Честное слово вора

Глава 1

В Магаданской области март – это еще зима. Морозы, снегопады, метели – температура воздуха редко поднимается выше минус двадцати пяти градусов, север есть север. Даже в областном центре в это время года люди стараются как можно больше сидеть дома, в тепле, и выходить на улицу только по делу. Но поздним вечером дел, требующих выхода на улицу, у людей, как правило, не бывает, и поэтому дальняя окраина Магадана, застроенная двух– и трехэтажными домами барачного типа, в одиннадцать часов вечера казалась совершенно вымершей: только подгоняемая легким ветерком бежит по земле поземка, да мрачно чернеют огромные тени на сугробах.

Долгое время ничто не нарушало тишины, пока около половины двенадцатого издалека не донесся постепенно приближающийся звук работающего мотора. Вскоре показался и источник звука – старенький серый джип, неторопливо кативший по абсолютно пустынной улице между двумя рядами серых домов. Вот джип проехал перекресток, вот миновал строение, на первом этаже которого располагался круглосуточный магазин, – значит, не за добавкой мужик едет и не за закуской. Наконец, джип уменьшил скорость и остановился напротив одного из трехэтажных домов, ничем на первый взгляд не примечательного. Сидевший за рулем невысокий черноволосый мужчина с острым лицом поднял голову и пристально посмотрел на дом. Светилось только одно-единственное окошко на третьем этаже.

Водитель джипа беззвучно пошевелил губами, словно что-то прикидывая, а потом удовлетворенно кивнул, заглушил двигатель и вылез из машины. Он брезгливо поморщился, обходя обширную помойку, красовавшуюся на подступах к дому, и завернул за угол, обходя трехэтажку. Было совершенно не похоже на то, что этот человек приехал к себе домой – если бы это было так, то он наверняка постарался бы получше пристроить свою машину, а не бросать ее без малейшего присмотра на улице, где ее запросто могут угнать. Милиция в такие районы, как этот, наведывается очень редко, а угонщики везде есть.

Но вышедший из машины человек явно не боялся угонщиков. Он обогнул дом, подошел ко второму подъезду и внимательно осмотрел стоящие возле него машины. После этого он снова удовлетворенно кивнул, прикрываясь воротником пальто от ветра, зашел в подворотню, достал мобильный телефон и набрал номер.

В трубке раздался долгий гудок, потом второй, а за ним третий, прерванный на середине низким мужским голосом.

– Слушаю.

Вышедший из джипа остролицый мужчина тут же нажал отбой, в третий раз кивнул собственным мыслям и набрал номер. На этот раз ответа долго ждать не пришлось, мобильник сразу же отозвался другим голосом – резким и напряженным.

– Да?

– Все в порядке. Они там.

– Все?

– Я позвонил туда – трубку взял хозяин. А тачки гостей стоят у подъезда. Можно начинать.

– Отлично. Отбой.

Водитель джипа выключил телефон, вышел из подворотни и быстрым, но спокойным шагом пошел обратно – по направлению к своей машине. Но уезжать он, видимо, пока не собирался. Подойдя к джипу, остролицый на секунду задержался, напряженно всматриваясь в темноту, но тут же черты его лица смягчились: он явно увидел то, что ожидал. Из темноты медленно и величественно, как большая рыба из подводной пещеры, выплыл «ЗИЛ» с вертикальным подъемником-платформой над кунгом – такие машины обычно используют для замены троллейбусных проводов и ламп на фонарных столбах.

«ЗИЛ» двинулся к дому – как раз к тому месту, где было освещенное окно. Мужчина махнул рукой водителю «ЗИЛа», перешел дорогу и вошел в подъезд дома, стоящего напротив того, на который он только что обратил такое пристальное внимание. Поднявшись на второй этаж, мужчина достал из кармана пальто бинокль, миновал еще один лестничный пролет, подошел к подъездному окну, поднял бинокль к глазам и стал внимательно наблюдать за единственным светлым окном дома напротив и за «ЗИЛом», уже начавшим поднимать к нему свою платформу.

