Крах наступательной стратегии ВМС США на ТОФ. Книга 1. Герои Бангора
Меня с интересом рассматривали и обсуждали вслух. Через полчаса уже все были свои. Вскоре помощник решил, что ему нужно что-то сказать, а то через пару минут он уже ничего сказать не сможет, через пару минут он уже сможет только кивать. Он встал и начал говорить про флот, про море, про меня, которого совсем не знал, и чем больше он говорил, тем больше ему казалось, что он говорит не про меня, а про себя, про свою жизнь, про службу, про флотское братство, которое, гори оно хоть синим пламенем, все равно не сгорит, про родину, про тех, кто ее сейчас защищает, и в случае чего не пожалеет самой жизни, про священные рубежи…
Моё представление продолжалось. Ещё тридцать минут говорили тосты, потом стол загудел сплошным белым шумом, из которого не выделялось ни одного голоса, но диалог продолжался, и всё шло своим чередом.
С половины стола старших офицеров запели морские песни и пели всё: «Бежал бродяга с Сахалина…», «Холодные волны вздымает лавиной…», «Растаял в далёком тумане Рыбачий…».
Вскоре все разошлись, в Москве было десять вечера, а на Камчатке – семь часов утра. Через час подъем флага.
Ровно в восемь, 6 сентября 1971 года, весь экипаж стоял на корпусе подводной лодки, зыбкой тенью покачиваясь в сумерках рассвета в такт волне, продолжая так же источать аромат хорошего коньяка, крабов и морских песен.
– На флаг и гюйс «смирно»!
– Флаг и гюйс поднять!
Теперь я стоял в строю своей офицерской жизни. Это и было то самое морское братство, в которое я вошёл безраздельно и навсегда.
Край, в котором я не был
Я был не женат и не избалован бытом. Днём и ночью служба брала своё, поэтому я видел только то, что нас окружало. Примерно через полгода, когда я сдал экзамен на самостоятельное управление подразделением и сдал зачёты на допуск к самостоятельному несению вахты вахтенным офицером, мне разрешили сход с корабля, и я мог выйти на прогулку и увидеть своими глазами, где я живу. Территория, где располагалась база подводников, представляла собой своеобразное зрелище. С одной стороны, это было жалкое и прямо убогое зрелище. С другой – это был посёлок санаторно-курортного типа на берегу океана с целебными минеральными источниками – живой водой, чистым воздухом и лесом без змей и воробьёв, которые там не живут. Жилой фонд состоял в основном из деревянных оштукатуренных домов 1937 года постройки, за исключением двух-трёх железобетонных, вновь построенных домов вместе с котельными для отопления. Но горячая вода была в титане.
Другие жёлтые домики были бессистемно разбросаны по северной части полуострова и хоть как-то веселили глаз. В них отсутствовали отопление и вода, не говоря уж о других удобствах. На самом верху ютились домики части ПВО, пониже – домики для семей моряков. Количества даже такого убогого жилья было совершенно недостаточно. Семьи моряков улетали на материк к родным. Вновь прибывшие семьи ютились где попало, жёны между походами грызли мужей-моряков, а моряки задорно уходили в океан и с нескрываемой тоской возвращались обратно, предчувствуя борьбу с политотделом за выживание.
Нет ничего хуже для офицера, да и любого мужчины, чем его обездоленная жена, озлобленная бытом и плачущая ночами по несчастным, произведённым тобой детишкам.
Большая часть офицеров кораблей были женаты, остальные – холостяки или разведённые. Это в основном лейтенанты и капитаны. Но все чаще к ним стали примыкать и капитаны 3-го ранга. Представьте себе эту несметную армию женихов, которые, не женившись в училище, теперь годами не могут найти себе спутницу жизни. И не потому что все они уроды, пьяницы или импотенты. Просто они переставали быть элитой. Работа по унижению армии уже вовсю велась в стране. А элита, как вы теперь понимаете, это не только образованность и культура, но и достойная зарплата, и возможность независимо жить в уважающем тебя обществе.
