100 великих чудес природы
Успешный же штурм Джомолунгмы состоялся только спустя тридцать лет после трагической попытки Меллори и Ирвина. В 1953 году на вершину горы ступили новозеландец Эдмунд Хиллари и непальский горец-шерп Тенсинг.
Таким образом, «высотный полюс» нашей планеты оказался самым крепким орешком из всех заветных и труднодостижимых точек земной суши, взятых штурмом в XX веке. Вспомним, что Северный и Южный полюса покорились человеку более чем на сорок лет раньше, а арктический Полюс Недоступности – за пять лет до Джомолунгмы.
Вообще же история штурма гималайских «восьмитысячников» – это целая эпопея, продолжавшаяся пятнадцать лет, начиная с 1950 года, когда отважные французы Эрцог и Ляшеналь взошли на первый из них – Аннапурну, и кончая успешным восхождением на самую трудную из этих вершин – гору Шиша Пангма – китайской экспедиции в 1964 году.
Немало трагических страниц вписано в историю гималайских восхождений. Десятки альпинистов навсегда остались на склонах «Обители снегов». И все же каждый год новые высотные экспедиции отправляются в Гималаи. А на вопрос, что их толкает на это труднейшее и опасное дело, замечательно ответил еще Меллори. Когда его спросили, почему он так рвется на Эверест, он сказал просто: «Потому, что он есть!»
В Гималаях есть вершины и потруднее, чем Джомолунгма. Такова, например, неприступная Канченджанга, самый восточный и второй по высоте из гималайских «восьмитысячников», вознесшийся на 8585 метров у самой границы Непала и Индии. Этот сложнейший для восходителей пик сдался лишь пятой по счету экспедиции, штурмовавшей его в 1955 году.
В том же году была покорена и пятая по высоте вершина мира – Макалу (8470 метров). Название ее переводится как «Черный великан». Действительно, Макалу настолько крут, что лед и снег практически не задерживаются на черных склонах этой гигантской скальной пирамиды. Поэтому ее черно-серый силуэт резко выделяется на фоне остальных гималайских вершин, закутанных в белоснежные плащи и покрытых шапками ледников.
А в двадцати пяти километрах к северо-западу от Макалу находятся сразу четыре восьмикилометровые вершины, словно почетный караул окружившие своего властелина – Джомолунгму. Этот исполинский горный массив напоминает застывший пенистый прибой из грандиозных каменных валов, рвущихся к небу. Причем и горы «поменьше ростом» в этом массиве иногда ставят перед восходителями сложнейшие задачи. Так, у горы Рапакоши, высотой 7788 метров, самый крутой в мире склон. Она поднимается над долиной Хунза на шесть тысяч метров, а длина ее склона составляет около десяти километров. Нетрудно рассчитать, что угол подъема в этом случае равен тридцать одному градусу!
На самом севере Непала, между восьмикилометровыми массивами Аннапурны и Дхаулагири, находится высокогорная долина Мустанг – важнейший древний караванный путь из Индии и Непала в заоблачный Тибет. Сквозь гигантскую щель между горами, словно в аэродинамическую трубу, врывается сильный ветер с севера, из долины Брахмапутры. «Сквозняк» начинается, как по часам, каждый день ровно в полдень и заканчивается после захода солнца, когда температура воздуха с южной и северной стороны Мустанга сравнивается. Жизнь на постоянном ветру, разумеется, создает жуткий дискомфорт для жителей долины. Им приходится строить дома с очень узкими окнами, да и те для тепла заклеивать промасленной бумагой изнутри. А на северной стороне домов окон нет вообще, иначе невозможно удержать тепло в комнатах.
В Гималаях путешественника всегда поражает резкий переход от удушливой липкой жары в предгорных долинах к снежным перевалам и пикам на высоте в шесть – восемь километров над уровнем моря. Зачастую путь от тропических лесов до белых вершин укладывается в каких-нибудь сто километров. Правда, леса подступают к подножью гор только в Восточных Гималаях. Джунгли этой части хребта – типичные влажные тропические леса с лианами и папоротниками, бананами и пальмами, бамбуком и тиковым деревом. Это – царство тигров и диких слонов, змей и обезьян. Зоологи считают, что именно здесь самая высокая плотность слоновьего населения в мире. Животные чувствуют себя в джунглях в полной безопасности, даже в большей степени, чем в африканских заповедниках. Ведь по буддистским законам убийство любого живого существа является смертным грехом.
