Я люблю тебя
– Мама. Почему ты так грустно говоришь о детстве?
– Вот когда оно от тебя уйдет, тогда ты меня поймешь. Мы всегда вспоминаем с грустью то что теряем, то что никогда к нам не вернется, то что мы иногда видим во снах. Что имеем – не храним, потеряем – плачем. Вот так, дочка. Но жизнь продолжается. Всегда нужно идти только вперед.
– Давай мама я тебе лучше спою веселую песню, которую я только что сочинила.
–Спой дочка свою веселую песню.
– Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
– И все? Это вся твоя песня? Смеялась Настя.
– Это только начало. Я потом по позже дальше сочиню. Я просто хотела развеселить тебя.
– Тебе это удалось. Они обняли друг друга и весело смеялись.
– И я люблю тебя, Лизонька. Очень. Очень.
– И я тебя, мамочка. Очень при очень.
Лиза закончила школу. Сдала все экзамены, собиралась в Москву поступать во ВГИК.
– Артистка ты моя. Как же я буду без тебя жить. Вытирала слезы Настя.
–Мама. Ну хочешь, я некуда не поеду? Буду работать в библиотеке или в клубе.
– Ну что ты дочка. Зачем ты так говоришь. Это же мечта всей твоей жизни. Нельзя предавать мечту. Потом будешь жалеть об этом всю свою жизнь, что не использовала свои возможности. Ты не смотри на меня дочка, не обращай на меня внимания. Вот когда у тебя будут свои дети, ты меня поймешь, как это не просто и страшно отпускать свое родное дитя от себя. Да еще так далеко в такой большой город. Как ты там будешь жить одна в огромном городе?
–Мамочка. Я же там буду жить не одна. Там будет жить много людей. Поступлю. Дадут общежитие, у меня будет много друзей. Как только будет возможность, буду приезжать к тебе, моя дорогая мамочка. А потом может и тебя к себе заберу. Я тебя тут одну не оставлю.
–Лизонька. Прошу тебя. Никогда не обрезай свои прекрасные волосы. А то приедешь, там все девки остриженные как овечки и тебе захочется.
–Хорошо мамочка. Никогда не буду стричь. Ты же мне их столько лет растила.
– Поторопись дочка. А то на автобус опоздаешь. Тогда следующий будет только вечером. Я тебе в сумку положила пирожки в дорогу с повидлом, как ты любишь. И еще положила в сумку деньги, ты уж прости, сколько смогла скопила. На первое время хватит. Иди уже дочка, гитару не забудь.
– А ты, что не пойдешь меня до остановки провожать?
– Нет, здесь простимся. Не хочу тебе дорогу слезами заливать. Я уж здесь тихонько посижу, поплачу.
– Мамочка. Ну не надо плакать. Я люблю тебя. Все будет хорошо.
– Я тоже люблю тебя дочка. Иди с Богом. Ой, гитару забыла. Удачи тебе. Ну иди дочка. Помоги тебе Господи.
Лиза опоздала на автобус на какую-то минуту. Она увидела, как он отъезжал от остановки и скрылся за поворотом.
– Какая досада. Торопила же меня мама. Обратно домой не пойду. Возвращаться плохая примета. Мама снова расстроится, провожая меня. Может попутка в город будет. Иногда люди останавливались и подвозили в город по пути недорого.
Антон Павлович
В трехэтажном загородном особняке, на роскошном диване лежал мужчина, лет тридцати, в дорогом бархатном халате, расшитым шелком. Открылась дверь. Вошел полный мужчина с разносом в руках. Он поставил поднос на небольшой прикроватный столик.
– Ваша овсянка, сэр. Мужчина улыбнулся. Как доктор прописал.
– Что опять овсянка? Каждый день овсянка. Надоело.
– Почему каждый день? Вчера была перловка.
– Хоть бы яйцо вареное принес. Хочу простое куриное яйцо.
– Нельзя вам яйцо, там холестерин. Это вредно для вашей печени.
