Хроники Финского спецпереселенца

ОТЧИЙ КРАЙ

По разным районам вокруг Ленинграда небольшими островками, по несколько десятков деревень, подобно архипелагу, были расположены Финские деревни, недалеко друг от друга, порой всего несколько километров, по всей длине Финской границы. В некоторых местах они вплотную были расположены к пограничной полосе. Скотина иногда переходила границу, не признавая никакие законы и запреты. По берегу Ладожского озера так же проживали Финны, о которых в дальнейшем и пойдет повествование. Провинциальная деревня Хандрово (есть озеро Хандрово, 20км на северо-восток от Мга) жила на протяжении многих столетий своими, нравами и законами. Сосед соседа знал за несколько поколении, между собой у них всегда был мир и согласие, жили дружно, как будто одна семья. Не была случая, чтобы кто-нибудь отказал в помощи односельчанину в случае надобности. Здесь все жили на виду друг у друга, в деревне ничего нет пройдет незамеченным. Так что любой житель мог дать довольно точную характеристику односельчанину. Если кто увлекался спиртным, так это всем было известно или трезвенника тоже знали не хуже.

Особым авторитетом пользовались те семьи, где не злоупотребляли спиртным. Случаи пьянки были так редки, что даже вспомнить трудно о них. Народ здесь жил трудолюбивый, ибо Северная земля не баловала их. Все поля были покрыты валунами ледникового происхождения, так что хлеб насущный добывался в поте лица. До коллективизации каждый имел частный надел земли. Поэтому не разгибая спины, каждая семья приложила не мало трудов, чтобы обработать свой клочок земли как можно лучше. Камни нужно было убрать в сторону, а затем только приступать к её обработке. Только благодаря трудолюбию людей, каждая семья была обеспечена всем необходимым круглый год. Если среди односельчан был мир и согласие, то между отдельными деревнями шла бесконечная вражда. Мурманская железная дорога отделяла нашу деревню от другой финской деревни «Марково», расстояние между крайними домами был не более пятисот метров. Но эти метры, подобно границе, отделяли их друг от друга.

Уже никто не помнит откуда эта вражда зародилась, враждовали наши деды и отцы, так что злые корни идут в далекое прошлое. Из одной деревни в другую ходить в одиночку было небезопасно. Если кто-нибудь из ребят с соседней деревни пришел по какому-то делу, то мгновенно по всей деревне уже было известно, что-такой-то пожаловал к нам. Вывод один – надо проучить. Такая обстановка на протяжении многих лет явилось препятствием для сближения молодежи из соседних деревень. Но какие бы не были дикие нравы и законы, жизнь остановить нельзя! Начиная с 3 по 7 класс учиться нам приходилось в одной школе. 3 и 4 классы были в селе Марково, а с 5 по 7 класс на станции Назия. Так что для любви преград не бывает. Еще в школьные годы, многие начали дружить с девчатами из соседней деревни. Это была настоящая любовь, ибо она прошла через все трудности и выдержала испытания временем. Каждый раз нужно было тайком, когда уже совсем стемнеет, идти до своей возлюбленной. Иначе заметят и тогда будут применены эти дикие законы. Могут избить тебя до полусмерти. Чтобы там не было драки всевозможные, поножовщины и так далее. Не было случая, чтобы кто-нибудь обратился за помощью к властям. Ответ был стандартный – подождем, вот только; заживет немного и тогда своим судом расплатимся. Одним из характерных особенностей у Финнов – эта гордость. Свое "Я" всегда было первом плане. Все это не особенно касалось нас, пока мы были несовершеннолетними. Родители воспитывали нас на принципах справедливости откровенности, они были на хорошем счету среди односельчан.

Отца своего я никогда не видел пьяного, и вся деревня была такого мнения, что Иван Кириллович относится к тем людям, на кого можно положиться в любую минуту. Был трудолюбив, характер прямой, не любил хвастовства и вранья, порой чересчур горячий. Однако всё это рассматривалось с положительной стороны. Продолжительное время его младший брат Александр вёл холостяцкий образ жизни и никак не мог подобрать себе спутницу жизни. Два брата жили вместе на протяжении многих лет. Наконец дядя Саша женился на одной легкомысленной девице, она ещё была совсем юная и со стороны порой выглядела, как будто дитя. Она была лет на десять моложе дяди. На основании старых традиций, старший брат должен уходить из отцовского дома, а младший остается там, так у них и произошло. Наш отец Иван Кириллович построил себе пятистенный дом на окраине деревни, которая прилегала к железной дороге.

