Не взывая к закону

Леонид Шувалов

Знак информационной продукции 12+

© Шувалов Л. Ю., 2017

© ООО «Издательство «Вече», 2017

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2018

Сайт издательства www.veche.ru

ГЛАВА 1

Над раскаленной лентой асфальта дрожало марево. Но на склоне, в тени старых грушевых деревьев, воздух был прохладен, а дующий с гор легкий ветерок освежал поблескивающие от пота лица завсегдатаев чайханы. Прохлада исходила и от журчащих между дастарханами арыков. Сладко дымили мангалы. Ненавязчиво сновал тощий, пропахший пряностями, дымом и запахом зеленого чая смуглый чайханщик. Размеренно и негромко, как рокоток попавшей в долину горной речушки, текла мужская беседа.

Махмуд Турсунов, услышав звук автомобильного двигателя, приподнялся на локте:

– Стасик! Это не Рустам приехал?

Выражение его полного, гладкого, как налитая черешня, лица не изменилось, хотя, ожидая младшего брата больше часа, он начал беспокоиться. Однако лицо Турсунова оставалось таким же безучастным и вялым. Впрочем, Махмуд-ака давно научился владеть своими чувствами. Даже в окружении тех немногих, кто был осведомлен о его двойной жизни, он всегда казался добрым, чуть ленивым дядюшкой, никогда не повышающим голоса и с чьим обликом совершенно не вяжутся резкие движения.

Молодой человек, которому был адресован вопрос, сидя на корточках, помешивал уже покрывшиеся белым налетом угли, но, услышав голос Турсунова, поспешно встал, взглянул в сторону стоянки автомашин, куда только что приткнулась новенькая «восьмерка».

– Его «жигуль», – доложил он и, сдвинув на затылок расшитую серебром дорогую тюбетейку, взъерошил белобрысые волосы. – Противоугонку врубает…

Турсунов покачал головой, слабо улыбнулся.

– Купил себе игрушку, забавляется. Кому нужен его «жигуленок»?.. Скажи хозяину, пусть еще чаю подаст.

Отгоняя надоедливую муху, Стасик шевельнул перебитым носом, поддернул на джинсах «молнию», стал молча подниматься по пологому склону туда, где виднелась белая куртка чайханщика, пританцовывавшего возле огромного казана.

Рустам Турсунов был моложе брата на пятнадцать лет, однако в свои сорок с небольшим выглядел почти его ровесником. Впечатление это усугублялось и поразительным сходством братьев: тугие щеки, крупные широкие носы, пухлые, чуть вывернутые губы. Но если в небольших глазах Махмуда пряталась хитринка, то Рустам смотрел на мир застенчиво и словно бы виновато.

Когда Стасик вернулся с большим керамическим чайником на подносе, братья, лежа на дастархане, негромко разговаривали. Поставив перед ними наполненные пиалы, он споро раздул угли и стал пристраивать над разгоревшимся жаром шампуры с мясом, нанизанным вперемежку с помидорами, луком и курдючным салом.

Не обращая внимания на суету Стасика, Махмуд отпил из пиалы, внимательно взглянул на брата:

– Значит, все нормально?

– Вагон уже ушел… Я дожидался, пока подцепят тепловоз, поэтому и припоздал.

– Как себя ведет Сабитов?

Рустам пожал плечами:

– Как Равиль может себя вести?.. Сделал всё, как просили.

– Ты за ним приглядывай, трусливый он, – едва заметно поморщился Махмуд. – А трусливый шакал иной раз опасней легавой.

– Может, ставку ему увеличить?

– Обойдется, – расслабленно протянул Турсунов-старший. – Жирная овца тихо бегает.

Стасик подал братьям одуряюще пахнущие, сочащиеся жиром шашлыки, присел чуть в сторонке, тоже принялся сосредоточенно работать челюстями.

– Пивка бы… – мечтательно закатил он глаза. – Или сушняка…

Махмуд проговорил с легкой иронией:

– Нельзя, Стасик. Ты же за рулем… После пивка на водку потянет, опять в какую-нибудь историю ввяжешься. На следующей неделе устроим тебе выходной. Отвезу в горы, там и пей.

– Без бабы? – скривился Стасик, как от зубной боли.

Махмуд вздохнул:

– Вот кобель, одно на уме… Ладно, возьмешь свою кассиршу.

– В Ленинабад бы смотаться, – закинул удочку Стасик.

– Обойдешься, – проронил Махмуд.

