Бумеранг

– Неужели, если прогноз погоды не сбылся, это может противоречить национальным интересам?

– Практически любую новость можно подвести под расстрельную статью.

– Ты сумасшедшая?

– Официально, да.

1

Сириец Латиф поднёс ко рту чашку с кофе, со свистом втянул обжигающий напиток. Он будто бы не замечал, что можно обжечь губы и язык; он вообще никогда не дул на горячее, перенося его со спартанским хладнокровием.

Мужчину, сидящего напротив, этот звук заставил поморщиться. Чёрный костюм и лёгкая седина придавали его облику некоторый аристократизм. С другой стороны – он напоминал шаркающих ногами, надутых снобов, которые забирались в лимузин и пьяно требовали доставить их в ночной клуб.

Латиф бесстрастно смотрел в окно. Над городом висела мутная пелена холодного дождя. В двух шагах от него за стеклом быстро двигались редкие прохожие. Подняв воротники и надвинув шляпы поглубже на уши, они появлялись и растворялись в этом полутумане-полудожде.

Через несколько секунд он отвёл взгляд от окна. Потом машинально потрогал толстый конверт перед собой. Затем поднял голову, непонимающе посмотрел на мужчину в строгом костюме под распахнутым плащом, хмыкнул и в задумчивости почесал затылок. То, что случилось сейчас, нигде и никаким образом не было оговорено в их прошлую встречу.

– Может, все-таки ошиблись?

Мужчина поднял бокал с вином, сделал глоток и посмотрел на него поверх края стекла.

– Бывает. Может, не совсем внятно прозвучало ваше требование?

– Нет…

В ошибку со своей стороны Латифу верилось с трудом. Рука нырнула в карман за мобильным телефоном, но на полпути остановилась.

– Я жду, – сказал человек с бокалом.

– Сколько в нем? – внезапно осипшим голосом произнёс он.

– Я ведь здесь далеко не в первый раз. Служба, знаете ли, – заметил мужчина как-то невпопад.

Он тяжело вздохнул и поставил на стол своё вино. Латиф подозрительно покосился на его руки. Отметил след от обручального кольца, старый шрам в виде полумесяца возле ногтя большого пальца правой руки, дорогие часы. А ведь и правда, этого человека он тоже видит тут не во второй раз.

– Причём здесь это? – спросил он.

Собеседник постучал пальцами по столешнице, взглянул на часы и поправил галстук. Безусловно, он торопился, но старался этого не показывать явно: время от времени бросал косые взгляды в сторону двери.

– Да вот, знаете… В отпуск собираюсь, замену готовлю. Сотрудник приехал молодой, неопытный. Все надо по два раза объяснять… Вам тоже?

– Прошу прощения. Ещё пара минут, и все будет решено, – Латиф скорчил виноватую гримасу, подёргал бородку и произнёс: – Небольшие формальности.

– Какие формальности?

– Ваш заказ. Не волнуйтесь. Подобных на моем счету не один десяток. Я так зарабатываю на жизнь. Безбедную, хочу заметить, жизнь.

Он помял конверт и попытался наощупь определить сумму – навскидку пакет был чувствительно толще, чем должен быть. Мужчина удивлённо поднял брови.

– Здесь ровно в два раза больше. Что вы его все время тискаете?

– Беспокоюсь.

– Отчего?

– Почему сумма выросла вдвое?

– Аванс для будущего сотрудничества.

Сириец кивнул и продолжал сидеть, мрачно поглаживая конверт. Чувство благодарности не тронуло ни одну чёрточку на его смуглом лице. Казалось, он считал неожиданную благотворительность таким привычным делом, словно ему всегда предлагали больше, чем он стоит на самом деле.

– Вы хитрец, а я тут подумал… Заранее вносите коррективы, так как ситуация для вас сложная и вышла из-под контроля… Курьеры…

Он подался вперёд над столом, скривил губы на одну сторону и процедил:

– Знаете, люди Гензера всегда вооружены. Даже, когда доставки нет.

– Мне перестал нравиться наш разговор. Мы обсуждаем второй раз одно и то же разными словами. Давайте займёмся каждый своим делом. Оружие – это помеха?

Сидящий напротив мужчина говорил спокойно, но Латиф заметил, что тот начал нервничать. Сириец откинулся на спинку стула.

– Нет, конечно.

– Тогда, что вам не нравится?

– Жду.