– При моем росте, 1 метр 90 сантиметров я должен весить 90 килограмм, как минимум. А я что, всего 70. С вашей диетой скоро ноги протяну. Сам то пади с утра уже ветчинки поел здоровый кусок. Да?
– Мне можно. Если я умру, никто этого даже не заметит, а если вы умрете, ваш папенька с нас голову снесет.
–Хочу селедки с картошкой жареной и пиво холодненького. А? Сгоняй лучше за пивом Паша. А?
–Не капризничайте Антон Павлович, кушайте лучше овсянку. Вкусная.
– Да? А ты пробовал? Пристрелить бы надо этого повара.
– Повар тут не причем. Он выполняет рекомендации вашего лечащего врача.
– А это что? Опять какие-то таблетки?
– Эти таблетки для вашей поджелудочной. А эти для вашей драгоценной печени. Не капризничайте, кушайте. Сок апельсиновый для аппетита.
–Зачем мне для аппетита, болван. У меня аппетит есть и очень хороший. Кричал Антон. У меня еды нормальной нет.
–Посидите немного на диете, по принимайте лекарство, подлечите свои надорванные алкоголем органы, а потом сможете кушать что-то другое.
– Что-то другое? Это вместо овсянки перловку? Да? Слушай. Почему ты весишь 120 килограмм.
– Нет, 110.
– Ты ешь все, что захочешь и у тебя ничего не болит? Почему у меня от куда-то берутся болезни? А? Может ты мне объяснишь? А? Кричал Антон.
– Потому что я добрый, не злюсь, не кричу, не нервничаю по пустякам. А вы злитесь, нервничаете, а все болезни от нервов. У вас в организме все быстро сгорает. У вам метаболизм другой.
–А у меня все сгорает? Ваша овсянка долбаная сгорает? А эти как их ваши таблетки? Кричал Антон.
–Не капризничайте, Антон Павлович. Кушайте овсянку.
– Перестрелять вас всех, купить домик в деревне, завести коровку. Выращивать на своем огороде картошку, клубнику.
– Вам нельзя, Антон Павлович, в деревню.
– Это еще почему нельзя? А? Почему это мне нельзя, болван?
– В деревне нужно много работать. Опять же коровке сено косить, а то она голодная не то что молоко, она извините и навоза вам никакого не даст.
– А зачем мне навоз, болван? Ты что надо мной издеваешься? Он стучал ребром руки по столику. Мне нужно молоко и картошка.
– Опять же чтобы там огородик, картошку, нужно землю копать. А вы, извините, с больной печенью и поджелудочной много не накосите и не накопаете.
–Пошел вон, болван, развелось тут умников. Куда не плюнешь – в умника попадешь.
– Кушайте овсянку, сэр. Вкусная. Мужчина улыбнулся и вышел из комнаты.
– Паша! Паша! Кричал Антон.
– Звали, Антон Павлович?
– Паша. А я девочку хочу.
– Собачку что ли?
– Болван. Какую собачку? Живую девочку. Настоящую.
– Усыновить что ли хотите?
– Болван. Ну что ты не догоняешь? Что ли? Мои мысли, мечты. Не можешь проникнуться?
– Да как я могу проникнуться в ваши мысли. У вас там с утра мечты, то жареная картошка, с селедкой, то пиво, то…
–Сон мне сегодня приснился, знаешь какой?
– Какой?
– О! Девушка. С длинными, русыми волосами, ниже пояса. Светлое прозрачное платье. Да самой земли. Она идет по цветущему полю. Цветов много вокруг. Разные. Маки красные, белые ромашки, синие васильки, колокольчики. Она идет. Руки опущены. Она трогает цветы руками. А на голове венок из полевых цветов. Потом она села на траву. Начала плести второй венок из цветов. Она улыбается и так смотрит на меня. Когда сплела. Надела мне венок на голову, а он такой душистый. Паша. Как ты думаешь, что этот сон означает?
–Ну что-то маловато венков.
– Почему это, маловато?
– Только два. Обычно много венков кладут на бугорок.
