А в большом мире бушевали страсти по поводу очередного глобального энергетического кризиса. Впрочем, столкновения за энергоресурсы случались и раньше, так что события предвоенного времени для многих, включая Тихона, остались незамеченными. Разве что повысилась плата за электроэнергию да продукты стали дороже. Но если бы Тихона спросили, сколько денег осталось на его счету, он бы пожал плечами и через минуту забыл о вопросе. Где-то далеко в Иркутске ждала его обставленная дорогой мебелью пустая квартира. О том, чтобы продать ее или сдать кому-либо в аренду, чтобы выручить деньги, Тихон тоже не задумывался. И он по-прежнему был одинок. Но и мысли о том, чтобы создать другую семью, не допускал...
А между тем за пределами России возникло Международное бюро по эксплуатации недр – детище робкое, но перспективное. Мировое сообщество все активнее призывало дряхлеющего «русского медведя» отказаться от прав на Сибирь. Спровоцированный извне, в столице случился переворот и почти бескровная сдача власти в угоду новому политическому и экономическому курсу. Это, безусловно, стало глобальнейшим событием. Началась череда громких убийств: избавлялись от крупных бизнесменов, владельцев гигантских корпораций, права на которые перетекали из одних рук в другие. Тихон и этого не знал. Прошла для него незамеченной ситуация вокруг нефтеносных и газоносных месторождений арктического шельфа, где до войны начали активно качать ресурсы со дна Ледовитого океана, и это оказалось проще и выгоднее, чем вкладывать средства в обустройство Сибири и Дальнего Востока. И сразу идея общемирового освоения Сибири перестала быть чисто иллюзорной и стала осуществляться на практике. С барского соизволения нового правительства России.
Весь мир наблюдал за тем, как огромную территорию за Уралом делили на протектораты и отдавали в недропользование всем, кто хотел: Европе, Штатам, Японии, Китаю. Немало досталось маленьким «азиатским тиграм», число которых значительно увеличилось. Естественно, с обязательством откупаться особым налогом в пользу Московии. И без того избалованная, столица и вовсе обезумела от свежей порции денежных вливаний.
Но через два года среди особенно ревностных патриотов распространился слух, что история с арктическим шельфом – фикция, обман и заговор, устроенный врагами тех, кто всегда боялся сильной России и еще с конца двадцатого века намеренно подсаживал ее на сырьевую иглу, что никаких таких особенных запасов на самом деле там нет, а тех, что имеются, хватит ненадолго. Как водится в таких случаях, поднялась очередная волна ненависти всех ко всем: к коварным иноземцам, к собственному правительству, к шарлатанам ученым, в одночасье из героев превратившимся во врагов народа. Назревали волнения и за Уралом, где отдельные округа, обеспокоенные тем, что заморские пришельцы грабят и вывозят все, что можно, а деньги рекой продолжают течь к «москалям», решили сыграть на упреждение и объявили о независимости, пока их совсем не продали в чужое владение, как в свое время поступили с Аляской...
Эти сообщения вызывали у Тихона отвращение к любой, даже политически не окрашенной вести. Отрезвление наступило, когда во время очередного его похода в супермаркет на толпу покупателей с гигантского, во всю стену, экрана обрушилось известие, что против армии генерала Маслова под Иркутском были применены нейтронные бомбы малого радиуса действия. Злотников не имел ни малейшего представления о том, кто такой генерал Маслов, хотя люди активно обсуждали эту новость, а после начали сметать с полок все подряд.
Его поразило упоминание об Иркутске.
Так ничего и не купив, обратно к компьютеру он помчался с желанием восполнить тот информационный вакуум, который образовался за эти молниеносно прошедшие месяцы одиночества.
Так, с опозданием Тихон узнал, что происходит в мире. Роясь в устаревших сообщениях Сети, он читал про перевороты и про дележ собственности и ресурсов, про БЭН и его место в изменившемся миропорядке. А через три дня, спровоцированный чьей-то безумной выходкой, ядерный шторм пронесся по всей Сибири. Те, кто не успели покинуть свои города, оказались в роли заложников, которым предстояло умереть вместе с захватчиками.
