В 1858–1861 годах в Париже вышел трехтомный труд профессора парижской польской школы, ополяченного малоросса Франциска Духинского, впоследствии вышедший на французском под названием «Peuples Aryas et Tourans». Основная мысль его заключалась в том, что поляки и «русские» (то есть украинцы) являются арийским народом, а москали – туранским, состоящим из смеси финнов и монголов. «Русь» – это исконная Польша, «русский» (то есть украинский) язык есть диалект польского, а «московский» язык – не язык вовсе, а поверхностно усвоенное татаро-финскими варварами славянское наречие. Московия – варварская азиатская страна, представляющая угрозу европейской культуре. Только восстановленная Польша сможет стать барьером московскому варварству. По мысли Ф. Духинского (сохраняем написание литературного русского языка при цитировании его польско-украинского новояза), «Росиа – исторична узурпация. То правда, пид впливом династии Рюриковичей и церкви финськие и татарские жители Московщины поступово прийняли словьянску мову; Але зберегли свий первисный расовый характер». Итак, москали есть азиаты, под влиянием («впливом») Рюриковичей и церкви, принявшие славянский язык, но оставшиеся азиатами в расовом плане. Общий вывод писаний Духинского звучал так: «На Днипро! на Днипро! до Киева! О, народы Европы! Там ваша згода, бо саме там малороссы ведуть боротьбу проти Москвы на захист своей европейской цивилизации». Итак, именно в борьбе против «Москвы» может появиться общеевропейская «згода» (согласие), союзником которой может быть польское движение и украинство, которое, оказывается, уже борется против Москвы. При всей своей антинаучности расистская теория Ф. Духинского получила распространение на Западе, причем некоторые элементы его теории существуют в западной и украинской общественной мысли до сих пор. Поскольку украинские самостийники на редкость бездарны, то даже «обоснование» отдельности украинцев от москалей они позаимствовали у поляков.
Однако в восстаниях против России, поднятых поляками, православные русины бывших восточных земель Речи Посполитой поддерживали русскую власть. Стало ясно, что превращаться в поляков они не желают. Зато, используя отдельные различия в говорах, обычаях и быте между малороссами и великороссами, можно попытаться разделить самих русских на отдельные «нации». Это совпало с намерениями властей Австро-Венгрии, во владения которой вошла Галиция, использовать новое украинское движение против России. Убедившись, что украинцев не удается ополячить и что перспектива жизни под «сенью крыл Белого Орла», то есть в будущем восстановленном польском государстве, не вызывает у них интереса, деятели польского движения сделали ставку на украинских самостийников. Расчет был прост: «украинство» способствует ослаблению России, что, в свою очередь, способствует восстановлению Польши. Кроме того, Украина, возникнув как независимое государство, окажется в зависимости от Польши. Эту мысль не без цинизма выразил известный польский историк, ксендз Валериан Калинка: «Иную душу нужно влить в русина – вот главная задача для нас, поляков… Та душа будет с Запада… Тогда, быть может, возвратится Русь к братству с Польшей. А если бы и не сбылось, то лучше Малая Русь, чем Русь Российская… Если Гриць не может быть моим, то пускай, по крайней мере, не будет ни моим, ни твоим»[13].