Глава 2

На темной лестничной клетке перед закрытой металлической дверью в напряженных позах стояли двое. Оба были одеты в камуфляжные куртки и штаны, под одеждой отчетливо просматривались очертания бронежилетов, лица скрывали черные вязаные маски типа «ночь», а на плечах висели автоматы. Из нагрудного кармана одного торчала черная антенна портативной рации. Так обычно выглядят собровцы при «зачистке» или другие спецотряды правоохранительных органов при проведении силовых операций. Впрочем, камуфлированные напоминали собровцев не только одеждой и снаряжением – их в нынешние времена может раздобыть практически кто угодно, были бы деньги и желание, – но стоящих у двери отличала еще специфическая манера поведения, свойственная бойцам спецотрядов, – хорошо заметная опытному глазу уверенность в себе. Движения их были осторожны и бесшумны, но эта осторожность напоминала осторожность кота, боящегося спугнуть мышь, они явно нисколько не опасались того, что их могут увидеть, запомнить или что им могут помешать, все их внимание было устремлено на металлическую дверь квартиры, перед которой они стояли.

Тот, что был ближе к двери, сунул руку в карман, вытащил газовый мини-баллон и кивнул напарнику. Тот поднес к баллону зажигалку и крутанул колесико. Из горелки совершенно беззвучно забила струя ровного пламени. Держащий горелку повернулся к двери и начал медленно, бесшумно и очень аккуратно резать дверь вокруг петель. Это заняло совсем немного времени – спустя пять минут работа была закончена. Теперь оставалось лишь чуть поддеть дверь ногой снизу, и она ляжет на руки ночных гостей. Все движения камуфлированных были отточенными, плавными и абсолютно бесшумными, они немного напоминали какой-то зловещий танец. Даже работающая горелка не издавала ни малейшего звука. Из-за этой полной бесшумности и плавности движений казалось, что все это происходит где-то под водой или в космосе, но уж никак не на прозаической лестничной площадке в подъезде самого обыкновенного трехэтажного дома на окраине Магадана.

Стоявший у двери выключил горелку и спрятал ее в карман. Потом кивнул своему напарнику, экономным движением передвинул автомат со спины на живот и перевел предохранитель в положение «огонь одиночными». Те же движения, словно отражение в зеркале, проделал второй камуфлированный. Они встали – один чуть справа от двери, другой – чуть слева – и застыли, словно каменные изваяния, только тот, что с рацией, постоянно поглядывал на нее – он явно ждал сигнала.

Глава 3

Единственное светлое окно в том доме, около которого только что началась вся эта суета, было окном кухни квартиры номер восемнадцать, и сейчас в ней за деревянным столом, покрытым клетчатой клеенкой, под тусклой лампочкой сидели три человека и мирно разговаривали, посматривая на плиту, на которой стояла металлическая кружка с закипающей водой. Кухня была большая, но довольно грязная и захламленная – раньше в этом бараке располагалась казарма конвойных войск МВД, но несколько лет назад дом перешел в собственность муниципалитета и стал жилым, а бывшие казармы стали коммунальными квартирами, в каждой из которых жили как минимум по три-четыре семьи.

Но те трое, что сидели сейчас на кухне восемнадцатой квартиры, не были соседями, решившими скоротать долгий вечер за чашкой чая или чего покрепче. Из всех троих жил здесь только один – сидевший сейчас во главе стола невысокий сухопарый мужчина лет тридцати пяти, с коротко стриженными темно-русыми волосами, острым, хищным лицом и тяжелым взглядом. Было в его облике что-то волчье, опасное.

Сидевшие с ним за одним столом гости явно чувствовали это и относились к хозяину с подчеркнутым уважением, хотя и были с ним, судя по всему, в хороших отношениях, да и сами никак не производили впечатления хлюпиков. Пальцы всех троих были густо покрыты татуировками, ясно говорившими об их богатом уголовном прошлом, а также немалом авторитете и положении в преступном мире. На столе была нехитрая еда: большая тарелка с вареной картошкой, от которой еще шел горячий пар, нарезанный крупными ломтями черный хлеб, несколько соленых огурцов и три банки дешевых рыбных консервов.

– Ешьте, пацаны, – сказал хозяин и, подавая пример гостям, придвинул к себе тарелку. – Сейчас поедим, как раз вода закипит, чифирю попьем…

– Спасибо, Колыма, – почти хором ответили ему оба сотрапезника и тоже принялись за еду.

Ели все быстро, но очень аккуратно, не оставляя ни на тарелках, ни рядом с ними ни крошки – характерная примета тех, кто недавно «откинулся» с зоны и еще не привык к вольной жизни.

