Морозные узоры. Стихотворения и письма
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Добавить отзывДобавить цитату
Морозные узоры. Стихотворения и письма
Борис Александрович Садовской
Морозные узоры. Стихотворения и письма
Издательство выражает искреннюю благодарность Российскому государственному архиву литературы и искусства за всестороннюю помощь в подготовке книги
Из семи книг
Позднее утро (1904–1908)
Ястреб
В палящий зной, над полем спящим,Свободен, смел и одинок,Парю я в воздухе горящем,В пушистый сжавшийся комок.Парю свободно, без усилья.Немеет полдень. Поле спит.Поджаты когти, веют крылья,Горячий клюв полураскрыт.Порой, в избытке опьяненья,Поникнув хищной головой,Я криком острым на мгновеньеПрорежу утомленный зной.И снова тишь и полдень жгучийВ одну сливаются мечту.Парю я, гордый и могучий,Ловя мгновенья на лету.<1904> 22 марта, Москва
«Бежим! Едва в лазури пенной…»
Бежим! Едва в лазури пеннойКрылом встрепещут паруса,В себе заслышим мы мгновенноИных восторгов голоса.Под ропот волн, победно-дружный,Исчезнет жизненный обманИ в пряном блеске ночи южнойПредстанет нам великий Пан.На мачтах, на корме, на трапахЗадышат негой массы роз,И будет волн соленый запахИграть волной твоих волос.Бежим, пока в душе есть грезыИ юность длится майским сном, —Всё песни, песни, розы, розыИ даль безбрежная кругом.<1904> 6 апреля, Москва
Весенний дождь
1. «Дымно-пепельные хлопья, серо-мглистые…»
Дымно-пепельные хлопья, серо-мглистые,Гонят с неба в землю копья серебристые.Копья белые впиваются в прах с отвагой.От ударов рассыпаются мутной влагой.2. «В эту весеннюю темную ночь мне не спится…»
В эту весеннюю темную ночь мне не спится.Тихо на улицу я выхожу. Ветер ласково дует.Небо, задумчиво-черное, кротко слезится,Капли холодные нежно лицо мне целуют.Молодость, ночь и весна. Древний город в покое,Только порою послышится грохот пролетки усталой.Сторож пройдет под воротами с верной доскою.Да на бульваре далёко мелькнет силуэт запоздалый.<1904> 29 апреля – 3 мая, Москва
«В сумерки весенние я бродил полями…»
В сумерки весенние я бродил полями,Прозревал Грядущее скорбными мечтами.А за мною Прошлое, полное значенья,Восставало призраком, ждавшим примиренья.Развивалась свитками летопись живая,И стонало Прошлое, жалобно кивая.Шел я перелесками, грустный, одинокий,Над застывшей речкою прошуршал осокой.Песня заунывная плакалась полями.Тихо совы реяли мягкими крылами.Ландыши увядшие уронили слезы.На закате вспыхнули, запылали грезы, —Тени исполинские, призраки столетий,Полные загадками при вечернем свете.Месяц выплыл медленно, вечный и знакомый,Перелески сонные опьянил истомой.Встал я в ожидании, уронивши руки.Ждет меня Грядущее. Ждет тоска и муки.<1904> 7 июня, Щербинка
«Поздний жук, прожужжав, утонул в фиолетовой дали…»
Поздний жук, прожужжав, утонул в фиолетовой дали,Потемнели заката багряного легкие краски,Золотистые призраки робко в полях замелькали,И смеются, и манят, и шепчут чудесные сказки.Он проходит, мой май, унося беззаботное счастье,Но меня не пугает судьбы роковая загадка,Ни угрозы зимы, ни осеннее жизни ненастье:Опьяняться последней весною томительно-сладко.Я, как тот соловей, что звенит над оврагом с мольбою,Жить хочу, чтобы петь без конца о любви бесконечной,Я хочу ликовать, я хочу быть любимым тобою,Быть твоим навсегда, говорить о любви тебе вечно.Я мечтал о тебе. Золотые виденья мелькали,И манили, и звали, и пели чудесные сказки.Голубая звезда замерцала в синеющей дали.На свинцовом закате погасли лиловые краски.<1904> 9 июня, Щербинка
Полночь
Заветный час под яркостью луныВ сапфирной мгле седой июльской ночи.В аллеях парка – вздохи, бред и сны.В аллеях парка – царство полуночи.И в голубой, невыразимый часМеня луна зовет улыбкой глаз.О ясный час, когда душа светла,Когда равны мгновения и годы!Спит озеро. В прозрачности стеклаЧернеются крутых балконов своды.Застыли воды, ясен небосвод.И всё луна меня зовет, зовет…Иду домой. Сверчков чуть слышны скрипы.Недвижен парк в сиянье голубом.Все в лунных снах, безмолвно грезят липы.Задумался о прошлом старый дом.Нетопыри скользят по белым стенам.Как ночь тиха! Как сладко пахнет сеном!<1904> 13 июля, Серноводск Самарской губ.
