– Капитан Николаева! – сказал Чугунков.
Я встала и посмотрела на него вопросительно.
– Отправитесь к пограничникам, – приказал он мне. – Разберитесь там с этими охотниками-рыбаками и унесенными в океан японцами. И учтите, Николаева, я предпочитаю, чтобы это оказались разные люди… Не хватало только, чтобы японцы сообщали нам о том, что в открытый океан унесло граждан России! И самыми последними почему-то об этом узнаем мы – спасатели!
– Разберемся, – пообещала я. – Но прежде я хотела бы…
– Вы поняли приказ, капитан Николаева? – жестко перебил меня Чугунков. – Выполняйте!
Я молча повернулась и вышла из палатки. Следом за мной выбрался капитан-пограничник. Он поглядывал на меня с интересом, уловив, видимо, некоторую неофициальность нашего с Чугунковым общения.
– Идемте, капитан, – сказал он мне. – Я получил от Чугункова жесткую «просьбу» – помочь вам в выполнении вашего задания.
«Точно выразился! – подумала я. – Просьбы у Чугункова сегодня – как приказы, а приказы – как приговоры… Что с ним? Нервный какой-то. И потом, что это за фраза: „Я предпочитаю, чтобы это оказались…“ Тут уж предпочитай – не предпочитай, как есть так и есть. Или он это специально сказал – для меня. Подсказывал – что ему доложить – независимо от того, как на самом деле? Не узнаю… я сегодня Чугункова. Неужели его так разозлили промахи этого полковника, которого он в Москву отправил?»
– Везите меня, капитан, на вашу заставу, – сказала я пограничнику, продолжая думать о Чугункове.
«Но он же должен был сам знать о том, что остров заранее готов к бедствию, что люди вывезены, – не давала мне покоя одна и та же мысль. – И не за четыре часа… Что там хотел сказать геофизик о долгосрочном прогнозе? Чугунков просто рот ему заткнул! Но если он знал обо всем этом хотя бы за несколько дней, он должен был сам проследить за всем! Чугунков не такой человек, чтобы не удостовериться, что все сделано правильно, что все готово к отражению стихии. Или, по крайней мере, к ее встрече. И тем не менее – он не возражает, когда в район бедствия летят отряды спасателей, и только уже из Южно-Курильска отправляет их обратно… Я просто ничего не понимаю в его поведении».
Вдруг меня осенила конструктивная идея, связанная со сбором необходимой мне информации. Геофизики, подумала я, не могли не выслать в район цунами, в район этого землетрясения, своих наблюдательных отрядов или какой-нибудь срочной экспедиции. Они должны быть или здесь, на острове, или – в океане. И в том и в другом случае пограничники должны знать, где они находятся…
– Послушайте, капитан, – сказала я, забираясь в его вездеход. – Где-то здесь должна быть геофизическая экспедиция…
– А откуда это вам известно? – спокойно, но совершенно серьезно спросил он. – Они только сегодня прибыли к нам на заставу. Ждут, когда «Витязь» заберет экспедицию на борт…
– Что это за «Витязь»? – не поняла я. – Это ваш катер?
– Странно, капитан, что вы в курсе, что владивостокские геофизики находятся в районе государственной границы, – сказал пограничник, – а вот что «Витязь» уже десятки лет работает на Академию наук и институт океанографии, вам не известно…
– Вы что, все шпионов ловите, да, капитан? – спросила я. – Хотите самому себе доказать, что вы – вовсе не неудачник и способны на большее, чем заместитель начальника заставы?
– Шпионы не только в книжках бывают, капитан, – сказал он, внимательно глядя на меня. – А насчет того, что я считаю себя неудачником, вы, пожалуй, ошиблись… Не считаю…
«А вот и не ошиблась, дорогой мой, – подумала я. – Если бы ты себя им не считал, ты не стал бы сейчас мне возражать».
– Хотите совет? – спросила я, не обращая внимания на его возражение. – Пока вы будете так агрессивно реагировать на ни в чем не повинных перед вами женщин, вы никогда не почувствуете уверенность в себе.
– А что, собственно?.. – растерялся он.
– Поймите прежде всего простую вещь, капитан, – сказала я ему. – Женщины – не враги мужчинам. Нас нужно просто любить, а не считать всех проститутками и шпионами. Вас обманула всего лишь одна женщина, но нельзя по ней судить обо всех остальных.