Хотя зарплата лейтенанта на Камчатке и была почти в три раза выше, чем зарплата инженера крупного завода, на деле со всеми затратами он получал не намного больше, чем иной рядовой инженер. Быстро прошли те времена, когда для девушки было престижно стать офицерской женой, когда все военные училища осаждали страждущие романтического замужества леди, готовые ехать с избранником хоть к черту на рога. Кто-то из людей старших поколений наверняка заворчит: мол, в наше время только любовь, а не толщина офицерского кошелька, определяла выбор девушки, решившей связать свою судьбу с лейтенантом. Только, поверьте, это было, но прошло. Прошлое частенько идеализируется. Считалось, что жены советских офицеров жили как обеспеченные барыни. Но учтите, что восемьдесят процентов из них были с высшим образованием из Москвы, Питера, Севастополя и др. престижных городов и вполне самодостаточны в иной гражданской жизни.
Полуостров Крашенинникова. «Осиное гнездо». База ПЛ СССР
Правда, по сумме бытовых льгот государство возвышало офицера почти на самую вершину социальной пирамиды, что компенсировало многие тяготы, но это в прошлом. После реформ Н. Хрущева в начале 60-х офицеры окончательно потеряли свой социальный статус. Так, что был потерян образ невесты, которая безоглядно шла за человеком в погонах, не думая о деньгах и жилье. Но были и иные, которые, выйдя замуж, оставались в Питере или Москве, получая офицерскую получку там же, и особенно не страдали от разлуки. Женщина всегда думает о благополучии семьи. Поэтому были чувства и терпение в женщинах, было желание создать семью и пронести через все испытания и трудности то светлое, что изначально связывало. Вот этому я был свидетелем.
В советскую пору кадровая машина худо-бедно, но придирчиво отбирала в курсанты лучших из лучших (брака было немного). А в училищах и академиях основательно лепили из них белую кость армии. Кроме устройства лодки или корабля, будущие офицеры усваивали этикет, учились танцам, могли отличать Пушкина от Байрона, а Репина от Дега. Они знали, что в форме запрещается появляться на улице с сигаретой или авоськой, что живот не должен висеть, выпирая из-под ремня, как астраханский арбуз. Что нельзя долбить в уши дам солёными матюгами и сморкаться перед ними двумя пальцами. Основную массу офицеров составляли выходцы из интеллигентных городских семей (а процентов тридцать лейтенантов были сыновьями морских офицеров). В начале 90-х все стало меняться, формировали из того, что было, оставалось все меньше офицерских династий, всё резче отличались семьи друг от друга, а начальник от начальника. Стал быстро угасать дух традиций флота и послевоенного морского братства. Романтика первых атомоходчиков уходила, а на смену ей, жирно чавкая грязью, лезла перестройка.
Было не удивительно то, что преимущественная часть жён всё же ни за что не покидала мужей. Они стойко переносили тяготы и лишения, отведённые им уставом и «мудрым» руководством, которое путало их с мужьями. Жёны грызлись с политическими и тыловыми начальниками всех рангов, которые распределяли жильё, но не отвечали за его наличие. Женщины отвоёвывали друг у друга элементарные места обитания на этом пустынном полуострове, покрытом каменной берёзой и чахлыми стланиками. Не помогали даже женские комитеты, которые возглавляли жёны тех же офицеров. Были жёны жёсткие, и неумолимые, они часто добивались своего и занимали место под солнцем, но занимали место другой жены, ведь квартир больше не становилось. Конечно, об этом знали все: кто чьё место занял и как потом выстраивались отношения и в экипаже, и в жизни. Но и они не всегда побеждали – те наиболее неумолимые. В ту пору я впервые понял, как такое поведение жены влияет на службу мужа: как правило, отрицательно, потому что вели они себя несправедливо, вырывая у предыдущей её право на это место. Какой должна быть жена офицера: воспитанной, образованной, культурной и заботливой, интеллигентной или нахрапистой и пробивной? И представьте, что, если так, как приходилось вести себя отдельным жёнам офицеров, так же будут вести себя и мужья, то тогда родина получит такой экипаж, который можно послать куда угодно, только не в море на выполнение ответственных задач. Но об этом мало кто из руководства страной думал. «Родина прикажет – и выполнят». Чем не рабы её величества идеи?
