Энциклопедия наших жизней: семейная сага. Истоки. Книга 4. Детство и юность Ираиды Глава 3

Часть 8

Гостиница

В Каджаране я быстро перезнакомилась со всеми русскими женщинами, и, естественно с молодёжью, среди которых было несколько молодых специалистов.

Первое, что я усвоила, это нельзя принимать ухаживания от местных ребят. По их обычаям – если проявила внимание кому – то, считается, что ты сделала свой выбор. А, если посмотрела на другого, – крах твоей репутации. Тебя не только опозорят, но и «ворота вымажут дёгтем». Особенно это касается русских девушек. Когда только ещё начиналось строительство в Каджаране, сюда привезли завербованных русских девчат, которые вели себя, ну, прямо скажем – не скромно. После них, всех русских женщин называют за глаза не иначе, чем русские сучки. Армянские девушки ведут себя, согласно обычаям, очень скромно, хотя и среди них есть всякие…

Учитывая советы доброжелателей, первое, что я сделала – окружила себя постоянной свитой. Это были трое молодых специалиста, окончивших ереванский строительный институт. Один из них – Левон Аристокисян, остальных я не помню, как звали.

Мы договорились, и везде появлялись только вместе – и в кино, и в столовой, и в клубе. Я, естественно, сразу же ввязалась в художественную самодеятельность. И на ближайшем же празднике танцевала что-то вроде лезгинки, только армянской. Я помню, как на этом празднике пела одна женщина. Её голос, словно плакал. Она пела грустно и протяжно. Слов я не понимала, но сердце сжималось от её пения…

Пробовала я заучивать армянские слова и фразы. До сих пор помню некоторые из них. «Жамэ канэсне? – Сколько времени?». «Мэг, ерик, чёрс – раз, два, три». «Ес кэс серумем – я тебя люблю». «Серум – любимая». «Ес кес амперюи – я тебя целую». «Барев дзес – здравствуйте». «Шат ват гасканумем – я плохо понимаю». Вот, кажется, и весь запас моих знаний.

Сразу же после приезда в Каджаран, меня поселили в гостиницу, в двухместный номер. В нём жила, приехавшая в командировку с контролем – представитель министерства из Москвы. Иногда вечерами её навещал кто-то из местного начальства – армянин. Он обязательно приходил с бутылкой дорогого армянского коньяка. Они о чём-то вели долгие беседы. Иногда предлагали коньяк и мне. Но напитками я тогда не увлекалась, потому – отказывалась. Гость цокал языком и объяснял мне, что коньяк пьют не ради выпивки, а для здоровья. И он наливал в фужер на пару глотков коньяка, потом поднимал бокал к свету настольной лампы так, чтобы я рассмотрела коньяк на просвет, и глядя на его янтарное свечение, долго мне объяснял достоинства этого напитка. Причём говорил он о нём с таким уважением и любовью, будто рассказывал о любимой женщине…

Но его слова, выговариваемые с акцентом, были понятны и запомнились надолго…

Он говорил, что коньяк среди множества других напитков особо ценится возмужавшими мужчинами, понимающими его достоинства. Коньяк нельзя пить залпом. Его вкушают маленькими глотками, не спеша, так как он ценится послевкусием.

Позже я вспоминала, что меня так же учили пробовать сухие красные вины. Взяв в рот глоток вина, не проглатывать его сразу, а поболтать во рту от щеки к щеке. И постепенно вино раскрывает тебе свой вкус и аромат.

А вот – глоток коньяка нужно оказывается – проглотить сразу.

И тогда во рту остаётся это незабываемое восхитительное послевкусие…

Коньяк не любит холода. Поэтому его не ставят в холодильник.

Тем не менее, после того, как бутылку, поставленную на стол – раскупоривают, еще где-то минут 30 коньяк в фужеры не разливают. Считается, что коньяк за это время полностью раскрывает свои вкусовые качества и аромат.