Впрочем, к концу XIX века для украинского движения появился гораздо более могущественный спонсор – Германия и Австро-Венгрия. Для германских государств Украина была той «Индией», которая составит жемчужину будущей Германской империи. Для этого и поощрялось развитие украинского прогерманского самостийничества. В 1888 году немецкий философ Э. Гартман опубликовал брошюру, в котором предлагал создать «Киевское королевство», естественно, под протекторатом Германии. Будущее германского владычества на Востоке выглядело так: немецкий хозяин и украинский надзиратель над русским рабом. (Впрочем, выпущена была эта брошюра на деньги еврейских банкиров, вероятно имевших свое представление о том, кто будет хозяином на «вильной Украине».) Подобная перспектива вдохновляла многих самостийников. В самом деле, существует немало людей, прирожденных надзирателей. Если же лакейство перед богатым барином выглядит как борьба «за свободу», то это может даже вызвать творческий подъем. Так, в 1914 году, когда, казалось, мечта о германской «Индии» начинала сбываться, заранее были мобилизованы поэты, воспевающие грядущую счастливую жизнь украинцев под немецким сапогом. «Поэт» из Львова В. Пачовский писал:
Для воли Украины тильки один шляхЧерез Германию. В славян мы вси рабы…Немецка сила стане за любовь!Немецка сила двине волю нам!Впрочем, сие творение предназначалось для «образованных», не случайно использовалось название «Германия» вместо «Нимеччины». Для «простых» же, но уже «национально-сознательных» украинцев в преддверии войны выпускались такие «народные» песни:
Украинци пють, гуляють,А кацапы вже конають!Украинци пють на гофиА кацапы в Талергофе.Де стоить стовп з телефона,Высыть кацап замисть дзвонаУста очи побилилы,Зубы в кровы закыпыли,Шнуры шию переилы.Да, немецкая аккуратность и организованность – это нечто величественное. Даже «народные» песни были подготовлены заранее! Также заранее было рассчитано, что сторонники русского единства в Галиции будут брошены в концлагерь Талергоф.
И нельзя не признать, что за многие десятилетия кропотливой работы, в которой участвовали польские националисты, Ватикан, власти Австро-Венгрии, Большой штаб Германской армии и русские демократы, дело увенчалось определенным успехом – была выведена порода украинцев, то есть русских, принципиально отвергающих свою русскость.
Для внушения малороссам отдельного «национального самосознания» использовалось буквально все, в том числе и деятельность отрицательно настроенных к украинству людей.
В Галиции, отошедшей к Австрии после разделов Речи Посполитой, с середины XIX века началось спешное изготовление отдельной нации. Огромную помощь в этом оказала униатская церковь. Первоначально австрийские власти стремились переименовать галицийских русинов в рутенов (по-латыни это и значит русский). Однако упрямые хохлы не признавали такого названия. Дабы отделить галичан от русских, были предприняты попытки создать отдельную русинскую письменность. Сначала галичанам навязывали латинский алфавит (его прозвали абецадло по звучанию первых букв алфавита). Однако абецадло было неприемлемо не только для православных, но и для униатов, сохранивших часть православных обрядов.
Столкнувшись с непризнанием латинского алфавита, австрийские власти и их пособники обратили внимание на наличие еще одной украинской грамматики. В 1860 году писатель и деятель просвещения российской Малороссии П. А. Кулиш придумал упрощенный алфавит, дабы облегчить ликвидацию неграмотности на Украине. В «кулишовке» (или «кулишивке») отсутствовала буква «ы», новое звучание получили некоторые другие буквы. Именно кулишовку и превратили в Галиции в «украинскую письменность». Сам П. А. Кулиш, узнав об этом, с гневом писал в Галицию: «Вам известно, что правописание, прозванное у вас в Галиции “кулишивкой”, было изобретено мною в то время, когда все в России были заняты распространением грамотности в простом народе. С целью облегчить науку грамоты для людей, которым некогда долго учиться, я придумал упрощенное правописание. Но теперь из него делают политическое знамя… Видя это знамя в неприятельских руках, я первым по нему ударю и отрекусь от своего правописания во имя русского единства»[14]. Однако на протест Кулиша самостийники внимания не обратили. Дабы еще больше кулишовка отличалась от русской письменности, в 1892 году в Галиции было ведено фонетическое написание слов вместо этимологического.
Помимо «абецадло» и «кулишовки», существовали и другие такие же искусственные орфографии украинского языка. Самая первая украинская грамматика Алексея Павловского называлась «Грамматика малороссийского наречия» (книга написана была в 1805 году, напечатана – в 1818 году). В принципе, это была русская грамматика, за отдельными исключениями – Павловский частично пользовался фонетическим принципом передачи речи на письме для подчеркивания звуковых особенностей речи малоросса.
