Пираты московских морей (сборник)
«Может, это в порядке вещей – визиты к уважаемым сыщикам выдающихся деятелей прошлого? Только ко мне в гости из загробного царства повадились заглядывать не самые знаменитые персоны. Вот бы Иосиф Виссарионович пожаловал…»
Фризе поежился и пробормотал:
– Это ж, кому рассказать! Никто не поверит! Да и некому.
Но свято место пусто не бывает. Слушатель нашелся.
– Только попробуй! – раздался знакомый голос с экрана. – Откроешь хайло – за пищик возьму!
В гости к сыщику заявился все тот же мужчина, только теперь в обличье пахана.
– С прибытием! – весело сказал Владимир. К нему возвращалось хорошее настроение. Первый глоток слегка ударил ему в голову и настроил на философский лад.
– Вы из какого профсоюза? – деловито поинтересовался Фризе, глотнул еще виски и поставил стакан на пол.
– Заглохни, трёкало[6]. Встрянешь в это дело, волчара, доплывешь в два счета!
– Ваша феня, уважаемый, давно устарела. Никто нынче так не базарит.
– Поучи ученого… Я тебя предупредил.
– А перевозчик у вас по-прежнему в запое? – спросил сыщик с ехидцей и нагнулся, чтобы поднять с пола стакан. – Его не Хароном, кстати, зовут? А река, наверное, Лета? Или Стикс?
– Ошибаешься, терпило. Наша река «уносит все дела людей», а не самих людей! Надо читать хороших поэтов.
– Какие у вас там все умные! – добродушно сказал Владимир. Он захмелел как раз настолько, чтобы любить всех и каждого.
– Ухо отрежу! – пригрозил бандюган. – Левое.
«Почему левое?» – удивился Фризе, но спрашивать не стал. Незачем мелочиться, когда попал в такую передрягу.
– Не хочешь слушать устаревшую феню, поговорим о черных дырах, – неожиданно вежливым тоном предложил собеседник. Но эта вежливость не смогла бы обмануть и красивую блондинку. А сыщик почувствовал, как у него второй раз за последние полчаса по спине пробежали мурашки.
– Сговорились вы, что ли? Мне только что ваш родственничек черными дырами грозил.
– А я разве угрожаю? Предложил хорошую тему для разговора. Черные дыры – это продвинутая тема. Президент даже собирается одному мудриле свою премию за эти дыры присудить. И трех дней не пройдет, как ты в моей правоте убедишься.
– А вам не надо… – Владимир хотел спросить у гостя, не надо ли ему, как его двойнику, экономить энергию. Но тот бесцеремонно отрезал:
– Не надо! И запомни: никаких двойников и родственников у меня нет! Свободного времени мало. – Он нахмурился, выпятил мясистые, чувственные губы: – О чем же с тобой потолковать? Без черных дыр нам все равно не обойтись, но если сегодня у тебя разговор о них вызывает дискомфорт: любимая девушка, можно сказать, в черную дыру свалила, отложим эту тему до следующего раза. Тогда, может быть…
– Ах ты гад! – Фризе швырнул тяжелый стакан, наполовину заполненный виски, в небритую физиономию. Как ни странно, экран выдержал. Но гость с него исчез, наверное, у вора в законе и правда было мало свободного времени.
Человек, которому однажды взбредет в голову описать частного сыщика Владимира Фризе, непременно столкнется с серьезными затруднениями. Люди, которых он попросит дать ему характеристику, – немногочисленные друзья и многочисленные подруги, бывшие и настоящие клиенты, – могут серьезно разойтись во мнениях.
Одни скажут, что Фризе смелый и вспыльчивый, другие – осторожный и педантичный. Ловеласом и женолюбом назовут мужчины, нежным и преданным любовником – женщины.
Портрет героя всегда окрашен в цвета палитры, которую имеет в своем распоряжении критик. Давать оценку другу или врагу – серьезное испытание для того, кто оценивает. Не зря же сказал какой-то мудрец: «Простим нашим врагам их недостатки, а друзьям – достоинства».
…А телик, как ни в чем не бывало, делился с населением очередным выпуском новостей. Новости не радовали: в Ингушетии убили судью. В Москве на три процента выросло количество толстяков. В Краснодарском крае столкнулись пассажирский автобус с маршрутным такси. Врачи называли количество погибших – как всегда разное, и подробно комментировали состояние раненых.