Почему-то мне запомнилось, что наш гость, налив коньяк, прежде, чем выпить, согревал свой фужер в ладонях, потом поднимал его в в вытянутой вверх руке, произносил длинный тост, и только потом делал глоток.

Обычно коньяк не принято ничем заедать. Но почему-то многие, заедают выпитый коньяк долькой лимона. А как же послевкусие? Ведь лимон перебьёт его?

Но чаше всего, я старалась не мешать их беседам и уходила в коридор. Там стоял диван, которых теперь не увидишь нигде, наверное. Сиденье полужёсткое, обитое чёрной кожей. Спинка плоская, деревянная – высокая, обитая цветным ковриком.

Рядом стоял столик.

В Каджаране я подружилась с девушкой – Феней. Она меня знакомила с примечательностями Каджарана. Часто приходила ко мне в гостиницу и мы сней подолгу болтали, сидя в коридоре на диване.

У меня осталось несколько любительских фотографий, которые однажды сделал командировочный, приехавший тоже из Москвы. А вообще в эту дали приезжие наблюдались редко.

А вот теперь – присмотритесь к этой фотографии внимательнее. Над головой Фени явно виден фантом какого-то мужчины с усами.

А ведь мы фотографировались на фоне горного склона, что видно на предыдущей фото=графии.

Я ведь как-то уже вспоминала, что на некоторых фотографиях у меня такое встречается. И не так уж и редко…

Вот на этом снимке можно с трудом рассмотреть на фоне камней этот же фантом. Причём чуть ниже виден ещё чей-то профиль… Я рассматриваю это видение через лупу. Сейчас попробую обрезать снимок и увеличить. Посмотрим – что из этого получится…

Вот то, что получилось вырезать с первого снимка…

Меня смущает белая полоса внизу снимка. Я её обрезала, и о – чудо! Получился маленький портрет.

А вот – вторая вырезка из снимка – кусочек, который находится ниже этого силуэта и чуть-чуть – правее.

Надеюсь, что нет сомнения в том, что это не фальсификация?

Конечно, можно сказать, что это только мои фантазии. И, кроме меня этих силуэтов (фантомов) на камнях никто не видит.

Но, даже, если это только мои воображения, нужно удивляться – каких только загадок не задаёт нам природа, и особенно в горах… Я-то в этом убедилась не на одном факте, запечатлённом на снимках…

Ещё когда я жила в гостинице, мне стали рассказывать про какого-то Володю. Молодой армянин с русским именем женился на русской девушке Наташе. Однажды в плохую погоду, автобус сорвался с горной дороги, и упал в пропасть. Все погибли. Среди пассажиров была и Наташа. Так вот, я лично этого Володю ни разу не видела, а мне стали рассказывать, что Володя, увидев меня, поразился тому, что я очень похожа на Наташу. Потом он стал всем говорить, что влюбился в меня, и обязательно женится. Потом мне передали, что он скоро придёт свататься. И, действительно, однажды с кучей армян пришёл в гостиницу, но его не пустили, а я, естественно, не вышла, и передала через дежурных, что никогда… Говорят, после этого он запил.

Однажды меня вызвал к себе главный инженер. Спросил – как мне работа? Как живу? Потом сказал, что приняли решение предоставить мне комнату, поскольку кто-то уехал в доме для молодых семей.

По нашему – это что-то вроде семейного общежития. В доме – длинный коридор, по обеим сторонам которого были двери.

В конце коридора – туалет и кухня. В кухню я не ходила, так как питалась в столовой. В комнате была казённая кровать, шкаф, стол и стул. Если честно, в гостинице было лучше. У меня ничего не было своего, поэтому комендант выдала мне и постельное бельё, и одеяло. С зарплаты я пошла в местный магазин, мечтая купить что-нибудь в комнату, чтобы создать хоть какой-то уют. Но в магазине не было ничего подходящего на полупустых полках. И купила я половик на пол. Это тканая, серая в крапинку дорожка. Такие я видела когда-то в деревнях. И ещё купила кружку для чая. Вот и все приобретения, сделанные мной в Каджаране.

