Джесси

Гена сидел с широко раскрытыми глазами. Ему было жаль медвежонка, но одновременно он был восхищен его поступком. Отец Воки спросил, понял ли он, о чем эта сказка.

– Да, – ответил Гена. – Вместо крольчонка, нарушившего правило, наказание получил медвежонок.

– Верно. А теперь я хочу рассказать тебе про того, кто поступил как медвежонок. Про того, кто принял наказание за все плохое, что сделали люди. А наказание это было более суровым, чем десять ударов палкой, – сказал Василий Семенович и продолжил рассказывать дальше: – Все люди, живущие на земле, подобно крольчонку нарушили закон, который установил для них Бог, а это значит – что все должны быть наказаны. А наказанием за грех является смерть. В Библии так и сказано: «душа согрешающая, та умрет». Но Бог не желал смерти людей и послал на землю Своего Сына, чтобы он, подобно медвежонку, принял наказание вместо нас. И Божий Сын, Иисус Христос явился на землю в образе младенца, родившегося у супружеской четы Иосифа и Марии. Произошло это много лет назад, в маленьком селении под названием Вифлеем, в котором они остановились на ночлег. Мария была беременной и должна была вот-вот родить, но в этой деревушке не нашлось места, где бы им можно было переночевать, Поэтому, опасаясь остаться в поле, Мария и Иосиф устроились в хлеву. И в эту самую ночь у них родился сын, Иисус, и его первой кроваткой стала кормушка для скота, которая называется ясли. Вскоре они вернулись в свой город Назарет. И там Иисус жил вместе с родителями, будучи у них в повиновении, преуспевая в премудрости и в любви у Бога и у людей. Когда же Иисусу исполнилось тридцать лет, он собрал вокруг себя двенадцать учеников, которых назвал апостолами, и стал вместе с ними ходить по земле Израильской и, имея силу, данную ему Богом, исцелял больных, помогал страждущим, и всюду увещевал людей покаяться в грехах и творить правду. Но в одну из ночей, когда Иисус с учениками устроились на ночлег в Гефсиманском саду, что находился вблизи Иерусалима, к ним с фонарями и светильниками и оружием в руках пришли римские воины и слуги первосвященников и фарисеев. Иисус же, зная все, что с ним будет, вышел к ним и спросил: «Кого вы ищете?» Ему отвечали: «Иисуса Назорея». Иисус говорит им: «Это Я». Тогда воины взяли Иисуса и, связав его как преступника, повели к первосвященнику. Ночь он провел под охраной во дворе первосвященника. Утром, обвинив Иисуса в богохульстве, первосвященник отправил его к Понтию Пилату – римскому куратору. Воины Пилата возложили на голову Иисуса венец из терна, одели его в багряницу – символ царства, кланялись ему и, глумясь, говорили: «Радуйся, Царь Иудейский!» и били по лицу. И после всего этого Пилат предал Иисуса на распятие. И, неся свой крест, он вышел на место, называемое Голгофа, и там был распят. Рядом с Иисусом распяли двух разбойников, по ту и по другую его сторону.

Гена вспомнил худое, удлиненное, со следами страданий лицо Иисуса, взирающего, казалось, всевидящим оком с иконы в бабушкиной комнате. Сердце сжалось в неимоверной жалости, на глазах выступили слезы.

– Ну, ну, – стал успокаивать его Василий Семенович. – Это еще не конец истории. Ведь Иисус не только умер, но и воскрес.

– Я знаю, – сдерживая слезы, проговорил Гена. – Но все равно обидно, почему они его так…

– Понимаю Гена, что ты сейчас переживаешь, – сказал Вокин папа. – Но наберись терпения и выслушай все до конца.

Гена вытер рукавом рубашки слезы.