Схлопнулась экономика и кончились деньги. Тихон пытался искать работу, но постоянной не находил. Домик пришлось оставить и сменить на комнатушку. А вскоре он распрощался и с компьютером, однажды сломавшимся без надежды на замену. Полуголодный, как и миллионы соотечественников, он пережил первый год. Верхушки пытались что-то решать, но, как всегда, за счет собственного народа. Правительства менялись одно за другим, пока, наконец, не выдали «на гора» идею о том, что правильнее будет обустроить Россию в ее европейских границах, чем пытаться вернуть навсегда утраченное.
С глаз долой, из сердца вон. Жизнь в стране, урезанной до территории времен Ивана Грозного, потихоньку стала налаживаться. Но душою Тихон был ТАМ, – где была его родина, которую предали те, кто издавна считал, что Сибирь и Дальний Восток – это не Россия, а так, придаток, с которого можно кормиться.
Контроль над территориями за Уралом прибрало в свои руки Бюро эксплуатации недр. Цивилизованная вроде бы структура, с подразделениями во всех вполне цивилизованных государствах. Корпорация, состоящая из отдельных людей, каждый из которых мог считаться милым, порядочным человеком. Но в совокупности эти тысячи милых порядочных людей образовывали чудовищную и бесчеловечную машину по нещадному извлечению ресурсов.
Не дожидаясь, когда спадет радиационный фон, БЭН объявило свои территории зоной свободной добычи и начало набор волонтеров. Тихон без сомнений отправился в контору по найму. Перемена образа жизни сулила возможность вернуться на родину. Тогда он еще не понимал, что возвращаться-то, собственно, некуда...
Так как в нем всегда жива была техническая жилка, он записался на краткосрочные курсы наладчиков шахтного оборудования. Правда, обязательство отработать перед компанией положенный по контракту срок не давало возможности жить по своему усмотрению. Три года он отпахал на восстановленных и вновь открываемых шахтах. Каждую неделю приличная сумма ложилась на счет, но куда тратить деньги, он не задумывался. Работать приходилось в суровых, подчас жесточайших условиях. Постепенно, как подсознательное стремление к смерти, рождалась в нем жажда риска. Это позволяло забыться, целиком отдаться своему делу. И он уже не представлял, что можно где-то найти другую работу. Среди собратьев по труду он искал таких же одиноких волков, как сам. Постепенно их собралась дружная бригада, готовая перемещаться от места к месту, куда позовут новые хозяева. Им часто поручали опасную работу в шахтах, где были особенно сильны скопления метана и малейшая искра могла привести к непоправимым последствиям. Первыми они оценивали результаты своего труда, называли себя смертниками и, спускаясь в самую преисподнюю, смеялись над теми, кто трясся за собственные жизни. Над теми, кто мечтал живым и невредимым вернуться в большой мир. В свой дом. К родным и близким. У смертников ничего этого не было. В какой-то мере это и сыграло с ними злую шутку в Якутии, где срочно понадобилось запускать брошенные в войну рудники. Тамошние владельцы предоставили дешевое и бракованное оборудование, и бригаду фактически отправили на верную смерть. Они не нужны были сытому миру, отъевшемуся падали с тела поверженного гиганта. В крайнем случае огорчатся страховые компании, выплачивая внушительные суммы, которые по смерти застрахованного, если у него нет наследников, должны достаться нанимателям – так хитро было прописано в договорах у большинства из членов бригады Тихона. Никто, естественно, под лупой эти договоры не изучал.
После взрыва метана они попали под завал – крепи шахты проявили все свое коварство. Из тридцати человек выжило двое: Тихон да Алекс Эджертон, дружок-иноземец. Три года они проработали рука об руку. И только двое выбрались из заварушки почти невредимыми. Несколько царапин да шок от обезвоживания не в счет.
В этом Тихон увидел знак. Судьба хранила его для чего-то большего.
Но даже после случившегося речи не шло о возвращении в ставшую чужой для него новую Россию, за несколько лет съежившуюся до границ шестнадцатого века. Он считал себя русским, но той России, которую он любил и помнил, больше не существовало. Его родная земля была Сибирь. Когда-то русская, а теперь непонятно чья. Больная от нанесенных ран, но все такая же огромная и суровая.