Лишь с высоты 1200 метров к чисто тропическим растениям начинают присоединяться более северные виды: дубы, клены, березы, каштаны. Среди же южных видов преобладающими делаются магнолии и лавры. Но даже на высоте в два километра тропические деревья встречаются рядом с северными. Нигде в мире, кроме, может быть, Новой Зеландии, пальмы, магнолии и их собратья по тропикам не забираются так высоко в горы.
Выше леса уже состоят из одних дубов и магнолий, с которыми изредка соседствуют гигантские древовидные рододендроны. Их сменяет ближе к трем тысячам метров длинный тонкий бамбук. Поскольку в зоне между двумя и тремя километрами обычно держатся облака, лес здесь постоянно в тумане, и поэтому все стволы деревьев, их ветви и даже тончайшие веточки окутаны пушистым покрывалом мхов. Они свешиваются вниз изящными гирляндами, и зеленое царство леса приобретает мохнатый, какой-то плюшевый вид.
А начиная с высоты в три километра, склоны покрыты хвойными лесами из стройных гималайских пихт. Постепенно пихты редеют, все больше места занимают камни, и на смену лесам приходят пышные альпийские луга с цветущими примулами и эдельвейсами. И, наконец, с высоты в пять с половиной километров начинается уже царство снегов.
Совсем другую картину видим мы в Западных Гималаях, в верховьях Инда и Ганга. Там у подножья гор расстилается пустынная равнина, напоминающая казахское плато Устюрт или Джунгарию. Только на склонах предгорий появляются редкие группы сухолюбивых растений, вроде олеандра или древовидного молочая, очень похожего издали на кактус.
И лишь с высоты в тысячу метров начинаются роскошные сосновые леса с подлеском из колючего жасмина, буквально оглушающего путешественника своим резким, дурманящим запахом. Выше, в зоне от 1800 до 2500 метров, растут уже влажные субтропические леса из вечнозеленых дубов и гималайского кедра, родного брата известного еще с библейских времен ливанского кедра. Под ними пышным ковром разрастаются папоротники.
А поднявшись до высоты в два с половиной километра, попадаешь в зону еловых лесов, в точности таких же, как на Северном Урале или в Хибинах, только с подлеском из ежевики и барбариса. Лишь эти кустарники, да оплетающий стволы деревьев плющ вместе с вьющимися розами напоминают нам о субтропиках. Еловые леса сменяет с высотой настоящая горная пустыня, где даже чахлая трава попадается лишь местами. И венчают все это, как всегда в Гималаях, снега и ледники.
И Индия, и Непал создали на склонах и в долинах величественных гор несколько Национальных парков, желая помочь редким животным Гималаев выжить в условиях все возрастающего притока туристов, среди которых немало браконьеров. Еще больше вредит зверям вырубка лесов местным населением. Уже сейчас во всем Непале уцелело только двадцать пять диких слонов. Всего по нескольку десятков осталось здесь тигров и носорогов. Живут на заповедных землях и такие редкие звери, как снежный барс и гималайский черный медведь, мускусный олень и обитатель бамбуковых лесов – малая панда.
Этот зверь (его еще именуют кошачьим медведем) – наверное, самый очаровательный житель гималайских лесов. Днем он спит, укутав круглую ушастую головку пушистым хвостом, а ночью пасется в зарослях бамбука, поедая молодые побеги, а также ягоды и желуди, упавшие на землю.
Чтобы по-настоящему оценить красоту природы Гималаев, надо преодолеть искушение попасть по воздуху сразу в Катманду или другой город в глубине гор. Лучше подниматься к снежным хребтам на автомобиле по извилистым горным дорогам через Сивалик и Махабхарат. Только тогда можно оценить все разнообразие Гималаев, все очарование ее лесов и лугов, скалистых ущелий и горных озер, слепящую белизну снежных склонов и нефритовую прозрачность ледниковых обрывов. А потом, остановившись у очередного водопада, зачерпнуть пригоршню ледяной воды и с наслаждением сделать два-три глотка, как бы давая этим клятву еще раз когда-нибудь вернуться к этим прекрасным и величественным горам.