Мужчина хлопнул ладонью по столу, стараясь незаметно бросить взгляд на часы.

– Чего же?

– Помощника.

– Вы говорили, что работаете один.

– Как вы себе это представляете? – сириец ткнул пальцем в мокрое стекло.

– Согласен, – пробурчал собеседник, пытаясь разглядеть в водяном тумане огни светофора на перекрёстке. – В такую погоду… Даже не нахожу слов, чтобы в полной мере отразить те чувства, что переполняют меня, когда я вижу дождь в этом городе.

– Этот город давно сгнил, – неожиданно и тоже не к месту произнёс Латиф.

Потом он встал. Сгрёб конверт со стола и, пятясь как рак, двинулся к дверям. Оказавшись на улице выключил запись на мобильнике. Неторопливо подошёл к фургону с рекламой женской косметики через весь борт. Обойдя его вокруг, внимательно осмотрел машину и постучал ногой по колёсам. Затем забрался на водительское сидение, закрепил в подставке телефон, завёл двигатель, включил радио и принялся ждать.

Спустя двадцать минут дисплей перед ним ожил, моргнул и начал транслировать видео – один из его людей сопровождал цель на небольшом расстоянии сзади. Латиф сделал звук тише, глубоко вдохнул, шепнул себе под нос пару успокаивающих фраз, дёрнул переключатель скоростей и надавил на акселератор, разгоняясь на скользкой дороге. Через несколько секунд, не отрывая взгляда от дисплея телефона, он вдавил педаль газа до упора, вылетел к перекрёстку на красный и выкрутил руль. Фургон подпрыгнул колесом на бордюре, снёс светофор и сбил девушку, шагнувшую с тротуара перед ним. В боковом стекле мелькнул мужчина с футляром от тромбона. И этот музыкант, который остановился за метр до мостовой и достал из кармана пачку сигарет и зажигалку, неожиданно отбросил их в сторону, одним резким движением распахнул футляр и выхватил автомат. Неприметный человек сзади, державший мобильник наготове и направивший камеру на жертву, и который уже метров двести шёл за ним следом, получил очередь в живот. Остальные две дюжины пуль изрешетили кабину фургона и тот на двух колёсах влетел в переулок, заваливаясь набок.

Латиф, чудом выпрыгнувший из машины за долю секунды до автоматной очереди, тяжело поднялся и заковылял в темноту. Втягивая широко открытым ртом сырой воздух, он держался за стены и скрипел зубами от боли в подвёрнутой ноге, стараясь ускорить шаг и раствориться среди хаотичной застройки старого квартала. Он не имел понятия, кем была заказанная девушка, да и знать о ней ничего не хотел. Единственным чувством, которое он сейчас испытывал был страх – все время ожидал, что за спиной раздастся топот, распахнётся футляр и прогремит автоматная очередь, такая же звонкая, как щелчки градин по жестяной крыше.

Пробираясь мимо мрачных стен почти на четвереньках, сириец и представить себе не мог, что своими руками выковал первое звено из цепи грядущих жутких событий, и что с этой секунды не только его существование превратится в кошмар – жизнь для многих станет адом.

2

Капитан Козлов открыл дверь через пару секунд после длинного звонка. Открыл, совсем не задумываясь о том, кто же может находиться за ней на лестничной площадке – просто щёлкнул замком и толкнул дверь от себя.

Женщина. Молодая. Середина ночи, а она стоит прямо перед ним, протянув руку к пуговке звонка. Улыбается. Мягко. Нежно. Он даже поспешно посторонился, когда она шагнула через порог, внеся с собой в маленькую прихожую облако безумного аромата. От этого едва уловимого запаха у него дрогнули колени, а она неторопливо прошла дальше в комнату, оставляя глубокие вмятины каблучками-гвоздиками в ковровой дорожке. Он потрясённо посмотрел ей вслед, и совершенно неожиданно для себя вспомнил бывшую сокурсницу Марину, всегда смотревшую на него с презрением – красивая шлюха, но доступная только обладателям тугих кошельков.

– Ну, что же вы, капитан, – голос у нежданной гостьи был не менее чарующим, чем лицо. – Предложите мне сесть, или мебелью стоять оставите?

Неожиданно она подняла руки вверх, вытянулась, задвигала коленями, бёдрами, локтями, и исполнила что-то сродни восточному танцу, или спародировала берёзку на ветру.

