Книга Манаус - читать онлайн бесплатно, автор Альберто Васкес-Фигероа. Cтраница 4
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Манаус
Манаус
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Манаус

Закончив завтракать, они двинулись дальше вверх по течению, все время толкая пирогу перед собой, до тех пор, пока река не превратилась в ручеек, который, в конце концов, исчез в траве и сельва сомкнулась вокруг них.

Лодку спрятали в надежном месте, она выручала их в течение многих дней, но сейчас могла выдать, указав преследователям место, до которого они дошли. Забрав с собой то нехитрое имущество, что осталось в их распоряжении, они пошли через джунгли, прорубаясь сквозь заросли, следуя за индейцем, который искал какой-нибудь водный путь, что помог бы им добраться до реки Марие.

Восемь дней шли они через лес, не встречая на своем пути каких-нибудь трудных и опасных препятствий. Изредка им попадались тропинки, проложенные либо зверями, либо ведущие к какой-нибудь индейской деревне, еще реже встречались каучуковые деревья с запекшимися шрамами на коре, указывающее на то, что сборщики каучука проходили здесь очень и очень давно. Потом незаметно заросли стали более густыми и трудно проходимыми, и всякие следы человеческой активности исчезли совсем, и чем дальше они уходили на юг, тем сложнее им стало прокладывать путь через лес.

Почва сделалась влажной и болотистой, деревья достигали неимоверной высоты и в течение пяти дней они не могли видеть ни кусочка неба сквозь непроницаемый полог из листьев и ветвей, а внизу царил густой, туманный сумрак, в котором контуры окружающих предметов словно бы растворялись, и все это действовало на людей самым угнетающим образом, и даже индеец немного растерялся, а однажды им показалось, что они и вовсе заблудились, и это по настоящему было страшно.

Как-то утром Рамиро встал раньше обычного, когда еще было темно, и с помощью шипов, какими он пользовался на плантации, и с которыми ни за что не хотел расставаться, как бы тяжелы и неудобны они не были, обвязавшись толстой лианой, полез на самое высокое дерево. Верхние ветви этого гиганта простирались над вершинами окружающих деревьев. Он карабкался вверх все выше и выше, пока его крошечная фигурка не скрылась среди ветвей и там, на самом верху, на высоте в сорок метров, раскачиваясь на ветвях над этой пропастью, в компании обезьян арагуатос, терпеливо дожидался восхода, чтобы сориентироваться по солнцу. Оттуда, с вершины этого гигантского дерева, он увидел бесконечное зеленое море из вершин миллионов, похожих друг на друга, деревьев, что, повторяя изгибы местности, волнами расходились в разные стороны.

Наконец показалось солнце, и он с удовлетворением отметил, что взошло оно чуть в стороне от того места, где и предполагал, а это означало, что хоть они и свернули немного на юго-восток, но, в общем и целом, шли в верном направлении.

Внизу его ожидали взволнованные товарищи, но женщина продолжала оставаться молчаливой и безразличной ко всему, казалось, ей было совершенно неинтересно в каком направлении они пойдут, лишь бы не оставаться на месте, а двигаться вперед. Спустившись на землю, индеец сделал зарубку на стволе дерева и, указав направление, лаконично объяснил:

– Туда.

Туда, стало быть, туда, и они без возражений двинулись в указанном направлении, измотанные и голодные, пока на их пути не попалось небольшое, неглубокое озерцо, которое пришлось обходить по берегу и на это они потратили целый день. Вода в озере оказалась на редкость грязной, и чтобы заняться там ловлей рыбы не было и речи. На противоположной стороне озера лес принял совсем уж необычные, фантасмагорические формы и время от времени на их пути попадались большие каучуковые деревья без единого надреза на коре – явный признак того, что сборщики каучука, несмотря на свою жадность и амбиции, никогда не заходили в эти места. Аркимедес прикинул, что на берегах того озера произрастало столько каучуконосов, что этого количества хватило бы сделать с дюжину таких, как он, людьми состоятельными.

Он все еще продолжал размышлять над тем, почему никто не приходил сюда, когда обратил внимание на то, что на его пути начали появляться змеи, и чем дальше он шел, тем больше их становилось, все больше и больше, так, что иногда создавалось впечатление, будто пресмыкающиеся со всей Амазонии сползлись сюда, на этот необычный конгресс. Там были всякие змеи: жакарандас и карибитос, куама-кандела и коралловые змеи, и ложные коралловые змеи и еще десятки других, чьи названия они знали и некоторые, которые они видели впервые в жизни, а с ветвей деревьев доносился вой обезьяньих пауков и казалось, что все ядовитые твари, обитавшие в джунглях, собрались именно в этом месте.