Сказано это было с добродушной отеческой улыбкой, но, зная Турсунова-старшего не первый день, Стасик понял: клянчить бесполезно. Он сдержал вздох, сорвал с шампура последний кусок мяса, меланхолически закинул в рот. Внезапно его меланхолия испарилась, и он настороженно прислушался.

Мгновенно уловив эту реакцию на шум приближающейся машины, Турсунов-старший полюбопытствовал спокойным голосом:

– Что там, Стасик?

– Мент едет. Его уазик!

– Бог с ним, – шевельнул кистью руки Махмуд. – Едет, да и едет…

– Не люблю я их, Махмуд-ака… Как увижу, так и тянет в лоб дать, – осклабился Стасик, обнажая ровный ряд зубов, среди которых золотые преобладали.

– Горячий ты, а в нашем климате это вредно, – наставительно произнес Махмуд и, увидев поднимающегося к чайхане капитана милиции, негромко добавил: – Прикуси язык.

Оперуполномоченный Обиджонов снял фуражку, вытер взмокший лоб большим носовым платком. Посетители чайханы почтительно закивали ему. Он сдержанно отвечал на их приветствия.

Турсунов-старший тоже привстал на дастархане:

– Селям-алейкум, Абдухамид-ака!

Обиджонову не было еще и тридцати пяти, но Махмуд умышленно прибавил к его имени уважительное «ака». Сухо ответив «алейкум-ас-салям», оперуполномоченный прошел мимо.

– Абдухамид-ака, – окликнул его Махмуд, – может, к нам присядете?

– Пожалуйста, – указывая на свободное место рядом с братом, попросил Рустам.

Обиджонов обернулся, сказал с вежливой улыбкой:

– Извините, тороплюсь.

Он поднялся к чайханщику, выпил пиалу холодного кумыса, легкими шагами сбежал к шоссе. Провожая его взглядом, Махмуд проговорил:

– Гордый… А ведь мы с его отцом в молодости друзьями были…

– Ментяра, – зло бросил Стасик.

Махмуд неодобрительно покачал головой, прицокнул языком.

ГЛАВА 2

Начальник отдела комплектации Землянский опустил на рычаг телефонную трубку, преувеличенно весело обратился к своим сотрудницам:

– Ну что, девочки, кто сегодня на товарную?! Вагончик раскредитовать надо.

Полная блондинка, словно не слыша столь бодрого обращения, склонилась над бумагами еще ниже, усиленно зашевелила серебристо-сиреневыми от помады губами.

На мгновение Землянский уперся взглядом в глубокую ложбинку между ее грудей, которая обозначалась всякий раз, когда девушка принимала позу человека, донельзя углубленного в свое занятие. Потом отвел глаза, мягко укорил:

– Тонечка… Не наблюдаю трудового энтузиазма.

Блондинка вспыхнула, будто услышала что-то очень обидное, быстро выпрямила спину.

– Вы же знаете, Борис Викторович, сколько у меня работы! – с искренним возмущением в голубых глазах воскликнула девушка. – И вообще, это не мой поставщик и не моя позиция! – И, как бы случайно, покосилась в сторону другой сотрудницы, которая после первых же слов Землянского принялась, не мигая, изучать его слегка размытый профиль.

Борис Викторович посмотрел на нее:

– Раечка…

Насмешливый прищур ее глаз заставил его невольным движением поправить модный, туго повязанный, несмотря на жару, галстук. Стараясь не глядеть на высовывающиеся из-под стола загорелые ноги сотрудницы, Землянский повторил:

– Раечка… На тебя вся надежда.

Она взмахнула неподкрашенными, но и без того густыми ресницами.

– Хотите сказать, что это мой поставщик и моя позиция?.. А мне помнится, в мои должностные обязанности не входит заниматься барабанами из-под кабеля… Или вы, Борис Игоревич, считаете, что кабеляж по моей части?

Землянский истерично вскинул руки:

– Понятно! Вас ничего не волнует! Ни то, что вагон стоит-простаивает, ни то, что нашему управлению придется платить штраф! На интересы производства вам наплевать! Нельзя же так, нельзя! Мы сейчас должны перестраиваться, работать по-иному, инициативно! И перестраиваться надо прежде всего самому!