Но эта грамматика была слишком русской. Самостийникам пришлось изобретать новые. Так, существовала «желеховка», созданная галицким учителем Евгением Желелеховским на фонетической основе. Видный украинский деятель конца XIX века Михаил Драгоманов создал свою систему на базе сербского алфавита. Свое правописание предложил создатель украинского словаря Борис Гринченко. Большинство же дореволюционных литераторов-мало-россов пользовались стандартным русским алфавитом, хотя и широко применяли местные украинские слова и понятия.
Наконец, в советскую эпоху опять создались новые правописания. В конце 1920-х годов появилась «скрипниковка», созданная повелением наркома просвещения УССР Николая Скрыпника. Впрочем, в 1933 году и это правописание было переработано. На Западной Украине под властью Польши и Румынии внедряли грамматики С. Смаль-Стоцкого. Иные варианты предлагали И. Огиенко и другие «филологи». Всего существовало больше десятка украинских орфографических систем, что само по себе является свидетельством искусственности языка.
При этом литературный украинский язык (для которого бы потребовался отдельный алфавит) в XIX веке еще отсутствовал. Согласно исследованиям А. Д. Думченко и П. Е. Гриценко, еще в начале XX столетия литературных языков, на которых были созданы существующие к тому времени произведения украинской изящной словесности, было минимум пять. Так, Котляревский писал на полтавском диалекте, П. Кулиш – на полесском, Леся Украинка – на волынском, Ольга Кобылянская и Юрий Федькович – на буковинском, Михайло Коцюбинский – на подольском, Марко Черемшина – на гуцульском. При этом практически каждый украинский литератор изобретал свои собственные «чисто украинские» неологизмы, в результате чего никакой единой литературной нормы украинского языка не существовало. В 1907–1909 годах вышел четырехтомный словарь украинского языка Бориса Гринченко. Заметим, что уже шел XX век, уже давно были созданы словари и разработаны грамматики для самых экзотических племен планеты. Даже международные языки типа эсперанто уже существовали. И только теперь создан словарь, систематизирующий отдельные малороссийские слова, многие из которых, впрочем, имели полное соответствие в великорусских словах. Но за последующее столетие в украинскую мову впихнули великое множество выдуманных слов или заимствований из других языков; словарь Гринченко для современного украинца звучит как латынь для румына – что-то понять можно, но язык уже другой.
Если называть вещи своими именами, то можно сказать, что украинский язык так и не появился до сих пор. Вместо него существует «мова» – местный русско-польский жаргон с большим количеством тяжеловесных неологизмов. Но поскольку мова – это единственное, что действительно отличает москаля от хохла, то в языковом вопросе самостийники особенно упорны. Оно и понятно: искусственный язык не может вообще конкурировать с русским языком. Но исчезнет мова – и что останется от украинства, кроме вышиванок и разговоров о древних украх?
Мова не может считаться самостоятельным языком, являясь лишь региональным диалектом русского языка. Синтаксис у русской речи и украинской мовы совершенно одинаковый, единственные различия заключаются в произношении и словарном составе. Если в языке великороссов существует «окающие» и «акающие» говоры, у белорусов есть определенное «дзеканье», то у малороссов есть «иканье» и «ыканье». Кроме того, как и у южных великороссов, в мове присутствуют мягкость окончаний и знаменитое украинское «геканье». Основным же отличием мовы от литературного русского языка будет только наличие непохожих слов, заимствованных в основном из польского языка, а также немецкого, английского и латыни. Наконец, присутствуют в мове тяжеловесные выдуманные политиканами неологизмы. И это все.
Новый этап в развитии украинского национализма начался на рубеже XIX–XX веков и связан с деятельностью Михаила Грушевского и «Наукова товариства имени Т. Шевченка», активно создававших отдельную украинскую историю и терминологию. Проведший молодость на Кавказе (родным его языком был русский) и приехавший на Украину в 18 лет, Михаил Сергеевич Грушевский, заняв специально созданную украинскую кафедру в польском Львовском университете, принялся активно изобретать отдельную «украинскую» историю на таком же искусственном языке, выпустив в десяти томах «Историю Украины – Руси». В этом объемистом сочинении Грушевский открыл, что Киевская Русь была, оказывается, украинским государством. «Научный метод» Грушевского был прост до примитивности: при описании истории Киевской Руси все встречавшиеся в источниках слова «Русь», «русский» Грушевский заменял на «Украина», «украинский».