С чего начинали
Флот, который базировался в бухте Крашенинникова, представлял собой удивительное зрелище из разных конструкторских замыслов прошлых лет и новейших достижений подводного кораблестроения. У двух пирсов на изгибе швартовались ракетные ДПЛ проекта 629. На рейде торчали ПЛ проекта 644 с разинутыми, оранжевыми изнутри ракетными контейнерами для КРП-5. Их созерцание вызывало недоумение и сомнения в их целесообразности. Было впечатление, что кто-то лепил первое, что приходило на ум, совершенно не заботясь о функциональной и боевой состоятельности. Было понятно, что это был крик отчаяния судостроения, когда от конструкторов требовали новых лодок, а у них не было идеи, но надо было что-то делать. В океан ушли и не появлялись ПЛ проекта 641, КИК-корабли ТОГЭ, обеспечивающие задачи слежения для РВСН. Картина красочно дополнялась наличием намертво пришвартованной к берегу множеством концов ржавой плавбазой «Нева», на которой размещались офицеры. Рассматривая это морское чудовище, я завернул за угол, а за углом на новых пирсах уже базировался атомный флот, это были пла проекта 659 пр. и известные мне «Киты» проекта 627А. Служили и жили офицеры на кораблях, некоторые на плавказарме. Семей не было. Всем нужны квартиры или хотя бы одна квартира на несколько семей по числу комнат. Было понятно, что базу ВМФ здесь разместили под впечатлением войны. Решили: пусть землянки роют, а флот поставим. Но, к сожалению, не было и учебных центров, достойных базовых комплексов, не говоря уж о спортзалах и санаториях послепаводкового отдыха. А это ох как важно. А если бы подумали чуть, то достаточно было за год-два до прибытия кораблей направить туда военных строителей. Как, например, строили базу в Бангоре. Сначала построили дома, квартиры для офицеров, отдельно для старшин и отдельно руководства базой и т. д., вплоть до фитнес-центров, магазинов, спортзалов и апартаментов, потом привезли семьи и только потом пришли лодки с двумя экипажами.
И это при том, что у них там тепло и зима не десять месяцев в году, как у нас, нет вулканов, землетрясений, снежных буранов по полмесяца и ливневых ураганов. У нас из продуктов в магазине только лососина, медвежатина, оленина, крабы, солёная селёдка, рыба кой-какая и макароны. Для детей – а их там у девяносто пяти процентов семей – продуктов не было. Молочные продукты появились только через десять лет, когда построили военный совхоз. Из спиртного были французские коньяки по 25—30 руб. бутылка. Мы этот коньяк закусывали селёдкой, когда изредка собирались на берегу по случаю в общежитии.
Дошёл до отсыпанного из отходов строительного мусора мыса в бухте. Там планировали установить памятник дизельной пл К-129. Мыс отсыпали. Унылая картина пустынного места дополнялась ещё более грустной трагедией – гибелью 8 марта 1968 при невыясненных обстоятельствах экипажа капитана 2-го ранга Кобзаря В. Н. И всех ребят не стало. Гибель скрывали, как могли. Мы думали, что там будет стоять памятник, хотя об этой ПЛ уже тогда официально ничего не было известно. Наше мнение не оправдывается целых тридцать лет, все семьи моряков получали уведомление: «Считать умершим». Такого издевательства трудно придумать. А памятника К-129 до сих пор нет, на том мысе памятник Л-16 с именами погибших на К-129. Говорят, что ныне там вообще никакого памятника нет.
На современных видео и фото посёлка подводников остались постройки домов тех лет. Сегодня они безобразны и малопригодны для проживания, покинуты обитателями, стоят в Рыбачьем с глазницами пустых окон. Но тогда мы мечтали об этих квартирах и, когда, подходя с моря к пирсу, я видел этот тёплый свет знакомых окон, щемило сердце, и мы стремились туда, в тепло родной семьи, хотя зимой через щели на полу часто задувало снег, а вместо тапочек у моего трёхлетнего сынишки были обрезанные валенки.
Мы не думали о плохом качестве жилья, построенного военными строителями, вспоминаю, как выходили из положения, когда в домах элементарно не было воды и тепла. Качество стандартных проектов сейсмостойких жилых зданий для семей моряков было недопустимым, так плохо строить было нельзя. Однако штурмовщина (всё надо было сделать ещё вчера) и безответственность, приобретённая во времена Хрущёва, победили.
Историческая справка
2 февраля 1977
Подводная лодка К-492 зачислена в списки кораблей ВМФ как БПЛ.
25 июля 1977
Лодка отнесена к подклассу Крейсерских ПЛ; сформирован экипаж и направлен в учебный центр ВМФ.
23 февраля 1978
Лодка заложена в цехе ССЗ им. Ленинского комсомола в г. Комсомольск-на-Амуре; экипаж после формирования и обучения был подчинён командованию 80-й ОБрСПЛ КТОФ.