Закончив есть, хозяин, которого назвали Колымой, встал со своего места и подошел к плите. Вода в стоявшей на ней кружке как раз закипела, и Колыма, голой рукой ухватив кружку за ручку, быстрым движением перенес ее на стол. Потом он шагнул к навесному шкафчику, висевшему на стене, открыл дверцу, достал оттуда пачку черного чая, вскрыл ее, высыпал все содержимое в воду, помешал ложкой, а потом накрыл кружку сверху металлической миской.

– Сейчас настоится, и чифирнем, – сказал он, снова садясь за стол.

Гости смотрели на хозяина выжидательно. Однако прошло несколько минут, и стало понятно, что первым нарушать тишину он не собирается.

– Так что у тебя за дело-то было к нам, Колыма? – спросил наконец сидевший по правую руку от хозяина низкорослый, коротко стриженный плечистый мужчина, куском черного хлеба очищая тарелку от последних крошек картошки и остатков подсолнечного масла.

– Погоди, о деле потом поговорим, – отозвался хозяин, снимая миску с кружки. Он взял мелкое сито, отцедил заварку, убрал вторяки в сторону, отхлебнул из кружки чифиря и передал ее соседу, пуская по кругу.

– Вот чифирю попьем, тогда и о деле, – продолжил хозяин. – Всему свое время. Ты лучше расскажи пока, как дела на зоне обстоят, ты ж недавно откинулся – вон даже волосы еще отрасти не успели…

– Да какие у нас там дела, дела в спецчасти, у нас делишки… – по лагерному ответил плечистый, принимая кружку и прикладываясь к ней. – А что откинулся недавно, так ты, Колыма, и сам только полгода, как от хозяина, сам все знаешь.

– Знать-то знаю, да не просто из любопытства спрашиваю. А полгода – это срок немалый, многое измениться может. Так что рассказывай. – Колыма говорил спокойно, но в его голосе слышались скрытый напор и сила – возражать ему было трудно.

Впрочем, его собеседник возражать и не пытался.

– Да что тут рассказывать? – Он пожал плечами. – Беспредел полнейший творится, и чем дальше, тем круче. Правильным ворам все труднее порядок поддерживать – отморозков, которые ни закона, ни порядка не признают, в зоны все больше попадает, а нормальных пацанов совсем мало осталось. Да еще и менты наглеют. Последнее время вообще жизни от них никакой не стало – гнобят режимом так, что вздохнуть некогда. Веришь, Коля, правильных блатных на работу загонять силой пытались – уж лет пять такого не было!

– Да уж и не пять, побольше, – кивнул хозяин. По его лицу было видно, что он не услышал ничего неожиданного – просто подтвердились его ожидания. – Это что ж, на «пятнахе», где ты сидел, было?

– Ну да. Сколько уж лет нас не трогали, знают ведь, что ворам работать западло, не пойдем мы на это, а все равно поперли. Прикопались: работайте, или жрать не дадим.

– Да это уж совсем беспредел! – возмущенно заявил второй из гостей Колымы, сидевший с левой стороны стола. – Положняк – это святое! Говорю же – вконец обнаглели.

– И что вы сделали? – хмуро поинтересовался Колыма. – Работать-то не стали?

– Обижаешь, Коля! Как бы я тогда с тобой за один стол сел, как бы честным ворам в глаза посмотрел?! Мы там голодовку устроили, а на вольняшку маляву кинули, чтобы кореша подогрели кого надо, к нам внимание привлекли. В общем, как серьезным скандалом запахло, администрация чуть поутихла, они ж скандалов боятся. Но, сам понимаешь, и ненадолго это, и общак убыток большой понес… Да еще один пацан из моей семьи руку за это отдал.

– А это как?

– Сам себе посек. Вывели нас на работу и давай прессовать… Причем по-умному прессовали – не всех вместе, а по очереди. А этот пацан по алфавиту как раз первый был. Ну, вертухай ему и говорит: «Работай!» Тот отвечает: «Не буду». Вертухай ему стволом автомата по почкам и снова: «Работай!» А пацан ему снова: «Не буду». Тот ему снова по почкам и третий раз: «Работай!» Ну, пацан кивает. Я уж думал все, сломался, а оказалось, нет. Подошел к ящику с инструментом, взял оттуда топорик, да себе по руке и рубанул. Да так, что кисть совсем отлетела. Ну, его в санчасть, нас снова по баракам разогнали, а потом шуму из-за этого много было, мы чуть бунт не подняли, да смотрящий не велел – сказал, что рано.