Агасфер в пустыне
Всё бесконечностью томят меня кошмары.Они однообразны. Всплески вод,В свинцовых облаках громов удары,Неотразимый небосвод.Лазурной чашей небеса нависли,Иду, закрыв глаза. Обманчивая тьма!Под ней клубясь, кипят всё те же, те же мысли,Всё те же призраки отжившего ума.Бессилен этот ум расширить круг видений,В нём грезы древние роятся сотни лет.В толпе проходит смена поколений,А для меня и смены мыслям нет.Когда-то были дни тревоги и исканий.Как молодо кипел и бился их родник!Я жадно собирал в уме обрывки знаний,Я передумал миллионы книг.Но выветренный мозг иссохнул незаметноИ, утомясь, навек воспринял пустоту.Наскучили мне сны души моей бесцветной,До дна исчерпавшей мечту.Всё улеглось давно, и всё перекипело.Смирясь, иду вперед. Знакомые путиЗавидели мое изношенное тело…О, сколько мне еще идти!Проклятый круг земли! Мне всё в тебе знакомо,И тайны полюсов, и гул народных масс;В любом углу земли я буду вечно дома,В любом углу земли я был десятки раз.Одно лишь место есть, одно… Туда не смеюЯ близко подойти, туда боюсь взглянуть,Едва приблизившись, немею:Оттуда, с той горы я начал путь.Там из кровавых уст раздался скорбный голос.В те дни я был велик, а Он так слаб.С смиреньем Божества медь Разума боролась.Но взял Он смерть мою, и вот – я раб.За долгие века несет мученьяМой одинокий дух. Но гордому врагуНе победить его. О, мщенья, мщенья!Ведь я еще отмстить Тебе могу!Отдай мне смерть, разбей на мне оковы, —Тогда борись со мной!..Угрозы и мольбыСтихают. Небеса прекрасны и суровы.Свобода – далеко. Кругом – рабы.<1904> 24 сентября, Москва
Штора
Каминных отблесков узорНа ткани пестрой шторы,Часов бесстрастный разговор,Знакомых стен узоры.Поет и дышит самовар.На полках дремлют книги.За шторой – стынет зимний пар.Часы считают миги.Часы бегут, часы зовут,Твердят о бесконечном.Шум самовара, бег минут,В мечтах тоска о вечном.За шторой – льдистых стекол мрак.В туманной мгле морозаПолозьев скрипы, лай собак,Кряхтенье водовоза.Откинуть штору или нет?Взглянуть или не надо?Там шорох мчащихся планет,Там звезд лазурных стадо.Нет, не хочу. Пусть у меняЗнакомые узорыРисуют отблески огняНа ткани пестрой шторы.<1904> 22 ноября, Москва
Одиночество
Лишь одиночество мне свято.В нем мой кумир и божество,И ласкам женщин, дружбе братаЯ предпочту его, его.Нисходят редкие минуты,Когда, земное разлюбя,Себе равны, в себе замкнуты,Мы познаем самих себя.Тогда, провидцы жизни новой,Постигнув звезд предвечный бег,Мы видим Свет, мы слышимСлово, Нам чужд и странен человек.Зато как радостно-желанноВдали от шумных городовМечтать спокойно, грезить странно,Вверяться тайнам облаков!Да, одиночество – святыня,В нем неземная красота.Прими меня, моя пустыня,Моя последняя мечта!<1904> 5 декабря, Москва
Сумасшедший
Ничто не нужно мне теперь.Я полон медленным покоем.Из дальних дебрей сонный зверьМеня встречает братским воем.Оскалит месяц желтый рот.Смеются призраки в пустыне.Брожу по кочкам, меж болот,Ничем не связанный отныне.О, смейтесь, смейтесь надо мной!Всё, чем живу я, только сказки.То месяц, скучный и пустой,Передо мной танцует в маске!Но равнодушен я к нему.Мне в этом небе всё знакомо.Я слишком долго видел тьму,Ах, скоро ль, скоро ль буду дома!<1905> 2 августа, Щербинка
Военной музыке