Наряду с сочиняемой историей Грушевский с компанией по «Наукову товариству» создавал новый «чисто украинский» язык. Используя фонетическую «кулишовку», львовские «ученые» усердно «ковали» новые слова, руководствуясь единственным принципом – лишь бы они были непохожи на русский язык. Так появились «громовине свитло» (электрическое освещение), «загальный погляд» (общий взгляд), «тримати» (держать), «чекати» (ждать), «у згоди» (согласно), «темрява» (темнота), «одяг» (одежда) и пр. Многие слова, известные еще в Киевской Руси, такие как «город» (не случайно на территории Украины много веков существуют Миргород, Ужгород, Новоград, Новгород-Северский, Вышгород), «учебник» или «поезд» (в Древней Руси так называли санный или свадебный поезд), были заменены на придуманные «мисто», «пидручник» и «потяг». Разумеется, на самой Малороссии у тех самых украинцев, которых собирались «просвещать» самостийники, новая «мова» вызывала удивление и усмешки. Бедным российским украинофилам приходилось просить Грушевского присылать им словари, чтобы понимать «чистую» украинскую «мову».
Разумеется, никакого научного значения исторические и филологические творения Грушевского не имеют, являясь ненаучной фантастикой. Но либеральная русская интеллигенция в Петербурге и Москве приветствовала опусы Грушевского, поскольку они способствовали подъему украинского движения, враждебного самодержавию. Показательно решение специальной комиссии Академии наук по поводу украинской мовы. В разгар первой революции, 20 февраля 1906 года, отделение русского языка и словесности Императорской Академии наук большинством в один голос признало украинский язык самостоятельным языком, а не областным диалектом, как считалось ранее. Из семи академиков, обсуждавших вопрос, было только три филолога. Из них Ф. Ф. Фортунатов самоустранился от участия в обсуждении вопроса, а двое других – Ф. Е. Корш и А. А. Шахматов были кадетами и выполняли решение партии о создании на Украине автономии, что было невозможно без признания украинского диалекта самостоятельным языком. Вот так даже профессиональные филологи выступили против собственной науки во имя интересов партии. Аналогичным образом историки, среди которых преобладали либералы, писали положительные рецензии на ненаучно-фантастические труды Грушевского. Но такова была атмосфера в России периода трех революционных потрясений.
Создание Украины
В российской Малороссии самостийники действовали как «пятая колонна», не утруждая себя конспирацией, благо «передовое общественное мнение» всегда было готово поддержать противников самодержавия, но особой популярности не имели. «Национально свидомых» (сознательных) украинцев было очень мало, да и то преобладали среди них не украинцы, чаще всего даже не славяне. В 1920-х годах видный самостийник Вацлав Липинский отмечал, что 99 % украинцев – малороссы, считающие себя русскими, и только 1 % – «свидомые» украинцы[15]. Но что же это за национализм, если его поддерживает лишь сотая часть нации? Всю свою историю украинский национализм был национализмом без нации. Впрочем, классик украинской литературы Михайло Коцюбинский ехидно заметил, что украинский национализм для кого болезнь, для кого профессия.
Триумф украинскому национализму принесла, как ни странно, советская власть. Большевистское руководство начала 1920-х годов, в котором главенствующую роль играл Троцкий, поставило своей задачей борьбу против русского «великодержавного шовинизма». Для этого необходимо было расчленить русских на несколько мелких наций, лишенных великодержавных устремлений. И вот была создана Украинская советская республика, к которой присоединили Новороссию и Донбасс. Украинцы были объявлены «нацией», и началась усиленная украинизация.