Я написала письмо домой, и попросила выслать мне кое-какие мелочи, необходимые для проживания, типа какой – то посуды или ещё чего-то, не помню. Мне посылку из дома выслали, и, наверное, я её получила.

ТЕЛЕГРАММА

КАДЖАРАН ЕРЕВАНСКОЙ КАФАНСКОГО РАЙОНА ГОСТИННИЦА

ПИСЬМА ПОСЫЛКА ОТОСЛАНЫ МОЛЧАНИЕ ВОЛНУЕТ

ТЕЛЕГРАФИРУЙ ЗДОРОВЬЕ

ПАПА

На фотографиях – мой верный «охранник» – Левон со своими друзьями. С некоторыми из них я познакомилась, когда была в Ереване.

Часть 9

Прощай, Каджаран!

Зарплата в Каджаране у нас у всех была повышенная, так как доплачивали за высокогорность. Но и цены все были такие, что они съедали больше любых добавок. И ещё мне не нравилось в этом доме, куда меня поселили, что там не было вахтёров и дежурных, как в гостинице.

Коридор был, как проходной двор. Ходили мимо дверей незнакомые люди. Ночью я боялась, и закрываясь на ключ, придвигала к двери стул, для того, чтобы услышать, если кто-то полезет.

В соседнем таком же доме были комнаты, в которых жила моя «свита». Мы попрежнему ходили все вместе. Иногда мы приходили к Левону. У него были хорошие пластинки. Кажется, я пару раз даже поцеловалась с Левоном. Я считала, что это так, между прочим… А он подумал, что из всех троих ребят нашей компании я выбрала его.

Мне интересно было посмотреть, как живут наши девочки, вышедшие замуж за армян. Про эти семьи рассказывали что-то ужасное. Им мужья запрещали работать, особенно после рождения детей. Они вели всё хозяйство. Мужья ничего не делали дома. Жена, приготовив обед, накрывала на стол, но садиться обедать вместе с мужем она не имела права. Сначала ели мужчины, потом женщины. Жена без мужа, кроме магазина, не имела права никуда сходить. Зато муж пользовался неограниченной свободой.

Правда, была одна семья, в которой в виде исключения, жена работала в конторе. Я несколько раз приходила к ним в гости. Мужа звали – Вазген.

Однажды Вазген познакомил меня с другом – Рафиком, который жил и работал в Кафане. Рафик пробовал ухаживать за мной. Но, когда я узнала, что он женат, выбросила все фантазии из головы. А то мне уже начинало казаться, что я могу влюбиться в него. Мне нравилась его молчаливость, гордая осанка, и какая-то особая южная привлекательность.

Бысро летело время. Кончалась зима. Весна в горах особенно красива. Пробуждалась природа. Особенно чуден был воздух. Его можно было, казалось, – пить. На моём участке работало несколько человек гражданских. В их обязанность входило – возить песок на машинах. Все они имели пропуска в зону. Однажды пожилой шофёр предложил мне сделать с его машиной ездку в горы.

Собственно, это был не песок, а россыпь какой-то горной породы. Этот шофёр сказал мне, чтобы я не боялась, – «А то и не увидишь, что такое наши горы весной».

Леон-Даи тоже поддержал его, и я поехала… Действительно, такое не забудешь. Мы ехали сначала немного по основной дороге, а потом – по крутой тропочке вверх – всё выше и выше.

Появились кусты, потом рощица. Был март, а на деревьях уже была молодая листва. Горы были такие загадочные, и разноцветные: от серого цвет переходил в бежевый, потом в коричневый.

Песок брали в каком-то ущелье, где раньше, возможно протекала речка, или ручей. По склону деревья сбегали вниз, а, если посмотреть вверх, казалось, что облака запутались в их ветвях.

Пока грузили в машину песок, я собрала букетик цветов. Они напоминали наши подснежники…

Действительно, стоило посмотреть на это диво – весну в горах.