Гремящий бог победных маршей,Люблю твой царственный привет.Я, становясь с годами старше,Давно привык к угрозам лет.Не страшны мне тоска и старость,Когда я слышу за собойЛитавр грохочущую яростьИ тяжких труб победный вой.В них вдохновенные тревогиЗовут свершить и умереть,Как будто солнечные богиВселились в блещущую медь.О, голос меди благородной,Ты, пышно-царственный привет!Внимая твой призыв свободный,Я не боюсь тяжелых лет.<1905> 2 сентября, Москва
«Сад весенний…»
Сад весенний непогодаОблегла свинцовой тучей.Синий купол небосводаПронизал зигзаг горючий.Всё тревожней кличут птицы,Но упрямо на угрозыБелоогненной зарницыТуча сдерживает слезы.Тщетны гордые усилья:Вот посыплют слезы градом,И Весна, простерши крылья,Разрыдается над садом.<1906> 10 апреля, Нижний Новгород
Перед памятником Державина
Темнеет статуя поэтаПередо мной в вечерней мгле.Рука задумчиво воздета,Почила дума на челе.В железных складках строгой тогиСпокойный чудится напев.И с трех сторон гранита богиВенчают медный барельеф.Но в одеянье чуждом этомНевольный смысл сокрыт для нас:Поэт лишь в песнях был поэтом,Меняя форум на Парнас.Он предпочел, усердьем славен,Прослыть Фемидиным жрецом.Лишь пред Фелицею Державин,Как перед Клио, – был певцом.И с мудрым именем царицыНам гимны пышные близки.Так летописные страницыУвядших лавр хранят листки.<1906> 1 июля, Казань
Хрисантемы
<Посв. О. Г. Чубаровой>
Плед на ногах, на окнах – лед.Соленый ветер штору бьет.Ты здесь со мной, но где мы, где мы?Я слышу море за стеной.Весна и ты. Ты здесь, со мной,Ты принесла мне хрисантемы.Но я поверить не могу,Что я стою на берегу,Куда летим неслышно все мы,Что растворяюсь я сейчасВ молящем взоре милых глаз,В дыханье чистой хрисантемы.Я свой предчувствую полет.Мой дух весну и море пьет,А грудь и взоры – странно немы.Я – полуветер, полусон,Я – жив, я счастлив, я влюблен,Я – вечный запах хрисантемы.24 августа 1907, Нижний Новгород
«Я обречен судьбою на мученья…»
Я обречен судьбою на мученья.Я в жизненный попал водоворот.Несусь не сам, – влечет меня теченьеНеумолимых, беспощадных вод.Пустой челнок, отдавшийся бурунам,Я острых скал предчувствую удар.О, если б рок сразил меня перуном —Мне б сладок был мгновенной смерти дар!Тогда бы я, крутясь в волнах бесстрастных,В единый миг погибнул, как пловец,Не долетев до этих скал ужасных,Сулящих мне мучительный конец.<1908> 6 февраля, Нижний Новгород
Звёздам
Уж к ночлегу птицыКрыльями прохлопали.Дремлют клумб кошницы,Спят листы на тополе.Замерли фонтанаСтруи серебристые.Сладок вздох тумана…Звезды, звезды чистые!Думы ли напрасные,Горе ли жестокое, —К вам стремлю, прекрасные,Сердце одинокое.В вас мое спасение,Призраки лучистые.Шлете вы забвение,Звезды, звезды чистые!<1908> 26 мая, Пятигорск
Покой
Ты бог отныне мой – покой невозмутимый!Бреду к тебе, склонясь над нищенской клюкой.Я отдохнуть хочу один, никем не зримый,В твоей обители, божественный покой.Я бурным морем плыл – и, брошенный на рифы,Под ветром и дождем метался на песке,И с криком надо мной кружились хищно грифы,И клял я прошлое в томленье и тоске.Но я воззвал к тебе средь грозной непогоды —И ты меня промчал спокойною рекойТуда, где дышит лавр и голубеют водыВ твоей обители, божественный покой.Нет страсти, нет борьбы. Уже в кипенье бурномНе унесет меня людской водоворот.Нет грифов яростных, – над озером лазурнымТак ясен лебедей блистающий полет.Да, здесь я отдохну. Любовь, мечты, отвага, —Вы все отравлены бореньем и тоской,И только ты мое единственной благо,О всеобъемлющий божественный покой!<1908> 24 июля, Ореанда