Деревня наша имела такое расположение: состояла она из четырех улиц и эти улицы были расположены, одна по отношению к другой под вид креста. На середине деревни был вырыт глубокий колодец и построен пожарный сарай, где разместилось пожарное оборудование: насос, шланги и прочие ручного действия.

Подошло время, когда я перешагнул порог первого класса. В нашей деревне школа была двухлетняя, то есть 1 и 2 классы. Она помещалась в одном из свободных домов. Вела преподавание на родном языке София Павловна, которая была довольно своенравная женщина. Муж ее работал в Ленинграде, только по выходным дням и по праздникам приезжал домой. Методика преподавания ее сводилась к тому, что задает нам какое-нибудь задание на целый час, а сама куда-то удаляется на довольно продолжительное время. Это были времена НЭПА, когда разрешалось некоторое оживления буржуазии, чтобы быстрее залечить раны, нанесенные революцией и гражданской войной.

Что толку, если золото у кого-то будет лежать в кубышке, пусть пойдет в оборот и поправит экономику молодой республики. Появились частные магазины, где конкурировали купцы местного значения друг с другом, так было и в нашей деревне. Самый первый открыл свой магазин Сиркунен Егор Иванович, а затем Метсо Павел Семенович. Они жили на одной улице, друг против друга на расстояние не более 200м. Жажда к наживе была очень велика, они следили друг за другом беспрерывно. Каждый хотел, чтобы в его магазине был товар лучше, чем у соперника. Если кто-нибудь зашел сперва в магазин Егора Ивановича и не нашел там что нужно было, а затем к Павлу Семеновичу, несмотря на то, что у него такой товар был – он в продаже отказывал. Почему ты сперва зашел к Егору Ивановичу, а не к нему? Такая конкуренция продолжалась долгое время.

Мы мальчишки из любопытства часто заглядывали в эти магазины, а иногда родители посылали за какой-нибудь мелочью. Егор Иванович был человек солидного телосложения, как говорят простонародно, имел уже брюшко. Его жена Лиза была небольшая ростом, детей у них не было. Поэтому Егор Иванович постоянно переживал, на его лице всегда была грусть, вид скучный и безрадостный, что нет наследников, а богатство у него было огромное. Среди народа шли слухи, что они однажды ограбили золото у одной богатой вдовы. Насколько это было достоверно, заверять не могу. Только из Ленинграда он доставил товаров всевозможных огромное множество воз за возом. Чего там только не было, одного птичьего молока разве. Иногда отец меня посылал в магазин к Егору Ивановичу, наш отец всегда все товары брал только у него, но я туда идти боялся, так как Егор Иванович все время уговаривал меня стать его сыном, может быть шутя, но я тогда этого не понимал. Он держал у себя работника, которого все звали за глаза "Рачкала” его настоящего имени я теперь не помню. Идя в магазин – я в первую очередь смотрел – если Рачкала там, тогда я не боялся, так как он жил почти напротив нас и частенько, заходил к нам вечером, пили с отцом чай и обсуждали про дела житейские.

Семьи у него не было, так что скука порой преодолевала его. Частенько в дневное время, когда все взрослое население были на работе, в магазине не было покупателей, Егор Иванович скучал, тогда он выходил на улицу, созывал вокруг себя деревенских мальчишек и придумывал какие-нибудь развлечения. Обычно он организовывал борьбу между нами. Достает кусок сахара, величиной с кулак и говорит: «Вот вам приз, кто кого поборет, тот получит кусок сахара». Мальчишки барахтались в грязи в поте лица, а Егор Иванович от удовольствия со смеху закатывался. Но победитель всегда получал свою награду сполна.

Особых знаний наша учительница София Павловна не старалась нам передать, у нее в уме совсем другие думы были. Как только задание нам даст и удалится куда-то, мы стали замечать, что она ходит к Егору Ивановичу. При том не всегда, а когда на ограде висит какой-нибудь условный знак решето, глиняные горшки и так далее. Это значит, что его жены Лизы дома нет, можно смело заходить и решить ряд несущих вопросов. На время ее отсутствия обычно за дисциплиной следила купеческая дочь Елена. Она ходила по классу с деревянной увесистой линейкой метровой длины. Стоило ком-нибудь повернуть голову назад, как последовал мощный резкий удар по голове этой линейкой, так что искры из глаз посыпались. Таким образом мы делали шаги к знаниям. Все два года методика преподавания была одинаковая. Вот конец учебы в своей деревне и теперь на будущий год переходим в другую деревню Марково, тоже на два года.