– Я и вижу, что перестроились, – со спокойным ехидством парировала Раечка. – Совсем себя освободили от дел… Удобно. Я, дескать, перестраиваюсь…

Землянский на секунду задохнулся, но тут же продолжил:

– Знаю, знаю! На начальника вам тоже наплевать! Авторитетов для вас нет! Можно подумать, я должен заниматься возвратной тарой из-под кабеля! Как будто трудно съездить на товарную…

– Вот и съездите, – с холодной улыбкой сказала Раечка. – А не желаете сами, отдайте распоряжение подчиненным.

– Каким подчиненным?! – в запальчивости не понял Землянский.

– Нам с Антониной, – все с той же улыбкой на суховатом лице тридцатилетней женщины пояснила Раечка. – Вы же, Борис Игоревич, начальник…

Землянский поступил в управление производственно-технической комплектации, когда Раечка работала там уже второй год. Он сразу проявил себя деловым человеком: доставал для кого-то импортный кафель, моющиеся и фотообои, сногсшибательные унитазы, помогал кому-то вывозить спальные гарнитуры, устраивал бочки для садовых участков, организовывал кубометры наидефицитнейшего бруса для строительства бань «а-ля рус». И стоило прежнему начальнику отдела уйти на пенсию, как освободившуюся вакансию предложили Землянскому, объяснив такое решение тем, что руководителем должен быть мужчина. Конечно, возглавлять отдел, в котором по штатному расписанию значатся всего лишь две единицы, – невелика честь, но Раечку это решение задело. И вовсе не потому, что обошли ее, дело в самом Землянском, чьи слова об интересах производства отнюдь не вязались с его действительными интересами. Доказывать, что выбор начальства пал не на ту фигуру, Раечка не стала, ей это казалось неудобным, хотя про себя считала, что справилась бы с делом лучше, во всяком случае, честнее. Она тихо мстила Землянскому, при каждом удобном случае демонстративно выказывая ему свое пренебрежение.

Причины этой неприязни Землянский понимал. Понимал, что Раечка знает его как облупленного, и уже успел тысячу раз пожалеть о былой откровенности. И, понимая, опасался, что эта гордячка, этот синий чулок со смазливой мордочкой со свойственной ей идиотской прямотой может навредить ему. Поэтому Землянский старался Раечку не задевать. Не хотелось терять пусть не очень престижное, но и не из самых худших место.

Тонечка с испугом слушала перебранку и ничего не понимала. В отделе она работает всего два месяца, устроилась сюда после окончания экономического факультета речного техникума. Училась заочно и все эти семь лет служила в каком-то НИИ секретарем-машинисткой, отчего испытывала к начальству искреннее почтение.

– Давайте я съезжу… – тихо предложила она.

Но Землянский уже стремительно распахнул дверь. Повернувшись, со всем сарказмом, на какой только был способен в тот момент, произнес:

– Благодарю покорно! Нынче модно всю работу навешивать на начальников! Пусть их…

Когда за ним захлопнулась дверь, Тонечка посмотрела на Раечку:

– Зачем вы его так?..

Она до сих пор обращалась к коллеге на «вы», хотя та была моложе ее и давно перешла на «ты».

– Ради хохмы! – ответила Раечка и добавила со смехом: – Ты, Антонина, завтра вообще без лифчика приди. Борьке это понравится. Он любитель…

Антонина покрылась краской и, ничего не ответив, углубилась в бумаги.

Тем временем Землянский, выйдя во двор, окрикнул дремавшего в кабине «ЗИЛа» водителя:

– Подъем!

Тот неторопливо сел, встряхнул головой, запустил двигатель:

– Куда едем?

– На Алтайку, – забираясь в кабину, скомандовал Землянский.

Машина остановилась перед обшитой в «ёлочку» товарной конторой. Землянский спрыгнул на землю, сказал:

– Жди здесь, я быстро.

В дверях конторы он столкнулся с выходящим на крыльцо невысоким парнем. Тот приветливо разулыбался:

– Игоревич! Здорово!

– Серега! – протягивая руку, с наигранным дружелюбием воскликнул Землянский. – Что-то давненько тебя не видно. Чего не появляешься-то?

– Я бы с удовольствием. Ты же путевки отмечаешь как надо, не жлобишься из-за тонно-километров. Но начальство все в другие места отправляет.

Землянский пообещал:

– Поговорю, чтобы тебя к нам занаряжали.

– Поговори, Игоревич, – благодарно приложил руки к груди водитель. – Надоело-о, жуть… Как в песне: «По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там»!

– Ладно, – хлопнул его по плечу Землянский, – побежал… А ты через пару деньков подскочи, потолкуем.

