стали сдавать внаем на пять и на десять лет.
Фермеры, со своей стороны, обнаружили, что существует вещь, которая требовала меньше труда и издержек, а приносила больше, чем земледелие, – это было разведение скота. Земли были пущены под луга, и на них стали выпасать овец и быков. Были и такие хозяйства, где земли даже не потрудились превратить в пастбища, а разместили на них свиней.
В этом была и другая выгода: для того, чтобы вспахать, засеять и убрать поле в четыреста югеров, требовалось десять лошадей и двадцать помощников; для того, чтобы держать три, четыре, пять, шесть стад, достаточно было трех, четырех, пяти, шести рабов.
Арендная плата, впрочем, выплачивалась Республике, – как и по сию пору она выплачивается в Италии, – натуральным продуктом. Эта плата составляла: для земель, пригодных для засевания, одна десятая часть; для лесов, одна пятая; для пастбищ, определенное число голов скота в зависимости от общего поголовья, которое на них выпасалось.
Эта арендная плата вносилась, как и было обусловлено; вот только когда стало очевидно, что доход от разведения скота выше, чем от земледелия, хлеб, овес и дерево стали покупать; и платили купленным хлебом, овсом и деревом, а вместо зерна выращивали скот.
Понемногу пятилетняя аренда сменилась десятилетней, десятилетняя – двадцатилетней, и так, из десятилетия в десятилетие, аренда стала долгосрочной.
Народные трибуны, видя, к каким злоупотреблениям может привести существующее положение вещей, добились принятия закона, который запрещал арендовать более пятисот югеров земли и иметь стадо более чем в сто голов крупного скота и пятьсот мелкого.
Тот же закон предписывал фермерам брать на службу определенное число свободных людей для проверки их собственности и надзора за ней.
Ни одно из этих положений не соблюдалось. Квесторы получили свои взятки и закрыли на все глаза.
Вместо пятисот югеров земли арендаторы, переписывая путем мошеннических операций излишки на своих друзей, имели тысячу, две тысячи, десять тысяч; вместо ста голов крупного скота и пятисот мелкого они имели пятьсот, тысячу, полторы тысячи.
Независимые надзиратели были устранены под предлогом военной службы: каким плохим гражданином должен быть квестор, чтобы не оправдать подобное дезертирство благом отечества? На отсутствие надзирателей глаза закрыли точно так же, как и на все остальное.
Рабы, которых никогда не призывали к военной службе, свободно плодились, тогда как свободное население, напротив, постепенно редело и исчезало, и, в конце концов, самые богатые и почтенные граждане, фермеры из поколения в поколение на протяжении ста пятидесяти лет, стали считать себя собственниками этой земли, которая на самом деле, как гласит ее название, принадлежала нации.
Так что вы можете вообразить себе, какой крик подняли эти псевдо-собственники, когда стали выдвигаться предложения, чтобы ради общественного блага, то есть ради неких высших соображений, были расторгнуты эти арендные договора, на которых зиждилось их благополучие… и какое благополучие!
Оба Гракха лишились из-за этого жизни.
По возвращении из Азии Помпей уже пригрозил Риму новым земельным законом; народ его не пугал; Помпея, представителя аристократии, народ заботил мало: он думал, прежде всего, об армии и о том, как обеспечить своих солдат.
Но, разумеется, он натолкнулся на противника в лице Цицерона.
Цицерон, человек среднего сословия, этот Одилон Барро своего времени[25], предложил купить земли, а не отбирать их; он отпускал на эту покупку новые доходы Республики за последние пять лет.
Скажем заодно, что Помпей увеличил доходы государства более чем в два раза; он поднял их с пятидесяти до ста тридцати миллионов драхм, иначе говоря, с сорока миллионов до ста восьми миллионов в год. Так что эта разница за последние пять лет составляла от трехсот сорока до трехсот пятидесяти миллионов. Сенат отверг предложение Помпея и, как говорили во времена конституционного правления, перешел к очередным задачам.
Следующим за это дело взялся Цезарь, приступив к нему с того самого места, где оно застряло; только он соединил интересы народа с интересами армии. Это его новое предприятие наделало много шума.