– Многие люди, видевшие смерть Иисуса, не знали, что он умер за их грехи, – продолжал историю Василий Семенович. – Некоторые с насмешкой говорили: «Почему ты спасал других, а себя спасти не можешь? Сойди с креста, докажи всем, что ты – Божий Сын!» Один же из разбойников, повернув к нему голову, сказал: «Господи, помяни меня, когда придешь в свое Царство». Иисус из последних сил ответил ему: «Истинно говорю, ныне же будешь со мною в Раю». Прошло еще немного времени, и прозвучал громкий крик, вырвавшийся из груди Иисуса. Затем стоявшие рядом услышали его слова: «Господи! В твои руки предаю дух мой». Голова Иисуса бессильно опустилась на грудь. Он умер, исполнив предназначенную ему Богом миссию. Он умер, приняв смерть как наказание за грехи всего мира. Он умер вместо меня, вместо тебя, вместо всех людей, живущих на Земле. Ибо все, без исключения заслуживают смерти за совершенные ими грехи. Но Иисус, приняв наказание, занял наше место, дабы всякий грешник не погиб, но имел жизнь вечную! – Отец Воки сделал небольшую паузу и продолжил дальше. – Тело Иисуса положили в склепе, который был вырублен в скале и принадлежал одному очень знатному человеку. Точно так, как было об этом предсказано в Библии ещё много лет назад. Через три дня мать Иисуса – Мария и вместе с ней еще одна из женщин, ходившая за Иисусом, пришли к склепу. И тут случилось необъяснимое. Прямо на их глазах произошло великое землетрясение. И ангел Господень, сошедший с небес, отвалил камень от дверей склепа и сидел на нем. Вид его был как молния, и одежда бела как снег. Охранявшие склеп римские солдаты испугались и встали, словно мертвые. Ангел же, обратившись к женщинам, сказал: «Не бойтесь, ибо знаю, что вы ищите Иисуса распятого; его нет здесь: он воскрес, как и сказал. И пойдите скорее, скажите ученикам, что он воскрес из мертвых, и ожидает их в Галилее». Женщины пошли и рассказали всё ученикам. Те пошли в Галилею, на гору, куда повелел им Иисус. И там увидев его, поклонились. Приблизившись, Иисус сказал им: «Дана мне всякая власть на небе и на земле. Итак, идите и научите все народы, крестя их во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, уча их соблюдать всё, что я повелел вам. И я буду с вами во все дни до скончания века…»

Василий Степанович посмотрел на Гену. У того уже высохли слезы, на лице сияла улыбка.

– Помнишь еще сказку? – спросил он.

– Да. – Утвердительно кивнул головой Гена.

– А помнишь, кто нарушил правила?

– Крольчонок.

– А кого наказали?

– Медвежонка.

– А как попал на небеса разбойник?

– Потому что обратился к Иисусу и попросил, чтобы он вспомнил его, когда придет в своё царство.

– Верно. И вот поэтому, Гена, – сказал Василий Семенович, – чтобы получить прощение грехов нужно не только верить, что Иисус есть, но и обратиться к Нему в молитве покаяния. То есть признать себя грешником и попросить прощение за все плохое, что когда-либо делал в жизни, и затем пригласить Его в свое сердце. И тогда твоя земная жизнь будет светла, а когда однажды она закончится, будешь жить вечно на Небесах с Иисусом.

– Я могу покаяться только на следующеё воскресенье? – спросил Гена.

– Не обязательно. – Улыбнулся Василий Семенович. – Можно и сейчас. И если хочешь, я могу тебе в этом помочь.

Через минуту они стояли на коленях. Василий Степанович произносил слова молитвы, а Гена старательно повторял за ним. И хотя он лишь повторял слова молитвы покаяния, ему казалось, что они уже давно и осмысленно живут в его сердце.