Пятьдесят лебедей 1909-1911
«Не жди: не для тебя прольются звуки…»
Не жди: не для тебя прольются звуки,Промчатся ласточки и запоют ручьи.Ты вечером в жару бессильно сложишь руки,А к утру кончатся страдания твои.Но в ночь прощальную, встречая месяц острый,Рога вонзивший в чернь, холодный, как алмаз,Ты вспомнишь ли свой юг и парк багряно-пестрый,Где осень ранняя свела на горе вас?Он там бродил один, надменно-величавый,С раскрытой книгою садясь под пышный дуб,Когда пылал закат зловещий и кровавый,Так схожий с яркостью твоих горящих губ.Вскипали заросли. Магнолии дышали.Был воздух упоен восторгом и тоской.Всё та же тишина, всё те ж седые далиИ тот же шепчущий, немолчный зов морской!<1909> 22 января, Москва
«На тихих тучах отблеск розоватый…»
На тихих тучах отблеск розоватый.Яснеют крыши, дождиком обмыты.Над ними облака бегут, измяты,Разорваны, как хлопья серой ваты.По мостовой звучней стучат копыты.Люблю я вас, весенние закаты!Люблю утихший вздох толпы вечерней.Когда весною улицы объяты,Когда шаги спокойней и размерней,А колокол тоскует о вечерне.Люблю я вас, весенние закатыС холодным блеском на холодной черни!<1909> 5 апреля, Москва
Заклинатель стихий
Вячеславу Иванову
Царь юный над добром и злом,К последнему готовый бою,Он знамя взвил, блеснул жезлом,Воззвал победною трубою,И, вняв гремящей меди стон,Как окрылатевшие змии,Четыре вечные стихииВосстали с четырех сторон.Взрыдал тяжелый вздох Земли,Повитой сумраком и страхом:Мир претворен в земной пыли,Народов сонмы зрятся прахом.В могильном мраке Смерти сны,И вся Земля – одна могила.В гробницах тлеет мысли сила,Творцы Земле обречены.С познаньем светлым на челеМудрец вознес с могилы розу.Безмолвный дал ответ ЗемлеНа черную ее угрозу.В могильном мраке Смерти сны,Но вздохи роз – гробов дыханье.Могилы шлют благоуханье.Бессмертен вечный пир весны.Вструилась Временем Вода.Забвенье дышит в пенном гуле.Летит и мчится мир. Куда?Куда века веков минули?Преходит всё. Былого нет.Грядущего всесильна сила.Бессмертных Время победило,Сулят забвенье волны лет.О Время! рек ему мудрец:Твое иное назначенье.Ты не начало, не конец,Ты только вечное теченье.Меня тебе не унести.Вращаясь в круге бесконечном,Ты вновь меня теченьем встречнымПомчишь по старому пути.Но Воздух взвился с блеском крыл:О мудрый юноша! Я – Вечность.Досель никто не воспарилВ мою сверкающую млечность.Храню я вечно образ свой,И не сметут меня вовекиНи Времени глухие реки,Ни Смерти остов роковой.Непостижимому в ответСпокойно мудрость провещала:Тебе уничтоженья нетИ не было тебе начала.Ты смертных чувств моих обман.Возникший вечной пеленою,Ты перед тайной неземноюСкользящий призраком туман.Тогда, шумя, восстал ОгоньВ лице жены золотокудрой,И, как стрелой пронзенный конь,Воспрянул юноша премудрый.Зовет Огонь забыть и пасть,Сжигает яркими очамиИ буйно-пьяными речамиВзвевает пламенную Страсть.И предал юноша-мудрецОгню трубу, и жезл, и знамяИ, ослепленный Страстью жрец,Метнулся в яростное пламя.И се – четверогласный кликМиры потряс. Как Вихорь дики,Взывали огненные лики:Велик, Велик, Велик, Велик!Всё победил ты, человек,И Смерти страшную конечность,И Времени свистящий бег,И грозный призрак Бога – Вечность.В одном твоя бессильна власть,В одном ты раб перед судьбою,Когда зовешь своей рабоюИспепеляющую Страсть.<1909> 16 апреля, Москва
«Вот забредила лунная мгла…»