Он густо, как мальчишка, покраснел, и я поняла, что попала точно.
– Простите, что я учу вас, как относиться к женщинам, – сказала я, – но я устала от мужской слабости и агрессивности. Кстати, вам не надоело называть меня этим мужским званием – капитан. Что это мы с вами, как два бесполых существа, называем друг друга одним и тем же словом – «капитан»?
– Хорошо, – улыбнулся он, – давайте по фамилиям. Вы – Николаева, я – Евграфов.
«Фамилию ты мою запомнил, а вот я твою – нет, – подумала я. – Хотя это, в общем-то, ни о чем не говорит. Но в сочетании с направленной на меня агрессивностью…»
– Я предпочитаю по именам, – ответила я. – Меня зовут Оля.
– Тогда просто называйте меня Сергеем, – рассмеялся он. – Или еще лучше – Сережей!
«А случай-то вроде бы и не клинический», – подумала я, но имя «Сергей» вдруг вынырнуло из памяти и заслонило собой и пограничника, и дождь, стучащий по крыше вездехода, и Чугункова с его странностями…
– Поехали на заставу, Евграфов! – сказала я, стараясь, чтобы он не заметил, что его имя вызвало у меня воспоминания, причинившие боль, – он-то в этом был совершенно не виноват…
Глава третья
Первым, кого я встретила на заставе, оказался человек, которого я уж никак не предполагала встретить на Шикотане, впрочем, только потому, что напрочь забыла о его существовании.
А между тем специальный корреспондент газеты «Мир катастроф» Ефим Шаблин встречался мне в районах катастроф достаточно часто, так как был, пожалуй, самым активным и легким на подъем корреспондентом в редакции не только нашей эмчеэсовской газеты, но и «Известий», с которыми тоже сотрудничал. Он не раз помогал мне достать необходимую информацию, хотя не однажды становился и причиной неожиданных неприятностей.
В общем, это была незаурядная личность в смысле привлечения к себе событий – как хороших, так и плохих. Мы с ним дружили уже немало лет, встречаясь, как правило, вот так же случайно в самых неожиданных местах, и его отношение ко мне уже давно устоялось на уровне «хороший друг» ввиду невозможности никакого другого более высокого или близкого уровня.
Встреча с Фимкой меня обрадовала прежде всего потому, что из моей головы тут же вылетели все неприятные воспоминания о Сергее, с которым я рассталась не так уж давно, чтобы не испытывать уже боли от этого. Ефим бросился мне навстречу и затараторил:
– Ольга! Ты не представляешь, как я рад! Пошли сейчас же со мной. Я уже разведал, где у них тут столовая, и договорился об обеде… Там такая симпатичненькая повариха! Я на нее полпленки истратил – такая аппетитная деваха. А кормить нас с тобой будут знаешь чем? Жаркое из зайчатины, соленая горбуша, крабы, рябчики…
– Фима, – остановила я его, – боюсь, если я приду с тобой, тебя отправят несолоно хлебавши…
– Да? – растерянно спросил Фимка. – Об этом я как-то не подумал…
– Ну, что вы, Оля! – вмешался Евграфов. – Вас приглашаю я… Меню от этого будет не хуже. Даже медвежатиной угощу.
– Послушайте, Сережа! – сказала я, испытывая удовлетворение от того, что произношу это имя без малейшего душевного замирания. – Можно подумать, что ваша застава не на Шикотане находится. Или что цунами вас стороной обошло и ничего у вас не разрушено..
– Да нет же! – удивился Сергей. – Просто нас геофизики об этом цунами еще за месяц предупредили. Мы все постройки свои демонтировали и вывезли на Итуруп. Вместе со всем имуществом. А часть на катерах в океан отослали – навстречу волне.
– Как это навстречу волне? – удивилась я. – А это разве не опасно?
Евграфов улыбнулся:
– Конечно – нет! В открытом океане цунами можно и не заметить, если находишься достаточно далеко от берега. Просто поднимет тебя немного на очень пологой волне и опустит. Она только у берега задирается кверху и катится валом, все на пути сметая…
– Оленька! – не выдержал Шаблин. – Про цунами я тебе сам все расскажу. Я тут нашел такого классного парня, геофизика, он мне все объяснил про эти волны. Хочешь, тебя познакомлю?