– Правильно сказал, – кивнул Колыма. – Такие вещи с налету не делаются, их готовить надо, иначе кровью умоешься, а толку не будет.

– Ну да, смотрящий так и сказал, – кивнул плечистый. – И это я тебе, Колыма, еще мало очень рассказал. Со свиданками и передачами вообще никакого житья не стало. Раньше как бывало? Присылают пацану родственники блок сигарет, килограмм сахару да килограмма по два луку и сала – вертухаи себе часть заберут, но часть и тому отдадут, кому послали. И брали обычно немного, не больше четверти, совесть имели. А сейчас если и отдадут посылку – то там такие остатки жалкие, что и смотреть стыдно, а бывает, и вообще не отдают. Где на них управу-то искать? Свиданки, считай, совсем запретили, по любому поводу в карцер сажают или срок накидывают. И лупить чаще стали за любую малость. В общем, житья совсем не стало на зоне…

Колыма несколько секунд помолчал, а потом тихим голосом, как будто не гостям, а самому себе, сказал:

– Да, правда беспредел на зонах творится, давно такого не было, прав Батя…

– Батя? – услышав это погоняло, сидевший слева оживился. – А что, Батя этим решил заняться? Эх, хорошо бы… Батя такой человек, что уж если берется какой косяк исправлять, то дело до конца доводит.

– Это уж точно. – На этот раз в голосе Колымы звучало неподдельное уважение.

Чувствовалось, что человек, о котором зашла речь, является для него непререкаемым авторитетом, а это дорогого стоило. Чтобы добиться такого отношения к себе со стороны Коли Колымы, личность эта должна была быть действительно незаурядной. Впрочем, упомянутый Колымой Батя, смотрящий по Магаданской области, и был именно такой личностью. Вор в законе, умудрившийся дожить до шестидесяти одного года, уже только этим вызывает к себе огромное уважение, а Батя сумел прожить свою долгую жизнь, ни разу не запятнав воровской чести и не изменив своим принципам. На его примере молодых пацанов обучали жить по понятиям, а беспредельщики, которых он всегда люто ненавидел, боялись его даже сейчас, когда позиции блатных в Магаданской области сильно пошатнулись.

– Так Батя же сейчас на зоне? Или откинулся уже, а я не знаю? – удивленно спросил плечистый.

– Нет, не откинулся. Батя сейчас на «двадцатке» парится, под Ягодным, – сказал Колыма.

– А как же он тогда это дело разрулит?

– Вот об этом мы сейчас и поговорим. – Голос Коли стал резче и решительнее, чувствовалось, что сейчас, наконец, разговор пойдет о деле. – Батя кинул мне с «двадцатки» маляву. Пишет о том же, о чем ты, – Коля кивнул плечистому, – мне сейчас рассказал. Там тоже ментовский беспредел начался, блатных начали режимом гнобить по-черному. Про послабления пацаны уже и думать забыли, того и гляди до того же, что и на «пятнахе», докатится, на работу погонят. В общем, Батя решил помочь всей магаданской братве и этот косяк исправить. Он мне написал, что хочет по-крупному подогреть нашего областного начальника УИН, и поручает это дело мне. А уж «хозяин» потом даст своим команду, чтобы они не зверели, и все будет путем.

– Коля, а денег хватит? – спросил сидевший по правую руку от хозяина гость. – Общак сейчас полупустой: если по-крупному греть «хозяина», то денег, считай, совсем не останется, а ведь время неспокойное – сам знаешь, без запаса оставаться никак нельзя.

– А Батя не из общака «хозяина» греть собрался. Это же Батя, правильный человек, блатной по жизни. – В голосе Коли снова прозвучало неподдельное уважение. – Он ради братвы никогда ничего не жалел и не пожалеет. Батя и сейчас, с зоны, несколько крупных приисков и артелей контролирует, а «отгоны», которые ему причитаются, они пока мне ссыпают, на сохранение. Так вот, пацаны, Батя своих личных «отгонов» не пожалел, чтобы братве помочь, он мне в маляве как раз и написал, чтобы я из его доли на подогрев «хозяина» отсыпал.

– По-онял, – протянул плечистый. – Так ты нас из-за этого и позвал?