Вот забредила лунная мгла,Полосами по стенам бежит,В занавесках кисейных дрожит,В голубые глядит зеркала.Промелькнула ко мне на постель.На подушках сияньем лежит,Светоносные сны сторожит,Сыплет лунный лазоревый хмель.Зажигая звезду за звездой,Полночь белые пятна кружит,Замирает, зовет, ворожит,Сеет искры в лазури седой.<1909> 16 апреля, Москва
Облакам
Измучен бегством и борьбою,Поднявши взор, издалекаВ лазури чистой над собоюЯ увидал вас, облака.Плывет торжественно и ровноНебесных крыльев караван,Их перья белые любовноВоздушный движет океан.Благодающие их взгляды —Лазурные порывы в твердь.Привет вам, белые громады,Текущие сквозь жизнь и смерть!Я, каторжник, в цепях, с лопатой,Поникнувший во тьме немой,Почуял ваш призыв крылатыйНад земляной моей тюрьмой.Я бегством кончил спор с судьбою.Прорвавшись к морю из болот,Стою и слышу над собоюВаш вольный, ваш спокойный лёт.<1909> 1 октября, Щербинка
«Рдяный теплый пар…»
Рдяный теплый парМоре затуманил.Море обомлело.Море тяжело.Нежный слабый жар Истомил мне тело,Душу одурманил,Но в душе светло.Я опять одинВ этой жизни шумной,Никому не ведомИ чужой всему.Прежний паладин,Рвусь к былым победам.Жить мечтой безумнойСладко одному.Жизнь сомкнула круг.Я во власти сказки.Дни мои, как струи,Счастьем плещут вновь.Ты со мной, мой друг:Нежны наши ласки,Святы поцелуиИ чиста любовь.<1910> 28 марта, Одесса
«Вина, вина! Пусть жизнь горит в разгуле!»
Вина, вина! Пусть жизнь горит в разгуле!Завыли скрипки. В их визгливом гулеЗнакомый крик над пропастью ночной,Как старый ворон, вьется надо мной.Вина, вина! Пусть тонет мир в бокале!Я жду опять, чтоб скрипки зарыдали.Хотел бы сам рыдать, но не пойму,Кого молить и плакаться кому.Вина, вина! Пусть дни мои минули,Пусть вещий крик растет в безумном гуле:Того, кто спит под гробовой доской,Не разбудить ни смехом, ни тоской.<1910> 2 апреля, Одесса
«Спокойный лес дремал. Прозрачные верхушки…»
Спокойный лес дремал. Прозрачные верхушкиДышали пламенем закатных облаков.Под треск кузнечиков мы молча шли к опушке.В блаженстве я тебе признаться был готов.Но дуновением то теплым, то холоднымМеня остановил вечерний ветерок,И долго я следил за облаком, свободнымИ от земной любви, и от земных тревог.Твой изумленный взор летел за мной пугливо,И женскою душой не понимала ты,Какой восторг дрожал в моей груди, счастливойОдним предчувствием нездешней красоты.<1910> 3 июля, Ройка
Виолончель
Мелодия виолончели,Как сладок твой поющий мед.Ты зыблешь легкие качелиНад тишиной вечерних вод.В них вижу я, молясь напеву,Как голосу души живой,Ее, задумчивую деву,Овеянную синевой.Какой торжественной печалиИсполнена виолончель!В протяжном стоне зазвучалиРазмахи веющих качель.Струятся струны дымом синимИ сквозь лазоревую мглуКадилами к ночным пустынямВозносят сладкую хвалу.Мелодия виолончели!Тоскует в ней любовь моя.Летают тихие качели.Темнеет синяя струя.Молюсь вечернему напевуИ вижу строгий облик твой:Тебя, задумчивую деву,Овеянную синевой.<1910> 2 октября, Москва
Экспромт
Он в пудреном волнистом парике.Рука играет лепестками розы.В предчувствии последней светлой грезыГубами он приник к ее руке.Она стоит в воздушно-белом платье.Какая скорбь во взоре голубом!Из рук скользит серебряный альбом,И вот сомкнулись легкие объятья.Миг отзвучал, но им чего-то жаль.У милых уст печально блекнет роза.Вдали гудит народная угроза,И смертный час предчувствует Версаль.<1910> 24 ноября, Москва
Июнь
М. А. Садовской