Даже Рамиро был впечатлен и шел, ступая очень осторожно, в какой-то момент он даже срубил длинную палку и, не прощупав землю впереди, не делал ни одного шага. А вокруг палки извивались и шипели змеи, некоторые бросались прямо на ноги и только благодаря его острому зрению и невероятной ловкости, ему удавалось увернуться от них и избежать смертельных укусов.

К счастью они смогли покинуть это ужасное место еще до наступления темноты. Когда увидели, что сельва начала меняться и количество змей под ногами сократилось, то только тогда вздохнули с облегчением, еще и потому, что осознали, что теперь между ними и их возможными преследователями возникло препятствие, преодолеть которое тем будет очень и очень трудно.

– Теперь я понимаю, почему те деревья никто не тронул, – прокомментировал «Северянин». – Нет таких смельчаков, отважившихся получить из них смолу.

Обернувшись к девушке, спросил ее:

– А тебя змеи не пугают?

Клаудия взглянула на него пристально, словно не поняла вопроса:

– Змеи? Какие змеи? – переспросила она.

Аркимедес и «Гринго» переглянулись. То были первые слова, произнесенное ею за все эти дни. И они подумали бы, что у нее с головой не все в порядке, но на протяжении всего пути она в точности исполняла, что от нее требовалось, без малейших возражений. Когда нужно было идти – она шла, когда подходило время есть – она ела, когда отдыхать – она отдыхала. Но делала все это почти автоматически, без всякого желания, словно на самом деле ей было безразлично ест ли она, идет ли куда-нибудь или отдыхает.

На следующий день они вышли к небольшому ручью, что нес свои воды на юг и пошли по нему. Вода доходила до колен, но когда глубина увеличилась, они выбрались на берег, при помощи мачете срубили несколько деревьев и соорудили из них плот, перевязав стволы лианами. Выглядел плот неказистым, угловатым и не очень надежным, но, будучи спущенным на воду, оказался в состоянии выдержать вес всех четверых.

Течение было не сильным, и плот медленно скользил по поверхности воды. В ручье водилось много рыбы, а в ветвях деревьев скакали обезьяны, так что всегда было чем утолить голод. Рамиро соорудил несколько луков и, хотя было чудом, что у Говарда и «Северянина» получалось попасть из них в какую-нибудь движущуюся цель, но ловкий индеец умудрялся обеспечить едой всю группу. И тут уж все, и даже «Гринго», кто больше всех сомневался вначале, согласились с тем, что без помощи «Мало-мало» все они давно бы умерли с голоду или заблудились в джунглях.

К тому времени, когда ручей достиг широкой и полноводной реки, несущей свои воды на восток, они уже почти восстановили свои силы. В устье пристали к берегу и на всякий случай спрятались в глубине леса, потому что если эта река была Марие, то они находились во владениях Сьерры, и где-то на ее берегах располагалась одна из его факторий.

Рамиро ушел на разведку, но через час вернулся и сообщил, что на каучуковых деревьях в округе имеются следы надрезов и следы совсем свежие, сделанные дня три назад, но не позже.

Перспектива снова попасть в руки сборщиков каучука обеспокоила даже Клаудию, она начала подавать признаки жизнь, по крайней мере, стала немного интересоваться происходящим вокруг, но продолжала упрямо молчать, и то, что она начала нервничать, можно было заметить лишь по резким движениям, да потому, как беспокойно потирала руки. Аркимедесу было жалко девушку, и он подумал, что они либо выберутся отсюда, либо она окончательно сойдет с ума в этих бескрайних лесах.

Пару дней они оставались на месте, отдыхали, не зная в каком направлении следует двигаться, не представляя где находится лагерь людей Сьерры.

К вечеру второго дня Говард, стоявший в дозоре ниже по течению, прибежал, запыхавшись, и сообщил, что по реке поднимается пирога, а в ней два вооруженных человека.

То не могли быть простые сборщики каучука, только охранники или люди, посланные на их поиски, хотя было мало вероятно, что известие об их побеге успело дойти до этих мест.