Отдельным блоком шли экономические новости. Небритый, неряшливо выглядевший человек информировал население о том, что относительно показателей прошлого года инфляция снизилась на три десятые процента.
«Ох, уж эта теория относительности! – вздохнул сыщик. – И угораздило же Эйнштейна ее открыть! И никак не найдется другого мудреца, который бы ее отменил».
По поводу теории относительности у Фризе имелось свое, особое, мнение. Некоторым своим гостям, из особого к ним расположения, он демонстрировал теорию относительности на практическом примере. Подводя какую-нибудь гостью к большому окну в кабинете, он показывал ей два уличных термометра, прибитых с противоположных сторон рамы:
– Правый термометр, – говорил он, стараясь придать голосу особую проникновенность, – я называю оптимистическим. Зимой он показывает температуру на два градуса выше, чем левый, пессимистический. Ведь всегда приятно узнать, что на улице минус восемь, а не минус десять?
Но вот, приходит лето, на улице – июльское пекло. На правом термометре тридцать один по версии старика Цельсия, а на левом – всего двадцать девять. Какой же из них теперь оптимистический? Правильно. Левый! Убедительное подтверждение великой теории?
И, беря гостью за талию, он добавлял:
– Все относительно, подруга, все относительно.
– Все под контролем… – неожиданно для себя пробормотал сыщик, как будто именно он нес ответственность за весь бедлам, который показывали с экрана. Ему пришлось встать с кресла, чтобы выключить телевизор: пульта, всегда лежащего под рукой, не было. Оказалось, что все это время Владимир преспокойно сидел на нем.
В гостиной стоял ароматный, но слегка резковатый запах виски. Будущее выглядело неопределенным.
«Может быть, пригласить батюшку? – подумал Фризе вяло. – Он отслужит в квартире молебен, окропит телевизоры святой водой, чтобы отбить охоту у этих «фантомасов» тревожить мой покой. А потом посудачит на мой счет с матушкой. Или, не дай бог, расскажет о моих видениях в каком-нибудь популярном шоу. Батюшки нынче вполне освоили электронные средства общения с паствой».
…Если быть предельно кратким, требование гостя из «ящика», сводилось к следующему: Владимир должен был познакомиться с известным кинорежиссером Семеном Забирухиным, обаять его, пообещать субсидировать съемки на все лады разрекламированного блокбастера, а потом, когда режиссер почувствует себя Джеймсом Камероном, поставить ему условие – или он заменяет Гарденского, или обещанные на съемки миллионы евро – тю-тю!
«Ну, вот! Тут-то вы и прокололись! – возликовал Фризе. – Не продумали как следует свою тарабарщину. Откуда вы откопали эти миллионы? Уж лучше бы пообещали вооружить меня калашом! Гарденского небось можно запугать игрушечным».
Не зря говорят: черт проявляется в мелочах. Хотя какие уж тут мелочи – миллионы евро!
Правда, в глубине сознания у Владимира все же теплилась надежда на то, что разговор о будущих миллионах, не пустой звук. Ведь говорила ему одна красивая сотрудница Исторического архива еще несколько лет назад о наследстве, оставленном ему дальними родственниками в немецком городе Киле. Очень убедительно говорила! Но в интимной обстановке. Можно сказать, что в пылу страсти. Правда, по прошествии многих лет Фризе почти забыл и красивую даму-архивариуса, и призрачное наследство. А теперь вспомнил. Подумал: «страсть – понятие метафизическое, а вот наследство вполне может обернуться конкретными казначейскими билетами. Евро, кстати. Они хоть и падают, но совсем-то, наверное, не провалятся?»
Так что, сыщик, хоть и радовался проколу тех, кто уже несколько дней морочил ему голову, вспомнив о наследстве, никак не мог о нем забыть. Да и сильно озадачила эта катавасия Владимира Петровича…
НАСЛЕДНИК ВСЕХ СВОИХ РОДНЫХ
Фризе с детства знал притчу из Евангелия от Матфея о том, что деньги льнут – так выражалась его бабушка – к деньгам. Когда Владимир вышел из «ясельного» возраста, отец иногда читал ему перед сном отрывки из Библии. Прочитал и притчу «О талантах»: «Ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет»[7].
Владимир Петрович вспомнил эту притчу, когда у него зазвонил телефон и глуховатый женский голос спросил:
– Это Владимир Петрович Фризе?