Даль небес, светлей сапфира,С бледным пурпуром слилась;Розоватая порфираНа закате развилась.Серебристой полосоюГолубой залив сверкнул.За синеющей косоюПарохода дальний гул.Комары звенят и тянут.Промелькнул над рожью лунь.Снова я тобой обманут,Ласковый ты мой июнь!<1911> 11 июня, Щербинка
«Вновь весной заиграли леса…»
Вновь весной заиграли леса,В небе плещется хор стоголосый.В два больших золотых колесаНа висках уложила ты косы.Красоту твою радостно петь,Внемля в небе крылатым ударам.Птицей тонкой, готовой лететь,Ты к воздушным прислушалась чарам.Вот идешь ты, стройна и тонка.В сердце плещется хор стоголосый.Будто два златоструйных венкаНа висках улеглись твои косы.<1911> 8 июля, Щербинка
Моя душа
Ю. П. Анисимову
Напрасно ждет любви душа моя слепая:Темно и холодно в надменном далеке.Одна бредет она пустыней, чуть ступая,С венком в руке.Душа-страдалица, несчастная богиня,В суровой красоте изодранных одежд,Пусть мрак туманит взор, пусть холодна пустыня:Ты не утратила надежд.Ты увенчать весь мир венком своим готова,Предчувствуя вдали любви последний миг,И, кажется, вот-вот зажжется счастьем сноваУсталый лик.Ах, для обманутых блаженный путь неведом!Ослепшая от слез, ты ищешь светлый след,А жизнь ведет тебя глухим и темным следом.Где ж свет?И мощная любовь, как дева грозовая,Проносится, блеснув на дальнем маяке, —Над бедною душой, что никнет, изнывая,С венком в руке.<1911> 13 ноября, Москва
«Справа лес, седой и дикий…»
Справа лес, седой и дикий,Тонет в вечере огнистом.Слева месяц полноликийПоднялся на небе чистом.На закате золотистомМчится ветер с легким свистом,Он к реке летит великой.Под дыханием струистымПотемнев, сугробы стынут.Ночь в сиянии лучистом.Синий месяц опрокинут.Скоро ль дни разлуки минут?Всё тоскую я, покинут,По кудрям твоим душистым.<1911> 22 декабря, Нижний
Из книги «Косые лучи»
Любовь
Благоговейно любимой тени А. А. Фета
I
Близкой души предо мною ясны все изгибы.Видишь, как были – и видишь, как быть бы могли бы.А. ФетВ степи под Курском ветер прихотливыйНа легких крыльях мчится вдоль межи,Волнуя золотые переливыПшеницы, проса и шумящей ржи.В садах темнеют вишни, рдеют сливы.Ныряя, с визгом падают стрижи.В ложбинах свищут косы, и далечеРазносится медовый запах гречи.Господский дом на берегу реки.Столетние дубы в аллеях парка.К реке ползут, пестрея, цветникиДушистых роз. Ветвей живая аркаСплелась внизу, где плачут куликиИ вьются с криком цапли. Здесь не жарко.Здесь дремлет воздух, цветом липы пьян,Щебечут птицы и поет фонтан.Дневной рубин давно блеснул алмазом,И, задымясь, исчезла тень кустов.Хозяин на балконе. Нынче разомОн перевел четыреста стихов;С одышкой, щурясь воспаленным глазом,Сложил словарь, собрал тетрадь листовИ, утомясь от пристальных занятий,Встал в парусиновом своем халате.Гримасой морща ястребиный носИ бороду белеющую гладя,В большой бинокль он смотрит на покос,Бормочет про себя и слышит, глядя,И сена дух, и сладкий запах роз.Но вот несут тарелки Петр и Надя,И на конце накрытого столаУже хозяйка место заняла.Старик обломком был времен суровых,Той невозвратно схлынувшей волныПонятий здравых и людей здоровых,Что, воспитавшись в нравах старины,Обычаев не жаловали новых.Среди глубокой сельской тишины,Поклонник верный музы и природы,Он думал, жил и чувствовал – вне моды.……………………………………..На старости спокоен и богат,Ловил он дни, не веря в остальное,И созерцал бездумно свой закат.