Однажды, меня позвали наши женщины пойти в горы за целебной водой. Но я не пошла, поленилась. Идти к источнику нужно было километров пять, выше в горы. Там был источник, из которого била «кислая» вода. Она не была кислой, скорее, газированной.

Но её почему-то называли кислой. Женщины брали с собой бидончики, умывались водой на месте, старались напиться впрок, и приносили воду с собой. Говорили, что она долго стоит, не портясь.

Однажды опять меня вызвал главный инженер к себе. Помню, я пришла к нему в кабинет, не раздеваясь, прямо в телогрейке. Он опять спросил меня – как мне работа? Как живу в комнате? Не обижает ли кто? Сесть он не предложил, поэтому я стояла у окна.

Главный инженер встал, вышел из-за стола, подошел ко мне и говорит что-то вроде этого – «Как вам вид из моего окна?» Я повернулась, чтобы посмотреть в окошко, а он в это время обнял меня сзади за плечи.

Я его оттолкнула. Он стал что-то говорить о своих чувствах.

Я ему в ответ о том, что у него семья, что я не из тех, которые способны на всякие там легкомысленные поступки.

Тогда он начал уговаривать меня отнестись к нему благосклонно, обещал и зарплату повысить, и участок другой, и ещё что-то.

Но, когда он понял, что всё красноречие своё он тратит впустую, он не на шутку рассердился. И здесь-то он уже стал угрожать, вернее, пугать чем-то. Он говорил, что постарается испортить мою репутацию, что на меня будут показывать пальцем, и т. д.

Когда его речи иссякли, он задумался, и говорит – «Ну и как мы с вами сможем теперь работать вместе?»

А я возьми, да и ответь – «А мы можем и не работать. Я могу уехать».

– «Ну и уезжайте. Вот бумага. Пишите заявление». Он, наверное, думал, что я не напишу.

А я взяла и написала заявление. Он прочитал и… поставил свою резолюцию – «Уволить по семейным обстоятельствам».

Я вышла из кабинета, и, даже сразу не поняла, что могу уехать домой, и что мне теперь делать – радоваться или расстраиваться?

В отделе кадров меня оформили сразу. Я получила на руки свою первую трудовую книжку, где было написано следующее.

1. 1957 г. 1.26.

МАСТЕР ПРОРАБСТВА ПОЛИГОНА СМУ

«2 КАДЖАРАНСТРОЙ

2. 1957 г. 3.26

Освобождена от работы по семейным обстоятельствам

Я проработала в Каджаране ровно два месяца.

Неприятности у меня начались в бухгалтерии.

Главный бухгалтер объявил мне, что мною в Москве получены подъёмные в размере 2000 рублей. И, поскольку я не отработала положенный срок, у меня удерживают эту всю сумму.

Я до сих пор не знаю, правильно это было или нет, но мне ничего не оставалось, как получить небольшую сумму, которой мне хватит только на дорогу до Еревана, ну, может быть, на несколько дней, пропитаться в столовой, и всё.

На обходном листе я подписи собрала быстро.

Мне повезло в том, что уже знакомый Вазген уезжал в Кафан, и предложил подвезти меня. Провожала меня только моя верная «свита».

Левон на правах друга, каким он себя считал, дал мне адрес своих родителей, и телефоны самых близких друзей, сказав, что я могу обращаться к ним при необходимости за помощью.

Вазген тоже мне дал Ереванский адрес и телефон своего друга. В общем, поехали мы для начала, в Кафан. Приехали вечером, а поезд уходил ночью. Вазген должен был пойти ночевать к своей Кафанской родне. Мне он сказал, что оставить меня одну не может на вокзале, и пригласил зайти к своим друзьям. Зашли. Оказалось, что он привёл меня в гости к своему другу – Рафику.