– Какой бугорок. Паша?
– Свежей земли.
– Какой свежей земли? Я же тебе говорю. Шла по полю. Это платье у нее было до земли. Болван.
– Ну тогда. Если два венка, круглые. Это значит два кольца. Наверно. Это к свадьбе.
– К какой свадьбе? Болван. Вот возьмет и враз все испортит. Пошел вон. Болван. Паша вышел за дверь.
– Что там лютый опять лютует? Что он там опять придумал?
– Говорит. Девочку хочу.
– Телку. Что ли? Так мы ему враз доставим. Сколько ему надо 5 или 10. Пусть выбирает. Смеялся Костя. Антон вышел из комнаты.
–Мне этих ваших телок, не первой свежести, потрепанных даром не надо. Мне нужна одна. Милая. Из моего сна. Первоцвет.
– Ах. Во как. Первоцвет.
– Да. Такую юную, чистую, целомудренную.
– Да где ж ее взять то целомудренную? Это вам Антон Павлович в детский сад надо. Старшей группы. Там наверняка есть. Хотя? Смеялся Федор.
– Болваны. Пошли все вон. Пока я вас всех не перестрелял. Дармоеды. Кричал Антон Павлович.
Утро следующего дня. Антон лежит на роскошном диване, в дорогом халате. Открывается дверь. Заходит мужчина с разносом.
– Ваша перловка сэр. Мужчина улыбается. Любимая.
– Какая перловка? Опять эта перловка. Каждый день перловка. Надоела.
– Нет. Вчера была овсянка. Сэр.
– Дай поспать. Убирайся со своей перловкой.
– Извините. Антон Павлович. Но скоро уже обед будет. Хватит спать.
– Тебя не спросил. Я сегодня может всю ночь не спал. Все думал о вчерашнем сне. Все думал и ждал. Может она мне снова приснится.
– Кто. Извините.
– Девушка. Которая с венком на голове. А что на обед?
– Запеканка творожная с макаронами.
– Слушай. Паша. Сходи на кухню, скажи повару. Пусть мне пожарит стейк из говядины с хрустящей корочкой и картошкой фри. Или я его пристрелю.
– Это если только во сне.
– Что? Пристрелить?
– Нет. Стейк с фри.
– Ой. Какие болваны. Всех разгоню, пристрелю. Новых наберу.
– Таких же болванов?
– Пошел вон, умник.
– Что опять лютует? Что ему на этот раз надо?
– Стейк с картофелем фри.
– Ну пусть пожарят, если он так хочет. Лишь бы он только не орал.
– Пусть он лучше так орет, а то если приступ начнется, половину людей перестреляет. Прошлый приступ был. Знаешь, как он орал, посуду всю перебил. В потолок стрелял. Штукатурку еле собрали, помыли.
– Паша! Паша! Кричал Антон.
– Да Антон Павлович, вы звали?
– Паша. Как ты думаешь. Вот эта девушка приснилась. Это любовь проснулась в моем молодом, здоровом организме или это хромосомы так бушуют весенние.
– Думаю это не то и не другое.
– А что тогда Паша?
– Вы хотели сказать гормоны. В вашем не здоровом организме. К тому же уже начало лета. Вот видите, а вы не хотели овсянку с перловкой кушать. А теперь вы сами видите, как они благотворно влияют на ваш молодой организм. Пища Богов и королей.
– А что. Им королям там больше есть нечего было? Ну да конечно. Золото же не пожуешь. Оно в зубах застрянет. Ха. Ха. Ха.
– Просто короли хотели жить долго, поэтому выбирали здоровую пищу.
– Позови-ка ты мне Юру.
–Юра, у тебя машина нормально едет.
– Какая?
– Любая. Может мы сегодня покатаемся.
– Куда?
– Да хоть куда. Просто поедем, покатаемся. По полям, по лесам, по улочкам деревенским, как в прошлый раз. А?
– Фу. Какая сегодня жара. Антон Павлович. Может уже домой поедем. Два часа уже катаемся. Никого не встретили. Все дома в саду сидят.