Жена Егора Ивановича – Лиза завела дружбу с одной одинокой женщиной в нашей деревне, которая жила беднее всех. Многие удивлялись, что у них общего может быть. Но другие рассуждали иначе, кому какое дело, кому с кем дружить, очевидно у них одинаковые взгляды на жизнь. Эту женщину звали Мария Ивановна, она жила напротив нас, когда мы переехали на новое место.

Через некоторое время все острее и острее стали сказываться противоречия между частной торговлей и государством. Это стало заметно, когда на них стали накладывать твердое задание, то есть налоги с дохода, при том довольно высокие. На первых порах наши купцы не придавали этому особого значения, подумали уплатим и дело конец, будем опять целый год свободные. Не успели уплатить налог, как через неделю принесли новый, притом раза в три больше первоначального. Знакомые Егора Ивановича стали ему говорить: «Не слишком ли много приходится платить?» Он на это отвечал: «Если я отдам сто рублей, то это равносильно тому, что потеряю пуговицу с пальто». Но этим налогам не было конца, их все носили один за другим.

Павел Семенович – это понял раньше. Товар больше не стал завозить в магазин, какой был распродал, и в один из прекрасных дней уехал. Куда, никто не знает, дом и хозяйство оставил и поминайте как звали.

Егор Иванович старался удержаться в родной деревне, но под конец и он отказался платить налоги, тогда его хозяйство, одежда и обувь были распроданы на открытых торгах. Аукцион посреди деревни, у пожарного сарая собрался весь народ. Представитель района руководил этими товарами. Все дорогие вещи его и ее были здесь. Торг начался так: Один из активистов взял в руки шубу Егор Ивановича, поднял ее над головой, показывая товар и объявляет: Шуба мужская на медвежьем меху, стоит сто рублей, кто больше? Кто-нибудь из толпы откликнулся.

– Я сто десять рублей даю. Первый раз сто десять рублей

– Кто больше? Второй раз сто десять рублей, кто больше?

– Третий раз сто десять рублей, кто больше? Забирайте шубу за сто десять рублей.

Цена всегда объявлялась до трех раз, если никто больше не добавлял, то вещь переходит тому, кто последний давал самую высокую цену.

У Егора Ивановича были некоторые вещи любимые, с которыми он не желал расставаться. Тогда он заранее подговорил надежного человека, чтобы тот купил эти вещи на торгах, сколько бы за них не приходилось платить.

Как только все имущество Егор Ивановича была распродана на торгах, их самих погрузили в товарные вагоны, где были люди с других деревень, подобно им, и отправили на Урал. Это стало известно через некоторое время из писем Лизы к своей подруги Марии Ивановне. Недалеко от города Соликамска, среди тайги, на необжитом месте им сказали: «Вот здесь будете жить. Вырубайте лес, раскорчевывайте себе место под усадьбу и стройте дома». Через несколько месяцев к Марии Ивановне пожаловала в гости Лиза, Егора Ивановича жена. Пожила несколько дней и уехала. Никто этому визиту не придал никакого значения, так как одной ей было скучно дома, Мария Ивановна стала приходить к нам сидеть со своей самопряхой.

Однажды она и говорит нашей матери: «Чего же ты, Вера Матвеевна, не спрашиваешь зачем Лиза приезжала?» Но так как мать наша не была любопытная, она ответила: «Если находишь нужным, сама расскажешь, а если нет, и не надо». Всякую тайну хранить продолжительное время, оно станет тяжестью для человека, словно камень давит на его. Стоит этот секрет рассказать, как сразу же на душе станет легко, вся тяжесть мгновенно отпадет, порой это бывает довольно рискованно, но так уж устроена жизнь. Хотя и говорится: «Бойся тех, кого считаешь преданным тебе и будешь в безопасности». Мария Ивановна по великому секрету рассказала, что все золото Егора Ивановича было спрятано у нее. И никогда бы в жизнь не догадались, где оно было. В непромокаемом резиновом мешочке на медной проволоке было погружено в туалете в жижу. Теперь им не почем было, тайга и Уральская глухомань. В те годы на золото можно было что угодно купить в Ленинграде в специальных магазинах. Здесь была одежда и обувь, и продукты самого высокого качества. На эти золотые монеты люди раскорчевали им тайгу и построили дом. Так что зря говорят: «Деньги – это зло", однако с ними нигде не пропадешь.

