Дневник офисного муравья

Интересно, Подольская тоже откуда-нибудь из глубинки?

19 мая, вторник. Дело пошло! Сегодня позвали на собеседование. Вернее, оно завтра, а позвонили сегодня. Это из тех вакансий, которые я отрыла на job.ru. Правда, не иностранцы, наши, но вдруг?

А еще прорезался г-н Толмачев. И у него оказалась парочка вакансий в рукаве.

Когда ты видишь, что востребован, это чрезвычайно бодрит. Настолько, что я вошла в кураж. И решила поприкалываться над шефом. А именно-заявить ему о своем желании получать прибавку к ЗП. Нет, это ровным счетом ничего не меняет-я буду уходить от него. Теперь, побывав то тут, то там, я понимаю, что назад дороги нет, потому что позади-болото. Может, именно мысль о том, что я здесь не останусь, придала мне дополнительную храбрость.

– Что? Зарплата? Повышение? В связи с чем? – скривив губы, поинтересовался он. – У тебя что, объем увеличился?

– Нет, – сказала я. – Мир вокруг изменился.

А что? Он вполне мог это не заметить.

– Это как? – нахмурился шеф.

– Элементарно, – ответила я. – Зарплата, которую я сейчас получаю, была установлена три года назад. Сейчас та же работа стоит дороже. Инфляция и все такое. Ты не думал об этом?

– В мире кризис, – буркнул он.

– Болтовня, – ответила я. – И ты это знаешь.

Он молчал, набычившись.

– Тем более что другим ты зарплату повышал, – сказала я. – И не единожды.

– Но они-то доход приносят, – буркнул он.

Ага, старая песня. Слышали-знаем.

– А я его собираю в кучу, считаю и слежу за тем, чтобы с этого заработанного дохода ты не очень много денег заплатил в бюджет. Или нет?

Он скривился:

– Ой, оставь. Можно подумать, это так трудно. Возьму любую девочку, и через пару месяцев она будет делать то же самое.

Ну, круто. Вот я и получила ответ на вопрос: а что я для него? Ничего. И никто.

Нет, я вообще-то не считаю себя незаменимой личностью. Я, конечно, беспредельно умна, изрядно сообразительна и неплохо образована, но мне вполне можно найти замену. Как любому из нас.

Дело-то не в этом. Просто я здесь с первого дня существования компании. И это для него-пустой звук. Неужели, чтобы удержать бизнес на плаву, надо так опошлиться? Неужели все, кто заводит свое дело, рано или поздно превращаются в…?

А может, это просто у меня наивный взгляд на окружающих? Вижу их всегда лучше, чем они есть на самом деле? Ну, вижу. Что тут спорить? Вопрос в другом: это хорошо или плохо?

20 мая, среда. Пошла на собеседование. Все вроде ничего было, пока не пришел гендир. Отчего-то мне показалось, что он смотрит на меня с отвращением.

Так и было. О чем мне сообщила эйчар, когда мы уже прощались. Сама бы она, конечно, не раскололась, но я вытащила из нее правду-матку.

– Поймите, – проникновенно сказала я, – уже набойки стесала, мотаясь по собеседованиям. Не хотелось бы лишних иллюзий. Есть у меня шансы или как?

На самом деле они мне не очень понравились. Но важно дойти до победного конца, а отказаться никогда не поздно. Так что я делала вид, что все это меня жутко интересует. А поскольку вид мой всегда вызывает доверие (по до сих пор неизвестной мне причине), то дамочка кочевряжиться не стала и выдала мне страшную тайну.

– Он терпеть не может блондинок, – сказала она. – Считает их клиническими дурами.

Кретин. Жертва СМИ. Интересно было бы посмотреть в глаза тому, кто первый пустил эту утку по миру.

А вот я лично очень довольна, что родилась блондинкой. Другой я себя не ощущаю. Пробовала однажды краситься в рыжий. Прикольно. Но-не я. Так что извините.

Хотя-дискриминация. Может, в Страсбургский суд по правам человека подать? Почему-то мне очень хочется в Страсбургский суд хоть однажды, хоть одним глазком. Почему-то мне кажется, что там ужасно интересно.

22 мая, пятница. Сегодня прямо спозаранку позвонила Кэт и спросила:

– Была на «Одноклассниках»?

– Нет, – ответила я, – ты же знаешь, я их не люблю.

– Любовь тут ни при чем, – сказала Кэт. – Там Селезень тусится во всей своей красе. Хвастается тем, как прекрасна теперь ее жизнь. И фотки выложила-зашибись. Я и «лексус». Я и Мальдивы. Я и пентхаус…

– У Селезня пентхаус? – перебила я ее, ошеломленная.

