Враги Путина
Павел Данилин, Наталья Крышталь, Дмитрий Поляков
Враги Путина
ПРЕДИСЛОВИЕ
КАК СТАНОВЯТСЯ ВРАГАМИ
Герои этой книги – Борис Березовский, Михаил Ходорковский, Владимир Гусинский, Михаил Касьянов, Гарри Каспаров, Эдуард Лимонов, Андрей Илларионов, – несомненно, согласятся, если их назовут «врагами Владимира Путина». Они не просто критикуют президента или стараются ему как-то досадить, навредить. Они мечтают разрушить все, что было построено в 2000–2007 годы, а пока стараются по мере собственных сил дискредитировать и делегитимизировать путинский режим как внутри России, так и за рубежом. (Единственное исключение – Ходорковский. Он уже свое получил.)
Многие наверняка скажут, что, дескать, если бы история повернулась чуть иначе, то все эти деятели оказались либо сохранились бы в кремлевской орбите или по крайней мере не превратились бы во врагов. Определенные основания для этого есть.
Березовский был одним из конфидентов ельцинского Кремля, выдвинувшего Путина, и бился против лужковско-примаковской коалиции «Отечество – Вся Россия» (ОВР). Да, он бился в первую очередь за себя. Но, как бы то ни было, на исход горячей осени 1999 года он и контролируемое им ОРТ оказали самое непосредственное влияние. «Раскулачивание» Березовского вовсе не было предопределено, если бы не вызов, который он бросил всему государству Российскому. Гусинский со своим НТВ был в 1999-м на другой стороне баррикад, но он же мог, как сделали Лужков с Примаковым, принести «вассальную клятву». Ходорковский первые путинские годы не выходил за флажки, расширил бизнес, разбогател настолько, что Forbes поставил его в списке российских богачей на первое место. Касьянов вообще был премьером, т. е. формально вторым человеком в государстве в 2000–2004 годах. Илларионов аж до 2005 года работал советником Путина. У Каспарова, еще в 1990-е пытавшегося стать серьезным политиком, но лишь нажившего себе весьма одиозную репутацию, в 2000 году, как и у многих, появился шанс перепозиционироваться, отмыться и наконец добиться желаемого. Лимонов и тот имел возможность закрепиться в системной нише. В конце концов он ведь до поры до времени занимался борьбой за права русскоязычных граждан стран СНГ, причем, судя по всему, в контакте со спецслужбами…
Выходит, что они не «онтологические» враги путинского режима? Нет, в определенных обстоятельствах каждый из них сделал выбор и в конце концов оказался там, где оказался.
В этой книге Каспаров персонифицирует гордыню, Березовский – гнев, Лимонов – похоть и т. д. Авторы, безусловно, имели все основания распределить смертные грехи между своими героями подобным образом. Но мне представляется, что эти «герои» все грешат гордыней. Именно гордыня застила Гусинскому разум, и он, вместо того чтобы смириться с поражением и попросить прощения, продолжил войну. Именно гордыня побудила Березовского претендовать на некий «эксклюзивный статус» в путинской системе, требовать себе права на особое положение.
Вспомним, например, как летом 2000 года он критиковал путинские инициативы, направленные на укрепление государства. А вот когда ему ясно дали понять, что правильнее всего заткнуться и не провоцировать, он впал в гнев и тоже объявил Путину войну. Гордыня толкнула Ходорковского к безумной конкуренции с Кремлем в ходе думской кампании 2003 года. Он захотел завести в парламенте чуть ли не собственную фракцию и открыто покупать власть, диктовать ей. Более того, Ходорковский вообразил себя «международным игроком», который вправе самостоятельно договариваться с западными корпорациями и властями. Гордыня и обида на отказ создать для него новый госбанк вытолкнули Касьянова, это живое воплощение чиновничьей солидности, на «марши несогласных», на которых он потешно тужился изобразить из себя «пламенного трибуна». Гордыня превратила Илларионова в злобного шута, над которым в голос хохотал весь Кремль. Его и держали последние годы чуть ли не только потехи ради. После отставки он совсем спятил и недавно договорился до того, что Ельцин-де умер назло Путину (!!!). Гордыня сделала Каспарова и Лимонова подлыми провокаторами и растлителями. Причем один долгое время представлял себя демократом и ультра-либералом, а теперь докатился до сотрудничества с откровенными нацистами. Другой, напротив, проповедовал своим поклонникам жуткую «красно-коричневую» эклектику, но в последние годы фактически пытается «перелибералить» саму Новодворскую…
Гордыня не позволила им всем принять новый порядок, а точнее – объективно отведенные места и роли. Принято считать, что нежелание прогибаться, встраиваться и мириться с неизбежным есть добродетель и даже геройство. Но так можно дойти (и многие доходят, как какая-нибудь Латынина) до апологий бандитов и террористов.