ВУЛКАН КРАКАТАУ
(Индонезия)
Больше ста лет прошло с момента, когда чудовищный взрыв прогремел над Зондским проливом. Эхо этой жуткой катастрофы до сих пор звучит в книгах и устных рассказах, газетных статьях и кинофильмах. А жители островов Ява и Суматра не забудут ее никогда. И правнуки свидетелей тех страшных дней пересказывают детям подробности катаклизма, подобно тому, как дети жителей Хиросимы рассказывают своим чадам о том, что пережили их бабушки и дедушки в сорок пятом…
Извержение Кракатау – небольшого острова-вулкана в проливе между Явой и Суматрой – началось 20 мая 1883 года. До этого Кракатау не проявлял активности уже двести лет и его считали потухшим. Но неожиданно над его кратером появился столб черного дыма и вулканического пепла, поднявшийся на одиннадцатикилометровую высоту. На большом расстоянии от вулкана, вплоть до Батавии, главного города Нидерландской Индии (теперь это столица Индонезии Джакарта), ощущались подземные толчки, а жители селений на берегах Зондского пролива слышали мощные взрывы.
Потом на три недели воцарилась тишина, но с середины июня вулкан «заработал» с новой силой. В августе у Кракатау вместо одного кратера появилось целых три, и все они выбрасывали пепел и вулканические газы. Площадь острова увеличилась с двенадцати до тридцати квадратных километров. 26 августа днем в окрестностях вулкана послышался грозный гул. К ночи он так усилился, что на всем острове Ява люди не могли уснуть.
Над Кракатау в черных тучах сверкали молнии. На палубы кораблей, плывших по проливу, ложился толстый слой пепла, а на мачтах и снастях вспыхивали огни Святого Эльма – так воздух был насыщен электричеством.
А 27 августа около десяти часов утра раздался невероятной силы взрыв. Вулканические газы, песок и крупные обломки взлетели на высоту тридцати километров, а пепел поднялся более чем на семьдесят! Грохот взрыва был слышен за три с половиной тысячи километров – на острове Шри-Ланка и в центре Австралии. Он донесся даже до острова Родригес, расположенного на востоке Индийского океана, в пяти тысячах километрах от Кракатау!
На острове Ява даже в ста пятидесяти километрах от вулкана взрывная волна срывала двери с петель, а со стен от ее удара осыпалась штукатурка. Через час после взрыва Джакарта, до которой от вулкана двести километров, погрузилась во мрак, так как тучи пепла полностью скрыли солнце. На берегах Зондского пролива были повсеместно уничтожены тропические леса, а почва была покрыта серой грязью, пеплом, кусками лавы и вырванными с корнем деревьями. Всюду валялись трупы людей и животных.
Море вокруг Кракатау устилал сплошной ковер из кусков пемзы, такой толстый, что корабли не могли пробиться через плавучую преграду. Куски пемзы в тот же день были обнаружены в прибрежных водах Австралии и Мальдивских островов.
Но больше всего бед наделало «моретрясение», вызванное жутким взрывом. Образовавшаяся при этом гигантская волна цунами чудовищной сорокаметровой стеной обрушилась на берега Суматры и Явы. Около трехсот городов и селений с окружавшими их полями и плантациями были стерты с лица земли. Более шести тысяч рыбацких судов пошло ко дну. Погибли тридцать шесть тысяч человек, сотни тысяч остались без крова. Полностью было уничтожено, в частности, население острова Сёбези, расположенного в двадцати километрах от вулкана.
Голландский военный корабль – канонерка «Берроу» – был заброшен волной цунами за три километра от берега в глубь лесной чащи. Даже в девяноста километрах от Кракатау высота волны цунами составила пятнадцать метров! Она докатилась до острова Шри-Ланка, обрушившись здесь на берег пятиметровым валом, побесчинствовала на берегах Австралии, Африки и Южной Америки. Ее ощутили корабли даже в Ла-Манше.
Извержение вулкана Анак-Кракатау
Необычные явления, но, к счастью, уже без трагических последствий, наблюдались и в атмосфере. Вскоре после извержения вокруг солнца появились круги («гало»), а само оно приобрело необычный зеленоватый, а временами и голубоватый оттенок. Это явление объяснялось присутствием в верхних слоях атмосферы тончайшей вулканической пыли. По мере переноса ее воздушными потоками «зеленое солнце» увидели и жители Шри-Ланки, затем острова Мадагаскар, еще позже – африканцы и, наконец, бразильцы.