– Ну, по-моему, это корпоративный пентхаус где-то в Лондоне, – поморщилась Кэт, – где Селезень была по каким-то своим корпоративным делам. Суть не в этом. На фоне Селезня все остальные со своими достижениями, о которых еще вчера они думали, что они о-го-го, выглядят не просто бледно, а бледнее бледного.

– Да-а, – протянула я. – Селезень берет реванш за годы унижений, ведь ей одна наша манера растягивать слова наверняка казалась унижением, потому что она так этому и не научилась.

– Сейчас, наверное, уже умеет. Может, даже брала уроки у логопеда. – Кэт подумала и добавила:-Не хочешь с ней контактнуть? Она ж тебе послужила образцом.

– Ничего не образцом, – пробормотала я. – Так…

– Не важно. Если бы не Селезень в журнале, ты бы где сейчас была? – усмехнулась Кэт. – Там же, где была все последние пять лет. А так…

Сейчас ляпнет что-нибудь про то, что я опять лоханулась, и либо мы поругаемся, либо нет, но тогда я буду потом в одиночку пыхтеть от досады на себя саму и на все вокруг.

– Глядишь, что-нибудь из этого и вырастет, – неожиданно мирно закончила Кэт.

В общем, когда она отключилась от связи, я долго прислушивалась к тому, что творится у меня внутри. Написать Селезню или нет? Получалось, что написать-потому что зачем я тогда вообще задаюсь этим вопросом? Но о чем? Скажи, Люся, как тебе удалось прорваться в небожители? И говори, пожалуйста, медленнее-я записываю, чтобы потом воспользоваться твоим опытом и тоже куда-нибудь да прорваться. Вот тогда Селезень точно раздуется от гордости до такой степени, что, не ровен час, лопнет.

Кэт права в своем ехидстве. Странный выбор для подражания-Селезень.

24 мая, воскресенье. А сегодня вспомнила свой разговор с шефом. В неприятном плане.

Я-то намеревалась покуражиться, для чего отрепетировала предварительно каждую свою реплику. Экспромты-не мой конек, все самое удачное, разящее в цель приходит на ум тогда, когда слушатели разошлись по своим углам. Так что мне нужно готовиться заранее. Что я и сделала. При этом продумала разные варианты развития сюжета, то бишь диалога. Вроде была ко всему готова. Оно и развивалось так, как я ожидала. То есть это был один из вариантов. Второй, к примеру, заключался в том, что шеф спокойно скажет: «Конечно, я и сам об этом думал…» Мечтать не вредно.

Так вот, несмотря на то что все шло по плану, хоть и не по самому лучшему, я сорвалась. Распсиховалась. Сердце забилось, коленки задрожали. И голос тоже. Что хуже всего, поскольку голос-не коленки, шеф наверняка насчет голоса просек.

Почему мне всегда так тяжело разговаривать по поводу зарплаты? Другие идут и выколачивают все, что им надо. Как у них это получается? Это какой-то особый вид искусства. Причем не искусства вести беседу, а искусства знать себе цену.

Не просто знать в смысле понимать, а знать-использовать то, что знаешь. А я как собака: все понимаю про себя, но никому сказать об этом не могу. Не хватает… чего? Смелости? Чего-то, короче, не хватает.

В результате я предпочитаю уволиться и начать все заново в другом месте, постаравшись прийти туда на лучшие условия. И все это фигня! Потому что «лучшие условия» остаются таковыми очень непродолжительное время. Жизнь-то течет, а значит, все время изменяется. С ней изменяются и мои насущные нужды и весь окружающий климат.

Надо как-то переломить ситуасьон. Сколько можно? Уж скоро старость грянет, а я все там же, то есть в вечном конфликте с самой собой. Как бы мне стать стервой? Наверное, этому где-нибудь учат.

– Учат, – подтвердил Тим, которому я рассказала о своих страданиях. – Пойди в Дом книги, купи книжку «Стерва делает карьеру» и вперед.

26 мая, вторник. Не знаю, как там меня лоббировала мисс Подольская, но пока из этого ничего не вышло. Но вот что интересно-я заметила, что уже стала относиться к отказам спокойнее. Понятно, что человек ко всему привыкает, даже жить на улице, у мусорного бачка, но на самом деле я не об этом. Просто когда походишь по интервью да насмотришься на тех, к кому ты собираешься идти работать, то уже ничему не удивляешься. А уж тем более не льешь слезы, что тебя туда не взяли. Мир полон придурков. Особенно ряды работодателей и тех, кто занимается приемом на работу. Именно поэтому я стала воспринимать каждый новый отказ куда как спокойнее, чем в начале этой эпопеи, которая длится уже… Два месяца?! Офигеть!

28 мая, четверг. Сегодня было очередное собеседование.

Фирма немецкая, называется «Мерсер». Производит и продает оборудование. Им нужен главбух туда, где продают. И еще там оказывают услуги. Какие? Этого не знает никто. По крайней мере, мне это узнать не удалось. Хотя я и пыталась, причем остервенело.