Путинский режим проводит политику, отвечающую запросам нации, на восстановление российской державы, укрепление государства, поддержание внутреннего порядка, соответствующего нашей политической традиции, культивирование патриотизма. И, как прекрасно известно, противостояние режиму, борьба с ним обычно сопровождается агрессивным неприятием патриотизма, державности, государственничества.
«Несогласные» готовы часами рассуждать о «кровавой истории России», «вечной враждебности российского государства собственному народу», «рабском менталитете», «имперском синдроме» и пр. В конечном счете все они сходятся в важности, полезности и необходимости десуверенизации и принудительной «демократизации» нашей Родины. В публичных выступлениях это обычно стыдливо прикрывают расхожими формулировками вроде «сделать Россию нормальной страной». Хотя порой звучат и открытые признания, мол, сами мы никого свергнуть и ничего изменить не можем и не сможем, одна надежда на «международную блокаду» и «гуманитарную интервенцию». Кто-то из них вполне искренен и последователен в своих заблуждениях. Кто-то – и, по моему мнению, к таковым относятся герои этой книги – руководствуется нехитрым принципом: «если Евтушенко против колхозов, то я за».
Что же до обслуживающих их «бесенят», суетливых жуликов, выдающих себя за политконсультантов и экспертов, всех этих белковских-делягиных, то они просто зарабатывают «копейку». Если бы Кремль был менее разборчивым и брезгливым и поманил их пальчиком, они бы, задрав штаны, бросились славить суверенную демократию.
Впрочем, не так уж важно, почему человек отвергает путинский режим и становится его врагом. Важно, что в текущей ситуации, он при этом автоматически становится врагом государства и нации, врагом нашей Родины.
Они сделали свой выбор. Они стали врагами. И с ними нужно поступать как с врагами.
Виталий Иванов,
вице-президент Центра политической конъюнктуры России (ЦПКР)
ОТ АВТОРОВ
У России есть два друга – ее армия и флот. Врагов же у России всегда было видимо-невидимо. Но в последнее время все откровеннее и откровеннее выступают против России враги внутри самой страны. И, что самое удивительное, когда начинаешь присматриваться к тому, против чего они выступают, оказывается, что цели у них одинаковые – разорвать, расчленить Россию, обескровить, обессилить. А мишенью их ненависти служит в первую очередь глава государства Владимир Путин. Враги России считают, что, именно атакуя Путина, они успешно наносят удары по стране. И они, конечно, правы.
Гарант Конституции, Верховный главнокомандующий, Президент Владимир Путин является олицетворением государства. Атака на него является атакой на государство. На Россию, которая всего лишь несколько лет назад смогла с трудом выбраться из серьезного экономического и политического кризиса. Всего несколько лет назад началось ее поступательное развитие, всего несколько лет назад стартовало восстановление позиций страны в мире.
То, что мы перестали копаться в грязи, то, что мы устали стоять на коленях и решили встать в полный рост, то, что мы закончили просить милостыню и учимся зарабатывать сами, – все это не нравится очень многим. Россию не хотят видеть равной себе. Россию не хотят видеть достойным конкурентом. Поэтому настороженное и враждебное отношение к нашей стране за рубежом понятно. Мы слишком многим будем мешать, если займем полагающееся нам место в системе мирового распределения труда, в международной системе конкуренции, в интернациональной политике.