Земельного закона, конечно, боялись: столько интересов было связано с теми злоупотреблениями долгосрочной арендой, о которых мы дали вам некоторое представление! но чего боялись больше всего, – и Катон сказал об этом вслух, – так это огромной популярности, которую завоюет тот, кому удастся претворить его в жизнь… А надо сказать, что шансы Цезаря были очень велики.
Похоже, что земельный закон Цезаря был лучшим из всех, которые были предложены до него.
Перед нами лежит История консулата Цезаря, написанная Дионом Кассием[26], и вот что мы читаем в ней:
«Земельный закон, предложенный Цезарем, был совершенно безупречен. С одной стороны, народ голодал и бездействовал, и его очень важно было занять сельским трудом; с другой стороны, Италия становилась все более пустынной, и ее следовало вновь заселить.
Цезарь достигал этого, не нанося Республике ни малейшего вреда: он разделял земли ager publicus, в частности, Кампанию, между теми, у кого было трое и более детей; Капуя становилась римской колонией.
Но поскольку одного ager publicus было недостаточно, дополнительная земля покупалась у частных владельцев по стоимости ценза за деньги, добытые Помпеем в войне с Митридатом, двадцать тысяч талантов (сто сорок миллионов); эти деньги предполагалось пустить на основание колоний, где разместятся солдаты, завоевавшие Азию».
И в самом деле, как видите, трудно было что-либо исправить в этом законе, который устраивал почти всех, за исключением сената, который страшился популярности Цезаря.
Он устраивал народ, для которого он предполагал создать великолепную колонию в самой красивой местности и на самых плодородных землях Италии. Он устраивал Помпея, который видел в нем воплощение своего главного желания – наградить свою армию. Он почти устраивал Цицерона, у которого, можно сказать, похитили его идею.
Но только вспомним, что коллегой Цезаря был назначен Бибул, с тем, чтобы сенат имел в его лице воплощение постоянной оппозиции. И Бибул постоянно выступал против этого закона.
Сначала Цезарь вовсе не хотел применять силу. Он заставил народ упрашивать Бибула. Бибул упирался. Цезарь решил взять быка за рога; это современная поговорка, но, должно быть, в античные времена тоже говорили что-нибудь в этом роде. Он зачитал свой закон в сенате; потом, после чтения, он по очереди обратился ко всем сенаторам.
Все одобрили закон кивком, и все отвергли его голосованием. Тогда Цезарь вышел из сената и обратился к Помпею:
– Помпей, спросил он, ты знаешь мой закон и ты одобряешь его; но согласен ли ты его поддержать?
– Да, – громко ответил Помпей.
– Но каким образом? – спросил Цезарь.
– О! тебе нет нужды беспокоиться, – ответил Помпей; – потому что если кто-то нападет на него с мечом, у меня найдутся против него мечи и щиты.
Цезарь протянул Помпею руку; Помпей подал ему свою.
Народ разразился рукоплесканиями, видя, как два победителя заключают между собой союз для дела, в котором он, народ, кровно заинтересован.
В этот миг Красс вышел из сената. Он подошел к Помпею, с которым, как мы уже знаем, Цезарь помирил его.
– Если вы заключаете союз, – сказал он, – то я тоже в нем.
– Тогда, – сказал Цезарь, присоедините вашу руку к нашим.
Сенат был повержен. Против него была популярность, то есть Помпей; гений, то есть Цезарь; деньги, то есть Красс. С этого часа начала свой отсчет эра первого триумвирата. Голос этих троих, объединившихся между собой, стоил голосов миллиона избирателей!
Глава 23
Скрепив союз клятвой, Помпей, Цезарь и Красс начали расчищать для себя место.
Весь сенат целиком был им враждебен. Эту враждебность воплощали Катон, Бибул и Цицерон, который уже решительно объявил себя противником Помпея; прежде очень преданный ему, он счел себя плохо вознагражденным за эту преданность, и сделался его врагом.