Собеседование проводил гендир. В агентстве г-на Толмачева.

– Решил, что тут будет спокойнее, – пояснил тот. – А там задергают.

Беседа журчала весело, как весенний ручеек. Я рассказала о себе, потом ответила на вопросы. В числе прочих-и на всякие идиотские типа: «Где вы видите себя через пять лет?» Но меня-то уже не смутить! Я-то уже практически ветеран. Плюс незабываемый тренинг г-на Толмачева. Отвечаю легко и даже артистично. Что означает: не надо спешить выкладывать свою домашнюю заготовку. Надо так обыграть ее, будто она прям только что пришла тебе в голову.

В общем, все шло хорошо. До момента, пока он не предложил задавать вопросы. В смысле если меня интересует что-то об их фирме. Конечно, меня интересовало все. И в первую очередь какие такие услуги они оказывают, потому что из предыдущих реплик гендира это никак не было ясно.

– Производственные, – лаконично отвечает он и тут же начинает пространно говорить о перспективах продаж.

Я, естессно, слушаю, не перебивая, поскольку перебивать-это дурной тон. Минут через пять опять возвращаю его к теме об услугах.

И он мне опять:

– Услуги как услуги. Как у всех. Производственные.

И эдакое раздражение звучит в его голосе: мол, чего вяжешься с дурацкими вопросами? И опять переходит на другой предмет, на этот раз-о строительстве новых помещений.

Блин, это что такое? Секретное производство? Или как? После его третьего ухода от ответа я почувствовала, что мне все это надоело. И на его очередной вопрос: «Еще какие-нибудь вопросы?»-я молча покачала головой.

Мы расстались вежливо. А как же иначе? Скорее бы найти что-нибудь да покончить с этим процессом. Хотя бы на какое-то время. Потому что пройдет энное количество лет… и опять захочется… куда-нибудь…

29 мая, пятница. А сегодня мне написала Селезнева. Через «Одноклассников». Просто телепатия какая-то. Но если я так и не собралась, потому что никак не могла придумать, что писать-то, то Селезень сразу взяла быка за рога.

«Привет, Ларина, – писала она. – Увидела тебя тут и решила узнать, как у тебя дела. А то другие тут постоянно, а тебя не видно и не слышно. Чем занимаешься? Где работаешь? Я вот дослужилась до партнерства…» И т. д. и т. п. В том смысле как ей там, в этом партнерстве, кайфно.

– Туфта, – фыркнула Кэт, когда я рассказала ей о селезневском послании. – Пыль в глаза.

– А может, правда. А тебе она писала?

– Нет. Меня она боится. – И Кэт захохотала басом.

И правильно делает. Потому что если бы Селезень написала всю эту ботву Кэт, то огребла бы по полной. А я… я просто ответила ей: все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо.

И это действительно так, но ведь «хорошо» у всех разное. Я поняла это, когда буквально через два часа после моего ответа мне пришло второе послание от Селезня, в котором было очень лаконично написано: «Замужем?»

– Ага! – восторжествовала Кэт. – Это-ее больное место. У нее комплекс отличницы, что означает: нужно, чтоб все в жизни было на пять. Напиши, что ты лесбиянка и в настоящей момент занята серьезной борьбой с нашими законодательными органами за права секс-меньшинств нашей необъятной родины, – посоветовала она.

А что? Между прочим, это идея. Партнерство-это почти банально, а вот борьба за права сексуальных меньшинств…

Блин, нет, ну какая чушь. Я просто написала: «Да. Трое детей. А ты?»

30 мая, суббота. Разговор с Кэт.

– Ты, Ларина, чем думала, когда писала это?!! – бушевала она.

– А что? – спросила я. – Подумаешь, пошутила. Я ей так и собиралась потом написать: «Селезень, ты что? Это-шутка. Замуж-это уже давно в Европе не модно».

– А то, что уже прямо с самого раннего утра эта мымра позвонила мне и дрожащим голосом спросила: правда ли?.. – орала в трубку Кэт.

– Позвонила? – удивилась я. – А откуда узнала твой телефон?

– От Климовой, а та от Феди, а та от Любимовой.

– Охренеть, – пробормотала я. – И что ты ей ответила?

– А я ж не знала, что ты ей написала! – продолжала вопить Кэт. – Хоть бы предупредила! Она спрашивает: это правда про Ларину? А я ей, причем, заметь, спросонья: правда, а что такого? Замуж-это ж так скучно…

– Блин, – вздохнула я. – Шутка не получилась.

– Не получилась, – подтвердила Кэт. – У Селезня сразу же улучшилось настроение. Слушай, скажи, что ты пишешь книги, что пишешь под псевдонимом. Выбери какую-нибудь писательницу, только из полуизвестных, чтобы гарантированно нигде ее фото не было…