Естественно, предпринимаются усилия, для того чтобы замедлить процесс восстановления и укрепления России. И внутри страны находится немало тех, кто хотел бы видеть ее «компактной», чтобы народишко, который им мешает, «подвымер». Есть и такие, которые призывают «прийти и владеть нами», вполне сознательно делая ставку на подчинение и десуверенизацию России. Как уже говорилось, первой мишенью, по которой наносят удар эти враги страны, является президент Владимир Путин.
Мы внимательно изучали тех, кто на самом деле желает распада России, кто борется за ее ослабление всерьез, кто стремится купить или поставить государство в подчиненное положение, кто старается ограбить весь народ ради удовлетворения своих корыстных намерений. Чем дольше мы препарировали этот паноптикум, тем яснее становилось, что за большим количеством пустозвонов и разной шушеры, которая за американские доллары готова мать родную продать, вырисовываются вполне себе серьезные и зловещие фигуры нескольких человек. Именно эти люди и являются настоящими врагами Владимира Путина. Всех их объединила ненависть к президенту, который не дал им обделывать свои делишки за счет всего общества, всего государства. Именно поэтому они являются и врагами России.
Каждый из них имеет свои специфические особенности. Так, например, Гусинский, который «глотал» предприятие за предприятием, не задумываясь, может ли он их переварить, безусловно порочен, и порок его называется всеядностью, чревоугодием. Ходорковский же всеми своими действиями в 2003 году показал, что им двигала черная зависть к Путину. Гордыня Каспарова – притча во языцех, равно как и лень Илларионова, как и гнев Березовского, как и алчность Касьянова, и похоть Лимонова. Это все вполне очевидные пороки, которыми болеют их обладатели. Кто-то разделяет сразу несколько пороков. Так, почти все они страдают алчностью, многие больны гордыней. Но специфические пороки и грехи у каждого из них свои. Так получилось, что эта отвратительная семерка и явилась олицетворением семи смертных грехов. Мы не стали скрывать эту особую черту, а напротив, решили ее подчеркнуть.
В приложении к книге приведены «бесенята»-прислуж-ники. Кто-то из них совершил страшные преступления против личности. Кто-то из них обвиняется в убийствах, в организации заказных преступлений. Но они все равно – мелкая обслуга, которая не дотягивает до своих хозяев ни по размаху, ни по опасности. Да, все они против Путина. Но «бесенята» делают это, очевидно, только из корысти. Так что и место им всего лишь в приложении. Есть и более широкий круг лакеев, но о них и говорить не стоит – больно уж микроскопическими блохами на теле нашей страны они выглядят. Совершенно ничтожны они по сравнению с тем, против кого выступают. По сравнению с Владимиром Путиным.
БЕРЕЗОВСКИЙ: ГНЕВ
«И что такого я сказал, что ты меня в террористы записал, да еще киллеров в Лондон засылаешь? Совсем крыша поехала? Нехорошо, Володя. <….> Твои прокуроры тоже вовсю стараются. На туманном Альбионе они очень хорошо потрудились и свою работу, можно сказать, практически завершили. Теперь в Бразилию и Францию потянулись. Поэтому меня их журналюги на разрыв испытывают. <….> Если совсем хреново станет, позвони или напиши. Не стесняйся. <….> А вообще, забей на все, не парься. Может и пронесет».
Если вы думаете, что приведенные выше строки взяты из какого-нибудь низкопошибного боевика, где идет разговор «по понятиям», вы сильно ошибаетесь. Это – цитата из открытого письма обладателя нескольких высших образований, доктора наук, автора множества научных работ, члена-корреспондента РАН, члена Международного научного общества по теории принятия решений, основателя Международного научного фонда, рыцаря ордена Святого Константина и обладателя Золотого креста, бывшего депутата и президентского советника Бориса Абрамовича Березовского. Письмо написано Президенту Российской Федерации Владимиру Владимировичу Путину и логически продолжает многотомную историю отношения Бориса Березовского к российскому президенту.[1]
Акакий Абрамович Березовский
Образ Бориса Абрамовича Березовского в новейшей российской истории – один из самых одиозных и легендарных. Демонический и вездесущий Березовский, «Абрамыч», главный олигарх, «лондонский сиделец», враг номер один российского президента, «серый кардинал», спонсор и идеолог «цветных революций», БАБ, окутанный флером тайных убийств, радиоактивных элементов и чеченских эмиссаров, «крестный отец Кремля» и «отец русской демократии». Очередное интервью Березовского о том, что «недолго уж осталось», заявление очередной страны о том, что она не испытывает страстного желания видеть миллиардера в числе своих гостей, или очередной запрос об экстрадиции политбеженца по причинам вполне уголовным – стали в последние годы неким неизменным дополнением к информационному меню. Нечто вроде десерта – есть уже не хочется, но когда не подали – остается ощущение незавершенности.