– М-да, – вздохнула она, скосив на него тёмный глаз из-под пушистых ресниц. – Считайте, капитан, что у вас появилось живое дерево. Только, чур, нужду на него не справлять. Вы любите ролевые игры?

Он изумлённо таращился на неё, не в силах сдвинуться с места. Мягко говоря, в подобных развлечениях Козлов был патологическим неудачником, как для самого себя, так и для любой компании, имевшей неосторожность пригласить его к себе, хотя это и случилось всего один раз. Ещё со студенческих лет он смирился со своей ущербностью с точки зрения весёлых вечеринок с красивыми девушками, напрочь отлучённый всевозможными военными комиссиями от армии из-за серьёзных проблем с сердцем. Вдобавок и мужественная привлекательность обошла его стороной по вине родителей, и по совокупности всех факторов вниманием противоположного пола он был катастрофически обделён, даже получив офицерские погоны в особо засекреченной государственной структуре. И если бы сейчас Козлов попытался вспомнить, сколько у него было женщин за три десятка лет взрослой жизни, и начал бы загибать пальцы, то они бы так и остались растопыренными. Капитан всегда был одинок, и наслаждение испытывал не телом – мозгом. Он был аналитиком, он был серьёзен, у него было больное сердце и ему было не до шуток.

Кадык дёрнулся туда-сюда. Он просипел что-то невнятное и получил удар кулаком в спину. На пороге появились ещё двое. Высокие, крепкие, с квадратными подбородками, мерзким прищуром и в одинаковых кожаных куртках. «Как шкафы-близнецы», – глупо отметил он.

– Проходи, – буркнул первый, – не стой в дверях.

– Будь, как дома, – скривился второй и толкнул его в плечо. – Давай, шевелись. Нельзя заставлять даму ждать.

Они подхватили его под локти, намертво сдавили между железными буграми мышц и буквально внесли в комнату, попутно захлопнув дверь. Один из мужчин подошёл к окну, закрыв широченными плечами едва ли не весь проем. Второй тихо сказал женщине:

– Долго он не протянет.

Сухой, как шелест октябрьских листьев, вкрадчивый голос показался Козлову оглушительным раскатом грома.

– Отлично, – она поманила его пальцем. – Эй, капитан.

– Кто… – проблеял он, потеребил редкую бородку, откашлялся и рявкнул: – Пошли вон!

– Генерал Кужель, – сказала она. – Дело срочное.

Он бросил быстрый взгляд исподлобья мимо неё на спину этого мужчины и на его давно нестриженный затылок, поросший коротким рыжеватым волосом. Выдохнул.

– Что случилось?

– Документы, которые он передал. Немедленно.

– Ясно…

Он смотрел в пол, молчал, избегая даже на долю секунды встретиться с её испытующим взглядом, и нервно сжимал мгновенно вспотевшие ладони. Неожиданные гости, кем бы они не были, явно пришли не от Кужеля. И женщина этого скрывать не собиралась.

– Ясно что? – спросила она. – Только не говори, что ты забыл, где их держишь. Мне это не понравится.

Мужчина у окна повернулся и дёрнул уголком губ. Затем медленно направился к нему, словно неся через комнату свой мощный каркас из мышц. Жёсткое, как боксёрский кулак, лицо искривилось, пошло морщинами, глаза зажглись недобрым огнём, а губы превратились в тонкую линию. Он сунул под нос капитану раскрытые корочки удостоверения, а женщина устроилась на диване, закинула ногу на ногу и заученным жестом поправила стрелки на юбке. Она ждала реакции Козлова.

– Здравия желаю, – кивнул тот. – Не видел вас раньше.

– Вот и познакомились, – она насмешливо сморщила нос и прикрикнула: – Давай, капитан, шевелись. У тебя две минуты.

– Не понял…

Он поперхнулся в ответ на окрик и вдруг осознал, что у гостьи изменилось лицо. Мягкие линии скул затвердели, закаменел подбородок, сузились глаза и все черты её яркой внешности внезапно стали резкими тенями, будто и сам мир вокруг стал черно-белым. Вместо летних ароматов девичьей кожи на капитана дохнуло холодом промозглой осени. Он помимо воли вздрогнул и беспомощно оглянулся на дверь спальни. Этот короткий взгляд был тут же перехвачен и распознан. Однако все четверо в комнате молчали и не двигались с места.

– Не люблю тишину, – внезапно громко сказала она, – и не люблю ждать до бесконечности. Две минуты прошли. Пришпорьте его.