– Да. Это я.
– Вас беспокоит Марина Афанасьевна Лескова.
Голос показался сыщику знакомым, а имя и фамилия позвонившей ни о чем ему не напомнили.
– Департамент по розыску родственников за границей. Не вспомнили? Вы оставляли у нас запрос на поиск своих предков в Германии. В Киле.
– Вспомнил! И вас, Марина Афанасьевна, вспомнил. Так ведь это было в прошлом веке!
– Да, господин Фризе. Даже в прошлом тысячелетии. Но мы про вас не забыли. Вы же задаток внесли. Машину поиска мы запустили, а механизм ржавый, работает медленно. Кильские архивы в годы войны к американцам попали. Только в прошлом году вернулись на родину. И, представьте, все ваши данные подтверждены документально! – В голосе Лесковой зазвучали литавры. – Немецкая сторона готова выполнить любые ваши требования. Приглашают приехать, чтобы вступить в права наследства. А наследство… Ой, разболталась я! Сведения до поры до времени конфиденциальные. Приезжайте срочно. Адрес помните?
– Попробую вспомнить. Вы в каком кабинете заседаете?
– В директорском, – с гордостью доложила Марина Афанасьевна. – Руковожу Департаментом.
Департамент находился на Пушечной улице, недалеко от ресторана «Савой». Томясь в пробке на Охотном Ряду, Фризе с трудом выгребал из памяти события почти десятилетней давности.
Его в то время интересовал руководитель Департамента по розыску родственников за границей. В советские времена это учреждение называлось Инюрколлегией. Собственно говоря, и заявление с просьбой отыскать предков в далеком Киле Фризе написал только для того, чтобы поближе познакомиться с Департаментом и подобраться к его руководителю – Михаилу Яковлевичу Смагину.
Как нельзя кстати, он вспомнил о своем прадеде генерал-майоре Владимире Эдуардовиче и его братьях: Федоре, Евгении, Константине и Александре. Все они носили фамилию Фризе, были давно «укоренившимися» в России немцами и владели почти целой улицей на Васильевском острове Питера. Им принадлежали дома с 64-го по 72-й по Одиннадцатой линии.
Перед Первой мировой войной прадед уехал в Киль, купил там большую верфь и умер в 1938 году. Дед Владимира получил из Германии уведомление о том, что ему следует приехать в Киль и вступить в права наследства, разделив его с детьми отставного генерала от второго брака, Бригиттой и Карлом. Но «вступать в права наследства» в 1938 году было очень опасно как в Германии, так и в СССР.
Впрочем, Фризе наследство не интересовало. До поры до времени.
Визит сыщика в Департамент и последовавшее за этим знакомство с его директором, крупным мафиози, грабившем богатых наследников и «отстегивающем» львиную долю награбленного на президентскую избирательную кампанию, закончился трагически. Для директора Смагина. В здании Департамента случился пожар, а труп Смагина нашли в его кабинете. С пулей в голове.
После первого сообщения о происшествии ни в печать, ни на телевидение не просочилось ни строчки о печальном событии. Даже Интернет безмолвствовал.
Постарался поскорее забыть обо всем этом и сыщик. Он очень не любил вспоминать свои расследования, которые заканчивались чьей-то смертью. Даже если сам и не был ее непосредственным виновником. Владимир остро переживал гибель и хорошего человека, и преступника, на котором пробы негде было ставить.
Завершив то давнее дело, Фризе выбросил из головы и свою заявку на розыск потенциального наследодателя из «Германии туманной».
«Интересно, попахивает ли еще гарью в руководящем кабинете? – подумал Владимир, с неприязнью оглядывая стоящий в опасной близости от его бээмвушки черный джип. – Или за десять лет все выветрилось?»
Пожилой охранник на входе в вестибюль Департамента внимательно, от корки до корки, изучил паспорт Владимира.
– Фризе, Фризе… – произнес он задумчиво. Словно прикидывал фамилию сыщика на вес. – Вы к товарищу Лесковой. Второй этаж, комната восемнадцать. – И только после этого вернул паспорт.
В просторной приемной, за небольшим, похожим на ломберный, столом, сидела пожилая женщина. Владимир уже привык к тому, что ни одна секретарша в серьезном заведении не обходится без компьютера. Если не работает на нем, то играет в войнушку или раскладывает пасьянсы. На столе у этой секретарши стоял только телефон и лежал пухлый ежедневник.