Но, жизнь ведя в задумчивом покое,Он праздности невольной не был рад.Найдя себе занятие живое,Землевладелец, камергер ДвораНе покидал ни книги, ни пера.И вновь склонился он над Марциалом.Меж тем багряный опустился круг.«Клубятся тучи, млея в блеске алом».Гул табуна вдали пронесся вдруг.Восходит ночь с росистым покрывалом.Но девственные пальцы белых рукВсё по бумаге бегают проворноИ при свечах огромен профиль черный.Померкнул парк. Последний отблеск дняОзолотил закат стеклом горючим,И призраки вечернего огняПлывут, темнея, по багряным тучам.Спокойно всё. Один фонтан, звеня,Тревожит ночь лобзанием певучим,Да под навесом стихнувших ветвейЕще последний щелкнул соловей.II
За вздохом утренним морозаРумянец уст приотворя,Как странно улыбнулась розаВ день быстролетный сентября.А. ФетДалёко к северу, в глуши уездной,Помещица, покинувшая свет,В деревне век тянула бесполезный.У ней был сын одиннадцати лет.Мечтатель бледный, часто ночью звезднойОн вспоминал страну, которой нет,И с первых детских лет единым хлебомЖить не умел. Его крестили Глебом.Задумчив, вял и странно молчалив,Он не являл особенных загадок.Порою мальчик был и шаловлив,И надоедлив, и на сласти падок.Любил он лес, купанье, чернослив,Субботний звон и тихий свет лампадок,И музыки божественная ложьРоняла в душу Глеба пыл и дрожь.И разом жизнь переменилась эта.Едва сентябрьский солнца поворотПривел с собой на осень бабье летоИ потускнел топазный небосвод,Едва в одежды пурпурного цветаОделся сад, цветник и огород,В деревню жить приехала кузина,Хорошенькая институтка Зина.Окончив курс, она не знала, где бНайти себе достойного супруга.И всё скучала. Но ребенок ГлебЕй не годился даже в роли «друга».К тому же был он странен и нелеп:Как посреди пылающего кругаСожженью обреченный скорпион,Он вдруг затосковал. Он был влюблен.Когда перед обедом, напевая,Кузина выходила на балкон,Ломала корку хлеба и, зевая,Смотрела вдаль, – краснел и мялся он.По вечерам, при лампе, вышивая,Болтала с теткой. А со всех сторонШептали Глебу тени, что отнынеИ жизнь его и счастье только в Зине.Он похудел, стал поздно засыпать.Лица его менялось выраженье.Казалось, мальчик силился понятьДуши немой могучие движеньяИ не умел. Но раз, идя гулятьС кузиной и следя листов круженье,Под жгучие напевы поздних ос,Он замер вдруг со взором, полным слез.В тот самый час под гомон птичьих споровИ трубный клик пролетных журавлей,В обычный час хозяйственных дозоровСтарик гулял в тени своих аллей.«В крови золотолиственных уборов»Дрожали липы пятнами огней.Старик в пальто и с записною книжкойШел по аллее медленно, с одышкой.И повстречал он розу. На кустеПоследняя, она дышала жадно,Покорная единственной мечте:Не отцветя, увянуть безотрадно.Но в вечной и мгновенной красоте,Лелея в чистом сердце вздох прохладныйИ умоляюще раскрыв уста,Она была прекрасна и чиста.Во взоре старческом слеза кипела,Уста шептали, и томилась грудь.О счастии нетленном сердце пелоИ звало жизнь к бессмертию прильнуть.Над миром дуновенье пролетелоИ озарило тот и этот путь.Исчезло всё, и было сердцу ясно,Что смерть блаженна и любовь прекрасна.А там, далёко, мальчик в буйстве грез,В мечтах любви без слов и без ответа,Почуял сладость тех же светлых слез,И в первый раз познал восторг поэта.Единый миг в единый вздох вознесСтрасть отрока и вдохновенье Фета.И девушка, и роза в этот мигЯвляли красоты единый лик.Июль 1910. Шава
Авторизация