После счастливого спасения Тихон покончил с рудниками, благо контракт истек, пока он лежал в больнице. Решил сменить профессию и нанялся на «Берту» – судно, курсирующее от Ледовитого океана через северо-западные границы Братской Резервации к юго-восточным – по Енисею, Ангаре, рекам помельче, не боясь ни порогов, ни льда, совершая безумные порой вылазки в труднодоступные места. Когда капитан Мао подрядился на каботажные рейды в заливах Карского моря, Тихон завел в портах знакомства и решил заняться контрабандой, благо скопилась умопомрачительная сумма, которую он пустил на рисковое дело помощи партизанам, добивавшимся самоопределения сибирских территорий. Так что вовсе не деньги были самоцелью. Опасность – вот что привлекало Тихона. С некоторых пор она стала его новым кумиром.
В конечном итоге дело закончилось поражением...
* * *Так, постепенно, воспоминание за воспоминанием, промелькнула перед ним прошлая жизнь. Она разделилась на две части, существовавшие отдельно, независимо друг от друга. В первой и главной у него была семья. С теплотой он вспоминал те далекие, навсегда ушедшие в небытие времена, когда мог считать себя абсолютно счастливым человеком, о чем тогда и не подозревал даже.
Нынешнее свое существование, когда главным побудительным мотивом стал беспрестанный поиск места в изменившейся реальности, Тихон считал явлением временным. Надеялся, что судьба рано или поздно выкинет его к новому берегу, и начнется другая часть жизни, где он тоже будет счастлив. Но как-то по-другому, не так, как раньше.
И вот новая черта, которую он перешел. Не то ли это событие, которого он так ждал? Случайно ли оказался в лагере поселенцев? Нет, в случайности он давно не верил. Значит, это очередная перемена. Поселенцы собираются двинуться на юго-восток по дороге, когда-то ведущей в Иркутск. Вчера утром в приступе малодушия он намерен был идти в Полосу. Человек в Братске говорил о скитниках, живущих в Полосе. Бывают ли такие совпадения?..
И отказаться от предложения Амантура значит бежать от судьбы.
«Нет, я отправлюсь завтра вместе с поселенцами, а там и в Иркутск. Хотя бы для того, чтобы узнать – кто же такие скитники? И что же это за треклятое место – Полоса, что поглотила мой родной город?»
* * *Он дернулся и пробудился от непроизвольного движения. Понял, что заснул. В комнате стояла тишина. Однако Тихон испытал странное, знакомое ощущение чего-то грядущего, несколько позабытое: с подобным он сталкивался, когда работал в рудниках, смиренно полагаясь на тех своенравных коней, которые, как он верил, куда-нибудь да вывезут. И вот сейчас опять проняло.
Он лежал, не шевелясь, затаив дыхание, и напряженно вслушивался. Мог уловить даже слабые звуки. Нужно только уметь отличать их от стука собственного сердца и шума крови в голове. Вот в углу прошуршала мышь. Закапала вода наверху.
Нет, не наверху!
И не вода это вовсе, а какой-то клекот наподобие птичьего.
Звук исходил с улицы, прямо из-под окон комнаты. Прежде чем выглянуть, Тихон достал очки. На улице заметно посветлело. Высоко поднявшаяся луна выглядывала из-за туч. Тяжелые, они быстро двигались по небу, подгоняемые ветром. Снова раздался клекот, и Тихон, как ему показалось, четко определил направление. Всмотревшись в промежуток между развалинами двух домов, какое-то время ничего не видел, кроме нагромождения камней. Но вот клекот повторился, и снова, как в прошлый раз, в лунном пейзаже проступили смутные очертания двуногого существа. Не понадобилось бинокля, чтобы разглядеть албасту, как его (или ее?) называли поселенцы.
Существо двигалось медленно, время от времени останавливаясь, и в тот же миг вновь раздавался клекот. Такой негромкий, что Тихон засомневался: мог ли в самом деле этот звук его разбудить или это сработало предчувствие?
Послышался клекот с другой стороны. После короткого ожидания у соседнего здания Тихон увидел еще одного демона. Похоже, твари действовали заодно. Осторожничая, вместе они сошлись на углу и через пустырь направились прямиком в направлении дома, в окне которого стоял Тихон. Можно было спугнуть их, запустив какой-нибудь предмет. Но промешкал: пока раздумывал, существа приблизились и нырнули в окно, находившееся почти точно под его комнатой.
Тихон выбрался в коридор, а оттуда – на лестницу. На площадке увидел силуэты Нусупа и Амантура. Оба дремали. Хотел разбудить их, но вновь раздавшийся клекот заставил замереть и прислушаться. Звуки шли с фасадной стороны дома. Это означало, что тварей не две, а больше, и они переговаривались меж собой.