– Ты вот в этот лесочек заезжай. Там прохладно. Постоим. Может девки по грибки, по ягодки бегают по лесочкам.
– Нет тут никаких девок. Утром все ходят по грибочкам, по ягодкам.
– Ладно. Сверни сюда в поселок, по улочкам поедем, вдоль прохладных аллей, потом домой поедем. Ну-ка. Вон там притормози на остановке. Видишь девушка с гитарой сидит. Спроси куда и посади в машину.
– Девушка с гитарой! Восхищенно произнес Юра. Артистка наверно?
– Да, буду артисткой. А вы как узнали?
– Ну как же. Если с гитарой, значит артистка. И куда такая красивая девушка путь держит?
– В Москву. Опоздала на автобус, теперь до вечера следующий ждать надо.
– Зачем же так долго ждать. Мы как раз едем в Москву. Место свободное есть. Пока вы дождетесь своего автобуса, мы уже в Москве будем. Садитесь подвезем.
– Ой как хорошо. Да неудобно как-то.
– Садитесь. Садитесь. Не стесняйтесь. Автобус еще не скоро приедет. Пока будете ждать автобус, мы уже в Москве будем.
– И как зовут нашу прекрасную спутницу?
– Лиза.
– О! Елизавета. Какое прекрасное царское имя.
– Почему царское?
– Так зовут Английскую королеву.
– Елизавета? Ах да. Как жарко сегодня.
– Минералки холодненькой не желаете? Я вам сейчас налью. Саша налил воды в пластиковый стаканчик и подал девушке.
Антон посмотрел в верхнее зеркало салона. Девушка наклонила голову на грудь Саши.
– А почему она спит? Болван. Ты чем ее напоил.
– Да я же так немного. Чтобы не кричала, не кусалась, не царапалась, как в прошлый раз. Для вашего удобства хотел.
– Ух. Наркоманы, вашу маму. Съезжай с дороги. Изобретатели. Заезжай в лесок, в тенек и пошли все из машины. Не подслушивать и не подглядывать.
–А что там подглядывать. Окна все равно тонированные. Под глянешь тут.
– По пререкайся еще у меня. Вон на той полянке нарвите цветов и побольше.
– Антон Павлович. Цветы.
– Все пошли вон. Болваны. Рассредоточились и смотреть по сторонам, чтоб ни одна мышь не проскочила. Все, я занят.
Антон пересел к девушке на заднее сидение и заблокировал все двери. Разложил сидения. Снял с себя всю одежду, вытер пот со своего тела. Под голову Лизе положил небольшую подушечку. Сам сел на краю у окошка. Положил ее ноги на свои и начал медленно снимать с девушки трусики и юбочку. Поднял до шеи футболку.
– О Боже! Боже! Как ты хороша. Можно ослепнуть от такой красоты. Какая у тебя белая, тонкая, прозрачная кожа. Кое где видны тонкие ниточки вен. Антон развязал длинный хвостик русых волос и разложил их вдоль ее тела. Разложил прохладные, ароматные цветы на голову, плечи и волосы.
– Да ты же русалочка. Русалочка моя. Это ты Лизонька снилась мне вчера. Я тебя узнал сразу. Милая. Он гладил ее плечи под фиалками. Он вдыхал аромат цветов на ее теле. Антон начал тихонько, пальчиком, гладить маленькие, упругие груди, ее нежное прохладное тело.
– О Боже! Как же ты хороша. Не дай Господи мне ослепнуть от такой красоты. Ты же совсем еще дитя. Как же я могу, старый хрыч опорочить, осквернить такую Божественную красоту. Как же я могу своими грязными руками, своей колючей щекой, касаться этого Божественного создания.
– Господи! Почему? Для чего? Для кого? Ты создаешь такие творения. На которые даже смотреть грешно. Господи! Почему! Зачем? Ты создал мужчин, такими подлыми, грубыми животными. Зачем ты дал мужчинам безрассудную похоть. Антон смотрел на девушку и не смел к ней даже прикоснуться своими огромными, грубыми руками.