Они какое-то время совещались, придумывая разные способы, как выманить тех, кто был в пироге, на берег, когда Клаудия вмешалась в спор:

– Я знаю, как это сделать, – сказала она тихим голосом.

Все посмотрели на нее. Вид у девушки был решительный и тогда, не долго думая, они быстро замели все следы на песке, и скрылись в чаще.

Клаудия осталась одна на берегу, легла на спину, так, чтобы ее легко можно было заметить с реки, и руку с зажатым ножом спрятала под собой в песке.

Вскоре пирога с двумя мужчинами появилась из-за поворота. Гребли они сосредоточенно, в едином ритме, не смотрели особенно по сторонам, и почти прошли мимо Клаудии, когда один из них вдруг крикнул:

– Эй, Кириако, глянь-ка… кажется баба…

И, развернув лодку, начали быстро грести к берегу. Когда подошли ближе, выбрались на песок, ружья все время наготове и внимательно следили за каждым подозрительным движением, один не спускал глаз с распростертой женщины, другой обшаривал взглядом заросли.

Было видно, как они напряжены, ситуация казалась им очень подозрительной. Аркимедес, «Гринго» и индеец следили за ними и не смели даже дышать, держали их постоянно на «мушке», но стрелять не решались, опасаясь грохотом выстрелов нарушить тишину джунглей и привлечь внимание других.

Наконец, те двое немного успокоились и пока один, все время держа ружье наготове, продолжал осматривать прибрежные заросли, другой приблизился к Клаудии и склонился над ней.

Все дальнейшее произошло с такой скоростью, что даже Аркимедес, внимательно следивший за каждым их движением, не смог в деталях разглядеть что и как случилось. Рука Клаудии, спрятанная в песке, стремительно поднялась, сверкнуло лезвие ножа и человек, склонившийся над ней, упал замертво с перерезанным горлом. Затем она с молниеносной быстротой вскочила на ноги и, прыгнув на спину другому, приставила нож к его шее, но в этот момент Говард крикнул:

– Не убивай его! Пожалуйста, не убивай.

И кинулся к незнакомцу. Тот же, поняв, что сопротивление бесполезно, бросил ружье и поднял руки. Спустя несколько минут, он уже сидел на берегу с руками связанными его же ремнем, а Говард и Аркимедес уселись на корточках напротив.

– Ты кто? – спросил его «Гринго».

Человек, все время поглядывая на труп своего товарища и бледный от страха, дрожащим голосом ответил:

– Меня зовут Сириако, я работаю на фактории Кармело Сьерра, «Аргентинца», на Марие.

– Где находится фактория? – задал вопрос Аркимедес.

– В двух днях вниз по реке.

– А ты куда шел?

– Сменить охранников на перекатах, один день на пироге вверх по течению.

– Что еще там, на этих перекатах?

– Непроходимые горы, куда никто никогда не забирался, полно индейцев – совершенные дикари, множество змей и совсем немного каучуковых деревьев. Неинтересные места.

– И сколько времени потребуется, чтобы добраться оттуда до Жапура?

– До Жапура? – переспросил он, было видно, что он очень удивился вопросу, даже был ошарашен. – А кто бы знал… Никому и в голову не приходило такое. Может месяц, может два. Даже не знаю можно ли вообще добраться до тех мест.

– Сколько охранников на перекатах?

– Только двое.

– Как их зовут?

Пленный засомневался, стоит ли отвечать, подозревая что-то, но американец вынул мачете и поднес к самым его глазам.

– Как зовут их? – повторил он вопрос.

– Дионисио и Барето. Дионисио тощий и лысый, а Барето хромой.

Говард выпрямился и жестом показал, что допрос закончил. Все, что нужно узнать, он узнал. Вместе с индейцем они схватили охранника за руки и ноги и, несмотря на его отчаянные протесты и истошные вопли, раскачав посильней, швырнули в реку.

И хотя руки у него были связаны за спиной, но он сумел, все-таки, несколько раз вынырнуть, и кричал, умоляя о пощаде, звал на помощь, но течение подхватило его и понесло прочь от берега и, не доходя до поворота, он исчез под водой без следа. Индеец обыскал труп другого охранника, забрал все, что посчитал ценным, схватил за ноги и оттащил к воде. Из горла покойника все еще сочилась кровь, и вскоре появились пираньи. С берега, с безопасного расстояния, казалось, что тело прыгало в воде и сотрясалось от приступов смеха, но затем неожиданно исчезло, и на поверхности осталось лишь красное пятно, уносимое течением.