Прошло лето и настала осень, перед нами была особая забота. В школу надо ходить в деревню Марково (Тихвинский район, река Сясь по окраине). Каждое утро все ребята ждали друг друга и после того, когда все были в сборе, каждый должен был показать, чем он вооружен. Резиновой плеткой, которую наматывали вокруг себя под пальто, на одном конце которой медной или алюминиевой проволокой была прикручена довольно увесистая гайка, а на другом конце была приделана ручка. Свинцовая перчатка особой конструкции – пластина, на середине которой было четыре отверстия для пальцев и четыре передних зуба и один боковой. Медная остроточка, Финский нож и т. д. Как видно из приведенных примеров, личная безопасность была на первом месте, а учеба потом. После этого все двинулись за знаниями в школу.

Учебник какой-нибудь взять с собой иногда забывали, а оружие не в коем случае. Такая процедура продолжалась из года в год. Придя в школу, где мы вместе учились с Марковскими ребятами, на переменах уже выясняли взаимоотношения, дрались и так далее.

Однажды преподаватели решили сделать у нас обыск в классе. Им стало известно, что мы носим с собой холодное оружие. Пригласили представителя из сельсовета и начали нас по одному вызывать перед классом.

Мы передали свои свинцовые перчатки, ножи и так далее девчатам. Кто-то заметил и наше оружие было передано в сельсовет, куда потом вызывали наших родителей. Самой большой ошибкой в нашей учебе было то, что уроки русского языка мы просили заменить чем-нибудь другим предметом на родном языке. Потом в дальнейшем пришлось расплачиваться самим.

Однажды отец меня позвал и сказал: «Тебе надо сходить в деревню Марково и сдать в ремонт мои сапоги» – «Хорошо», – ответил я. У нас не принято было возражать родителям, все их указания выполнялись безукоризненно. Это было весной, поля только растаяли от снега, а земля по вдоль железной дороги полотна, между нашими деревнями, состояло из жидкой и вязкой глины. Я взял отцовские сапоги и по задворкам деревни Марково дошел до сапожника, старался идти так, чтобы быть незамеченным. Все мои старания были напрасными, ведь я явился к ним среди белого дня. Вскоре слух прошел по деревне, что-такой-то пошел к сапожнику. В это время к моему счастью взрослых ребят, более именитых драчунов, не было дома, кроме одного, которого мы все звали "Понтю". Это был здоровый парень, но довольно неуклюжий. Он собрал несовершеннолетних ребят человек пятнадцать и занял засаду у железнодорожного полотна. Идя домой мимо Сельсовета, я заметил, что тала во дворе стоят два брата из нашей деревни Илмар и Ялмар, их отец работал в Сельсовете секретарем. Вот с ними я и отправился домой, по насыпи железной дороги Пройдя некоторое расстояние, мы заметили, что нас ожидают Марковские ребята. Мы подумали, если сейчас повернуть напрямую по талым полям, то для нас это будет крах, ноги завязнут в глине и не вытянешь их. Эти ребята нас догонят и изобьют до смерти. Выбор был один – идти прямо вдоль насыпи железной дороги, навстречу опасности – третьего не дано. К великому сожалению, у нас никакого оружия с собой не было, а ребята, ожидавшие нас, были вооружены кольями двухметровой длины. Расстояние между нами быстро сокращалось. Я шел впереди, а братья за мной. Мне уже нагибаться нельзя было, так как все мы были на виду у них. Тогда я сказал братьям: «Подберите для меня камень весом примерно 500г гладкий, положите мне в руку, которую я протянул назад». Слышу, камень уже лежит в моей ладони. Расстояние между нами сократилось до минимума и здесь они упустили время и сделали крупнейшую ошибку – дали нам возможность подойти вплотную к ним. Я опередил их и со всей силой ударил ихнего атамана Понтю камнем по ребрам. Он согнулся и схватился руками за бок. В это время получилась заминка, несовершеннолетние ребята растерялись и немного отступили. И вдруг кто-то из них хотел меня ударить колом по голове, но я успел нагнуться и кол упал мне под ноги. Я мгновенно схватил его и со всей силы ударил Понтю по лицу, он все еще находился в прежней позе – согнувшись недалеко от меня. Еще не разобравшись сгоряча что случилось, смотрю вся шпана в рассыпную бросилась бежать. Повернувшись в сторону Понтю, вижу, он держится обеими руками за лицо и кровь ручьем течет между пальцами. Придя домой, доложил отцу, что сапоги сдал в ремонт и через пару дней можно забрать, ну и хорошо, ответил отец. Я отправился на улицу и совсем уже перестал думать по это ЧП, так как нам приходилось в школе чуть ли не каждый день иметь трение с ними, иногда попадало и нам.