Колыма кивнул:

– Да. Сами понимаете, один я все не сделаю, помощь понадобится. Нехорошо такими делами в одиночку заниматься, нужно, чтобы были рядом правильные пацаны, которые все видят, а если что – подтвердят, что все было по-честному. Да и опасно одному с золотишком работать – отморозков последнее время развелось как грязи. И спортсмены, качки недоделанные, и черные из «Ингушзолота» – все так и норовят лапу на чужой кусок наложить.

– Что, все так плохо? – Плечистый удивленно поднял брови. – Раньше «зверьки» ходили по струночке, чихнуть лишний раз боялись…

– Ты сел-то уже года три назад, многое с тех пор поменялось. Обнаглели горцы вконец, последнее время вообще повадились под ментов косить. Приедут на ментовской машине, в форме, как полагается, заластают пацанов – типа задержание. Ну, пацаны особо не ерепенятся, знают, что их отмажут легко, нет на них ничего у ментов. А потом оказывается, что менты про это задержание слыхом не слыхивали, а пацанов тех задержанных словно и не было никогда.

– Дела-а… – удивленно протянул плечистый. – А что за спортсмены?

– Да тоже недавно появились. Разные самбисты бывшие, борцы да штангисты. Поняли ребята, что дельных спортсменов из них не выйдет, вот и решили в рэкетиры податься, с золотоискателей денежек посшибать. Мы пробовали им объяснить, где их место, но ведь это отморозки, беспредельщики. Про закон и понятия они никогда не слышали, закон у них один – у кого кулак крепче. А впрямую с ними силой мериться тяжело, их ведь в каждом этом их паршивом клубе по три-четыре десятка, и все амбалы нехилые.

Несколько секунд все трое мрачно молчали, потом Коля помотал головой и сказал:

– Ладно, пацаны. С ними со всеми мы еще поговорим, настанет время. А пока нам нужно сделать, что Батя велел: братве на зонах помочь.

Он встал из-за стола, вышел из кухни, а через несколько минут появился снова, с видимым усилием неся грязное ведро, заляпанное потеками застывшего цемента.

– У тебя что, «рыжье» прямо здесь? – изумленно спросил плечистый. – В этой хавере?!

– Именно здесь, – твердо сказал Колыма, ставя ведро рядом со столом и выбрасывая из него какие-то грязные промасленные тряпки. – Подумай сам: кому придет в голову его здесь искать? Маскировка – великая вещь.

Он начал выгружать из ведра мешочки с золотым песком и самородками – обычную валюту в Магаданской области.

Опустошив ведро, снова направился к выходу из кухни.

– Это что, не все? – с еще большим удивлением спросил плечистый. – Сколько ж его тут?

– Не все. Здесь половина. А всего у меня почти сто килограммов, – спокойно ответил Колыма. – Ты меньше болтай и удивляйся, не маленький ведь.

Второй гость кивнул и сказал плечистому:

– Правильно Колыма говорит. Треплешься ты слишком много. А «рыжье» Коля хорошо спрятал. Мне и сказал бы кто, что оно в этом ведерке затарено на такой хазе, я бы не поверил. А нам того и надо.

Колыма кивнул, снова вышел из кухни и вернулся с другим ведром, из которого он выгрузил вторую порцию золота.

– Как мы «рыжье» в бабки-то переводить будем, Коля? – спросил тот из гостей, что был более молчалив. – Обычными путями долго будет, уж очень его много.

– Подогрев «хозяину» прямо так пойдет, в золоте, – ответил Колыма. – Так оно надежнее. На нем ни серии, ни номера, факт взятки в жизни не докажут. А уж «хозяин» дальше сам разберется. У него, я думаю, и свои каналы найдутся. Да и не наше это дело, как он «рыжьем» распорядится, нам нужно ему отмерить, сколько Батя велел.

– Мерить сейчас будем?

– Конечно. А для чего я, по-твоему, «рыжье» выложил? Сейчас только весы аптекарские принесу, они у меня в дальней комнате…

Колыма снова вышел из кухни, и за столом, заваленным золотом, остались только два его гостя. Они спокойно ждали хозяина, лениво обмениваясь ничего не значащими репликами, прикладываясь время от времени к кружке с чифирем и посматривая на лежащее на столе золото. На этот раз Коли не было дольше, чем в предыдущие разы, – ну да, золото у него, видать, было под рукой, а весы, он сам сказал, где-то в дальней комнате.