Учёба давалась легко, и Гена с довольно приличными оценками переходил из класса в класс. Возможно, его жизнь сложилась бы, как и у многих других: школа, институт, затем работа, женитьба, карьера… И в этом нет ничего плохого – широкая, проторенная многими, дорога. Но в жизни не всегда бывает так, как это видится человеку; иногда она преподносит сюрпризы и, большей частью неприятные…

Это был выпускной год. Из угловатого нескладного подростка Гена вытянулся в высокого, хорошо сложенного юношу с темной полоской едва пробивающихся усов, одного из лучших волейболистов школы, о котором тайно воздыхали многие девчата. Его же сердце было занято лишь одной – оно начинало беспокойно биться при встрече с Марьяной, невысокой хрупкой девушкой с длинными светло-русыми волосами. И по тому, как Марьяна при встрече, вскинув на его приветствие свои огромные небесного цвета глаза и едва кивнув, сразу же опускала взгляд и спешила пройти мимо, можно было предположить, что он тоже небезразличен ей. И именно сейчас, когда в его жизни, казалось бы, всё складывалось как нельзя лучше, случилось нечто, что может присниться только в страшном сне, проснувшись от которого, человек облегченно вздыхает.

В конце весны в спортзале школы проходила серия игр по волейболу на первенство города среди юношеских команд. Две недели, изо дня в день, шли напряженные матчи. И вот последняя, финальная игра, в которой команда их школы встречалась с командой строительного техникума. Шел последний, решающий тайм. Счёт равный. Команда школы приняла подачу; разыграв, навесили мяч над сеткой, и Гена гвоздящим ударом отправил его за сетку. Но высокий, худощавый капитан команды соперников сумел поднять мяч, и вот уже другой игрок мощно пробивает его в сторону сборной школы. Гена в падении успевает принять его и… что это?! Невыносимая, резкая боль в колене не даёт ему подняться. Свисток судьи остановил игру. На площадку вместо Гены вышел запасной игрок. Этот матч они выиграли. Свист, крики, радостные голоса болельщиков и нестерпимая боль – все смешалось в его голове.

Колено сильно распухло. Тренер команды вызвал «скорую», ему сделали обезболивающий укол и отвезли в больницу. Как всегда в подобных случаях взяли кровь на анализ. Результаты анализа показали повышенное число лейкоцитов – белых кровяных телец. Повторный анализ лишь подтвердил это. Лейкоз, – форму и стадию, которого могли определить только в специализированной клинике, звучал как приговор. Гена был потрясён и не знал, как жить дальше. Знал только одно – со многим, о чём он мечтал, ему придется распрощаться. Нога распухла, стала неестественно толстой, багрового цвета. Бесконечные уколы, капельницы, которые иногда ставили сразу по две: в каждую руку. Лежать было неудобно и больно. Часто поднималась температура, бил озноб, и в полубреду он начинал метаться в кровати, пытаясь скинуть одеяло и освободиться от гибких трубочек капельниц. Никогда до этого Гена не задумывался о смерти. В семнадцать лет это противоестественно, даже сам факт её существования в этом возрасте отвергается. Но сейчас казалось, что смерть стоит рядом, дежурит у его кровати. Лишь на третий день жар стал спадать, и врачи вздохнули с облегчением. Его перевели из реанимации в общую палату. Первыми к нему пришли Вока, Иван Михайлович и Людмила Александровна. Из деревни приехали родители, только бабушка приболела, и потому осталась дома; но передала подарок: толстый свитер из серой шерсти, который связала ему ещё зимой. Навестили и старые приятели: Крендель, Чика и Клин. Крендель раздался в плечах, а от его долговязости не осталось и следа. Этот симпатичный, атлетически сложенный парень вместе со своими неразлучными друзьями, которых тоже было трудно узнать, учились на втором курсе ГПТУ.

– Держись, Генк! Выздоровеешь обязательно, жизнь только начинается! – философски ободрил его Крендель, которого, впрочем, уже редко кто называл так, а больше – Витёк. То есть, так его примерно и звали, – Виктор.

Приходили и одноклассники. После того, как ушла длинноногая красавица Татьяна, на которой было коротенькое школьное платье, палата (кроме Гены там лежало еще шесть мужчин) пребывала в минутном шоковом молчании. Потом один из них, лежавший на койке у окна, с явными чертами жителя гор, спросил, ломая слова сильным акцентом:

– Слюшай, Гэна, это что, твой нэвэста, да?

– Да нет, просто одноклассница.

– Вах, какой красывый у тэбя однокласныца! – цокая языком, продолжал ещё долго восхищаться тот.