Пустив в ход улыбки и простые, но каждому приятные шутки и комплименты, Землянский быстро решил все вопросы и уже направился было осматривать вагон, но обнаружил, что груз пришел в адрес другой организации, а не его родного УПТК:

– Вот черт, кажется, не наш…

– Что? – переспросила работница.

– Сейчас посмотрю, – отозвался Землянский.

Когда работница станции, толстая женщина в черном халате и домашних тапочках на босу ногу, не увидев его возле опломбированных дверей, окликнула: «Эй, получатель! Вы где?!» – Землянский немедленно появился из-за вагона.

– Все нормально! – сообщил он. – Пломбочки я проверил.

– Так будешь раскредитовывать?

– Естественно, – подхватив женщину под руку, зачастил Землянский. – Накладную сверил, все сходится. Наш вагон, наш. Сейчас будем груз вывозить.

– Тогда давай по-быстрому! – шумнула женщина. – И так тебя без очереди пропустила, народ разворчится…

Как только женщина, покончив с формальностями, удалилась, Землянский вновь обежал вагон. Возле небольшого пролома в стене, где доска была выбита и сквозь дыру виднелись туго набитые, бугорчатые от содержимого мешки, он остановился, оглянулся и, как и в первый раз, втянул носом воздух.

– Лук, – выдохнул Землянский.

Он привстал на носки, просунул в щель руку, коснулся пальцами шершавой поверхности мешка:

– Лук!.. Черт побери, лук!..

Радость, звучащая в его голосе, была несколько наигранна, он пытался успокоить себя, что страшного ничего нет и не произойдет, что все останется незамеченным. Он понимал, что в вагоне с катушками из-под кабеля просто не должно, не может быть мешков с луком, и это успокаивало. Внутренняя дрожь, вызванная скорее даже не угрызениями совести, а ощущением легкой опасности, постепенно отпустила Землянского, и он стал прикидывать выгоды столь неожиданного открытия.

ГЛАВА 3

Лучи света, проникая сквозь застекленный купол рынка, серели, смазывались, и от этого даже цветы и фрукты на прилавках казались не такими яркими, какими должны были быть. Однако приглушенные тона плодов южных республик отпугивали покупателей в гораздо меньшей степени, чем цены. Но все же торговля шла бойко.

Лишь возле мраморного прилавка «Бюро добрых услуг» никого не было. Покупатели отсутствовали, поскольку аккуратная табличка за стеклом оповещала, что в настоящий момент продавец занят приемкой товара.

Продавец бюро Ситникова стояла в дверях складского помещения и с отрешенным видом наблюдала за тем, как два внешне неказистых аксакала в перепоясанных платками ватных халатах таскают увесистые ящики с виноградом. Лицо Елены, или, как ее называли постоянные обитатели рынка, – Элен, своей самоуглубленностью и обилием макияжа напоминало лица великих актрис за минуту до выхода на сцену. И так же обманчива была ее внешность. Ситниковой с равным успехом можно было дать и двадцать пять, и тридцать семь лет. На самом же деле ей недавно исполняюсь двадцать восемь. Критический возраст. Тем более для женщины, дважды побывавшей замужем. Елена Николаевна вынесла из брачной жизни твердое убеждение, что ревнивый муж причиняет много хлопот и сложностей. Нет, она не позволяла себе быть неразборчивой в связях, нет. Просто любила веселых и умеющих веселить мужчин. С ними она могла проводить время и не чувствовать угрызений совести, так как держала их на расстоянии и ловко уходила от навязчивых притязаний. Впрочем, бывали ситуации, когда уйти не удавалось. Бывали, когда и не хотелось. Поэтому в глубине души Елена понимала, что ревность и первого, и второго мужей не была лишена оснований. К выбору нового спутника жизни она решила отнестись более серьезно. Однако задача оказалась не из простых. Любителей провести время в обществе красивой и, несмотря на высокий рост и крупные формы, не лишенной грациозности женщины находилось немало. А вот таких, кто повел бы в загс, пока не обнаруживалось. Ситникову это настораживало, но не настолько, чтобы впадать в отчаяние. Она верила в свою звезду.

Думая о своем, Елена Николаевна не забывала отмечать в тетради вес и количество ящиков с виноградом. Почти все они уже выстроились в штабель.

– А это тебе, девушка, – приторно улыбаясь, с акцентом проговорил аксакал, который казался постарше. – Подарок Узбекистана.

Ситникова взглянула на весы, равнодушно повела плечами. Старик воспринял жест как согласие, снова разулыбался:

– Когда деньги получать будем?