Для начала они занялись скреплением союза политического союзами брачными. Как мы помним, Помпей развелся со своей женой, заподозренной и даже уличенной в любовной связи с Цезарем. Помпей женился на дочери Цезаря.
Цезарь развелся со своей женой, дочерью Помпея, под тем предлогом, что жена Цезаря должна быть даже вне подозрений. Цезарь женился на дочери Пизона.
Пизон на следующий год станет консулом.
Цепион, – который был обручен с дочерью Цезаря, ставшей теперь женой Помпея, – Цепион женился на дочери Помпея и удовольствовался тем, что стал не зятем Цезаря, а его свояком.
– О Республика! – вскричал Катон, ты превратилась в сводню, и отныне провинции и консулаты станут просто-напросто свадебными подарками.
А почему жена Цезаря оказалась под подозрением? Расскажем об этом.
Человек, который ее скомпрометировал, сыграет довольно любопытную роль в событиях 693, 694 и 695 годов от основания Рима, так что мы ненадолго займемся им.
В Риме существовал один очень почитаемый праздник – праздник в честь Доброй Богини. Местом проведения торжества всегда был дом одного из высших магистратов, претора или консула. В январе 693 года празднования проходили в доме Цезаря; а на них запрещено было появляться мужчинам, причем запрет был так строг, что не допускалось не только присутствие мужчин, но и мужских особей животных и даже статуй с признаками мужественности.
Кто была эта Добрая Богиня?
Ответ на этот вопрос очень сложен, и основан он исключительно на догадках.
По всей вероятности, Добрая Богиня воплощала собой некую пассивную сущность – мать-родоначальницу, или, если можно так выразиться, форму, из которой было отлито человечество. Для одних это была Фауна, жена Фавна, – это было обычное мнение; для других это была либо Опс, жена Сатурна, либо Майя, жена Вулкана; для знатоков это была Земля – земля, родящая хлеб.
Откуда она пришла, эта Добрая Богиня? Возможно, из Индии; об этом мы сейчас скажем пару слов; вот только ее символическое изображение находилось в Пессинунте, городе в Галатии[27].
Камень, напоминавший своими бесформенными очертаниями статую, упал с неба, и был у галатов предметом великого поклонения.
Один из расчетов римлян заключался в том, чтобы свести всех богов в свой пантеон. Таким образом, Рим становился средоточием не только всей Италии, но и всего Мироздания. Они отправили к Аттале торжественное посольство, чтобы заполучить это изваяние. Аттала отдал посланцам священный камень: одни полагали, что это метеорит; другие, что это глыба магнитного железняка.
Хотите узнать, какой путь преодолел корабль, пока добрался от берегов Фригии до Рима? Прочтите Овидия. Вы последуете за этим кораблем через Эгейское море, затем через Мессенский пролив в Тирренское море, и наконец до священного острова на Тибре, посвященного Эскулапу.[28]
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Сноски
1
Действительно уподобляясь в своих притязаниях знатным римским семействам, бельгийская фамилия Мерод выводит свое происхождение от Меровея, а французское семейство Леви настаивает на своем родстве со Святой Девой.
2
В обеих перефразах имеется в виду Цицерон. У него было имение в Тускуле.
3
Действие упомянутой здесь трагедии Корнеля «Никомед» происходит в 183 г. до Р.Х. Сюжетом пьесы является не смерть Ганнибала, которая происходит незадолго до того, как он начинается, а события в Вифинии перед лицом нашествия из Римской империи.
4
Этимология слова «бандит» из итальянского языка верна. Бандиты были весьма в моде в эпоху романтизма. Нодье (1780–1844) в 1818 году опубликовал роман Жан Сбогар. У Байрона в Корсаре есть персонаж по имени Конрад.
5
Закон, вынесенный на голосование по инициативе трибуна Плавтия; Цезарь защищал его. Этим законом объявлялась амнистия сторонникам Лепида.
6
Светоний, Цезарь, LXXIV, 1: «Даже в мести необычайно мягок».
7
Ibid. LXXIV, 3: «Он не предал его более суровой казни, чем простое предание смерти», то есть не стал пытать его.