Свой имидж Борис Абрамович поддерживает, надо сказать, мастерски – любое его появление в информационном поле носит истеричный, скандальный и провокационный характер и напрочь смывает сонливость и умиротворенность у слушателей и зрителей. Не заметить его невозможно, не запомнить – сложно. Образ умудренного опытом и тайным знанием провидца, которому открыты все подспудные пружины и веревочки и который с трудом сдерживает благородное негодование, поскольку – человек воспитанный и к тому же академик (см. выше). Однако – столь ли благородно это негодование, и пытается ли.
Борис Абрамович сдержать его, находясь не в поле зрения камер?
В сентябре 2000 года директор Института групповой и семейной психотерапии Леонид Кроль начал публиковать в «Новой газете» серию психологических портретов самых известных деятелей России конца ХХ – начала XХI века. Первым в очереди, естественно, оказался Борис Березовский. Леонид Кроль увидел в нем героя гоголевской «Шинели» Акакия Акакиевича, добравшегося до вершин общества, но сохранившего в себе все комплексы «маленького человека» и пытающегося эти комплексы компенсировать. «Борис Березовский, эдакий Чарли Чаплин нашего времени», – говорит о нем психолог.
«Лысина, вопросительный знак фигуры, шея – вперед, все же не герой-любовник, несмотря на запал. <…> Народная молва видит в нем фигуру серого кардинала. Образ плута, обманщика, лгуна и интригана так часто всплывает, что, кажется, инициирован им самим. Зачем? А чтобы было, говорилось, звучало, напоминало въедливо и неиссякающей нотой, как надоевшая реклама, как бесконечная цитата самого себя. <…> Антигерой, владелец отрицательного обаяния. Страсть: “Относитесь ко мне, не будьте равнодушны, лучше ненавидьте, но не будьте холодны!”. “Мне – холодно, я бываю бесчувственен, уж лучше гореть в пламени, чем переживать этот холод безразличия и нечувствия!“».[2]
Боязнь оказаться не у дел, остаться за бортом политической жизни, стать незаметным – один из самых серьезных страхов Березовского. Еще в 2000 году, отвечая на вопрос, почему он уходит из Думы, Березовский сказал: «Я не хочу быть статистом».[3]
Пламенное желание Березовского добиться значительности и влияния – оттуда же, из детских комплексов и страхов: «Опасливость ребенка, которого не принимают в песочницу. Его мечты – как он всем им покажет. И какие игры мог бы он им в песочнице предложить, если бы взяли. <….> А вот жажда власти сжигает всерьез. Отчаянно верит, по-мальчишески страстно, в достижимость самой-самой власти – стать Президентом России. На всякий случай идет по многим дорогам сразу».[4]
Принято считать, что уже в середине 90-х Березовский был одним из самых значимых персонажей российской политики, вхожим во все кремлевские кабинеты вплоть до самых высоких, и уже тогда стал тем самым «великим и ужасным» БАБом, миф о котором так тщательно культивируется до сих пор. Однако вот что говорит о нем тогдашнем, образца середины 90-х, Марина Юденич:
«…Что касается проникновения в кабинеты, я наблюдала этот процесс несколько раз. И всякий раз отдавала должное Борису Абрамовичу.
Происходило все так.