– Конечно! – обрадовалась я. – Я сюда за этим и приехала, чтобы с геофизиками поговорить.
– А мне показалось, вы получили другой приказ от своего генерала, – сказал вполголоса Сергей. – Что-то по поводу пропавших японцев…
– Сереженька! – воскликнула я и потрепала его по щеке. – По-моему, вы ко мне просто не равнодушны? Что? С женщинами на Шикотане совсем плохо? Одна повариха? И все? Или дело все же в том, что именно я вам очень понравилась?
– Нет… – окончательно смутился капитан Евграфов. – То есть – да! То есть – нет… Поварих-то две. Но обе – замужем…
– Как это – замужем? – возмутился Фимка. – При чем здесь – замужем? Я ничего не обещал! Я на ней жениться и не собирался!
К Евграфову подбежал совсем юный лейтенант и, козырнув, доложил:
– Прибыл майор Турсунов из штаба округа.
– В самом деле? – удивился Евграфов. – Кто это еще такой? Чего он хочет?
– Он требует доставить его на катер, ведущий поиски пропавших японцев, – ответил лейтенант и, подумав, добавил: – Ругается.
– А вы что, ругаться не умеете? – спросил Евграфов. – Передайте ему, что требовать он будет у себя в штабе. А здесь – будет сидеть на берегу и ждать, когда я получу подтверждение его полномочий.
– Он уже показывал приказ, подписанный полковником Краевским! – доложил лейтенант. – Но я сказал ему, пусть засунет этот приказ себе в… – Лейтенант посмотрел на меня и сказал: —…в карман. Я не знаю никакого Краевского. Но я обещал доложить.
– Вот и я не знаю, – сказал Евграфов. – По крайней мере среди своих непосредственных начальников. Пусть сидит на берегу. В океан его не пускать. Будет проявлять излишнюю самостоятельность – погрузить в вертолет и отправить в Южно-Курильск.
Одна из фамилий, произнесенных Евграфовым, словно ножом меня резанула.
– Как ты сказал, Сережа? Краевский? – Я даже за руку пограничника схватила. – Кто это?
– Откуда я знаю? – пожал тот плечами. В штабе округа столько народа трется. Если я буду приказам каждого полковника подчиняться, у меня солдаты разбегутся все. У них же как? Штабные хотят одного, хозяйственники – другого, а служба безопасности – третьего. Так в три стороны и тянут, как в басне…
– Какая служба безопасности? – перебила я его, очень встревоженная. – ФСБ, что ли? Они в вашу систему разве входят?
– Они – в нашу? – скептически усмехнулся Евграфов. – Скорее мы – в их. Кстати, Турсунов – это и есть ФСБ!
– А Краевский? – спросила я.
– Не знаю никакого Краевского и не собираюсь подчиняться его приказам, – раздраженно ответил Евграфов. – На катер его отправь! А может быть, водолазный костюм на него надеть и сразу – на дно океанского желоба? Тут глубины подходящие. А еще лучше – к чертовой бабушке вместе со всеми его просьбами, приказами и майорами Турсуновыми! Приказывать они мне будут!..
Но я уже не слушала его ворчания. Фамилия Краевский просто выбила меня из колеи!
Я не раз сталкивалась уже с этим человеком и каждый раз попадала из-за него в серьезные переделки. Краевский был главным исполнителем всех авантюр и провокаций, которые затевала ФСБ против МЧС. Это был хитрый, расчетливый, жестокий и очень опытный человек, судя по всему, с громадным опытом оперативной работы. Он неожиданно возникал на нашем пути, словно фантом какой-то, мгновенно создавал угрозу, от которой нам приходилось долго и трудно отбиваться, и исчезал, прежде чем мы могли ему серьезно противостоять.
Я серьезно, отдавая себе полный отчет в своих чувствах, ненавидела этого человека. Я не сомневалась, что это по его приказу выследили в объятом пожаром подмосковном лесу Григория Абрамовича и предательски расстреляли его в упор. Грэг чудом тогда остался жив. Он неминуемо сгорел бы в надвигающейся горящей полосе леса, не найди его Кавээн и не вытащи в безопасное место…
И вот этот Краевский присылает какого-то Турсунова и, похоже, с тем же заданием, которое мне дал Чугунков. Совпадение?