– На это создание можно только любоваться. Антон смотрел на девушку и плакал. И его слезы катились по небритой щеке, падали на прекрасные русые волосы, на душистые цветы. Он раздвинул ее нежные с шелковой кожей ноги, положил их на свои колючие ноги.
– Не бойся дитя я не посмею, я не причиню тебе боли, я не вонжу свой острый кинжал в твое детское тело. Антон смотрел и плакал. Я сдержусь. Он пальчиком проводил по ее гладким, белым бедрам. Я только чуть-чуть прикоснусь своим кинжалом, чтобы не поранить твое Божественное тело. Он сел на колени, придвинулся к ней ближе, руками уперся выше ее плеч. Он нежно водил упругой плотью, по краю ее лона. И тут. Извержение вулкана, сотрясло его тело.
– А! А! А! Закричал Антон как раненый зверь.
– Черт! Черт! Черт! Что я натворил? Не успел. Не удержал. Огромный фонтан прозрачной жидкости, наполнил узкую розовую щель.
– Прости! Прости! Милая дитя. Так получилось. Я не хотел. Может все обойдется.
Солнышко садилось. Девушка сидела в машине, наклонив голову на грудь Саши. Сумерки. Машина небольшими улочками приближала Лизу к ее мечте. Машина заехала в тенистый сквер, освященный яркими фонарями. Девушку на руках вынесли из машины, посадили на скамейку, рядом с гостиницей.
–Дай девушке деньги. Положи в сумку. Да не эти жалкие гроши. Разве на них сейчас проживешь в Москве. Антон выхватил пачку денег у Юры. Конверт положил во внутренний карман сумки девушки. Рядом положили гитару. Плеснули в лицо Лизы прохладной воды.
–Лизонька! Просыпаемся. Мы уже приехали.
–Мы уже в Москве?
– Да. Уже давно. Слева от вас гостиница. Квартал вниз институт.
– Я что, уснула? Ничего не помню. Так хотела все посмотреть.
– У вас еще будет много времени насладиться обзором нашей столицы.
– Спасибо вам большое. Улыбалась Лиза.
Лиза пошла в ближайшую гостиницу, сняла номер. Открыла сумку перекусила пирожками с повидлом. Увидела деньги в конверте.
– Вот это да. Бедная моя мамочка, сколько денег положила. Наверно много лет копила, во всем себе отказывала. Для меня. Но зачем же столько много? Хоть бы себе оставила. Наверно все деньги из дома отдала, а может еще и заняла. Как же она будет жить без денег? Пойду завтра на почту и отправлю ей деньги. Лиза взяла немного денег и пошла по магазинам.
Она покупала себе и маме одежду. А на следующий день, отправила маме посылку с вещами и денежный перевод. Забежала в институт, все разузнала. Следующий поток на прослушивание будет через 3 дня.
– Как хорошо, можно спокойно подготовиться, подобрать одежду. Лиза до самого вечера ходила по холлам и залам института. Знакомилась с парнями и девушками. Кто-то уже плакал от счастья, что поступил. Кто-то плакал от неудачи. Что придется обратно ехать домой ни с чем.
Институт
Вот он наконец и наступил ее долгожданный день. Самый главный день в ее жизни, к которому она готовилась всю свою маленькую жизнь, еще с детского сада. Лиза еще с вечера приготовила все, в чем она будет поражать строгую комиссию. Черную, ажурную, обтягивающую, трикотажную кофточку. Черные обтягивающие, тонкие колготки, легкую капроновую юбочку.
На голову Лиза повязала длинный капроновый шарфик. Сверху надела светло-серый халатик-платье, чтобы по дороге не шокировать прохожих. Черные легкие тапочки-балетки, сделала легкий макияж, как ее учили новые знакомые подружки. Во все оружие выдохнула с легких воздух.
– Ну с Богом. Лизонька. Сказала она себе и вышла из номера.