Из-за все того же пепла, который несколько месяцев носился в воздухе, всю следующую зиму и весну на нашей планете повсеместно отмечались удивительно яркие красные восходы и закаты. Пламенеющее небо вдохновляло поэтов и художников на создание новых романтических шедевров. И разглядывая пейзажи Клода Моне или перечитывая стихи Теннисона, невольно вспоминаешь теперь грозную причину так взволновавших их огненных сполохов. Строки английского поэта Теннисона, кстати, очень точно передают картину необычных вечерних зорь весны 1854 года:
День за днем кровавой зареюПламенел тревожный закат…Взрыв вулкана Кракатау был самым мощным из зафиксированных наукой. Его энергия, по оценкам современных физиков-ядерщиков, была эквивалентна мощи четырехсот водородных бомб! Правда, по косвенным данным, можно предположить, что еще более мощными были катастрофы, связанные с извержениями индонезийского вулкана Тамбора на острове Ява в 1815 году и особенно вулкана на острове Санторин возле Крита три с половиной тысячи лет назад.
Вулканическая впадина-кальдера на Санторине вчетверо больше, чем на Кракатау, что говорит о гораздо большей силе взрыва греческого вулкана. Многие археологи предполагают, что именно этот чудовищный взрыв и вызванная им цунами уничтожили в свое время крито-микенскую цивилизацию. А некоторые особенно увлеченные любители смелых гипотез даже видят в нем причину исчезновения легендарной Атлантиды.
Берега же островов Индонезии, опустошенные в результате извержения Кракатау, постепенно залечили раны, нанесенные катастрофой. Вновь зазеленели джунгли и мангровые леса, вернулись птицы и звери. И только люди опасаются теперь жить в близком соседстве с грозным вулканом.
Впрочем, природа Индонезии от этого только выиграла. Сейчас на яванском полуострове Уджунгкулон, выступающем с юга в Зондский пролив, устроен Национальный парк, поражающий богатством своей фауны и флоры. Сравнительно небольшой густонаселенный остров Ява, вообще-то, почти не сохранил нетронутых уголков дикой природы. А на Уджунгкулоне, где нет ни крупных населенных пунктов, ни рисовых полей, ни кофейных и банановых плантаций, водятся дымчатый леопард и гиббон, медвежья куница – бинтуронг и красный волк, яванский кабан и дикий лесной бык – бантенг.
Только здесь живут последние на Земле сорок или пятьдесят яванских однорогих носорогов. Лишь обезлюдение полуострова в результате извержения дало им шанс выжить. На остальной Яве эти редчайшие звери давно истреблены.
МАЛЫЕ ЗОНДСКИЕ ОСТРОВА
(Индонезия)
К востоку от индонезийского острова Ява протянулась цепочка из десятка крупных и доброй сотни мелких островов и островков, носящих общее название: Малые Зондские. Украшенные конусами вулканов и укутанные в зеленые шубы влажных экваториальных лесов, они таят в своих горах, ущельях и непроходимых чащах целый букет удивительных природных феноменов.
Прежде всего это относится к явлениям живой природы. В лесах этих островов, впрочем, как и на соседних больших Зондских островах, можно встретить уникальное растение Раффлезию Арнольди – самый большой цветок в мире. Диаметр его достигает одного метра, а вес – больше 10 килограммов!
Собственных корней, стебля и листьев у раффлезии нет – она вырастает на стеблях тропических лиан и питается их соками.
Когда ее крохотное, меньше макового, семечко попадает в трещину коры того растения, которому предстоит кормить «паразита», оно быстро прорастает и образует большущий, словно капустный кочан, бутон. В положенное время бутон раскрывается, и на свет появляется гигантский цветок из пяти багровых лепестков, усыпанных белыми наростами, похожими на бородавки.
Роскошный цветок источает омерзительный запах тухлого мяса, привлекающий мух, которые облепляют его, словно кусок падали, и выполняют главное дело, ради которого раффлезия их приманила – опыляют ее.
Проходит четыре дня, и цветок вянет, после чего в течение семи месяцев развивается и созревает крупный плод, наполненный семенами.
Растет цветок обычно на тропах, протоптанных в джунглях слонами, и эти великаны животного мира, наступая на созревшие плоды, незаметно для себя способствуют распространению на новые места великанов мира цветущих растений.