Когда речь заходит о Краевском и вообще – о ФСБ, я в совпадения не верю. Опять затевается какая-то интрига против МЧС, если уже не затеялась и не разворачивается сейчас полным ходом!
А если интрига и впрямь есть, Чугунков не мог о ней не знать. Значит, оба его приказа, мне отданные, связаны именно с этой интригой. И первый – разобраться с причинами бедствия. И второй – выяснить ситуацию с пропавшими на охоте айнами.
Кстати – кто такие айны?
Черт! Молодец вообще этот Чугунков! Дал два задания, а ребят моих велел с полдороги отправить обратно – в Тарасов.
Они же летели с московской группой, вдруг вспомнила я. Да какое там – с полдороги! Они же в Южно-Курильске сядут на дозаправку. А что, если рвануть сейчас в Южно-Курильск и попытаться их вытащить из самолета? Втроем работать все же намного легче, чем в одиночку!
Не меньше минуты я обдумывала эту мысль, пока не поняла, что не смогу потратить на это несколько часов. Пока я буду мотаться по южнокурильскому аэродрому, здесь ситуация может развернуться самым неожиданным образом. Там, куда вмешался Краевский, – жди неожиданностей и неприятностей! Нет, я сейчас никак не могу покинуть остров, потерпевший бедствие…
– Так вы пойдете с нами обедать, Оля? – дернул меня за рукав капитан Евграфов, поскольку я не обращала внимания на его слова уже пару минут.
– Конечно! – сказала я. – Но с одним условием. Меня вы все же отправите на один из катеров, ведущих поиск пропавших в океане людей.
– Договорились! – улыбнулся Евграфов. – Приказ руководителя спасательных работ или просьбу председателя чрезвычайной комиссии я не смогу не выполнить. Лучше сразу самому в отставку рапорт подавать. Обязательно отправлю. Но вертолет полетит в эти квадраты только, – он посмотрел на часы, – через сорок пять минут, – уточнил он. – Времени у нас еще вполне достаточно.
…Обед был просто изумителен.
И не только, вернее даже будет сказать – не столько, из-за обилия экзотичных блюд из рыбы и морепродуктов, многие из которых я ела впервые в жизни, не только из-за приготовленной особым образом медвежатины, которую я не могла по вкусу отличить от свинины, не только из-за того, что Евграфов напропалую ухаживал за мной и мне это даже понравилось в конце концов, сколько из-за того спектакля, который нам устроил Фима Шаблин. Я давно знала его «страсть» к смазливым женским мордашкам, даже видела некоторых из его пассий, но ни разу не видела Фиму в деле.
На это стоило посмотреть. Главной темой для общения служила гастрономия. Помимо любвеобильности Фима обладал еще одним несомненным, на его взгляд, достоинством. Он был очень большим любителем хорошей кухни и искренне считал себя гурманом, может быть, и не без оснований. По крайней мере, в ресторан с ним ходить было одно удовольствие. Он всегда выбирал из меню все самое лучшее и тонко подбирал к блюдам спиртное.
Тут, на заставе, где спиртного не было, его Фиме с успехом заменила и впрямь очень симпатичная повариха, которая поглядывала на Фиму с восхищением, на Евграфова – с опаской, а на меня – с любопытством.
А Фима взвивался под самый потолок построенного утром этого дня барака, в котором расположилась столовая, и начинал с этой господствующей высоты восхвалять то, чем его и нас вместе с ним угощала смущенная повариха Оксана. Он сыпал французскими и немецкими названиями блюд, причем такими, о которых я, например, никогда и не слышала, но Фима не только слышал, он знал, как их приготовить, и даже рассказывал об этом Оксане, тут же признавая, что ее стряпня – не в пример лучше всех этих шедевров французского кулинарного искусства.