Все свое имущество они погрузили в пирогу и начали грести вверх по течению, в том направлении, куда плыли те, кто теперь лежал на речном дне.


На следующий день, как и указал охранник, впереди появились перекаты. Клаудия и индеец спрятались на небольшом острове, посредине реки, а Говард и Аркимедес продолжили грести, держась середины реки, чтобы их смогли увидеть те, кто дежурил в этом месте.

– Дионисио! Барето!

Между камней появилось ружье, и голос грубый и властный приказал:

– Бросить оружие. Кто такие?

– Мы приехали сменить вас, – ответил Аркимедес, подчинившись приказу. – Мы новенькие, прибыли вместе с Сьерра, когда он приезжал сюда в последний раз.

– А куда делись Сириако и «Замбо»? – спросил все тот же голос.

– В брюхе у пираний. Неделю назад их пирога перевернулась, и с тех пор про них никто не слышал.

Человек поднялся из-за камней. Успокоившись, он опустил ружье и поставил на предохранитель.

– Вот, ведь, собачья жизнь! – выругался он. – Когда меньше всего ожидаешь, кувырк! И уже в воде, а потом от тебя не остается ничего, даже костей найти не могут.

Тут взгляд его упал на лодку, и он снова забеспокоился.

– Так ведь это пирога Сириако! – воскликнул он. – Не она ли перевернулась?

– Пираньи не едят лодки, – объяснил ему Аркимедес.

Шутка охраннику понравилась, и он засмеялся, потом сказал, чтобы они шли в хижину. Дабы не вызывать подозрения, ружья оставили в лодке и послушно последовали за ним.

Другой охранник, Барето, следил за ними из окна, и когда они подошли, опустил ружье и поприветствовал их.

– Привезли «пойло»? – тут же спросил он.

– Там, внизу, бочонок самого лучшего спирта, – ответил Аркимедес. – Привезен прямо из Манауса, высший сорт – это не то «дерьмо», что индейцы готовят.

Барето повесил ружье на гвоздь и, ругаясь по чем зря, хромая, быстро спустился к лодке.

А Дионисио достал стаканы и недовольным голосом сказал:

– Уже дней десять, как ни глотка не осталось. Этот Барето, сволочь хромоногая, пропойца еще тот, за первую неделю все пойло высосал.

Он повернулся спиной на мгновенье, и этого было достаточно – «Гринго» набросился на него, зажал рот рукой, а другой вонзил мачете меж ребер.

Дионисио попытался крикнуть, но из горла его вылетел лишь глухой хрип. Он начал заваливаться, и опрокинул бы, наверное, стол и стаканы, если бы американец не успел подхватить его подмышки, а потом медленно опустил тело на пол, вытер лезвие и встал рядом с дверью.

Прихрамывая, в хижину ввалился счастливый Барето, и прежде, чем он успел понять что происходит и опустить большую бутыль, из которой пил на ходу, отправился в лучший мир.

Говард и «Северянин» сели за стол, друг напротив друга, разлили спирт по стаканам.

– Начинаю чувствовать отвращение ко всей этой крови, – сказал Аркимедес. – Скольких мы уже прикончили?

– Мы только начали, – ответил ему американец. – Я предупреждал тебя. Если хотим выбраться отсюда, то придется идти по горам трупов. Тут выбор небогатый: либо их жизнь, либо наша.

– А оно того стоит?

«Гринго» залпом осушил свой стакан и ответил:

– Что за вопрос! Конечно, стоит!

Аркимедес выпил содержимое своего стакана и направился к двери.

– Пойду, поищу индейца и девчонку, – бросил он через плечо.

Говард остался один. Оттащил оба трупа к реке и сбросил их с крутого берега. Один из них упал в воду сразу, но второй зацепился за куст и повис на склоне.

Решено было заночевать в хижине.

Клаудия, хотя и не жаловалась, но выглядела уставшей, да и всем остальным отдых пошел бы на пользу. Развели огонь, ничего не опасаясь, и первый раз за все это время смогли приготовить горячую еду.

На следующее утро индеец встал очень рано и собрался идти на разведку, на поиски кратчайшего пути к далекой Жапура. Аркимедес вызвался сопровождать его и вдвоем они ушли, когда еще было темно, а Говард и Клаудия продолжали спать.