Козлова вновь подхватили под локти крепкие ладони. Открыли его головой дверь, поставили у шкафа, повернули из стороны в сторону, подождали некоторое время перед встроенным в стену крохотным сейфом и приволокли обратно.

– Зря ты упираешься, – она повозила подошвой сверкающего лаком сапога по давно не мытому полу.

Предательски затряслась нижняя губа. Капитану нестерпимо захотелось поверить, что не от страха, а от абсурдности происходящего. У него уже было такое ощущение однажды – лет тридцать назад, ещё мальчишкой, он с друзьями забрался в строящийся дом. Удирать от проснувшегося сторожа пришлось по приставной лестнице из окна второго этажа; и вроде высота была смешной, но он, почувствовал, как дрогнула, соскользнула нога с мокрой перекладины, и ощутил эту дрожь не страхом, а осознанием неизбежности падения… Тогда он отделался переломом ключицы…. Сегодня этаж был не в пример выше, а лестницу кто-то убрал…

Козлов сжал зубы. Он по-прежнему не мог поверить в происходящее. Этого с ним просто не могло случиться. С кем-нибудь другим. С кем угодно, но только не с ним.

Женщина вздохнула.

– Партизан?

Лицо Козлова пошло пятнами.

– В отличии от вас, я слышал о присяге.

Она улыбнулась, изящным движением смахнула со лба прядь волос, встала с дивана и щёлкнула пальцами.

– Проучить, связать и ждать.

Полковник Хижук переступил порог. На долю секунды застыл, будто врезавшись лбом в невидимую стену. Потом брезгливо скривился от запаха, прошёл прямо в центр комнаты и кинул оценивающий взгляд на опухшее лицо Козлова. Он никогда раньше не работал с ним. Слышал о его феномене аналитика, но никак не предполагал, что поцелованный богом в темечко сотрудник секретной службы может выглядеть и благоухать столь мерзко. «Вот так офицер?! Как же он до капитана-то дотянул?», – брови удивлённо поползли вверх.

– Докладывай, Таболич, – сказал он и подул в сжатые кулаки, будто вошёл с мороза.

– Молчун попался, – женщина пожала плечами. – Решила подождать с настоящей обработкой.

– Простите…

Капитан запнулся языком, делая попытку вытянуться навстречу. Диван облегчённо скрипнул пружинами, освобождаясь от тяжести, но узел на верёвке был затянут на совесть и его дёрнуло назад.

– Окно откройте! – раздражённо приказал Хижук. – Мышь здесь что ли сдохла?

Один из мужчин вразвалку протопал к окну, повернул ручку на раме и холодный воздух хлынул в комнату. Второй положил тяжёлую ладонь Козлову на плечо, вдавливая его задом пружины обратно до пола. Женщина накручивала на палец прядь волос и задумчиво рассматривала на стене зашевелившиеся от сквозняка глянцевые страницы из эротических журналов.

Капитан виновато уставился на очередного гостя. А тот осторожно присел на краешек стула, вновь поморщился и достал из кармана футляр с очками. Козлов, кряхтя и постанывая, не сводил с него полного надежды взгляда. Хижука он знал: как-то раз видел в управлении, пусть и издали, но для его цепкой памяти этого было достаточно, чтобы вспомнить и без мундира. Он даже почувствовал стыд за свою подпорченную костоломами физиономию и грязную одежду. В сравнение с моложавым и подтянутым полковником он выглядел уродливым, расплывшимся от жары куском заплесневелого сыра.

– Показывай, – проворчал Хижук, поворачиваясь к нему. – Все, что приказал обработать Кужель. Все доставай и показывай. Все, что есть!

– Простите… – вновь пролепетал Козлов. – Что?

Тот провёл жёстким взглядом по жирному телу капитана сверху вниз и уставился на сальные пятна, сплошь покрывающие растянутый на свисающем брюхе свитер. Выражение его мрачного лица не предвещало ничего светлого для будущего Козлова: брезгливость уступила место недоумению, затем в глазах появилась отстранённость. Всем своим скучающим видом он демонстрировал, что не понимает, каким образом оказался в этой комнате, и что ничего важнее и интереснее, чем огромные складки живота под шерстью грубой вязки, для него здесь не существует. Потом он аккуратно заправил дужки от очков за уши и кивнул.