Беспечные сторожа ничего не слышали. Разбудить их? Но вряд ли они проснутся тихо. Обязательно последуют возгласы вроде «А?!», «Что?!», «Да мы не спим!». А он не хотел спугнуть тварей. Сейчас его толкало вперед проснувшееся любопытство. Хотелось понаблюдать за этими существами и, если понадобится, подпустить как можно ближе.
«Тревогу поднять всегда успею!»
По лестнице он спустился на этаж ниже, остановился перед заколоченным щитом, закрывавшим проход на этажи, где расположились поселенцы. Ему показалось, что точно напротив, за щитом он слышит шорохи. Что-то заскреблось по деревяшкам. И вдруг щит дрогнул (и Тихон вместе с ним), будто кто-то пытался сорвать заплот. Но дерево оказалось крепким. Новых попыток тварь не предпринимала, все стихло. Почти не дыша, Тихон прильнул к щели, но если существо и пряталось только что за преградой, то сейчас никого там не оказалось. Тихон скосил взгляд вправо, влево, посмотрел вниз, куда уходил пролет, ведущий к выходу из подъезда. Пусто. А сюда им так просто не попасть.
Тихон собрался пойти наверх, как вдруг снова услышал клекот. Близко – за подъездным окном. Он подкрался к проему и увидел тварь.
Существо замерло, уставившись вверх, как будто знало, что сейчас увидит человека. Лунный свет позволял разглядеть силуэт с длинными, почти до колен, руками. В прошлый раз Тихон хорошо запомнил острия их когтей и порождающую огонь силу одного из этих существ.
«Врешь, на этот раз я не попадусь!»
Все же стоило предупредить Амантура. Что, если албасты не передумали завладеть младенцем? Но он не мог отойти от окна. Как завороженный, Тихон смотрел на тварь, а та вдруг, словно желая продемонстрировать свои способности, изогнулась, готовясь к прыжку. И не успел он отступить, как албаста, присев на мгновение, выстрелила в его сторону всем телом. Взметнувшись вверх, существо раскинуло конечности, вцепилось в нижний край проема, используя силу когтистых лап. Доли секунды потребовались на то, чтобы оказаться рядом с Тихоном.
«От такой прыгучести не спасут никакие щиты!» – эта мысль пронеслась в голове в то мгновение, как тварь набросилась на него и повалила на пол. Резкий запах шерсти ударил в нос – такой же мерзкий, как у мешковины. Тихон захрипел, пытаясь сбросить с себя существо. Рукою шарил по полу, выискивая хоть что-нибудь, чем можно было отбиться. Нащупал вроде что-то. Но ударить не сумел: сильные когти албасты дотянулись до шеи. Что-то теплое хлынуло из-под ключицы, потекло по коже, за ворот. Понимая, что это кровь, он застонал и... проснулся.
* * *Поняв, что это был сон, Тихон с шумом выдохнул. Волна страха, усиленная воображением, постепенно сходила. Он ощупал шею. Оказалось, что твердый стебель в мешковине колол кожу, вот и привиделись когти. От нее же, от мешковины, и вонь. Тихон сорвал ее с себя, и вдруг услышал тот самый звук, что причудился во сне.
Клекот!
Это повторение казалось невозможным, но он опять проделал тот же путь к окну, что и во сне. Высунувшись, увидел демонов. Только сейчас они не крались к дому, а убегали от него. Их было трое – серебристые в лунном свете фигуры двигались по направлению к соседним развалинам. Одно из существ бежало медленнее остальных, что-то держа в руках.
Младенец!
Не боясь быть услышанным, Тихон ломанулся в коридор.
– Амантур! Проверь, где твой сын!
– Нусуп? – воскликнул Амантур, но, увидев, что мальчишка здесь, тут же сообразил: – Сармат! Где он?
Тихон уже мчался по лестнице, перепрыгивая через две-три ступени. Очутившись внизу, остановился перед щитом – как и во сне, целым. Значит, албасты действительно способны высоко прыгать и никакие изощренные методы поселенцев их не могут остановить! Он толкнул щит, рванул на себя, снова толкнул, рванул, и так несколько раз, пока не выломал доску и освободил достаточный для себя проход. По коридорам первого этажа перебежал на другую сторону дома и выпрыгнул на улицу. Мгновения хватило на то, чтобы увидеть ссутуленные силуэты, почти сразу исчезнувшие в глухой тени между домами. Тихон побежал за ними через заваленный обломками пустырь, перепрыгивая рытвины, каменистые кучи.