Когда «Гринго» проснулся, девушка уже поднялась и готовила завтрак. Он поприветствовал ее, но его «доброе утро» не нашло другого ответа, кроме как легкого кивка головой. Закончив завтракать, «Гринго» провел остаток утра, развалившись в гамаке, и ничего не делал, лишь курил крепкий и черный табак, что отыскал в хижине.

Он был доволен. Теперь у них имелось оружие и провизия, а у одного из покойников он взял красивый револьвер, с большими белыми накладками на рукояти и еще… он наконец-то был свободен.

Он знал, что впереди лежит длинный, очень длинный путь, и на этом пути к землям, где живут цивилизованные люди, их ожидает бесчисленное количество трудностей, но ощущал в себе достаточно сил, чтобы справиться с любыми препятствиями и может быть даже так случится, что в один прекрасный день он вернется в Манаус, чтобы свести счеты с этим сукиным сыном – Сьеррой. Обдумав все, он пришел к заключению, что вернется в Манаус в любом случае, хотя сейчас они и удаляются от того проклятого города. Было что-то в том городе, что притягивало его. Может быть, ему предстоит обойти по кругу весь Континент, может быть, он вначале вернется в свою страну, где про него уже и забыли думать – будь что будет, но он вернется в Манаус. Говард, он же «Рыжий», никогда ничего не забывал, и можно, наверное, утверждать, что никто из его врагов не смог дотянуть до сегодняшнего дня. Оставить Сьерру в живых – было бы признаком трусости – один из первых сигналов, что он стареет, что он начал дряхлеть, а ему очень не хотелось, чтобы это случилось.

Пока он продолжал курить, размышляя по поводу своего положения, и что может ожидать в ближайшем будущем, взгляд его непроизвольно отслеживал все перемещения Клаудии по хижине, где она навела небольшой порядок, приготовила обед и сложила в мешки те припасы, что они возьмут с собой на следующий день. Потом увидел, как она взяла грязную одежду и спустилась к реке.

Когда же он решил, наконец-то, вылезти из своего гамака, солнце уже поднялось достаточно высоко и стало жарко. Вода в небольшой заводи была спокойная, и ослепительно сверкала под лучами солнца, а на берегу он нашел выстиранную одежду Клаудии и ее рубашку, что она разложила, чтобы высохли.

Спустившись к воде, он поискал взглядом девушку и вскоре заметил ее, она мылась на противоположной стороне заводи. Не обращая ни на кого внимания, она стояла по пояс в воде и, не торопясь, намыливала спину и грудь.

Наблюдая за тем, как она покрывала себя пеной, скользя взглядом по ее красивому телу с белой кожей, смотря на высокую, крепкую грудь, на округлые руки, поднятые над головой, к нему непроизвольно вернулись те воспоминания, от которых он давным-давно постарался отказаться, предпочел похоронить на самом дне своей памяти.

Он не мог не признать того факта, что девушка, стоящая перед ним, была очень красивая, и еще он подумал, что давно уже не дотрагивался до женского тела.

Когда же Клаудия наконец заметила его, он подошел уже совсем близко и остановился у самой воды, рядом с сохнущей одеждой, но это ее ни сколько не смутило и она даже не попыталась прикрыть свою наготу. Закончив мыться, она откинула на спину мокрые волосы и вышла на берег.

Свежая и чистая после купания, она собиралась пройти мимо, но Говард поймал ее руку и заставил остановиться.

– Клаудия…

Она молча подняла на него глаза, но выражение лица ее оставалось равнодушным, взгляд же был все тот же, отсутствующий и безразличный ко всему, что ее окружало, и не менялся с тех пор, как Сьерра отдал ее на растерзание своим работникам. Говард смутился, словно почувствовал, что если будет продолжать, то совершит какую-то чудовищную ошибку.

– Клаудия… – начал он снова. – Клаудия, я… Наконец он решился:

– Больше года я не дотрагивался до женщины. С того самого дня, как уехал из Манауса. И все это время я вспоминал о тебе. Я помнил тебя…

Он запнулся, не зная что и сказать. Полное равнодушие, с каким она выслушала те слова, его смутило.

Он отчаянно пытался придумать что-то, подходящее к такому моменту:

– Мы же были счастливы вместе, правда? И мы опять могли бы стать счастливыми.