28 июня 1979 год
Спущена на воду. Переведена в плавдоке из г. Комсомольск-на-Амуре в г. Николаевск на Амуре. Откуда своим ходом в надводном положении перешла в пос. Большой Камень (Приморский край) на ЗСО «Восток» (Звёздочка). Экипаж подчинён 72-й ОБсСРПЛ КТОФ.
30 декабря 1979
Закончила ходовые испытания. Вступила в строй.
12 января 1980
Крейсерская атомная подводная лодка К-492 (в последствии большая) включена в состав КТОФ. Зачислена в состав 45-й ДиПЛ 2-й ФлПЛ КТОФ (с 01.09.1998 – 16-я ОпЭскПЛ КТОФ, с 01.06.2003 – 16-я ЭскПЛ ТОФ), базирование – бухта Крашенинникова (г. Вилючинск).
КРЕЙСЕРСКАЯ АТОМНАЯ ПОДВОДНАЯ ЛОДКА 671 РТМ проекта
Предназначена для борьбы с ПЛАРБ противника, противодействия подводным лодкам и надводным кораблям, развёрнутым на рубежах ПЛО, а также для прикрытия переходов своих кораблей и конвоев от ударов подводных лодок. Борьба с авианосцами, действия на коммуникациях, уничтожение отрядов боевых кораблей. Прикрытие десанта и диверсионных групп.
ТТХ. Водоизмещение (тыс. тони): надводное – 4780; подводное – 7250.
1. Размеры: длина – 106,1 х ширина – 10,2 м, осадка – 8 (метров).
2. Энергетическая установка: атомная, паротурбинная.
3. Мощность: реакторы – 2 х 75 мвт/час; паровая турбина – 1 х 31 000 л/с.
4. Глубина погружения: 600 метров.
5. Скорость полного хода – 33/12,5 узл.
6. Экипаж – 96 человек. Автономность – 90 суток.
Вооружение.
Ракетно-торпедное: PК «Гранат», 2 х 650-мм ТА, ТА-6, 2 – 650 мм, 4—12 533-мм (24 ед. ракет и торпед в различных комбинациях).
Русскому до́лжно все испытать
За период 1982—1983 гг. в историю многочисленных, щедро осыпаемых сотнями миллионов долларов противолодочных сил ВМС Америки вписаны две позорные страницы. Их авторы – всего лишь две подводные лодки 45-й дивизии Тихоокеанского флота.
Мистическая прелюдия К-492 началась с момента формирования экипажа, лодку чудесным образом миновали любые возможные «неприятности», как правило, сопровождающие любой другой строящейся корабль. Не было даже грубых проступков. Пла К-492 пр. 671 РТМ заложена 23.02.78, спуск на воду – 28.07.79, приём ВМФ – 30.12.79; построена на заводе им Ленинского комсомола (г. Комсомольск-на-Амуре), заводская серия «Щука», заказ №303, вступила в состав дивизии осенью 1979. В начале 1980-го я был назначен ее командиром. Меня считали везунчиком: я дважды получал досрочно звания и уверенно двигался по службе.
Передавая мне корабль по наследству, Гордеев И. И., вложивший в подготовку экипажа, как и я, всю душу, сказал мне: «Это «счастливая щука, ей ещё предстоит открыть Америку. Обрати внимание, тактический номер – 492 – год открытия Америки». И лодка вновь в 1982 году открыла Америку для советского флота; редчайший и единственный случай, когда первый бортовой №492 совпал с тактическим номером К-492. Пларб «Огайо» – гордость ядерной триады США, выбрана из 492-х возможных конструктивных вариантов. Дальше больше… Через два года в местной газете одного из штатов США появилось сообщение о якобы найденном в море аварийном буе русской лодки с номером 492. Согласитесь, слишком много случайностей, но дальше пошли закономерности. Наш корабль первый из «РТМ-ов» через несколько часов после выхода в первый поход в марте 1981 года обнаружил и вёл длительное слежение за иностранной лодкой, ведущей разведку в Авачинском заливе. В этом же походе мы сняли с хвоста нашего РПК СН вторую «иностранку», безнаказанно прилипшую к нему. Да, в 1982 году именно К-492 первой «открыла Америку», проложив путь к месту базирования суперэскадры – 17-й эскадры ВМС США, базы пларб системы «Trident», самому заветному, что было у наших заокеанских оппонентов. Именно ей удалось впервые обнаружить и отследить головную пларб «Ohio» и поставить под удар уничтожения всю базу пларб в б. Бангор – главную козырную карту американской ядерной стратегической триады.