Томный взгляд Елены уперся в пространство. Она тихо сказала:

– Здесь два ящика. А речь шла о трех.

– Э-э! Совсем грабишь! – возмутился старик. – Мы же виноград не в спортлото выигрываем! Ты так думаешь? Мы его растим, потом поливаем!

– Можете забрать и не пользоваться услугами нашего бюро, – спокойно отозвалась Ситникова. – Желающих много, а склад у меня не резиновый.

– Некогда нам, девушка, стоять за прилавком, – вмешался в беседу второй аксакал. – В колхоз возвращаться надо, председатель три дня дал…

Елена словно и не слышала. Молча повернулась, пошла в подсобку. Аксакалы оторопело переглянулись. Старший укоризненно поцокал языком, потом махнул рукой:

– Подожди! Куда пошла? Мы согласны.

Ситникова небрежно бросила через плечо:

– Подходи к окошку, квитанции выпишу.

– Деньги когда получим?

– Завтра в кассе…

Повеселевшие аксакалы получили квитанции и заспешили к выходу. Когда их согбенные фигуры исчезли за стеклянными дверями, Елена вышла в зал, пошарила взглядом по торговым рядам и, увидев за одним из прилавков хмурого поджарого парня, направилась к нему. Проходя мимо, кинула:

– Зайди.

Тот перепоручил торговлю соседу и вскоре заглянул на склад.

– Что-нибудь есть, да?

– Виноград. Три ящика, – ответила Елена Николаевна.

– Сколько хочешь, Элен? – осведомился парень.

Ситникова ровным голосом назвала сумму. Парень поморщился:

– Дорого…

– Твое дело, – развела руками Елена.

– Сбавь полсотни, да? – пристально взглянул он, не увидел в глазах Ситниковой ничего, кроме безразличия, и со вздохом полез в карман. – Только ради тебя, Элен…

– Ради себя, Рафик, – усмехнулась она. – Ты не в прогаре…

– Еще продать надо, – вручая тщательно отсчитанные купюры, проворчал парень.

Он ушел, а Елена Николаевна, уединившись в подсобке, не пересчитывая, запихала деньги в чистую банку из-под кильки в томатном соусе и положила ее в ведро с мусором. После этого сменила табличку «Прием товара» на другую – «Санитарный час». Глянув на себя в зеркальце, она удовлетворенно усмехнулась и пальцем разгладила морщинку возле уголка рта.

Возле желтого козырька телефона-автомата стояли несколько человек с такими озверевшими от жары и рыночной толчеи лицами, что Ситникова не решилась обратиться к ним с просьбой пропустить без очереди. Она отошла в сторонку, вынула из кармана халата пачку сигарет, вытянув одну – тонкую, длинную, с коричневым фильтром, щелкнула газовой зажигалкой «Мальборо».

Очередь перед автоматом растворилась быстро. Набрав номер, Ситникова услышала знакомый голос:

– Отдел снабжения!

– Это я, – покосившись на прислушивающуюся к разговору старушку с зажатой в сухих пальцах двушкой, сказала Елена.

– Здравствуйте, здравствуйте, Федор Петрович! – разлился радушием голос на другом конце провода. – Как ваши дела? Накладные все подписали?

Когда собеседник назвал ее Федором Петровичем, на лице Ситниковой появилась ироническая гримаса. И хотя тот всегда в телефонных разговорах обращался подобным образом, лишь изредка варьируя имена и отчества, Елена не стала высказываться по поводу слегка раздражающей чрезмерной конспирации, коротко спросила:

– Поступил?

– На подходе, Федор Петрович, на подходе! – Собеседник кричал так громко, что Елена бросила еще один взгляд на старушку, плотнее прижала трубку. – Думаю, решим ваш вопрос! Поможем как-нибудь родственному тресту! Все мы люди, все человеки, должны помогать! – продолжал собеседник.

– Когда? – перебила его Ситникова.

– На подходе!

– Как поступит – звоните, – сказала Ситникова и повесила трубку.

Вернувшись в киоск, она сняла табличку, с вежливой улыбкой принялась обслуживать подоспевших к открытию покупателей. Людям было приятно видеть перед собой миловидную обходительную продавщицу, которая обслуживала быстро и к тому же сообщала вес покупки лишь после того, как стрелка весов прочно замирала на каком-нибудь делении. Елена Николаевна не имела мелочной привычки обвешивать.