Открыта раффлезия была в 1818 году французским ботаником Жозефом Арнольди во время экспедиции на остров Суматра, возглавлявшейся английским колониальным чиновником Томасом Раффлзом. Раффлз, известный в истории тем, что именно он основал в свое время главный форпост Британии в Южных морях – Сингапур, собрал во время этого путешествия огромную коллекцию растений Индонезии, которую сумел благополучно доставить в Лондон. Арнольди повезло меньше – он заразился в джунглях тропической малярией и умер спустя полмесяца после своего замечательного открытия. Привезенное же Раффлзом в Европу чудо растительного мира по праву носит теперь имена обоих исследователей – Раффлезия Арнольди.
Растет на Малых Зондских островах и необычное «конфетное дерево» – ховения сладкая. Это дерево, похожее на нашу липу, достигает порой пятнадцатиметровой высоты. Плоды ховении – невзрачные сухие шарики – несъедобны, но зато их толстые мясистые плодоножки содержат до 50 процентов сахарозы и напоминают своим вкусом изюм, вымоченный в роме.
Местные жители, особенно дети, с удовольствием трясут стволы ховений, собирая потом упавшие «конфеты» целыми килограммами. С одного дерева можно получить иной раз до 35 килограммов сладкого природного лакомства.
Еще одно удивительное растение Зондского архипелага – королевская примула – предпочитает селиться на склонах действующих вулканов. «Цветком гнева» называют его индонезийцы. И действительно, буйное цветение примулы, как правило, предвещает близкое извержение вулкана. Стоит ей расцвести, как жители деревень, расположенных близ вулкана, ожидают «гнева подземных богов». И ни разу еще королевская примула не поднимала ложной тревоги.
А плоды растущего на островах дерева кеппел настолько душисты, что даже пот человека, съевшего их, начинает благоухать ароматом фиалок!
Но главное чудо живой природы ожидает нас на острове Комодо. Название этого острова известно всем зоологам мира.
Еще в 1911 году голландский летчик Хендик ван Боссе почти год прожил на Комодо, потерпев аварию на своем самолете. Оказавшись в положении Робинзона, голландец не пал духом – ведь у него был пистолет с запасом патронов, нож, спички и компас, да и оказаться в подобной переделке было для него не в новинку. Казалось бы, бамбуковые заросли и рощи кокосовых пальм, покрывавшие остров, должны были в изобилии снабдить летчика пищей, тем более что в них водились и олени, и кабаны, и обезьяны, и различные съедобные птицы. Так что вынужденная «робинзонада» в ожидании спасения на каком-либо проходящем мимо судне не обещала быть особенно трудной.
Но каково же было изумление и ужас, охватившие ван Боссе, когда он обнаружил, что на Комодо, кроме привычных ему зверей и птиц, живут чудовищные, словно сошедшие со страниц учебника палеонтологии, ящеры!
Бесшумно появляющиеся из зарослей под покровом ночного мрака огромные рептилии напоминали персонажей страшной сказки и, с легкой руки голландца, получили вполне заслуженное ими название «драконов острова Комодо». Жить по соседству с ними, пусть и имея огнестрельное оружие, оказалось невозможным даже для бесстрашного летчика. В конце концов он соорудил самодельный плот и после трудного и опасного 57-дневного плавания добрался до соседнего острова Тимор.
Рассказ его настолько поразил ученых (да и не только ученых!), что на остров Комодо снарядили научную экспедицию, которая подтвердила сообщение ван Боссе. С тех пор на острове перебывал уже добрый десяток «ученых десантов», детально описавших последнего живого родственника динозавров.