БАБ появлялся в приемной, с неизменным сиротливым портфелем. <…> Так держат портфели мелкие чиновники, скромные сельские учителя, услужливые порученцы, так, наверное, носил свой портфельчик – если он у него был – Акакий Акакиевич. При этом – если случалось БАБу открыть свой портфельчик, из того немедленно сыпались какие-то документы и просто клочки бумажек. Еще у БАБа был телефон – такая, знаете, большая серенькая Моторола, из первых мобильных, с крышечкой – который беспрестанно звонил. И БАБ, зажимая портфель под мышкой, торопливо откидывал крышечку, полушепотом бросал в трубку: “В Кремле…” или “В приемной NN…”, “не могу говорить”, но потом все же говорил, в своей обычной манере: скороговоркой – неразборчиво и сумбурно.
Потом он усаживался в приемной и начиналось ожидание. Именно ожидание, а возможно, даже Ожидание, как процесс, потому что длилось оно иногда часами. <…>
Дверь кабинета открывалась, хозяин появлялся на пороге, провожая посетителя, или – по каким-то своим державным надобностям – выглядывая в приемную. Естественно следовало рукопожатие. А дальше цепкая лапка БАБа ловко перехватывала державное лицо под локоток. При этом он сыпал словами, понять из которых было практически ничего не возможно, кроме одного – дело не терпит отлагательств. И это, разумеется, дело государственной важности. А вернее – архи государственной архи важности.
Хозяин кабинета иногда пытался сопротивляться, иногда вяло принимал визитера, как неизбежное, но БАБ всегда держался крепко и не выпускал руки государева человека, пока не оказывался в кабинете.
Потом начинался короткий спектакль одного актера, игравшего всегда одну и ту же пьесу, но всегда – с неизменным успехом.
Усевшись возле стола, БАБ в измождении растекался по стулу, и картинно прижимая свои маленькие лапки к груди, жалостливо произносил: “С утра на ногах. Ни росинки во рту. Дайте стакан чаю. Пожалуйста”. <…> Приносили чай. К нему – непременно чего-нибудь перекусить. <…> БАБ аккуратно, как белочка, брал угощение двумя лапками, мелко, часто откусывал, продолжая говорить с набитым ртом. Понятно, что человека, пьющего чай, не выставят, пока чаепитие не закончится. Стало быть, в распоряжении было, как минимум, минут сорок. БАБ руководил страной».[5]
В конце концов Борис Абрамович действительно стал вхожим в кремлевские кабинеты не только затем, чтобы попить чаю. И действительно стал одним из тех, кто руководил страной. И в конечном итоге именно этот – кремлевский – период и растущая жажда новых доказательств своей значительности сыграли с ним злую шутку.
Гнев, богиня, воспой…
Древние греки ценили сильные проявления страстей и яркие поступки, зачастую считая их проявлением высших сил в человеческой жизни. Недаром часто гнев и даже безумие называются в античных мифах «божественными». Видимо, в юности Борис Абрамович проникся «божественным» происхождением обуревающей иногда человека ярости и решил, что его гнев – такой же, как и у ахейских героев, разрушивших «крепкостенную Трою» и завоевавших бессмертье усилиями слепого Гомера. Вот только одного не учел «гневающийся Борис»: эпоха язычников и их отношение к жизни остались в мифах, нынешняя культура, в которой довелось существовать и Борису Абрамовичу, почитает гнев одним из семи смертных грехов, а людей, подверженных ему, отправляют обычно к психотерапевту.