Поход к Бангору был отдельной страницей противостояния в «холодной войне». Он стал боевым рождением подводных лодок третьего поколения, периодом появления и освоения ПЛА проекта 671РТМ в ответ на развёртывание США новейшей системы «Трайдент» с носителем в виде новой ПЛАРБ типа «Огайо» и многоцелевых ПЛА типа «Лос-Анджелес». К-492, предельно обесшумленная, вооружением техникой уже третьего поколения (ГАК, БИУС, связь), полностью соответствующим предъявляемым к ней требованиям. Мало того, она обладала значительными резервами в этом вопросе. Будучи третьим корпусом ПЛА этого проекта на ТОФ, лодка была практически первым кораблём этого проекта, эффективно вступившим в боевой состав флота. В подготовку корабля и экипажа уже мной, исходя из задач и текущего состояния соотношения сил сторон, были внесены элементы обучения и контроля, физических полей корабля, прежде отсутствующие.
Первичными были наиболее дискредитирующие лодку акустические поля. Они включали наиболее важный и малоизученный процесс – замер и контроль структуры гидроакустического поля (ГАП) и уровней шумности лодки, выполняемый экипажем пла. Для этого нами проводились за спирт (сверх программы) расширенные акустические измерения на ГКС (гидроакустические контрольные суда), по методике, разработанной экипажем, включая в них и замеры камчатского акустического полигона. Этим самым была выявлена природа возникновения дальнего гидроакустического поля (ГАП) и получена наиболее полная картина гидроакустического поля корабля и расположение механизмов, формирующих это поле (ГАП).
Глава 2. Всякий да спешит исполнить ему должное
Дисциплина – мать победы
Экипаж подводной лодки К-492 был сформирован. О сложности этого процесса нет смысла говорить хотя бы потому, что с портянками, гальюнами, казармами многие командиры справлялись не хуже нас, пристально следя за этим. Нужно было сформировать духовную основу экипажа единомышленников. Я приведу только один пример, который, по моему убеждению, помог ускорить этот процесс и не только ускорить, но и сформировать когнитивное сознание экипажа. Это строевая песня – приём через музыкальное восприятие, создание и воспроизведения в единичном мозге общей информации. Сейчас покажется странным, когда я, отрабатывая строевую песню, заставлял всех до последнего офицера орать изо всей «дурацкой мочи». Экипаж был новый и интеллектуальный снобизм молодых офицеров и солидность старших не позволяли им горланить вместе с матросами и мичманами. Посему к песне они и относились с определённой долей брезгливости. Мне потребовался месяц ежедневных занятий с экипажем, чтобы только потом перейти к более сложным элементам отработки слаженности команды. Песней преодолевались биофизические (психологические) барьеры и создавались сценарии конструирования смысловых горизонтов массового сознания в социально-феноменологическом аспекте единого замкнутого пространства, который акцентирует совмещение культурной формы в виде дискурса – вербально артикулированной формы объективации содержания человеческого сознания, регулируемого доминирующим в той или иной социокультурной традиции типом рациональности. Восприятие стереотипа в экзистенциальном сценарии генерации смыслов подспудно содержат общекультурные и перцептивные когнитивные сценарии, регулирующие его поведение и принятие решений, которые на функциональном уровне человек не различает. В итоге, добившись самозабвенного исполнения строевой песни, я получил законченную форму коллективного разума, обладающего интуитивными способностями распознавать желания командира и энергетику экипажа.
Сам «большой круг» и движение экипажа с Камчатки – в Обнинск, Комсомольск-на-Амуре, Большой камень, б. Павловского, Камчатка – занял два года напряжённой учёбы, работы, воспитания экипажа и освоения лодки. Большой круг представляет собой один большой рабочий день, непрерывный переезд, полный страданий и мытарств, в условиях практически отсутствующего быта и заботы партии и правительства об офицерах и их семьях. Моя семья приобрела опыт экстренной эвакуации из любых условий проживания и совместного сосуществования с крысами и протекающей прямо в квартиру канализации. Крысы так быстро грызли в полу и стенах дыры и днём и ночью, что я не успевал их заделывать. Они свободно разгуливали по квартире вместе с нашим маленьким ребёнком, а канализация воняла. Ну вот, всё закончилось и мы на Камчатке
Началась эксплуатация новых кораблей на Тихоокеанском флоте, мы оказались в авангарде освоения новой техники и нового оружия.