Гигантский комодский варан (таково научное название дракона) достигает длины в три с половиной метра и веса в 150 килограммов. Пищей ему служат олени, кабаны и даже крокодилы. Не отказывается варан и от мелких грызунов, а также птичьих яиц. Могучие челюсти хищника, вооруженные четырехсантиметровыми зубами, позволяют ему легко справляться со своими жертвами, которых он предварительно сбивает с ног ударом мощного хвоста. Аппетит дракона вполне соответствует его грозному прозвищу. Учеными зафиксирован случай, когда четыре варана за один вечер съели целиком крупного оленя. Однажды в желудке убитого ящера нашли проглоченную целиком половину туши кабана! Зато после сытной трапезы варан может обходиться без пищи до трех месяцев. Вылупляются детеныши комодских варанов из яиц размером чуть больше гусиных и живут до 50–60 лет. У них, как и у многих животных, ведущих ночной образ жизни, плохое зрение, зато отличное обоняние. Драконы неплохо плавают, хотя охотятся в основном на суше. Местом обитания им служат глубокие норы, которые они роют с помощью своих могучих когтистых лап. Всего на Комодо около 5000 варанов, но благодаря обилию дичи в комодских лесах они практически не причиняют неприятностей жителям единственного на острове небольшого поселения.
Неживая природа, словно не желая отстать, также преподносит нам на островах немало сюрпризов. Расскажем лишь об одном из них – удивительных разноцветных озерах Кели Муту, окрытых на острове Флорес.
Остров этот поразил когда-то увидевших его испанских моряков буйным цветением тропических растений в прибрежных зарослях. Испанцы назвали его «Исла де флорес» – остров Цветов. Это название остров Флорес носит и сейчас.
Кратерные озера Кели Муту
В восточной части Флореса вздымается почти на два километра пологая, похожая на каравай хлеба, могучая вершина щитового вулкана Кели Лепембусу. Трижды за последние века происходили его крупные извержения, и каждый раз в результате излияния огромного объема жидкой лавы кратер вулкана проваливался в образовавшуюся под ним пустоту, создавая впадину-кальдеру.
Три вулканические кальдеры на вершине щита Кели Лепембусу заполнились дождевыми потоками и образовали озера Кели Муту, каждое из которых характеризуется особым цветом воды.
Первое – Тивое Ата Поло («Озеро заколдованных людей») – багрово-красное, второе – Тивое Ноэа Моери Коо Фай («Озеро юношей и дев») – отличается водой темно-зеленого оттенка, а третье – Тивое Ата Мбоепое – заполнено нежной и прозрачной малахитово-зеленой водой.
При этом озера расположены буквально рядом – лавовые перемычки, разделяющие их, не превышают в ширину десяти-пятнадцати метров. Как же могли образоваться так близко друг от друга такие разноцветные водоемы? И как вообще могла вода приобрести такие необычные цвета?
Дело в том, что в породах, образующих дно и берега Тивое Ата Поло, очень высокое содержание железа. Растворяясь в водах озера, оно затем вступает в реакцию с атмосферным кислородом и образует оксид железа, имеющий красно-бурый цвет. Лава же, сформировавшая котловины двух других озер, имеет иной состав (так нередко бывает с вулканами: в разные периоды своей жизни они изливают магму различного состава).
Кроме того, на дне обоих этих озер имеются сольфатары (так вулканологи называют выходы вулканических газов, содержащих сероводород и хлористый водород). Выделяемый сольфатарами сероводород, соединяясь с кислородом, превращается в водах озер в серную кислоту, раствор хлористого водорода в воде – не что иное, как соляная кислота.
Высокое содержание свободных кислот и придает водам Тивое Ата Мбоепое и Тивое Ноэа Моери Коо Фай зеленый цвет. В результате воздействия кислот на эти лавы вода озер приобрела различный минеральный состав, что отразилось и на ее цвете.
Единственное в своем роде зрелище, открывающееся глазу путника, поднявшегося на вершину вулкана, не могло не поражать местных жителей. И не случайно на острове сложена поэтичная сказка, объясняющая происхождение трех разноцветных озер в кальдере Кели Муту совсем не так, как об этом говорят ученые-геологи.
Когда-то, давным-давно, говорится в ней, прилетели на Флорес с далекого острова три могучих и страшных дракона: Нефритовый, Рубиновый и Изумрудный. Уселись они на вершине вулкана и завели разговор.
Грозно рычали злобные чудовища, и рев их разносился грозным гулом далеко по окрестностям. Нефритовый дракон прорычал: «Я ненавижу людей! Ночью я спущусь в долину и уничтожу всех, кого сумею настичь». Рубиновый прошипел: «А я загрызу весь их скот: и буйволов, и коз, и даже собак». А Изумрудный расхохотался: «А я уничтожу огнем все их посевы, чтобы не осталось ни зернышка риса на их полях. Тогда-то уж точно никто на острове в живых не останется!»