Рафик часто приезжал к Вазгену в гости, в Каджаран, и, поскольку я дружила с Тамарой – женой Вазгена, увидев меня там, стал мне оказывать знаки внимания. Но, узнав, что он женат, я сразу же пресекла все его комплименты…

Я познакомилась с его женой, видела их малолетнего сыночка. Нас угостили ужином. А потом Вазген с Рафиком проводили меня до вокзала и посадили в поезд.

Уже в Шатуре, на первомайские праздники я получила от Рафика поздравительную телеграмму. Не знаю, откуда он узнал мой адрес, но мне приятно было получить телеграмму, которая навеяла сразу кучу воспоминаний.

ТЕЛЕГРАММА МОСКОВСКАЯ ОБЛАСТЬ

ШАТУРА СОВЕТСКАЯ

КАФАНА ВРУЧИТЕ ПЕРВОГО

ПОЗДРАВЛЯЮ ПРАЗДНИКОМ ЖЕЛАЮ УСПЕХОВ СЧАСТЬЯ

РАФИК

Часть 10

Ереван

Поезд пришел в Ереван утром. Почему-то я в первый момент постеснялась позвонить родителям Левона.

Позвонила я знакомым Вазгена. Ответил мужской голос, сказал, что он уже в курсе, спросил – где я, и велел ждать.

Приехал он скоро, вероятно, на собственной машине. Погрузил мою плетёную корзину, и мы поехали.

В каком-то дворе, рядом с каменным домом стоял маленький домик, типа мазанки. В домике была всего одна комнатка и кровать. Стена домика была общей стеной с гаражом. Вероятно, домик в своё время был построен для хозяина гаража, чтобы при необходимости было где переночевать.

Я не помню как звали друга Вазгена. Он дал мне ключи, и сказал, что я жить здесь могу, сколько захочу. Он лишь иногда будет презжать, чтобы спросить – всё ли в порядке, и не надо ли чего.

– «Друзья Вазгена – мои друзья!».

Сначала я запомнила адрес, потом потопала на почту и дала папе телеграмму, чтобы он выслал мне на билет деньги, на главпочтамт до востребования. Своих деньжат у меня осталось мало. Приходилось экономить.

А пока всё свободное время я занимала тем, что бродила по Еревану.

Однажды забрела на какой-то рынок. Купила дешевых яблок. Иду по улице, жую яблоки, хоть жевать на улице и неприлично.

И вдруг слышу восторженные возгласы. Ко мне кидается молодой парнишка, обнимает меня. А я его не знаю.

Оказалось, этот мальчик был заключённым, и отбывал срок в Каджаране, а работал на моём участке. И именно те наряды, которые я закрывала, помогли ему вернуться домой раньше срока.

Он говорил-говорил что-то, переходя с армянского языка на русский, и потом опять на армянский. В общем он сказал, что так просто меня не отпустит, что здесь рядом, за базаром его дом, и он обязательно должен меня познакомить с мамой.

А почему бы и нет? Мы, действительно, быстро дошли до его дома. Когда он объяснил маме – кто я, и откуда, мама засуетилась и запричитала так же, как перед этим щебетал её сын.

Сразу же на стол была накинута праздничная белая скатерть. Угощение было не очень богатое, но всё было домашним и вкусным. А чего мне ещё надо было? Я ела, думая, почему нельзя наестся сразу на несколько дней? И ещё я думала, какая гостеприимная нация эти армяне.

На следующий день, неожиданно, появилась какая-то женщина. Она постучала ко мне и спросила друга Вазгена. Я ответила, что он дома, и здесь не бывает. Как потом я узнала, доброжелатели видели, как в пустой домик поселилась девушка, и поспешили позвонить жене, она и примчалась проверить – так ли это.

Я поняла, что моё гостевание в этом домике подходит к концу. Да ещё сам муж её подлил масла в огонь. В этот же день, к вечеру он приехал, расспросил – кто его спрашивал и т. д. А потом стал клясться верностью другу – Вазгену, что никогда ничего мне плохого не сделает. Но я должна понимать, что он – мужчина, а я такая сладкая, как персик. Он меня не тронет, но вот только он немного рядышком посидит на краешке постели.