Возвращаясь к психологическому портрету Бориса Абрамовича (а их, этих портретов, существует несколько), можно отметить, что составители в один голос намекают на повышенную раздражительность, нервозность и гиперэмоциональность своего объекта:
«Голова – иногда работающая как котел, и только холодные комбинации, графитовые стержни этого реактора, способны если не охладить, то не дать собраться критической массе перегрева. <…>
Иногда легко раздражается от неприятности, вроде бы, незначительной. <…>
Клокочущая, сдерживаемая в котле ярость – и полный штиль, безоблачность после пролетевшей тучи. <…>
Иногда, чтобы мир опять стал управляем, после ухода глубоко в себя, должен неожиданно кого-то уволить или хотя бы символически уничтожить – с каким-то реальным резким действием. <…>
Подозрителен, заносится, заигрывается в свое величие и всеспособность считать. Должен быть первым в классе – чтобы не били, а лучше бы – чтобы и не могли догнать. <…>
Хорошо бы ему иногда повторять: “Я – Борис Абрамович, Я – Боренька, я – здесь!” – не заносясь в виражи мечты и тупики, где можно головой стукнуться».[6]
«В эмоционально-конфликтных ситуациях он говорит путанно и длинно, не сдерживает ругани. Эмоции доминируют – в одной фразе у него по три “главных”, “важных” и “единственных” момента, а рядом с “абсолютно” стоит “безусловно”. <…>
Около Березовского было и есть много людей с проблемной психикой… По-видимому, он испытывает затруднения при установлении отношений с людьми, не имеющими психологических проблем. Сближение “по интересам” свидетельствует о том, что в отношениях с людьми у Березовского превалирует естественное эмоциональное притяжение/отталкивание, а не приписываемое ему рациональное кукловодство. <…>
Из дворового детства идет, наверное, и любовь члена-корреспондента РАН к матерщине – языку сильных и языку мужчин. Даже в условиях официального общения Березовский редко удерживается от брани, вульгарного выражения мыслей (популист, ерунда, апофигей, страна у корыта, халява, иезуитство, махровый), однако отношение к ней у него двойственное – это и позволительное молодечество (когда бранится сам), и оружие, признак чужой силы, поэтому брань в свой адрес его унижает и нестерпима».[7]
Слава человека, который легко раздражается, дает волю своим эмоциям и в принципе не считает нужным их сдерживать, закрепилась за Березовским давно и достаточно прочно. Следуя заключению психологов, можно сказать, что для Бориса Абрамовича такое поведение – показатель собственного статуса и силы, своеобразное самоутверждение и – исходя из психотипа – достаточно естественная реакция на раздражающие события или несогласных людей. Чем выше становились статус и самооценка, тем больше мог позволить себе гневающийся Боря. В СМИ рядом с именем Березовского практически всегда находим эпитеты, подтверждающие этот образ и дополняющие его деталями.
«Вас называют человеком, который способен радикализировать ситуацию, который в обычной ситуации чувствует себя не очень уютно», – обращается к нему ведущий на ТВЦ.[8]
«В Лондоне Борис Березовский, или БАБ для самых близких людей, не отказывает себе в удовольствии подлить масла в огонь», – отмечает французская Le Monde.[9]
«Его амплуа – это самоутверждение, самоэкспансия, и он этого не скрывает».[10]
«Маленький, очень нервозный человек – глаза у него бегали без остановки», – описывает его Пол Хлебников в своем интервью «Комсомолке». – «Знаете, Джордж Сорос рассказывал, что, когда он на личной встрече с Березовским отказался ссудить ему деньги на покупку “Связьинвеста”, тот страшно разгневался. Сорос вспоминал: “Меня просто дрожь охватила. Я почувствовал, что этот человек может меня убить”».[11]
БАБки решают все…
«Я предлагаю ввести страшно простой критерий для кандидата в президенты в его предвыборных обещаниях. Задача президента любой страны очень проста – повысить капитализацию страны. Я не знаю, сколько сегодня стоит Россия, все ее крупнейшие предприятия вместе взятые. Но это вполне считаемая величина. Сегодня это, наверное, около 50–70 миллиардов долларов. Негусто. Обещание президента должно быть одно – я приду, и страна будет стоить 700 миллиардов долларов. И все! И мы сможем проверить, правду ли он говорит».[12]
Предложение Березовского, озвученное в 1999 году в интервью Наталье Геворкян, достаточно четко определяет его подход к жизни. Вот так – в цифрах, преимущественно в валюте, оценивает Борис Абрамович каждый свой шаг и жест, начиная от 1989 года, который определил для себя как «точку отсчета»: «Я начинал с 3000 рублей, тогда это соответствовало 1000 долларов»[13] (в скобках заметим, что предложенный Борисом Абрамовичем критерий оценки работы президента очень наглядно показывает, насколько эффективного руководителя выбрала себе Россия в 2000 году).