Он осторожно притянул ее к себе, заставил сесть на песок, рядом с разложенной одеждой и сам сел рядом.

– Ну же, пожалуйста, – попросил он. – Давай представим, что ничего не произошло, что между нами все, как тогда было…

Он протянул руку и погладил ее волосы, провел ладонью по лицу, скользнул вниз к груди, но стоило ему дотронуться, как Клаудия вздрогнула, запустила руку под лежащую на песке одежду и выхватила оттуда нож. Говард инстинктивно отпрянул.

Клаудия, наоборот, подобралась ближе и поднесла нож к его лицу. Взгляд у нее уже не был сонным и безразличным, в глазах появился странный блеск, словно ее охватило непреодолимое желание или приступ лихорадки. Говард начал пятиться и почувствовал, что зашел в воду. Наконец, когда вода достигла его колен, он остановился смущенный, осознав в каком нелепом положении оказался: голая девчонка, угрожая ножом, загнала его в реку, и он решил не отступать дальше, будь что будет.

Клаудия также остановилась. Было видно, как несколько секунд она боролась с желанием проткнуть его ножом, но затем резко повернулась, вышла на берег, схватила свою одежду и пошла по направлению к хижине.

Говард продолжал стоять по колено в воде и молча смотрел ей вслед. Потом вздохнул глубоко и нырнул с головой в реку, чтобы смыть с себя выступивший по всему телу пот и освободиться от нервного напряжения.

Когда же Аркимедес и Рамиро вернулись, он рассказал о случившемся.

– Для всех будет лучше, если мы оставим ее в покое, – закончил он. – Она способна перерезать глотку любому из нас. Очевидно, что у нее не все дома.

– Со временем придет в себя, – попытался успокоить его «Северянин».

Говард с сомнением посмотрел на него.

– Что касается меня, – добавил он, – проверять это я не желаю. И еще… я не хочу более видеть ее голой.

На следующий день они отправились в путь на поиски реки Жапура, уверенные в том, что дорога будет длинной и суровой, а дни насыщены испытаниями и тревогами.

Начиная от самых берегов Марие, пришлось продираться сквозь девственные джунгли, где не было ни единой тропинки, оставленной либо животным, либо человеком, где и следов человека невозможно было отыскать: ни дикарей, ни людей цивилизованных. Время от времени им попадалось нечто, похожее на тропинку, но то были проходы, проделанные дикими свиньями, непрерывно бродящими по сельве в поисках пропитания и в поисках укрытия от ягуаров.

Как правило, индеец Рамиро шел первым, расчищая с помощью мачете путь, и когда бока его и спина покрывались потом – верный признак того, что он начинал уставать, поскольку обычно совсем не потел, то Говард или «Северянин» его сменяли.

Как только забрезжит рассвет, что происходило в шесть часов утра, все вставали, Клаудия готовила завтрак и спустя полчаса они уже шли дальше.

Шли часов пять с небольшими привалами для отдыха или чтобы поохотится, если по пути попадалось дерево, где водились обезьяны или попугаи, и в полдень устраивали более длительный привал, чтобы приготовить убитую дичь. Старались не трогать съестные припасы, которых и так было немного – муку, коричневый сахар – «папелон» и вяленую говядину, что нашли в хижине у охранников Сьерры. Единственное, что позволяли себе использовать – это, конечно же, соль, сахар и кофе, чему невозможно было найти замену в джунглях.

Никогда не останавливались для еды дольше, чем на полчаса. А закончив есть, сразу же поднимались и шли дальше, до самого вечера, когда начинало быстро темнеть, что происходило ровно в шесть часов. Начиная с этого времени, они подыскивали место для ночлега, расчищали его, подвешивали гамаки, разводили огонь и готовили ужин.

В те дни, когда на их пути попадался тапир или капибара, и Рамиро удавалось убить кого-нибудь – то были дни настоящего праздника, скромный ужин превращался в настоящий пир.

В эти дни они могли наесться мясом, и еще оставалось на следующий день.

Когда же еды не хватало, то ее не хватало для всех. В этом случае Клаудия была непреклонна, она не принимала ни малейшей любезности по отношению к себе. Поскольку сама раздавала приготовленные порции, то очень часто ее порция была самой маленькой. Если пытались подложить ей кусок, то он оставался нетронутым, она игнорировала его, предпочитая, чтобы еда испортилась, чем съесть.