8
Ibid. LXXIV, 2: «Ему никогда не хватало храбрости причинить ему зло», но здесь речь идет об отношениях Цезаря с одним его старым соперником, а не об общей истине.
9
Ibid. XXVI, 4: «Повсюду, где знаменитые гладиаторы сражались перед враждебно настроенной публикой, по его приказу их силой забирали с арены и оставляли ему.» Эта черта отражает скорее не доброту Цезаря, а его желание сохранить для себя лучших гладиаторов.
10
Абд аль-Кадер (1808–1883), арабский султан, сражавшийся против французской оккупации Алжира в 1832–1847 годах. Его привычка нарушать установленные соглашения и его внезапные нападения на французские силы действительно позволяют сравнивать его с Югуртой, но приведенная Дюма аналогия все же кажется чересчур смелой. В дальнейшем Абд аль-Кадер появится снова, на этот раз в сравнении со Спартаком.
11
Бонапарт жил на четвертом этаже меблированного отеля «Мец» на улице Мэй во время своего пребывания в Париже с 28 мая по октябрь 1792 года в ожидании своего назначения обратно в армию. В своих Записках Лас Касес в субботу 3 августа 1816 года приводит рассказ императора о дне 10 августа, который он провел в доме, где жил брат Бурьена. Скорее Бурьен, а не Жюно, был тогда в Париже (см. Воспоминания Бурьена).
12
26 августа 1346 года король Англии укрылся в укрепленном лагере на высотах Креси-ан-Понтье с меньшими силами, чем у французского короля Филиппа VI. Ему удалось одержать победу благодаря его лучникам.
13
К. Мидлтон, английский пастор (1683–1750), автор Письма о Риме (1729) и Жизни Цицерона (1741).
14
Гец фон Берлихинген (1480–1562), немецкий рыцарь, возглавивший в 1525 году бунтующих крестьян. Он написал книгу Жизнь Геца фон Берлихингена, или Железная рука (издана в 1731 г. в Нюрнберге). После Гете, который посвятил ему в 1773 г. драму, положившую начало направлению Sturm und Drang, и который идеализировал его как защитника прав и справедливости, Клингер сделал его героем трагедии, который восстает против рационализма и защищает, согласно Руссо, права чувства. Он является одним из персонажей пьесы Сартра Дьявол и Господь бог.
15
Идеи Гракха Бабефа (1760–1797), изложенные в Манифесте равных, и идеи Прудона (1809–1865), представленные в его объемистом труде, действительно содержат приблизительные и поверхностные аналогии с программой Катилины.
16
Луи Кавеньяк (1802–1857), генерал, проводивший репрессии против рабочих восстаний в 1848 году в Париже, и ставший затем главой исполнительной власти.
17
Закон Валерия в исключительных случаях допускал такую возможность; при этом долг сокращался примерно на три четверти, и тем не менее это не было банкротством. (Примечания, помеченные звездочкой, принадлежат Александру Дюма).
18
Намек на восстание рабочих шелкоткацких предприятий Лиона в ноябре 1831 года.
19
Несомненно, речь идет о Дюпене-старшем (1783–1865), председателе Палаты, советнике Луи-Филиппа, который в дальнейшем стал союзником Наполеона III.
20
Вместо «Сулла» следует читать «Катилина».
21
Это выражение, взятое из письма к Аттику от 5 декабря 61 года (1, 17, 10 = C.U.F. XXIII), верно отражает создавшуюся неустойчивую ситуацию, но слово conglutinata не имеет того уничижительного значения, которое ему придает Дюма. Вернее было бы перевести его как «скрепленный моими стараниями».
22
Перифраза, обозначающая Плутарха.
23
Катон был введен в коллегию Квиндецемвиров; в их обязанности входила организация культа.
24
Макробий в Сатурналиях I, 15, 24 не делает разницы между июльскими и другими календами.
25
Одилон Барро (1791–1873), конституционный монархист; отошел от Республики, был привлечен на сторону Наполеона III, затем вернулся в оппозицию.
26
История консулата Цезаря это книга XXXVIII Римской истории Диона Кассия.