Когда была создана Украинская ССР, территория которой еще недавно была оплотом Союза русского народа, то большинство славянского населения республики считали себя русскими. Многочисленные атаманы самостийников своими погромами, расправами и мародерством, а больше всего прислужничеством перед иноземцами, будь то немцы, поляки или французы, серьезно дискредитировали украинство в глазах даже ранее симпатизирующих ему малороссов. Да чего только не сделаешь ради подрыва «великодержавного русского шовинизма»! При этом большевистские деятели, в общем-то признавали, что украинцы не считают себя отдельным народом, а свои говоры – особым языком.
Показательно, что в специальном постановлении рабоче-крестьянского правительства Украины в 1919 году отмечалось, что украинцы, «сами того не сознавая» (!), являются национальностью, отличной от русской. В связи с этим перед Советами всех уровней была поставлена задача «активно работать в сторону развития украинского языка и украинской культуры»[16]. Сразу после победы большевиков развернулась украинизация.
Массовыми тиражами стали издаваться малограмотные учебники. Членам партии в обязательном порядке следовало выполнять партийное поручение – учить украинский язык и использовать его во всех общественных местах.
Чтобы еще более оторвать малороссов от русской идентичности, большевики не постеснялись создать в 1921 году Украинскую автокефальную церковь. Кстати, поскольку среди автокефалистов не было ни одного иерарха, то и провозглашение автокефалии было канонически незаконно. Но это не смутило церковных самостийников, которые сами себя провозгласили архиепископами и стали рукополагать духовенство. Впрочем, эти «самосвяты», как их прозвали в народе, не имели никакого авторитета ни у верующих, ни даже у «свидомых» украинцев.
На помощь большевикам пришли многочисленные (до 50 тыс. человек) свидомые самостийники из Галиции. Удивляться этому не приходится – после восстановления Польши и неудачи красных в советско-польской войне 1920 года Галиция осталась под польской властью. Если в Австро-Венгрии поляки и галицийские «украинцы» сотрудничали в совместной борьбе против России, то теперь ситуация изменилась. Полякам уже был совсем не нужен украинский национализм. В Галиции и Волыни польские власти проводили жесткую политику полонизации (ополячивания), подвергая преследованиям и «украинцев», и русинов. Австро-Венгрия распалась, а Германия после поражения в мировой войне была ослаблена, и ей пока было не до Украины. Многие профессиональные украинцы в таких условиях остались без работы. Зато в СССР им предлагали заняться прежней деятельностью по подрыву единства русского народа. Разумеется, для профессиональных раскольников это предложение было заманчивым. В конце концов, украинский национализм не в первый (и не в последний) раз в истории стал искать себе хозяина. Переехал на советскую Украину в 1924 году и Михаил Грушевский, ставший в СССР даже академиком и благополучно умерший своей смертью в 1934 году. Именно этот конец «великого украинца» вызывает печаль у современных самостийников. Проживи Грушевский еще несколько лет, он, скорее всего, был бы расстрелян в 1937 году, как и многие самостийники, и украинство обрело бы своего великомученика.
Впрочем, Грушевский до своей смерти и прочие «диячи» украинства успели основательно поработать в деле украинизации. Тотальное навязывание украинского языка обеспечивалось всей карательной мощью режима.
Еще в 1920-е годы украинский язык был непонятен основной массе украинцев. Не случайно пришлось издавать для крестьян газету «Селянская правда» также и на русском языке. Но вскоре украинизация приобрела массовый масштаб.
Весной 1925 года компартию Украины возглавил Л.М. Каганович. Человек волевой, хороший организатор, он отличался бесценным качеством, делавшим его похожим на Аракчеева, – невзирая на все препятствия, неуклонно проводить в жизнь решения начальства. Если партия приказала проводить украинизацию, значит она будет проведена.
Каганович распорядился всем служащим всех учреждений вплоть до сторожей и уборщиц перейти на «мову». На украинский была переведена вся система просвещения – от детских садов до вузов. Только на «мове» можно было вести преподавание и научно-исследовательскую работу. Изучение русского приравнивалось к изучению иностранного языка. В 1930 году на всю республику остались только три газеты на русском языке – в Одессе, Сталино (Донецке), Мариуполе.