Пространство между домами казалось безжизненным. Голоса людей остались за спиной. Впереди – полумрак и тишина. Однако, постояв какое-то время не шелохнувшись, Тихон вновь услышал клекот. В доме справа. Схватил с земли камень и нырнул в проем ближайшего окна. Снова остановился, крепко сжимая булыжник, готовый в любое мгновение ударить, если тварь вознамерится напасть.
Снова клекот. Демоны словно предупреждали друг друга о преследовании, но при этом не торопились, как будто не воспринимали человека как серьезную угрозу. Из троих тварей следовало выбрать именно ту, которая несла в своих лапах ребенка. Для этого пришлось пересечь развалины. Блуждая по лабиринтам комнат, Тихон, наконец, выбрался на противоположную сторону. Слабый свет пробуждавшейся зари позволял разглядеть отпечатки лап, ведущих по пыльной дорожке к разломанной крыше небольшого дома, который почти целиком утопал в обломках соседних зданий. Сгнившие стропила прогибались, когда Тихон зашагал по крыше, видя перед собой зияющий пролом. Он уверен был, что тварь скрылась именно там. Очутившись в темноте, осмотрелся. Было как-то подозрительно тихо. Он рассчитывал, что хотя бы ребенок заплачет, но тот, по всей видимости, уже был мертв или тварь умела заставить младенца молчать.
– Где ты прячешься?! Выходи! – крикнул Тихон.
«Уходи!.. Уходи!» – несколько раз визгливо ответило эхо.
Неприятное ощущение выплыло из тьмы подсознания – предчувствие, какого он раньше не испытывал. И Тихон более не сомневался: тварь здесь. Он решил, что пока не обследует все четыре угла крыши, отсюда не уйдет.
Но в темноте он не мог чувствовать себя уверенно. Прежде чем сделать очередной шаг, ногой проверял прочность перекрытий. Двигаясь по периметру крыши, периодически замирал и вслушивался, затем продолжал красться.
Неожиданно резкое колыхание воздуха заставило его отпрянуть. Что-то темное метнулось навстречу и скользнуло мимо. Тихон развернулся, но неосторожно. Нога ухнула в пустоту. Раскинув руки, он выронил камень, но, падая, сумел почувствовать и схватиться за какой-то трос. Тонкие стальные проволочки, из которых тот был свит, растрепались от ржавчины и впились в ладони, разрывая кожу. Стиснув зубы от дикой боли, Тихон все же сумел остановить скольжение.
Он висел, слыша, как снизу долетают всплески падающего в воду мусора. Спасительный пролом вверху казался недосягаемым. Тихон осмотрелся, но невозможно было хоть что-то разглядеть в той черноте, что окружала его. Только в самом низу едва угадывалась рябь встревоженной воды.
Отпустить руки и нырнуть? Но если там глубоко, можно оказаться в ловушке, в глубоком каменном мешке. А если мелко и торчит арматура, тогда вовсе конец.
И он стал карабкаться вверх. Громко стонал, не сдерживая себя – так легче было переносить боль от множества впивающихся игл. Дыра в промежутке между перекрытиями становилась светлее, но все еще оставалась бесконечно далекой. Передохнув, Тихон снова глянул вниз: рябь успокоилась, и на поверхности воды возник зыбко дрожащий прямоугольник. Вдруг тень перегородила часть отражения. Испугавшись, Тихон задрал голову и увидел над собой голову и плечи. Ему показалось, что это Амантур или кто-то из его людей. Падающий из-за спины человека предутренний свет не позволял разглядеть лица.
– Помоги! – крикнул он. – Сам я не справлюсь.
Силуэт ответил ему клекотом.
Похолодев, Тихон забыл на миг о боли и крепче вцепился в трос. Он ожидал, что тварь применит свой изощренный метод наведения страха. Но она как будто старательно изучала его, не предпринимая никаких действий.
Неожиданно трос задрожал, завибрировал, и Тихон, дрожа не столько от страха, сколько от невыносимой боли в руках, смирился с тем, что сейчас упадет. Но боль вдруг отступила, а вместе с ней в его тело начала втекать сила. Собственный вес показался ничтожным. Не веря случившемуся, он сделал робкую попытку подтянуться. И понял, что доберется до пролома в два счета. Если бы не тварь...