Однажды, в дверь палаты тихонько постучали, и в ответ на громкое «вхадыте» соседа у окна, открыв дверь, вошла Марьяна. У Гены ёкнуло в груди, и он почувствовал, что предательски краснеет.

– Вах-вах! – Покачал головой кавказец, наблюдавший эту сцену.

Марьяна, несмело прошла к кровати и села на табурет.

– Ничего, Гена, что я пришла?..

– Ничего… Конечно, ничего! Даже очень ничего… – едва справился он с собой.

Она пробыла совсем недолго. Гена видел, что Марьяна чувствует себя неловко, скорее, из-за того, что первая переступила границу негласных симпатий. Она достала из пакета два больших апельсина, положила на тумбочку и сказала, что Гена непременно должен их съесть, потому что ему нужны витамины. Прощаясь, она спросила, можно ли прийти еще.

– Да, конечно, Марьяна! Я… я буду ждать, – проговорил Гена и почувствовал, что опять краснеет.

– Что, Гэна, это тоже твой одноклассныца? – спросил сосед у окна сразу же после ухода Марьяны.

– Нет, знакомая, – ответил Гена.

– Ха-а, Гэна, значит, вот это твой нэвэста! – словно радуясь своей догадке, констатировал любознательный сопалатник и добавил: – Очэнь, Гэна, у тэбя хороший дэвушка, прямо пэрсик.

Оправдываться было бесполезно, да и не хотелось. Гена улыбался, сам не зная чему.

Хотя Гену и перевели из реанимации в общую палату, борьба за его ногу продолжалась. Ему делали почти такое же количество уколов и по-прежнему ставили по две-три капельницы в день. Нога болела и оставалась опухшей, багрово-синего цвета. Боль временами затихала, но возвращалась вновь; казалось, с ещё большей силой. На одном из обходов лечащий врач – Антон Касьянович, мужчина лет тридцати, высокий, худощавый, с короткой стрижкой черных волос, чуть тронутых сединой, внимательно осмотрел ногу и сказал, что если к понедельнику ситуация не изменится, то придется делать операцию.

– Антон Касьянович, мне что, отрежут ногу? – дрогнувшим голосом спросил Гена, чувствуя, как откуда-то из живота к сердцу поднимается холодный, парализующий страх.

– Нет, Гена, операцию надо будет делать как раз для того, чтобы ногу сохранить. А впрочем, у тебя впереди еще два дня, чтобы начать выздоравливать.

На следующее утро, едва проснувшись, Гена сразу же откинул одеяло. Увы, нога оставалась по-прежнему распухшей. Весь день он провел в угнетенном состоянии. Он знал, что врачи часто скрывают правду, чтобы не причинять больному преждевременных страданий. Таких историй он наслышался в больнице сколько угодно. Особенно запомнилось ему рассказ о человеке, который попал в автомобильную аварию. Ему тоже говорили перед операцией, что все будет хорошо, а с операционной привезли без ног.

Так, без каких-либо изменений, прошел еще один день… Наутро, в сопровождении медсестры, в палату с обходом зашел Антон Касьянович.

– Ну, спортсмен, как дела? – бодрым голосом поинтересовался он.

– Нормально. – Попытался улыбнуться Гена.

– Что ж, давай, посмотрим… – Антон Касьянович осторожно откинул одеяло с ноги, потрогал её, проверил на чувствительность. – Как температура? – спросил он у медсестры.

– Последние два дня в норме. – Посмотрела она записи.

– Пожалуй, подождем ещё день-два… Похоже, намечается что-то хорошее, – заключил Антон Касьянович.

И действительно, словно в подтверждении его слов, через пару дней багровость стала медленно сходить, оставляя неестественную желтизну, и Антон Касьянович обрадовал Гену, сказав, что кризис миновал.