К входу в аудиторию столпилось много девушек и парней. Было шумно. Кто-то зубрил, бормотал себе под нос стихи или басни, кто-то распевал свой голос, кто-то трясся от страха, говорил, что с головы все вылетело, ничего не помнит.
Лиза стояла у стенки, обняв свою гитару и с любопытством наблюдала за молодыми людьми. Снаружи она была как бы спокойна, но внутри вся тряслась от страха. Она думала, если она не поступит, как она приедет домой, мама будет сильно переживать и плакать. А ей будет так стыдно смотреть в ее глаза.
Мама растила ее одна. Так и не вышла ни за кого замуж, хотя на комбинате мужчины делали ей предложение, потому что она такая красивая, добрая, молодая. Мама ее все время называла: моя артистка. Она была уверена, что ее Лизонька не простой ребенок. Она талантливая, ее ждет большая сцена.
Настя посвятила ей все свои молодые годы и сейчас приехать, сказать ей, что она просто бездарная дура, никому не нужная, никчемная. Конечно же мама ее и такой будет любить, потому что она ее дочка, потому что она ее мама. Но было так горько и стыдно не оправдать ее надежды.
– Лиза Цветова! Прозвучало, как гром среди ясного неба. Лиза робко вошла в огромный зал. У стены стоял длинный стол, за ним сидело несколько человек. Кто-то, опустив на нос очки, внимательно разглядывал девушку. Две женщины тихонько разговаривали между собой. Затем начали тоже внимательно смотреть на Лизу. И вот уже все взгляды устремились на нее. Было так стыдно и неловко, что хотелось спрятаться куда-нибудь, или накрыться большой гитарой, чтобы не видеть эти пронзительные взгляды.
Но тут Лиза вспомнила, как она выступала со сверстниками во дворе, на самодельной сцене, как пела в клубе романсы. Там было еще больше людей, там совсем не было страшно.
– Подойдите к нам поближе. Лиза на дрожащих в коленках ногах, прошлась, как ей показалось легкой и свободной походкой. Положила гитару на стул.
– Девушка с гитарой. Все начали иронично улыбаться.
– Что вы нам расскажите? Лиза рассказала не заезженную басню, которую обычно все читали, стрекоза и муравей. Она читала малоизвестную всем басню. Затем начала читать стихи военной тематики. Слезы катились из ее глаз. Она из стиха перенесла весь свой страх, судорожно вздрагивала, падала на колени, полными глазами от слез смотрела на строгую комиссию нежной улыбкой.
–Очень хорошо. Произнесла женщина, с опущенными на нос очками. Все начали тихонько обсуждать между собой ее выступление.
– Лизонька. Вы принесли с собой гитару. Может быть вы нам что-то споете или сыграете?
– Да. Спою. Романс. Она села на стул, взяла гитару и начала петь цыганский романс легким акцентом. В конце песни она так высоко взяла ноты, долго держала голос.
Потом она затихла. Смотрела на комиссию, начала весело смеяться. Лиза так разошлась, что положила гитару на стул, распахнула и сняла быстро халатик одним движением. Продолжая петь песню, Лиза выполняла акробатические этюды. Капроновая лента вместе с ее роскошными волосами развивались как шлейф, а капроновая легкая юбочка оголяла ее накаченные бедра и стройные ноги. В конце она села на шпагат, склонив голову к полу.
Было так тихо. Лиза подняла голову и посмотрела на комиссию. Шквал аплодисментов разлился по залу.
– Браво! Послышался мужской голос.
– Лизонька. Вы свободны. Подождите решение комиссии за дверью. Парень стоящий у двери, прислонил ухо, слушал и передавал услышанное всем.
– Боже. Откуда такой самородок?
– Да. Плохо мы еще работаем с глубинкой.
– Она уже готовенькая актриса. Хоть завтра на сцену.
– Оксана Юрьевна. Вы не против, если я возьму ее на пробы в эпизоды.
– Да за ради Бога.