– Слушай, – начал один из сидевших за столом, – а как ты думаешь…

Но закончить фразу ему было не суждено. В этот момент взгляд блатного совершенно случайно упал на окно, и он осекся на полуслове, одновременно привставая с табуретки и широко раскрывая рот для громкого крика. Открывшаяся ему картина была столь неожиданна и устрашающа, что, даже будь у него несколько лишних секунд жизни, он не успел бы ничего понять.

За двойным стеклом – на расстоянии вытянутой руки от окна – был человек. Мужик в маске, камуфляже, бронежилете и с замысловатым пистолетом в руке, направленным на сидевших за столом. Крикнуть «шухер!» увидевший его блатной не успел, не успел и понять, как противник оказался за окном третьего этажа, – мужик нажал на спуск.

Начальная скорость пуль была так велика, что они прошивали оконное стекло насквозь, без осколков, оставляя за собой только маленькие дырочки с разбегающимися от них паутинками мелких трещинок. Первая пуля с мерзким хлюпающим звуком попала успевшему привстать блатному в середину груди и прошла навылет, оставив в его спине кровавую дыру величиной с кулак. Блатного отбросило в угол кухни, он рухнул на пол, заливая хлещущей из раны кровью грязный линолеум, захрипел, попытался привстать… Но это уже была предсмертная агония.

Вторая и третья пули, которые от первой отделяло меньше секунды, стрелявший выпустил по второму из сидевших за столом. Одна из них попала ему в середину лица и разнесла череп практически вдребезги, а вторая угодила в шею и едва не оторвала от плеч то, что осталось от головы. Стрелявший использовал очень серьезный калибр и мощный пистолет, да и пули были из арсенала спецсредств. Мелкие кровяные брызги усеяли всю кухню – от пола, плиты и грязных шкафчиков до потолка.

На стол, на мешочки с золотыми слитками и песком хлынула кровь и брызнули мозги из разнесенной головы: на пол за спиной блатного упал кровавый кусок черепа с ошметками плоти, а секундой позже тело с кровавым месивом на месте головы рухнуло под стол. Все выстрелы были почти абсолютно бесшумны – на пистолете был отличный немецкий глушитель.

В следующую секунду окно кухни вылетело, и стрелявший ворвался внутрь. Он спрыгнул с подоконника на пол и шагнул в угол, где бессильно скреб скрюченными пальцами по полу первый из блатных. Он лежал на спине, из-под него уже вытекала большая кровавая лужа, но он был еще жив и даже пытался что-то сказать. Но холодеющие губы не слушались его, а после очередного усилия изо рта темной густой струей хлынула кровь. Камуфлированный хладнокровно поднял пистолет и, глядя своей жертве в глаза, нажал на спуск.

Пуля попала в голову, тело блатного последний раз дернулось и застыло. На этот раз окончательно.

В то же самое время железная дверь квартиры плавно завалилась наружу, и двое мужиков в камуфляже, стоявшие за ней наготове, получив ожидаемый сигнал, ворвались в прихожую и двинулись по ней вперед. А за спиной ворвавшегося в кухню мужика через окно проникли еще двое, экипированные так же, как и он, – маски, камуфляжи, бронежилеты, пистолеты с глушителями. Единственное отличие в их экипировке состояло в том, что у каждого из них было по черному чемодану с кодовым замком.

Они быстро подошли к столу и стали спешно сбрасывать лежавшее на нем золото в свои чемоданы. Эта операция заняла у них меньше минуты, а когда они закончили, первый из ворвавшихся в кухню, который все это время настороженно прислушивался, резко махнул им рукой на выход и громким шепотом скомандовал:

– Найти третьего! Быстро! Чемоданы оставьте здесь, и вперед. И побыстрее, побыстрее, не миндальничать! У него даже оружия тут нет.

Камуфлированные двинулись к двери, а старший вытащил из нагрудного кармана рацию и сказал в нее:

– Хозяин жив, где-то в квартире. Найти и убрать как можно быстрее.

Уже не скрываясь и не стараясь двигаться бесшумно, камуфлированные растеклись по квартире. Двое шли со стороны прихожей и двое со стороны кухни. Квартира оказалась неожиданно большой, в коммуналке было не меньше десятка жилых комнат, расположенных хитрым лабиринтом, да еще и несколько подсобных помещений разной степени захламленности.