«В старости глаза целее будут», – порадовался за женщину Фризе. Но порадовался преждевременно: справа, в стороне от огромных окон, красовался специальный стол с двумя компьютерами.
В те далекие времена, когда сыщика интересовали криминальные делишки сотрудников департамента, покой его главы стерег охранник в приемной. Теперь он отсутствовал.
– Вы Владимир Петрович Фризе? – спросила секретарша.
– Да. Мы условились… – он не успел договорить, как женщина сказала:
– Марина Афанасьевна вас ждет. – И, поднявшись с кресла, распахнула перед ним дверь в кабинет:
– Марина Афанасьевна, пришел Владимир Петрович!
Фризе поежился от той предупредительности, с которой встретила его секретарша. От заинтересованного взгляда ее серых внимательных глаз.
«Неужели каждый в этой конторе знает, что некто Фризе Владимир Петрович пожаловал к ним за большим наследством? – с раздражением подумал он. – Даже охранник к моей фамилии примерялся. Неровен час, и криминалитету доложили?»
Но времени на то, чтобы всерьез рассердиться, у него не было. Навстречу Владимиру шла Лескова.
– Владимир Петрович! Вы все такой же молодой и стройный!
– Вот уж кого время не тронуло, так это вас, Марина Афанасьевна! – не остался в долгу сыщик. И был почти искренен.
Фризе сидел за приставным столиком напротив Лесковой, листал папки с пожелтевшими документами, пухлые и не очень пухлые, и, время от времени взглядывал на новую начальницу Департамента. В день первой встречи она выглядела лет на сорок, сорок пять. И спустя десятилетие сыщик не дал бы ей больше. Те же пышные седые, с легкой синевой волосы, интеллигентное лицо…
«А еще говорят, что женщины увядают быстрее мужчин, – подумал он. – Законсервировалась тетка!»
Но еще через некоторое время он разгадал «секрет» этой «тетки». Десять лет назад она была рядовой чиновницей большого бюрократического аппарата. Приятной, интеллигентной, но придавленной ежедневной служебной рутиной. Да и домашних забот, наверное, у нее хватало.
Теперь перед ним сидела руководительница серьезного Департамента. Положение обязывает! Одежда на Лесковой не стала более яркой и сверхмодной. Она по-прежнему была одета со вкусом, но когда средства позволяют удовлетворять этот вкус по самым высоким критериям, эффект получается поразительным. Плюс комфортное душевное состояние, плюс, позволил себе предположить знаток женской психологии, фитнес по полной программе. А, может быть, еще и молодой любовник? Теперь это модно.
Фризе читал и читал документы, удивляясь тому, какие сюрпризы может преподносить жизнь. Изредка просил Марину Афанасьевну разъяснить непонятные формулировки. Начальница делала это с удовольствием и постоянно приговаривала:
– Вот видите, Владимир Петрович, вот видите!
Владимир Петрович видел. И не только видел, но и чувствовал. От перечисления объектов недвижимого имущества у него дух захватывало и холодело где-то в районе селезенки.
– Выходит, что я имею шанс пополнить ряды российских миллиардеров? – спросил он у собеседницы. – Влиться в ряды Дерипасок и Абрамовичей?
– Ну, до Абрамовича еще надо тянуться и тянуться, – улыбнулась Лескова. А Фризе мысленно ее поправил: «Надо тянуть и тянуть».
– Но могу вас порадовать, – продолжала Марина Афанасьевна. – Ваше наследство, самое большое, которое мы отыскали за все время существования Департамента.
– Аминь! И что же в сухом остатке? Если избавиться от всех этих «заводов, газет, пароходов»?
– Поезжайте в Киль, – все тянула и тянула с ответом на так интересующий сыщика вопрос Марина Афанасьевна. – Вы – единственный наследник. Дети вашего прадеда от второго брака умерли после войны бездетными. Кажется, Бригитта и Карл?
– Да.
– Вот и поезжайте. Договаривайтесь с немцами. И не тяните с оформлением. Мы подготовим для вас полный комплект документов, заверенных нотариатом уже завтра. Покупайте билет на самолет – и в путь!
– Поеду поездом.
Лескова посмотрела на Владимира с удивлением.
– Да! Не выношу самолеты.
– Поторопитесь. По-моему, немцы не хотят выпускать имущество из своих рук.