Так с небес знатока европейской кулинарной экзотики он постепенно спускался до уровня стоящих перед ним на столе блюд и затем расстилался в ногах у Оксаны, признавая ее мастерство и не забывая, как бы мимоходом, отметить и ее женские прелести…
Оксана, как мне показалось, уже готова была на все, и только слишком уж настороженно поглядывала на капитана Евграфова, непосредственного командира своего мужа… Он однажды за спиной у Фимки погрозил ей кулаком и этим, по-моему, уничтожил все Фимкины шансы…
Когда до вылета вертолета оставалось уже минут десять и мы встали из-за стола, я с облегчением, поскольку есть уже просто не могла, а Фимка – с сожалением, отвела Шаблина в сторонку и сказала ему:
– Фима! Только ты сможешь меня серьезно выручить! Я знаю твою способность собирать информацию и делать выводы! Ты журналист от бога, а это значит, из тебя вышел бы отличный контрразведчик! Мне нужна твоя помощь! Я сейчас должна заняться другим делом, а мне нужно срочно выяснить – что стало причиной возникновения цунами? Только не нужно общих фраз – землетрясение, мол, или извержение подводного вулкана… Это я все уже слышала. Нужно абсолютно точно знать, где находился эпицентр – координаты точки. Глубину дна под ней, глубину, на которой произошло землетрясение, путь сейсмической волны, вызвавшей цунами, и все остальные подробности, даже если их будет вагон и маленькая тележка! Именно подробности меня и интересуют. Детали! Ты говорил, что познакомился с очень толковым геофизиком. Я сама хотела отправиться на этот самый «Витязь», но совсем не успеваю. Сделай это для меня, Фимочка!
Фимка кивнул головой. Он не умел мне отказывать, даже если это грозило ему лишними хлопотами, а то и неприятностями. Но этот же раз просьба не представлялась ему особенно сложной.
– И еще, – добавила я, – выясни, пожалуйста, что это за долгосрочный прогноз, о котором я слышу уже третий, по-моему, раз! Мне это очень важно!
Я рассталась с Фимкой в полной уверенности, что он выполнит мою просьбу. Фимка всегда рад был мне помочь, может быть, это было каким-то видом сублимации его направленной на меня сексуальной энергии? Другой-то возможности ее израсходовать именно на меня у него не было даже теоретически, я совсем не воспринимала его как мужчину, хотя и не имела ничего против дружеских с ним отношений. Совершенно бесполых, конечно. Фимка сунул мне в руку свежий номер «Мира катастроф», и мы, пригибаясь от ветра, поспешили к вертолету, ходовой винт которого уже работал, нагоняя крупную рябь в стоящих вокруг лужах соленой океанской воды. Разговаривать в вертолете было невозможно, ларингофоном меня не снабдили, поэтому я только головой вертела, поглядывая то в один иллюминатор, то в другой. Но поскольку ничего, кроме серой поверхности океана, рябой от поднятых ветром волн, я увидеть так и не смогла, мне пришлось успокоиться и достать из кармана брезентовой штормовки газету, которую мне туда засунул Фимка Шаблин.
«Мир катастроф» – наша профессиональная газета. Появилась она совсем недавно и еще не успела себя дискредитировать, подобно другим российским изданиям, а потому пользовалась большой популярностью не только у спасателей, но и у самых широких слоев населения.
Катастрофы – вне социальных и даже национальных различий, они интересуют всех и всегда. Газета быстро шла в гору, набирая тираж и штат сотрудников.
Ефим Шаблин был в «Мире катастроф» старожилом и имел в редакции неоспоримое влияние на более молодых сотрудников, и особенно – сотрудниц. Я сама не раз присутствовала при его телефонных разговорах с какими-то секретаршами, корреспондентками и корректоршами, и каждый раз он, по моей просьбе, добивался от них, казалось бы, невозможного – например, нарушения режима секретности в отношении документов, хранящихся в сейфе редактора газеты, разглашения источника скандальной информации или какого-нибудь другого нарушения журналистской этики.
Я постоянно в такие моменты испытывала недоумение – чем он все же берет? А иной раз – даже легкое сомнение в себе: что же я-то на него никак не реагирую? Может быть, со мной что-то не совсем в порядке? Но тут же отметала эту мысль – скорее уж не в порядке все эти девицы, которых коллекционирует Фима.
Я привыкла к тому, что «Мир катастроф» всегда работает оперативно и из него можно узнать очень много подробностей о том самом стихийном бедствии, на ликвидации последствий которого ты сейчас работаешь. Стоило чему-нибудь случиться, уже на следующий день выходила газета с описанием и самого бедствия и с живописными картинками о том, как на место происшествия спешат спасатели и начинают первые спасательные работы. Как редакция добывала информацию из мест, удаленных от Москвы порой на десятки тысяч километров, буквально за несколько часов, для меня, например, всегда было и сейчас остается загадкой. Но читать газету всегда было интересно.