ГЛАВА 4

Крупноносое, изрезанное причудливыми бороздами морщин лицо начальника отдела снабжения Ефимова осветилось самой благожелательной улыбкой. Он провел по голове двумя ладонями, словно легким массажем хотел придать голому черепу более правильные очертания, поднялся навстречу нерешительным гостям, замершим у порога его маленького кабинетика.

– Проходите, любезные… Прошу! Прошу! – чуть растягивая слова, пригласил он хриплым баском. – Очень рад!

Он и на самом деле обрадовался, увидев физиономии посланцев бригадира шабашников. Когда тот позвонил накануне и сказал, что ему вырезали аппендицит и он лежит в больнице, Ефимов заподозрил недоброе и долго не соглашался иметь дело с кем-нибудь другим. В звонке было что-то необычное, и Ефимов побоялся, не ведет ли бригадир двойную игру, не подцепил ли его ОБХСС и не сдал ли он Ефимова со всеми потрохами. Однако сейчас, глядя на простодушные лица вошедших, успокоился. Он любил вести дела с такими вот робкими дилетантами. Рассуждал примерно так: во-первых, это гарантировало, что они пришли не по заданию сотрудников ОБХСС, во-вторых, на них всегда проще оказать давление и получить за свою услугу наибольшую выгоду, так сказать, повысить КПД услуги.

– Насколько я понимаю, фамилии ваши – Трошин и Дмитрук? – продолжая одаривать их улыбкой, спросил начальник отдела снабжения.

– Моя – Трошин, его – Дмитрук, – скованно пояснил скуластый мужчина, кивнув на своего напарника.

– Слушаю вас. – Ефимов изобразил напряженное внимание.

– Мы по поводу уголка и труб… – сказал Трошин. – Вам звонили…

Его напарник полез было в карман пиджака, но Трошин остановил его взглядом, выжидающе посмотрел на хозяина кабинета. Тот развел руками:

– М-да… Сложно нынче с этими позициями… Сложно… Вам же ни много ни мало, а двадцать тонн подавай…

Дмитрук подобострастно улыбнулся, отчего его маленькое загорелое лицо стало похожим на обезьянью мордочку:

– У нас письмо есть от совхоза, агропром резолюцию наложил. – Он помялся и, тушуясь, добавил: – И прочее…

– Понимаю, понимаю, – задумчиво произнес Ефимов, щелкнув клавишей вентилятора, и, сощурившись от приятно освежающего потока воздуха, негромко сказал: – Бригадир вам разъяснил условия?

Догадавшись по тону вопроса, что имеется в виду, Трошин кивнул:

– Тысяча.

Ефимов выключил вентилятор, приложил к уху сложенную лодочкой ладонь:

– Сколько?!

– Тысяча рублей, – вместо Трошина пояснил Дмитрук тонким голосом.

Ефимов откинулся на спинку кресла, долго и обиженно смотрел то на одного, то на другого. Потом с еще большей обидой сказал:

– Милые вы мои, вы что?.. Насмехаетесь надо мной или бригадира решили вокруг пальца обвести?.. Разве это деловой разговор?

Трошин и Дмитрук непонимающе переглянулись.

– Чего нам насмехаться? – нехотя сказал Трошин.

– Не насмехаетесь? – наигранно удивился Ефимов и, словно только сейчас осознав, что произошла какая-то нелепая ошибка, потряс в воздухе рукой: – Речь шла о двух тысячах! Вы перепутали, милые мои, перепутали.

– Бригадир говорил – тысяча, – набычился Трошин.

– Да, да, – подтвердил Дмитрук. – По полсотни за тонну…

Ефимов устало вздохнул…

– Как будто я для себя прошу… Резолюция главного чего-то стоит… Начальник тоже не бесплатно закроет глаза на отпуск дефицитного фондового металла… Крановщик, и тот за так грузить не станет… Жаль, что мы с вами не нашли общего языка, жаль… Извините, товарищи, мне работать нужно. Голова кругом идет. Лето! Одному трубы, другому уголок, третьему вентиля… Простите, ради бога…

– Нам же объект сдавать надо, аккорд накрывается! – умоляюще сложил на груди руки Дмитрук.

Ефимов сокрушенно и сочувственно закачал головой:

– У всех объекты, у всех сроки… Не могу, ничем не могу…

– Пошли! – сердито дернул приятеля Трошин.

Тот улыбкой дал понять, что извиняется и за себя, и за друга, направился за ним следом к двери. Чтобы огладить возникшее напряжение, Ефимов привстал и доброжелательно проговорил: