Исповедь нераскаявшегося

– Моя мать смолоду болела и не могла работать. Отец работал сборщиком на заводе, очень уставал, и уже в восемь часов вечера ложился спать. Так что я рано пошел на работу, а учебу пришлось заканчивать в вечерней школе, а там что за образование?

Мы шли по одной из центральных улиц, а сзади нас шла гурьба парней, видать, какие-то блатяги, они шумели и матерились, но я ведь не из трусливых, с детства жил в самом плохом районе, в бараках еще со времен войны. Мила, оглядываясь боязливо, схватила меня за руку, а я так этому обрадовался что не смел какое неловкое движение сделать; вдруг отпустит?

– Не обращай внимания, – я ей говорю, – на эту шушеру. А ты училась где-нибудь?

– Я техникум закончила. Сейчас работаю чертежником. Мне очень нравится. Моя работа… – Тут она осеклась, эта блатная компания поравнялась с нами, а Мила смотрит в другую сторону и жмется ко мне. Я не понял, чего она боится, и стал рассказывать о себе.

– Я сейчас учусь в вечернем техникуме. Я любую работу стараюсь делать хорошо. В армии меня взяли в автовзвод машины чинить, так я там работал дни и ночи. Когда стараешься делать работу хорошо, ни на что другое времени не хватает. – Я еще ей говорил что много читаю, перечитал многих русских писателей, что друзей у меня нет, потому что очень занят. Я пока еще на должности рабочего, хотя давно мог бы стать техником. Так удобнее, больше времени на учебу, меньше ответственности.

Тут я заметил, что она меня почти не слушает. Она еще крепче вцепилась мне в руку, я оглянулся и увидел, что эта шумная компания смотрит на нас недобро, и хохочет во все горло. Вдруг один из них перепрыгнул невысокий забор газона, наклонился, как будто пытаясь кого-то поймать, и вернулся, держа кошку за хвост. Кошка дергалась, жалобно мяукала, а этот падлюга покрутил ею в воздухе, как веревку, да как треснет головой об асфальт. Кошка завизжала, парни стали громче хохотать, а этот стал стегать кошкой об асфальт, кошка орала, просто жуть, а потом замолкла, а этот все шел рядом с нами, и бил кошку об асфальт, да стук такой был неприятный, и смотрел на меня и на Милу, и ржал, как конь. Мила все крепче сжимала мою руку и смотрела в другую сторону. Я ей говорю: – Пусти, я ему двину по роже. Я на помойке вырос, мне драться не в первой. А она так боязливо зашептала: – уйдем отсюда, они тебя зарезать могут. Уйдем к набережной, я тебе все объясню.