Плещущийся

Улица встретила хитрого бетонщика запахом горячего асфальта, вперемешку с запахом прелого белья и солярки. Во рту помимо устоявшегося амбре логуновского угощения появился тухлый привкус доменной пыли. Недолго думая, Щавель направился к ближайшей водоразборной колонке в соседнем дворе. Там он с наслаждением вволю напился, умылся и окончательно пришел в себя, насколько позволяло его состояние. Это было невероятное ощущение. Так, наверное, чувствовали себя гусары, въезжая в незнакомый город, где прекрасные представительницы весело приветствовали их бросками в воздух чепчиков и прочих скромных элементов дамского туалета, суля таким образом недолгое, но очень веселое времяпровождение. Серега был навеселе, но уже в той фазе, когда мозг снова соображает: его не мутило, не шатало, у него была бутылка самогона, а значит, о покупке алкоголя можно уже не заботиться. И у него были деньги, которые позволяли ему спокойно передвигаться на муниципальном транспорте в пределах города. А главное – у него было замечательное настроение, а также целый вечер, чтобы провести его как душе угодно. Берегись мировой океан – синий кит Серега Гоменюк сегодня рассекает по твоим волнам, а значит, никто и ничто не сможет помешать этому непоколебимому океанскому зверюге плыть в нужном ему направлении. Сегодня он делает волну!

Отхлебнув из присвоенной емкости добрый глоток самогона и запив его водой из колонки, Щавель двинулся к трамвайной остановке. Со времени сидения на унитазе Логуновых Серегу преследовали очень приятные, теплые ощущения от воспоминаний. Некая теплая струя тоски по старым добрым временам становилась тем больше и мощнее, чем больше он о ней думал. И вот уже новая сладкая щемящая душу волна накрыла и без того приятный океан добра, любви и теплоты. Это было так здорово! Нет ничего прекраснее, чем пьяным получать приятные эмоции. Только тогда благодарность самая искренняя, намерения самые чистые, любовь самая настоящая, ностальгическая грусть самая светлая, дружба навеки и прощение без задних мыслей. А если это все чувствуется в океане добра, любви и теплоты, то значит, это самая добрая, чистая и светлая эйфория на свете. Разве не ради такого люди совершают все самые прекрасные и все самые страшные поступки в жизни?

Новая доза алкоголя распространялась по организму. Щавель снова перебирал воспоминания о море, сгоревшей коже, новогодней конфете и поцелуе на дискотеке. Океан самой светлой эйфории в мозгу Сереги сейчас штормило двенадцатибалльным умилением. От такого количества позитива его могло просто разорвать, поэтому он решил сконцентрироваться на чем-то одном и пустить всю водяную массу своего умиления в одно конкретное русло. Постепенно сознание сошлось только на одном воспоминании – Валька Жукова!