У нашего отца был заведен такой порядок, чтобы обедать и ужинать по возможности всем вместе, чтобы несколько раз подряд стол не накрывать. Время двигалось к вечеру, я отправился домой, так-как скоро ужин. Как только переступил через порог – смотрю у нас тетя Соня, это отца сестра родная, старше его. Она была замужем в деревне Марково, куда я только-что ходил к сапожнику. Она специально пришла, чтобы сообщить отцу о случившемся. При мне она еще раз рассказала, что у Понтю ваш Витя выбил глаз, на том месте, где был глаз, теперь синяя шишка поднялась с величиной куриного яйца. «Ну что скажешь на это?» – спросил отец. Я стоял как немой, не знал сказать что-нибудь или лучше молчать. Зная крутой нрав отца, ждал самого худшего. «В тюрьму захотел?» – сказал отец! Тут я решил, надо промолвить чего-нибудь, а там будь что будет. «Вы прекрасно знали, – сказал я, – что мне одному в деревню Марково идти нельзя, а все-таки послали». Он ничего мне не ответил и на этом разговор был окончен.

Летом у нас бывает белые ночи. Темно становится часов в 12 ночи, а в 2 часа утра опять светло. В это время всю ночь напролет ребята не спят, ходят и придумывают какие-нибудь приключения. В эти годы еще жили единолично. У каждого хозяина была своя лошадь, коровы, овцы, свинья и так далее. Основное занятие – это сельское хозяйство, у каждого двора были свои покосы, отведенная земля, в зависимости от количества семьи. Так как в деревне особых заработок не было, а деньги все-таки нужны были, то приходилось возить в город излишки всевозможные продавать. Мужчины на своих лошадях возили в город сено, где было специально отведенное место – конный базар. Здесь продавали: коней, сено, дрова, елки под новый год и т.д. Значительную часть грузов по Ленинграду доставляли при помощи конной тяги, это были специальные ломовые кони, которые на рессорной телеге везли до трех тонн. Поэтому сено всегда был дефицитом в городе, там все покупали, что в деревне медного гроша не стоило.

Женщины в свою очередь тоже не остались в стороне. Они возили в город: молоко, творог, грибы и ягоды и т.д. С молоком ехали в 6 часов утра первым пассажирским поездом, с таким расчетом, чтобы в 8 часов начинать торговлю. В это время горожане обычно спешили на рынок, чтобы купить свежих продуктов на завтрак. Каждая женщина везла по 20 литров молока, но такого количества ни одна дойная корова за вечерний надой не давала, а молоко требовалось только свежее. Поэтому приходилось брать в займы друг у друга, а потом расплачиваться, когда им понадобилось. Это молоко на ночь опускали в колодец, чтобы не скисло. Ребята, склоняясь от излишка молодой энергии, каждый вечер решали свои задачи, кому сегодня ночью напакостить. Им уже было известно, кто завтра собирается в город с молоком. Дождавшись этого времени, когда наступит темно, крадучись подходили к колодцу и извлекали оттуда бидоны с молоком, а хозяева в это время после трудового дня уже видели сны. Содержимое выпьют, а бидоны повесят на самую верхушку березы посреди улицы. Утром то в одном конце деревни, то в другом, можно было слышать шум и нецензурную брань. Люди, которые собирались в город, поездку откладывали, так как ехать было не с чем, бидонов то не оказалось на месте, а теперь еще за чужое молоко расплачивайся. Это совсем несправедливо. Взяли молоко чужое и на время, а теперь отдавать свое и навсегда. В адрес ребят гремели гром и молния, но никто вора за руку не поймал, достоверных доказательств не было, хотя подозрения были на некоторых, но это еще не все. Некоторые люди стали бояться на ночь молоко опускать в колодец и стали в сенках ставить кадку с водой и туда спускали бидоны, которые накрывали марлей, чтобы прохладный воздух был более доступен, а плотно закрытая крышка могла способствовать быстрой порче молока.