Внезапно он осознал, что его сила не могла взяться из пустоты. Именно тварь и помогала ему сейчас! Но для чего?
Чтобы насладиться своим могуществом, а потом добить?
– Не дождешься! – рыкнул Злотников.
Он готов был разжать руки, упасть вниз, а там будь, что будет. Но не мог этого сделать. Создалось впечатление, что его ладони прилипли к режущей поверхности, и даже если бы он хотел отцепиться, то не сумел бы преодолеть чужую силу, что сдавливала ладони, с силой прижимала их к тросу.
Гневный клекот заставил его снова взглянуть на тварь, и по ее горящим глазам он понял, что лезть наверх ему придется даже против собственной воли.
Он вынужден был сдаться. И сразу движения вверх дались легко и свободно. Перебравшись через пролом, Тихон отполз подальше от дыры и устало развалился, на миг позабыв о твари. А когда вспомнил – перевернулся, чтобы встретить смерть лицом к лицу. Демон с серебристой шерстью возвышался над ним, пугая своей схожестью с человеком.
– Кто же ты?! – прошептал Тихон.
Он увидел, как необычно засветилось лицо твари, будто подсвеченное со стороны, позволяя, наконец, убедиться, что нет в нем ничего пугающего. Это было похоже на то, как в кино подсвечивают лампами лица актеров, когда желают подчеркнуть выразительность момента. Но это не было кино, да и посторонний свет отсутствовал. А между тем лицо и глаза албасты светились изнутри – теплом и добротой, казавшейся невероятной после того, что он узнал об этих существах. И в особенности после того, как одно из них пыталось его сжечь заживо.
Существо вдруг протянуло к нему свою когтистую лапу и произнесло странный горловой звук:
– Пер-р-руачь...
– Что?
Злотников нахмурился, силясь понять произнесенное.
– Пер-р-руачь... – повторило существо и показало лапой куда-то в сторону.
Тихон взглянул в указанном направлении и увидел лежащего на куче мусора младенца, которого тварь оставила, чтобы спасти его, Тихона Злотникова.
«Я должен забрать ребенка!»
Кажется, он произнес это вслух. Желание забиться в угол исчезло. Он двинулся вперед. Но тут стены и потолок зашевелились, со всех сторон послышался гневный шелест, и Тихон увидел, что все вокруг облеплено существами, похожими на мелких черных птиц. Все они вдруг бросились на него, решив ни за что не позволить взять ребенка. Посыпались градом удары их клювов. Попятившись, Тихон снова ухнул в пустоту. Но теперь он будто летел по длинному коридору, в конце которого сиял чудный розовый свет. Тихон летел все быстрее и быстрее, задохнулся в испуге, когда тоннель неожиданно кончился, и перед ним распахнулось огромное пространство, сплошь залитое светом восходящего солнца.
Он закричал...
...И опять проснулся. Но ощущение падения на сей раз не обмануло. Он лежал не на подстилке, а под самым окном, на полу. Как будто упал с подоконника. Повернув голову, Тихон увидел за окном облака, окрашенные в розовый свет.
Услышав шаги, поднял взгляд. Перед ним стояла Амина.
– Что случилось?!
– Дурной сон, – прохрипел Тихон и отер ладонью лицо. – Да не один...
– У тебя кровь!
Он опустил взгляд и увидел, что на ладонях проступили красные пятнышки, как будто сотни иголок вонзились, оставив мелкие кровоточащие ранки. И правда, лишь иглы или тонкие жесткие проволочки могли оставить такие отметины. Или металлический ворс на ржавом тросе...
Но ведь это был всего лишь сон!..
6. Скрип колеса
Подробности ночного кошмара отступили перед хлопотами начавшегося утра. Поход к Полосе требовал основательных сборов. Тихон принял активное участие в подготовке к переходу.
Повозки поселенцев, которые он осмотрел по просьбе Амантура, оказались древними полусгнившими автомобилями, предусмотрительно укрытыми в соседних развалинах. Естественно, на лошадином ходу. В этих местах, где топливо на вес золота, другой вариант и представить невозможно. Повозки являли собой жалкое зрелище. Не верилось, что десятилетия назад все они блистали дорогой новизной. Для максимального облегчения, с машин было снято все, что только можно – двери, стекла, обшивка, капоты. Местом для возницы служил пустой моторный отсек.