О-о-о, Валька Жукова! Она была на два года младше Сереги и жила в соседнем доме с матерью Анной, продавцом из продмага. Отец её, по слухам, развелся с Анной, нашел себе другую бабу и укатил с ней в Крым, где, опять же по слухам, живет по сей день. Так как двор был общим, все люди были друг у друга на виду и все прекрасно знали, кто чем живет. Анну Жукову отсутствие мужа не сильно смущало. Женщиной она была энергичной, общительной, деятельной, пахала в магазине за троих, за год из продавца стала старшим продавцом, через два года уволилась из магазина и открыла точку на рынке, стала торговать турецкими свитерами, куртками и джинсами, через три года купила квартиру в центральном районе города и переехала туда с дочкой. В тот промежуток, что Анна жила на старой квартире, соседи периодически видели, как вечером к ней заезжал сначала один мужчина на иномарке, потом через какое-то время другой и тоже на иномарке. Потом третий (естественно, на иномарке). Затем снова первый – на обновленной иномарке премиум класса. Но надолго рядом с Анной никто не задержался. Дочь её Валька росла тихой, застенчивой девочкой, в детские годы «безотцовщины» робея перед мальчиками. Но со временем мамин кипящий жизненный пример стал формировать в её характере новые черты. Их поцелуй с Серегой Гоменюком пришелся на момент новогодней дискотеки. Тогда еще Анна Жукова только начинала свой бизнес и пока что Валька ходила в туже школу, что и почти все дети поселка. Серега тогда учился в девятом классе, и как раз тогда начиналось его первое знакомство с алкоголем. В глазах Вальки он был небрежным выпившим бунтарем, гордо попирающим школьные нормы поведения. Вальке тогда было почти четырнадцать. Она была невысокой худенькой невзрачной девочкой с русыми волосами и бледной кожей. Не сказать чтобы миловидная, но и уродиной не назовешь. Так себе, обычная девочка, которая живет в соседнем подъезде. Анна Жукова последнее время упорно вдалбливала дочери, что скромность и ожидание, когда за неё сделает выбор кто-то – это удел лохушек, чья жизнь проходит в серости и затхлости и заканчивается в компании бездомных животных и больных соседей. А судьба настоящей женщины – это брать самой свою жизнь в собственные руки и, не смотря ни на кого, вести её к счастью. Валька умом понимала, что мать права, но природная робость и отсутствие лидерских черт трясиной болотной засасывало её зону комфорта куда-то поглубже, где не надо бороться за какие-то мифические ценности, где хорошо и спокойно. В таком диссонансе и жила Валька, разрываясь между внутренним миром и воспитанием. Несколько девчонок из её класса уже встречались с парнями, и ей отчаянно не хотелось быть последней в этом забеге повышения пубертатной самооценки. В тот день Анна Жукова купила дочери новые высокие черные сапоги, джинсы и облегающую фигуру голубую кофту. Обновки, да еще в таком количестве, всегда вызывают у женщин любых возрастов некий эмоциональный подъем. Валька уже в приподнятом настроении пришла на дискотеку, а после того, как неверно истолковала комплементы одноклассниц по поводу её внешнего вида, которые скорее хвалили качество турецкого трикотажа, чем Валькин женственный образ, вообще почувствовала себя неотразимой секси-бейбой. Именно благодаря этому фешн-порыву Валька не стала, как обычно, стоять в уголке рядом с кучей сложенных гимнастических матов, а ринулась в толпу танцующих. В толпе она и столкнулась с поддатым Серегой Гоменюком, у которого как раз фаза волны любви, добра и теплоты расплескивалась в неритмичном подергивании под ритмы современных музыкальных шлягеров. Какое-то время они активно танцевали, стоя рядом друг с другом, а потом школьный диджей врубил медляк. Щавель, который на тот момент еще был Щавликом, уже хотел было свалить из спортзала, но Валька Жукова, ошалевшая от собственной храбрости и неотразимости, сделала шаг навстречу, и ему, опешившему от такого наскока, пришлось обнять её за талию и, покачиваясь, синхронизироваться в медленном танце. Сереге не часто перепадало девичье внимание, так что вести светскую беседу с противоположным полом он особо не умел. Но все же смог взять себя в руки и даже наскреб в памяти определенные вербальные пассажи кавалера. Даже сумел во время танца завязать простой разговор про «как дела – отлично выглядишь – ну чо, выйдем, подышим воздухом». Они вышли на улицу и зашли за угол школы – на удивление там не было курящих. Было темно, и лишь лунный свет позволял им видеть очертания друг друга. И тут Валька, окончательно свихнувшись, притянула к себе Гоменюка и поцеловала в губы. Серега полностью потерялся, было одновременно и приятно, и непонятно, что же делать дальше. Он ждал от Вальки дальнейшей инициативы, но та, видимо, в поцелуе достигла критической планки собственной смелости. Какое-то время они, неловко смотря по сторонам, просто стояли и молчали. Потом Серега, не найдя ничего лучшего для поддержания беседы, предложил вернуться в школьный спортзал, и Валька, обрадовавшись, что неловкое молчание наконец закончилось, согласилась на его предложение. Они вернулись в школу. На этом момент неожиданной интимности был окончательно завершен. Они разошлись в разные углы, оба недоумевая о том, что же все-таки с ними произошло, в душе надеясь, что каждый сейчас сделает первый шаг и развитие их отношений продолжится. Но подростковая робость окончательно подавила и раздухарившуюся Вальку, и поддатого Серегу. Какое-то время они встречались на улице или в школе, здоровались и смущенно друг другу улыбались. А потом Анна Жукова купила в центре квартиру и переехала туда с дочерью (злые языки поговаривали, что вместе с мужчиной на иномарке). И с тех пор Ромео и Джульетта города N не виделись.

Не то чтобы Валька была единственным интимным воспоминанием молодого бетонщика. У него были потом отношения, даже неоднократный секс с разными дамами. Но это было не из-за того, что у этих дам была особая симпатия к Сереге. Скорее он просто был компанейским и нежадным. Бескорыстно угощал дам бухлишком, а когда сознание его утопало в волне любви добра и теплоты, мог быть (в зависимости от ситуации) или достаточно негрубым любовником, или прекрасным слушателем, который сочувственно смотрит на собеседницу влажными глазами и прерывает, только чтобы чокнуться стаканами и сказать дежурное: «Быть добру!». А еще Щавель был абсолютно неагрессивным, что очень ценится в пьющих компаниях. За все эти качества дамы – ну вот нет точнее слова – «давали» Сереге. Половая благодарность без особых симпатий согласно протоколу праздничного вечера. Не более. На фоне этих отношений Валька Жукова выглядела серебряным гвоздем, вбитым в вершину ствола самооценки регулярно поддатого бетонщика.

И вот сейчас, сидя возле колонки с капающей водой, Щавель целиком отдался приятным воспоминаниям прошлого. Но прошлое прошлым, а настоящее настоящим. Ведь только на этой неделе он слышал, как соседка рассказывала матери, что видела на рынке Анну Жукову. Оказывается, она сейчас живет в доме, что стоит первым с торца Райисполкома. Находясь в состоянии куражного подпития, Серега принял неожиданное решение: а что если попробовать встретиться с Валькой? Все равно у него нет никаких планов, кроме как напиться, но это можно сделать в любом месте. А тут вдруг он встретит Вальку и у них начнется что-то светлое и настоящее?