Это «по-моему», навело сыщика на мысль, что руководительница Департамента знает гораздо больше, чем ему выкладывает.
– А после смерти Смагина в Департаменте большие изменения произошли?
Вопрос не застал Марину Афанасьевну врасплох.
– Ой, не говорите! Такую перетряску нам учинили! Три начальника успели Департаментом порулить. Все были пришлые. Потом и про старые кадры вспомнили. Я уже пять лет в начальницах. Вы спросили про сухой остаток? – сменила Лескова тему. – Не терпится узнать, сколько составляет валютная часть наследства?
– Да, Марина Афанасьевна. Любопытство разбирает, – улыбнулся сыщик. – В бумагах все про недвижимость, про дома да верфи. По-моему, даже публичный дом упоминается. Я не ошибся?
– Не ошиблись. Киль ведь город портовый, – взяла она под защиту не то сам Киль, не то усопших родственников Владимира.
А сам он и не думал осуждать их за такую недвижимость.
«Вот удивится Дюймовочка, когда я сообщу ей: “Знаешь, малышка, а у меня в германском городе Киле, фешенебельный публичный дом!” Он не сомневался, что заведение фешенебельное. Иного у его пращуров и быть не могло.
– Наверное, кто-то из ваших бухгалтеров сводил дебит с кредитом? – вернулся сыщик к «сухому остатку». – Подсчитывал, какую сумму с меня удержит государство? Чем обязан я Департаменту?
– Владимир Петрович, о вашем наследстве в Департаменте знают только двое – главбух и я. Большие деньги – большие секреты.
– Вот это правильная постановка вопроса, – одобрил Фризе, но тут же мысленно помножил количество посвященных на десять. В некоторых ситуациях он исповедовал здоровый скептицизм. Жизнь научила. – Но вернемся к валютной части наследства. Итак?
Лескова поднялась и подошла к огромному, похожему на холодильник сейфу. Допотопному сейфу, похожему на допотопный холодильник. Сыщик уже давно не видел таких монстров. Миллионеры и крупные чиновники все чаще прятали свои секреты и накопления в сейфах, встроенных в стены и замаскированных картинами «прогрессивных» художников.
Марина Афанасьевна побренчала ключами и достала из своего надежного хранилища несколько листков бумаги, скрепленных скоросшивателем. Тщательно заперла сейф и вернулась к столу:
– Вот вам, майн либер хер Фризе, аллес папирен!
Наверное, начальница изучала в школе немецкий. Или поднаторела в нем, пока занималась наследством Владимира Петровича.
Это были два аутентичных документа. Один на немецком, другой на русском языке. Сыщик, не в силах побороть любопытство, пропустил короткую преамбулу и сначала заглянул на последнюю страницу немецкого экземпляра.
За вычетом налогов и расходов на оформление ему причиталось девятьсот тридцать миллионов семьсот двадцать две тысячи шестьсот пятьдесят евро.
Как ни старался Владимир демонстрировать свою бесстрастность, но бурные эмоции вырвались из-под контроля. Куда только подевались самообладание и выдержка, которыми сыщик всегда гордился! А ведь подготовлен был к сюрпризам начальницей Департамента. И со списком переходивших в его владение «заводов, газет, пароходов» познакомился.
Но одно дело заводы и пароходы, другое – цифры. Цифры русскому человеку более понятны. Воспринимаются моментально и в полном объеме. Цифра, она несет в себе магический заряд, она конкретна. В цифрах можно выразить и кило сосисок и сумму годового дохода министра природных ресурсов. И даже сами природные ресурсы.
– Ничего себе! – восторженно произнес Фризе, поддавшись гипнозу обозначенных в документе сумм. – Этот «сухой остаток» ни в один в кейс не уложишь!
– И все же я рекомендую вам спрятать документы в свой кейс, да понадежнее его запереть на все кодовые замки. Ваш кейс – прямо загляденье! Никогда таких не видела.
– Подарок хорошего человека. Его нельзя просветить даже инфракрасными лучами, – похвастался сыщик. – Это его первый «выход» в свет. Повод вполне подходящий.
– Не забывайте и про барсеточников, – предупредила Марина Афанасьевна. – И не оставляйте документы дома. Я рекомендую взять ячейку для хранения в Сбербанке.
– Да у меня дома прекрасный сейф! – с гордостью сообщил Владимир. И прикусил язык, вспомнив, как распрекрасно справились однажды с его сейфом неизвестные грабители. Но посвящать собеседницу в свои заморочки не стал.