Искусственный язык, изобретенный в Галиции, но малопонятный самим галичанам, стал усиленно внедрятся во все сферы жизни республики. В 1921, 1928, 1933 и 1946 годах были проведены реформы правописания, еще более отделившие украинское письмо от литературного русского. Изобретались все новые и новые «чисто украинские» слова.
Перед советскими украинизаторами стояли те же задачи, что и перед украинофилами XIX века – создание языка, совершенно отличного от литературного русского. Поэтому бесконечные реформы правописания и изобретение очередных новых «кованых» слов составили практически всю культурную историю Украины 1920-1930-х годов.
Изобретались все новые термины, причем они постоянно изменялись сами. Так, «имя существительное» превратилось сначала в «ім'я сущее», затем – в «сущинник», далее – в «йменник», наконец в – «іменник». За несколько лет «имя прилагательное» последовательно называлось «ш ям приложним», «ш ям призначним», «ім'ям прикметним», «прикметником». Запятая начала путь от «запята», затем стала «запинкой», наконец стала «комой». Небоскреб превратился в «хмарачёс», самолет – в «литак». Геологические термины «гнейсы» и «сланцы» на украинском стали звучать как «лупаки» и «лосняки». Вскоре язык стал настолько изменен, что пришлось переводить на него сочинения классиков украинской литературы, начиная с Шевченко и других писателей XIX и начала XX веков.
Проведение в жизнь украинизации обеспечивалось всей мощью карательного аппарата НКВД. Высказывания против навязывания нового языка считалось контрреволюционным выступлением со всеми вытекающими в те суровые времена последствиями.
В конце концов, безудержная украинизация зашла в тупик. Получившие образование в украинских школах в 1920-1930-х годах, в период безудержного экспериментаторства, оказывались функционально неграмотными и не владели толком ни русской речью, ни украинской мовой. Стало ясно, что украинизация утратила смысл. Она была приостановлена, русский язык получил права гражданства в УССР. В 1938 году в Киеве стала издаваться общереспубликанская газета «Правда Украины» на русском языке. В общеобразовательных школах русский язык вновь стал преподаваться как обязательный предмет. В конце 1930-х годов многие рьяные украинизаторы, призывавшие сломать хребет великодержавному русскому шовинизму, сами оказались со сломанным хребтом, в том числе в буквальном смысле, попав в ГУЛаг или будучи расстрелянными в подвалах НКВД. Впрочем, это не означало конца украинизации как таковой. Просто грубая украинизация при Кагановиче все же сделала свое дело: усиленное промывание мозгов жителям УССР утвердило многих малороссов в том, что они украинцы, а насильно вбиваемый малопонятный язык есть их «ридна мова». Особую роль в этом сыграло великое завоевание советской власти – всеобщее образование. Поскольку в 1920-1930-х годах на Украине оно проводилось на украинском, то целое поколение приобщилось к грамотности на том языке, который был малопонятен даже деревенским родственникам, но все же постепенно стал своим. Кстати, украинизация проводилась также на Кубани, но дала незначительный результат. Кубанские казаки еще при царе все были грамотны и считали себя истинно русскими людьми, хотя и были потомками запорожцев.
Графа «национальность» большинства советских анкет (пресловутый пятый пункт) в УССР заполнялась словом «украинец», а раз украинцы считались угнетенным при царизме народом, то с этим пунктом был обеспечен карьерный рост в масштабах всего Советского Союза. Переход из русских в украинцы и наоборот станет обычным явлением в советскую и еще более в постсоветскую эпоху. Кстати, и Хрущев, и Брежнев в период работы на Украине при заполнении различных анкет в графе «национальность» ставили название «украинец», а перебравшись в Москву, вновь стали русскими.
В конце концов, украинизация в значительной мере достигла цели – понятие «малоросс» практически исчезло, более или менее мова была внедрена в разговорную речь. Но сознание украинцев в значительной степени осталось общерусским.