Резкий удар в затылок сбросил Козлова с дивана. Однако, упасть не позволила верёвка. Тяжёлый кулак первого мужчины, шагнувшего от окна, поймал его подбородок в воздухе, заставил выпрямиться, а следующий удар, последовавший мгновенно, заставил проглотить выбитый зуб и вновь усадил обратно. Он даже не успел понять, что произошло, как тот уселся на его бёдра, сгрёб в кулак ворот свитера. Следом капитана накрыла волна боли, кольнула в животе, растекаясь от печени до мошонки, и рванулась криком наружу. Однако завопить не удалось – рот оказался наполовину забит плотной шерстью. Второй нахлобучил ему на голову пластиковый мешок, и он ещё успел увидеть перед собой пару абсолютно пустых глаз прежде, чем первый принялся вбивать ему в живот свой кулак так, точно хотел прощупать позвоночник. Одновременно с ним второй опускал свою кувалду на его темя. Били его жестоко и профессионально, с короткими паузами приоткрывая мешок, давая возможность вдохнуть после каждого удара. Козлов молчал – первый же удар в живот сбил дыхание, и он мог только тихо стонать, ловя широко раскрытым ртом воздух через свитер. Потом захрипел и обмяк.

Очнулся Козлов от струи холодной воды, вылитой сверху. Раздвинул слипшиеся ресницы на одном глазу, моргнул – второй глаз так и остался в темноте. Всхлипнул, втягивая изувеченным ртом воду с кровью, и закашлялся – на колени брызнула красная слюна. Нос не дышит – сломан и забит сгустками крови. Что с глазом? Или его – как нос?! Медленно повернул голову в одну сторону, во вторую. Перед ним колыхалась муть, словно мешок с головы и не снимали. Ощупал языком обломки передних зубов. Вокруг был хаос. Не такой бардак, как был здесь всегда, а настоящий, с разбросанными вещами, сорванными обоями, отодвинутой мебелью и распахнутой дверцей сейфа. Взгляд никак не мог сконцентрироваться на чём-то одном – все расплывалось, двоилось. Наконец, он сумел заставить себя увидеть Хижука. Тот стоял посреди комнаты, сдвинул очки на кончик носа и просматривал стопку отпечатанных листов и фотографий. Кривился, почёсывая ногтем лоб. Костоломы неподвижно застыли в метре с обеих сторон. По полу растекалась розовая лужа. Женщина читала книгу, прислонившись плечом к стене. Его книгу. Он смутно видел зелёную линейку закладки между страниц – не любил загнутые уголки. Детектив. Других он не покупал.

– Зачем? – прохрипел он. – Зачем было так бить?

– После такой обработки вы ещё неплохо шевелите языком, – Хижук вяло похлопал в ладоши, изобразив жидкие аплодисменты. – Но дело не в этом.

– А в чём? В тридцать седьмом? Будете продолжать выбивать из меня неизвестно что? Но в этом случае вы меня просто убьёте. Думаю, именно этим и кончится.

Полковник шагнул к нему.

– Я задал вопрос. Помните?

– Нет.

Хижук отмахнулся: не надо, мол, ахинею нести. В найденных в сейфе документах и ворохе фотографий для него ничего не было. Он свёл вместе брови. Затем отступил на шаг, сложил руки на груди и всем своим видом показал, как ему до смерти все тут надоело.

– Не заговаривайте мне зубы. Время идёт.

– Многие думают, что время придёт, но оно только уходит.

Полковник сдавил тонкую пачку листов в кулаке и выразительно хлопнул в ладонь второй руки. Затем рубанул ладонью воздух.

– В одном я согласен в принципе – всему приходит время. И сегодня для одного умного человека пришло время поделиться некой информацией с Ближнего Востока и благополучно о ней забыть. Вы же умный?

– Сирийский сувенир… – в уголках рта капитана запузырилась кровь.

Сухой и короткий ответ стегнул кнутом.

– Так точно!

– В порошок… вас… Кужель…

– Вот как?

Хижук с ненавистью взглянул на вонючего без всяких метафор Козлова. Покраснел, наливаясь злобой.

– Поскольку вы оказались не слишком сговорчивым и абсолютно не желаете сотрудничать – придётся повторить.

Сейчас он не испытывал к капитану презрения – затопившее его с головой чувство было сродни поражению. Он набычился, а капитан хоть и в мыслях, но попытался стать такой же точкой, в которую сейчас превратились зрачки полковника за стёклами очков.