– Отлично! Отлично! – порадовалась вместе с сыщиком Марина Афанасьевна. – Кофе? Чай? – спросила она Владимира. И шепнула заговорщицки: – Я вчера напекла пирожков с яблоками. Без всякого хвастовства – пирожки объедение.
– Чай. – Владимир по опыту знал, что в конторах и офисах угощают хотя и хорошим кофе, но растворимым. А растворимый кофе он не любил. Ему стоило больших усилий не показать своего огорчения, когда секретарша принесла ему заказанный чай, а хозяйке заведения чашечку ароматного эспрессо.
Пирожки Марина Афанасьевна достала из тумбочки письменного стола. Они и правда оказались выше всяких похвал.
Пока Фризе, наслаждаясь ароматом прекрасного кофе, пил чай и уминал один за другим пирожки, Лескова давала ему советы, как вести себя с властями Киля и представителями юридической фирмы, которую наследодатель уполномочил совершить все формальности по передаче наследства. Советы были дельными, и Владимир, покидая кабинет начальницы, поцеловал ей ручку:
– Что бы я без вас делал, Марина Афанасьевна! В делах финансовых я полный профан.
Секретарша унесла из кабинета поднос с чашками и сахарницей. Плотно закрыла за собой обе двери. А ее начальница сделала два телефонных звонка. Первый – по аппарату второй правительственной связи, оставшейся в наследство от советской власти. Перед этим звонком она целую минуту собиралась с духом. Наверное, даже, мысленно отрепетировала свое сообщение. Потом набрала четыре цифры. Ей пришлось довольно долго ждать, пока абонент поднимет трубку.
– Здравствуйте, Владислав Викторович. Вас беспокоит Лескова. – И, не дожидаясь ответного приветствия, Марина Афанасьевна доложила:
– Фризе получил все документы и выезжает оформлять наследство.
– Летит самолетом?
– Я рекомендовала самолетом. Но молодой человек хочет поездом. Говорит – боится самолетов.
– Спасибо. Сообщайте, если будут новости.
– Обязательно, – сказала Марина Афанасьевна. Но собеседник уже положил трубку.
Она вздохнула с облегчением, словно проделала тяжелую работу и набрала номер по мобильнику.
– Ну? – буркнул мужчина.
– Это магазин? – спросила Лескова. – Мы кильки отправили. В домашний холодильник.
И отключилась, не дождавшись ответа.
ПУРГА
За долгие годы своей следственной практики Фризе приучил себя контролировать не только свои действия, но и гасить эмоции. Но совладать с возбуждением, которое не покидало его, как только он покинул здание «Инюрколлегии», ему никак не удавалось.
«Ну, надо же, надо же! Фризе – миллиардер! Кому рассказать – не поверят», – время от времени шептал он себе под нос и крутил головой. Но рассказать было некому.
Приподнятое настроение подпортило только воспоминание об открытом грабителями сейфе, которое неожиданно посетило его во время беседы с Лесковой.
«И чего ради я разоткровенничался с едва знакомой теткой? – пожурил он себя за внезапный приступ болтливости. – На ее предшественнике я уже когда-то обжегся!»
Но допущенный промах обернулся во благо. Слегка поумерив эйфорию, он вернул себя на землю. А для сыщика Фризе это означало не упускать из поля зрения, ничего из того, что происходит вокруг. Ничего интересного вокруг не происходило. Москвичи и гости столицы шли плотными рядами по панели и по проезжей части узкой улицы и не обращали никакого внимания ни на чистенькую белую бээмвэшку, ни на самого Фризе, провожавшего пешеходов пристальным взглядом.
Но, когда он медленно выехал с места парковки, за ним также медленно тронулся «форд фокус», стоявший поодаль. «Форд» был серо-бурого, без примеси малинового цвета и очень грязный. А ведь все эти дни в Москве стояла сухая жаркая погода.
«Ну, тронулась эта машина вслед за мной? Проехала несколько минут следом, – подумал Владимир. – И что из этого следует? Вот если бы улица была пустынной и ни сзади, ни впереди ни один автомобиль не маячил, стоило забеспокоиться. А вдруг ее расчистили для правительственного проезда? Гаишники в таких случаях звереют. Накинутся – мало не покажется! Да и движение на улице одностороннее! Куда было «форду» деваться?»