Мы уже стояли на пороге перевооружения, на смену старым лодкам проекта 627А стали поступать новые модернизированные атомоходы переходного третьего поколения проекта 671РТМ «Щука».
Этого объективно требовала серьёзная складывающаяся обстановка в мире в целом и в первую очередь на Тихоокеанском стратегическом направлении. Вероятный противник прилагал невероятные усилия по развёртыванию ракетно-ядерной системы морского базирования «Трайдент», причём эскадра новых ракетоносцев этой системы планировалась к развёртыванию именно на Тихом океане. Если баллистические ракеты от Западного побережья США достигали только Урала, то ракеты с подводных лодок, находящихся в океане на патрулировании, могли преодолеть расстояние до европейской части нашей страны. Обнаружить районы патрулирования атомных ракетоносцев противника и быть готовыми к их уничтожению с определённым упреждением могли только наши новейшие противолодочные атомные подводные лодки. Принципиально новое торпедно-ракетное вооружение, улучшенные тактико-технические и эксплуатационные характеристики, достигнутая малошумность при достаточно большой скорости движения в подводном положении – всё это давало модернизированной лодке проекта 671РТМ абсолютно новые возможности.
Период освоения АПЛ проекта 671РТМ, пожалуй, был самым бурным и напряжённым для экипажа: за два года днём и ночью мы прямо со стапелей осваивали новую технику, буквально через наши руки прошли и теория и практика этого нового усовершенствованного проекта. Однако и в тактике, и в оценке эффективности кораблей, включая замеры физических полей, оставались огромные дыры, те же документы и принципы, что и для первых лодок проекта 627А, с лёгким намёком на второе поколение 671 пр., верой и правдой отслуживших свой боевой век.
Поступавшие на оснащение 45-й дивизии новые «Щуки» сразу зарекомендовали себя как уникально удачные корабли – истинные подводные бойцы, исключительно манёвренные, скоростные, прекрасно вооружённые и надёжные. Мы это уже ощутили, когда отрабатывали задачи в приморской дивизии подводных лодок. После 627А пр. и тем более дизельных лодок, на этих кораблях было приятно служить, и, находясь в море, постоянно испытывать ощущение комфорта, уверенности и собственного превосходства. Скоро экипаж корабля – будущие морские подводные асы – на практике показал, что он может делать и на что способна новая современная техника. Вступив в первую линию, лодка принимала участие в учениях ТОФ под руководством командующего. Ей было предписано выйти в район, обнаружить и атаковать ОБК (отряд боевых кораблей). Мы сразу при развёртывании форсировали противолодочный рубеж и имели кратное превосходство в обнаружении наших подводных лодок и значительное превышение дальности обнаружения надводных целей, которые первоначально не укладывались в нашей голове. Заняв район, мы ожидали выхода ОБК. Обнаружили отряд боевых кораблей мы практически сразу, но мы не представляли, что обнаружили цель почти за сотню километров от лодки сразу после его выхода из базы. Ориентируясь по типовым таблицам и показателям ГАК первого и второго поколения, выполнили определения дистанции для прежних ГАК (гидроакустических комплексов), и, следуя правилам торпедной стрельбы и практически не наблюдая изменения пеленга, командир принял решение, что цель идет на нас – пеленг не меняется, а уровень шума высокий. Командир по данным КБР (корабельный боевой расчёт) утверждает позицию залпа по отряду боевых кораблей и считает, что мы находимся на дистанции в позиции залпа. Командир выполнил стрельбу, но торпеда не навелась, потому что, как потом выяснилось, мы стреляли считая дистанцию залпа 5 миль, а она фактически была 25 миль (50 км), что значительно превышало дальность хода практической торпеды. Уже тогда я стал думать о других способах определения элементов движения цели (ЭДЦ). То же было и при противолодочной стрельбе. Если раньше мы по лодке стреляли сразу с обнаружением, через три замера и дистанция уже была залповая, то теперь нужно было обязательно маневрировать, чтобы выйти на заданную дистанцию залпа, которая, как правило, была теперь значительно меньше дистанции обнаружения лодки. С надводными целями обстановка была ещё хуже, там дистанции обнаружения были в несколько а то и в десятки раз больше дистанции залпа. Однако это длилось недолго и позже, как показала практика, наши современные атомоходы проекта 671РТМ уверенно и на равных стали действовать против вероятного противника уже через полгода, и не только, ни в чем не уступали, но в ряде случаях даже превосходили его.