Не разочаровала она меня и на этот раз. Говорю с некоторой иронией, поскольку в этом номере, вышедшем, я специально посмотрела в выходных данных время подписания в печать, через два часа после того, как через Шикотан прокатилась большая океанская волна, не было ни слова о Шикотане. О том, что на Южных Курилах случилась беда, газета сообщила, но только для того, чтобы продемонстрировать точность прогноза, сделанного нашим Министром в том своем примечательном интервью.
С первой страницы на меня смотрело лицо нашего широкоскулого, неулыбчивого Министра. Его портрет занимал всю первую полосу и выглядел ни больше ни меньше как предвыборный плакат.
Да он, собственно, и был предвыборным плакатом. Потому что вся газета посвящена была исключительно нашему Министру. И, конечно же, не обошлось без тривиального каламбура, который первым приходил на ум, едва речь заходила о предреченных Министром России грядущих бедах. На первой странице он был напечатан аршинными буквами прямо под портретом не улыбающегося, но отнюдь не мрачного Министра – «Я спасу Россию от бед!». На остальных шестнадцати полосах газеты эта мысль варьировалась, так или иначе, в каждом заголовке.
Я отложила газету в сторону и посмотрела на Евграфова круглыми глазами.
– Оленька, вам плохо? – встревожился он, посмотрев на меня.
Я покачала головой и отвернулась к иллюминатору. Мне нужно было привести мысли в порядок. Хотя бы – в относительный.
Многое мне стало понятно сразу же, едва только до меня дошло, о каком таком важном деле говорил Министр в письме Григорию Абрамовичу. Ни мало ни много он собирается участвовать в борьбе за кресло Президента России! Хороши амбиции у нашего Министра!
Я представила опять его серьезное, но удивительно спокойное лицо и подумала, что имидж выбран совершенно правильно – в сегодняшней российской жизни, когда никто не может быть уверен, что завтра – да что там завтра! – сегодня вечером не станет жертвой или стихийного бедствия, или какой-нибудь техногенной катастрофы, не превратится ни в заложника, ни в потерпевшего, ни в покойника, спокойствие и уверенность – самые главные козыри в предвыборной борьбе за симпатии избирателей.
Предложить миллионам россиян выбирать себя в президенты – это был тонкий расчет со стороны нашего Министра. За десять лет существования МЧС наше ведомство и он лично, поскольку руководил им с самого первого дня его создания, успели приобрести немалое уважение в российском народе, особенно среди тех, кто сам когда-либо становился жертвой или свидетелем трагедии и сталкивался с работой спасателей. А таких людей с каждым годом становилось все больше и больше. Их число растет пропорционально числу катастроф.
Я с удивлением подумала, что и в самом деле – последний год всякие бедствия заметно участились. Если раньше мы могли месяц просидеть без важной работы, то сейчас выезжаем на катастрофы чуть ли не каждую неделю. И тут же мне вспомнилось то самое интервью, которое я сочла неудачной шуткой нашего Министра.
Он отнюдь не шутил, поняла я, говоря о том, что последний год века станет самым страшным годом России, если не противостоять природной и человеческой стихии. И что только решительные, энергичные действия опытных и бескорыстных спасателей могут помешать превратиться концу века в конец России.
Слова «спаситель России» сами просились на язык, несмотря на всю их тривиальность. Механизм психологического внушения был запущен. Как психолог я очень хорошо увидела его суть и сразу же поняла, что следующим этапом станет психическое заражение – традиционный прием ораторов и пропагандистов: в средствах массовой информации поднимется истерическая пропагандистская кампания в поддержку нашего Министра, и он очень скоро приобретет черты личности, которой занимаемое им место Министра просто мало, и необходимо поставить его на подобающее ему место. А такое место будет только одно – Президента России, который вот-вот должен был закончить свои полномочия и уступить свой пост кому-то другому.
Кому?
Решение этого вопроса становилось на ближайшие месяцы одной из самых важных российских проблем. И наш Министр предлагал очень оригинальный ответ на этот вопрос!
Я никогда не увлекалась политикой, предоставляя мужчинам решать вопрос о том, какой быть России и как устраивать в ней жизнь. Если женщины начнут заниматься еще и этим, зачем тогда мужики вообще нужны! И так на наши хрупкие плечи свалилось очень много за последнее столетие! Может быть, кому-то из женщин это и нравится, а я не хочу в этом участвовать!