Я кинулась собирать свою корзину. Он опомнился, ругнулся по армянски (я поняла по интонации), и убрался восвояси. Я закрылась на все крючки и засовы, а утром рано, подсунув ключ под закрытую дверь, и взяв свою корзину, отправилась – куда? А куда мне было ещё идти – к родителям Левона.

Приняли они меня, как невесту сына. Видно, редко в Армении сыновья приглашают в дом родителей знакомых девушек. У меня началась райская жизнь на всём готовом. Родители Левона были интеллигентными пожилыми людьми, очень приветливыми, добрыми. Всё хорошо, но не могла же я целыми днями сидеть дома одна с его родителями. И я позвонила сначала одному другу Левона по телефону, который он мне дал. Эдик, так его звали, возил меня по Еревану, показывал достопримечательности, показал детскую железную дорогу, и много всякого другого. Мы даже целовались в каком-то парке. Я думаю, что Левону он об этом не рассказывал потом.

Потом я позвонила другому другу. Мы с ним ходили в кино. Помню перед началом фильма, в фойе, на балконе играл оркестр. Мне стало интересно – в кинотеатре и оркестр. Мы прошли в центр фойе, чтобы мне лучше было видно оркестр. И вдруг весь оркестр, продолжая играть, встал, и продолжал играть стоя. А кругом, стоявшие поодаль люди, захлопали. Мой кавалер объяснил мне, что они обратили на нас внимание, и оркестр таким образом выказал нам своё уважение и поздравления, и, что в основном комплименты относились ко мне.

Ах, как было приятно. С этим другом мы тоже гуляли, и тоже целовались. Я думаю, что и он ничего потом не рассказал ни Эдику, ни Левону.

Наконец, пришел перевод от отца. Шел он так долго, потому что его отправили не авио, а обычным почтовым. К тому же папа прислал мне сумму, которой хватало только на общий вагон.

Пришлось занять у родителей Левона 25 рублей, и купить билет в плацкартный вагон. Ехать-то надо было не одни сутки. Родители его сказали, чтобы я не высылала деньги, а купила бы и прислала им посылочку с порошком какао, который мама Леона употребляла для выпечки.

А пекла она отменно. Однажды у них дома собралось на какой-то праздник много гостей. Жарили и пекли дня три подряд. Так вот, такой выпечки я больше никогда в жизни не видела, и не пробовала. Там было печенье – курабье, трубочки с орехами, домашняя халва, различные пирожные и т. д. и т. п…

Но это было, а в поезд я села без съестных запасов. А немного денег надо было сберечь, чтобы потом из Москвы добраться в Шатуру.

Часть 11

Володя Качьян

Моё место было на второй полке. Чтобы не так хотелось есть, я всё время валялась. А внизу у окошка сидел симпатичный морячок, который возвращался из отпуска к месту службы.

Я слезла, и скромно так, позволила ему со мной познакомиться. А потом он восторженно угощал меня домашней едой, которую в изобилии дала ему мама с собой. Там было и варенье, и домашние булочки и какая-то вкусная домашняя колбаса.

В общем, Володя влюбился в меня по уши, не отходил от моей верхней полки, даже когда я спала.

А я за эти трое суток езды, съела все его припасы. Он уже успел объясниться мне в своих чувствах, и мечтал увидеться со мной после дембеля.

Ну, что ж! Пусть мечтает. Я даже дала ему адрес, чтобы он писал мне письма. Долго ждать не пришлось. Наивные письма, полные надежд, стали приходить от него регулярно.

Володя Качьян

Письмо в Шатуру из Балтийска – «Калининградская область. Г. Балтийск В/Ч 3118 – «2-БК» КАЧЬЯН В,А.».

17.04.57 г.

Во-первых строках моего письма разреши предать далёкий чистосердечный матросский привет, и сообщить о том, как я доехал до места.