Однажды одна женщина с нашей деревни, продавая молоко на Мальцевском рынке (это прям в Ленинграде), стала опрокидывать свой десятилитровый бидон и выливать оттуда содержимое в литровую кружку. Сегодня только она поставила свой бидон после анализа на жирность, которая проводилась регулярно, у нее жирность была более четырех процентов. Люди, ознакомившись с результатами анализа, сразу образовалась очередь. Она только успевала отмерять кому сколько и получать деньги. И вот последние капли, она уже мысленно мечтала какие необходимо сделать покупки, чтобы дневным поездом вернуться домой. Вдруг что-то твердое грохнуло в литровую кружку, это была огромная серая дохлая крыса, которая занимала по объему целую кружку, еще хвост оставался снаружи. Люди, увидев такое, подняли шум: «В милицию её!» Вскоре на месте происшествия оказался и блюститель порядка, и теперь ей предстояло давать объяснения в отделении милиции. Те люди, которые купили молоко первыми из этого бидона, уже наверняка полным ходом пили его и безусловно хвалили: деревенское, оно и есть деревенское, не то, что у нас здесь возьмёшь в магазине – синее как вода, сто раз разбавленное. Здесь чувствуется свежесть продукта, жирность отменная и вкусовые качества отличные.

В каждом доме был сад, так что яблок осенью до ста ведер насобирывалось. Это равносильно тому, как в Сибири картошки. Хранили их на потолке дома в соломе или в сене. Каждый день, идя в школу, мы по полсумки яблок накладывали с собой. Несмотря на то, что у каждого были свои яблоки – чужие всегда вкуснее.

На хуторах жили эстонцы, вот туда иногда делали налеты. У них были крупные сорта яблок и довольно вкусные. Под яблонями в саду были установлены пчелиные улья. а собачья конура была в точь-в-точь как улья. Не зная точно, где собачья конура, можно было прямо ей в зубы попасть. Тогда, как правило, эстонец выскочит с ружьем и начинает палить с него.

Иногда ночью у какого-нибудь мужика уведут коня с конюшни. Приведут его к пожарному сараю, что посреди улицы и начнут наряжать: наденут на передние и задние ноги штаны, а на голову напялят старую шляпу и привяжут в сарай. Утром хозяин поднимает шум, что украли коня, а потом выясняется вот такая история. Мне тоже охота было подольше гулять на улице, но отец мне сказал: «Можешь гулять до тех пор, пока я не сплю, если я лягу спать – прошу не стучать, открывать не приду». На улице всегда было весело, время шло незаметно и когда надо было домой возвращаться, то свет в окнах давно погас, тогда приходилось думать, как попасть домой, чтобы отец не проснулся. Первое время это мне удавалось, оставлял окно не запертым на крючок и залезал ночью в окно. Утром слышу разговор между отцом и матерью: «Это ты опять открыла двери ночью ему? – мать отрицала. А однажды после моего ухода отец сам проверил и закрыл на крючки все окна, возвращаясь ночью домой, прошел подряд все окна – бесполезно, все закрыты. В это время мать тихонечко встала и открыла мне окно, я залез в избу – свет не стал зажигать. В спальню побоялся идти спать, думал, как бы отец не проснулся, а залез на русскую печку. В это время там лежал мешок пшеницы, чтобы зерно просохло, я лег на этот мешок и крепко уснул. Ночью во сне покатился с этого мешка и упал вниз головою на пол – это 1.7 метра высота свободного падения. Среди ночи от моего падения получился резкий стук – отец проснулся сразу. Он ещё не знал подробностей, думая, что я стучусь в двери, зажег керосиновую лампу и бормочет себе под нос – сейчас я тебе покажу. Огляделся и видит, что я лежу на полу и кровь течет у меня с пазух носа. Что случилось, спрашивает он? Вставай, чего лежишь, а я вывихнул шейные позвонки и не могу поднять головы. Он помог мне подняться и уложил на кровать спать. Утром рано запряг коня и повез меня к врачу за 12км от нас, в село Путилово. Наложили гипс, провалялся месяц в постели и все прошло.