– Товарищи. Этому самородку нужна хорошая огранка, чтобы он стал бриллиантом. Ну что, единогласно?
– Да. Конечно же. Да. Еще и в аттестате у нее одни пятерки.
– Лизонька. Вы где-то учились, что-то заканчивали?
– Нет. Только в школе занималась в кружках.
– Лизонька. Мы вас поздравляем. Вы приняты на первый курс института. Вам как иногородней будет предоставлено общежитие, с выплатой стипендии.
– Лизонька. Меня зовут Аркадий Владимирович, после окончания приема, дождитесь меня пожалуйста в коридоре. Мне нужно с вами переговорить, это не займет много времени.
Лиза вышла в коридор, подошла к окну, положила локти на подоконник, схватилась обеими руками за голову и рыдала во весь голос. У нее началась истерика. Все подходили к ней, утешали.
– Ну ничего страшного, поступишь на следующий год, что же так расстраиваться.
– Да я поступила! Поступила. Говорила она всем громко, улыбаясь от счастья.
– Так что же ты тогда ревешь, вот дуреха. Радоваться надо.
– А я и радуюсь. Радуюсь.
– Счастливая ты Лиза, поступила.
– Конечно. Она такая красивая, красивым проще.
– А я как зашла, девчонки, сразу все забыла, они так все смотрят на меня, я испугалась и сразу все забыла.
На следующий день Лиза отбила маме телеграмму. Мамочка, меня приняли в институт со стипендией, дадут общежитие. Спасибо тебе за все. Я люблю тебя. Настя принесла телеграмму на комбинат.
– Дочка моя Лизонька, артисткой будет. Поступила в институт. Плакала Настя.
– Ну и что же ты плачешь, радоваться надо.
– А я и радуюсь. Радуюсь.
– Счастливая Настька. А мои оболтусы ни учиться, ни работать не хотят. Одна дурь в голове, танцы да девки.
Лиза могла бы уехать домой до занятий, как многие девушки. Она так хотела увидеть маму. Но Аркадий Владимирович снимал новый, военный фильм. Он предложил Лизе сделать несколько дублей в эпизодах.
– Так, Лизу переодеть, загримировать, да и волосы. Очень длинные. Обрезать до плеч.
– Нет. Закричала Лиза. Волосы не дам обрезать. Мне мама их всю жизнь растила.
– Видите ли. Лизонька. По сценарию, вашу героиню, будут тащить за волосы по снегу. А это, что же целый метр волос куда-то девать надо будет.
– Девай те куда хотите. Волосы не дам обрезать. Тогда я сниматься вообще не буду.
–Хорошо. Хорошо. Я переговорю с режиссером, мы может быть что-нибудь придумаем.
– Нет. Ну ты посмотри на эту звездную Светову. Не успела в институт поступить уже условия режиссеру ставит.
– Во-первых не Светову, а Цветову. Во-вторых, ты сама себе попробуй сначала отрастить такие волосы. Такие волосы, всю жизнь растить надо.
– Сейчас никто не хочет их растить. Зачем они нужны такие длинные, мороки с ними, путаются, мешаются, куда проще со стрижкой. Шампуня меньше надо.
– Ничего ты не понимаешь. Красота. Опять же индивидуальность.
– Лиза! Где Лиза? Лиза. Режиссер согласен, сказал даже еще лучше. Немец тоже согласен. Будем снимать, по ходу посмотрим, что получится.
– Пробный дубль. В студии поставили декорации. Налили пены.
– Тишина в студии. Немец схватил Лизу за косу, намотал ее на руку и потащил раздетую по снегу, по поселку.
–Партизан! Партизан! Кричал он. Потом ее за косу привязали к телеге, запряженную кобылой. На груди у нее была привязана табличка. Крупными буквами было написано. Партизан. Потом. Стояла виселица. Женщина и двое мужчин стояло на табуретках с завязанными глазами. На груди табличка. Палкой били по табуреткам. Мужчины по очереди кричали. Они думали, что у кого-то уже вышибли табуретку из-под ног и скоро их очередь.