– Скажите, почему вы так боитесь меня?

Козлов смотрел на него одноглазым волком. По подбородку текла кровь. Капала на грудь с редкой бородки. Он косился то на Хижука, то на плечистых мужчин, то на девушку, которая невозмутимо продолжала читать, и не делал никаких попыток ответить.

– Понимаю, с рваным языком много не наговоришь. Но можно просто кивнуть. А чтобы кивать было легче, мы простимулируем вас разогретым утюгом. Идёт?

– Не надо…

Он не был физически крепким с младенчества, и пусть выделялся крупным телосложением, но выглядел рыхлым, хрупким и болезненным. Даже, когда он подхватывал простуду, то страдал от инфекции долго и мучительно, и процесс длительного физического воздействия кулаками вряд ли бы перенёс. Никто и никогда не нападал на него в собственной квартире. Никто и никогда не вёл с ним бесед «а-ля стоматолог». Никто и никогда не поливал ему проломленную голову водой из кастрюли. Плюс сердце, которое только тронь – свалится в штопор.

Полковнику ничего не было известно о клапанах его преждевременно изношенного органа, натужно балансирующего на грани возможностей – он об этом ничего не слышал и слышать не хотел. Беспечно бросив под ноги смятую бумагу, придвинулся ближе.

– Но для начала, – он поправил заколку галстука и прошипел, – так сказать, аперитив – вы мне обязательно скажете, где эти документы.

– Я постараюсь… напомните…

Полковник подозрительно покосился на него.

– Это обычная казённая папка. В ней должно быть фото. Скорее всего, на первой странице. Или, в крайнем случае, на второй. Это фото – гарантия подлинности. Оно в ней есть?

– Что на нем? – Козлов как мог оттягивал второй этап обработки.

– Молодая женщина.

– Она?

Капитан с трудом поднял веко выше и посмотрел на женщину. Та поймала этот взгляд, захлопнула книгу и уставилась в затылок полковника. Хижук растянул губы в злой гримасе, дёрнул плечом, ткнул пальцем сначала в неё, потом в грудь Козлову.

– Хорошо, я напомню ещё раз.

Он вытер палец от крови о его свитер и принялся раздражённо размахивать рукой.

– Возьмём эту красотку, как гипотетическую модель для примера. Живёт она себе на съёмной квартире. Не пойми, где трудится, но плату за коммунальные услуги и налог на социальное иждивенчество в бюджет исправно вносит. Отсутствует частенько. Бывает, что и месяцами? Может, на заработки ездит? А почему бы и нет? Блондинка, а волосы красит в чёрный. Дура? Может, и нет. За границей часто бывает? Так и железный занавес давно снят, и в данном случае, какая-либо логика в моих рассуждениях отсутствует. С другой стороны, если задаться целью выяснить её перемещения за рубежом, то стали бы они для меня актуальными тогда, когда бы она начала вести активную социальную деятельность, направленную не в то русло, или участвовать в политической жизни, скажем, самовыдвиженцем, или примкнула бы к какой-либо политической партии, или банально раскрутила бы своё собственное прибыльное дело. При этом, допустим, легально. Так что забудем о ней раз и навсегда, ибо в любой отрезок времени мне наплевать – есть у вас в управлении досье с её фото или нет. А вот та барышня никому здесь не известна. Никому!

Таболич пробормотала себе под нос «Придурок…» и отошла к окну. Полковника прямо-таки распирало красноречие, и он словно упивался своим пренебрежением к ней. Вообще-то, перед ней редко ставили задачи – решать головоломки. Она была идеальным исполнителем. Обычно её подключали на тех этапах операции, когда было уже не до этого, когда наступал форс-мажор, когда такие сволочи, как полковник Хижук, находились в паре мгновений от провала. Но едва она подступала к своей части работы, как почти всегда сталкивалась с его очередным серьёзным просчётом. Как с этим долгоиграющим делом Хромого. Просчёт за просчётом. Тот мужчина был словно призрак и просто издевался над ними. Нет, только не над ней! У неё сжались кулаки.

– Как вы её узнаете, если она никому неизвестна?

– Не переживай. Узнаю.

Хижук пожевал губу и твёрдо сказал Козлову:

– Я сохраню вам жизнь. Дам двое суток, чтобы покинуть страну, и даже предложу деньги. А для начала вас перестанут бить. Согласны?