Больному человеку иногда достаточно даже незначительного стимула, чтобы пойти на поправку, а тут явные симптомы выздоровления были налицо. Прошла неделя, и опухоль спала настолько, что больная нога мало чем отличалась от здоровой. Каждая клеточка Гениного тела победно ликовала. Ещё через два дня ему разрешили ходить. Впрочем, ходить – громко сказано. Передвигаться. Именно это он и делал, толкая перед собой стул и держась за его спинку. При каждом шаге боль пронизывала колено, словно большой острой иглой, и на лбу проступали холодные капли пота, но Антон Касьянович без жалости побуждал Гену двигаться ещё больше.

– Колено надо разрабатывать! – говорил он. – Если образуется контрактура коленного сустава, можешь на всю жизнь остаться хромым.

Так прошла еще неделя… Гене дали костыли, и он смог выходить на улицу. Май лишь только начался. Теплый, прогретый солнцем воздух, запах цветущей в больничном саду сирени, обилие зелени, щебетание птиц. Май – это не просто месяц. Май – это состояние души. Души, которая хочет жить и ликовать. Молодость и весна брали своё. И Гена уже не предавался всецело раздумьям о своей болезни и не строил мрачных прогнозов на будущее.

В это утро Антон Касьянович задержался у его постели дольше, чем обычно.

– Ну, что нового? – как обычно спросил он, присаживаясь на табуретку.

– Да вроде, всё нормально, Антон Касьянович, – ответил Гена. – Уже и на улицу выхожу, да и колено не так болит.

– Хорошо, Гена, хорошо… – задумчиво произнес Антон Касьянович. – Тогда будем готовить тебя к выписке. Дома у тебя дела пойдут даже лучше. Если, конечно, будешь соблюдать все мои предписания. А теперь давай поговорим о другом, – сказал он. – С ногой, Гена, у тебя все хорошо. Думаю, ещё недели две, и ты даже хромать перестанешь. Но болезнь… Болезнь, Гена, остается. И тебе нужно научиться беречь себя. Физзарядка, утренние пробежки, плавание без излишних нагрузок, волейбол в своё удовольствие – это всё, что ты можешь себе позволить. Занятия спортом придется оставить. После выписки встанешь на учёт в центральной поликлинике. При необходимости будешь консультироваться, а если понадобиться, то и лечиться – уже там. Ну, а я желаю тебе скорейшего выздоровления! – сказал он напоследок и, встав с табурета, крепко пожал Гене руку. И как всегда стремительным шагом вышел из палаты.

В середине девятого класса Марьяна изменилась. Она, то часами могла сидеть втихомолку, незаметная и задумчивая, а то вдруг, безо всякой видимой причины, веселясь, принималась тормошить всех вокруг, но через некоторое время уже вновь затихала в скрытой грусти. И если бы кто-то из посторонних наблюдал за её поведением, то наверняка был бы озабочен такими скачками настроения, посчитав их явными признаками душевного диссонанса. Однако мама Марьяны безошибочно определила – девочка влюбилась. И объектом её воздыханий был высокий, симпатичный десятиклассник Гена. На шумных школьных переменах Марьяна искала случай, чтобы пройти мимо него и всегда ловила на себе его взгляд. Конечно же, они догадывались, что симпатичны друг другу, но сделать первый шаг навстречу никто из них не решался… Марьяна как девушка не могла подойти первой, а Гена хоть и выглядел повзрослевшим и возмужавшим, но в делах сердечных всё ещё оставался робким подростком. В своих девичьих грёзах Марьяна уже давно представляла себя его возлюбленной и, закрыв глаза, воображала, что вот она в огромном зале, на роскошном балу; играет музыка, по блестящему паркету в танце скользят красивые пары… Вот к ней подходит Гена и, галантно склонив голову, приглашает на танец – они легко кружатся в вальсе под звуки чудесной музыки среди других пар… Или что они сидят на скамейке у фонтана, Гена рассказывает о чем-то весёлом, она смеется, её смех привлекает внимание прохожих, но им все равно – на всем белом свете есть только он и она. Или что гуляют по ночному городу, он обнимает её за талию, она доверчиво прижимается головой к его плечу… Ей хорошо, спокойно и радостно.

У Гены тоже дальше мечтаний и воздыханий дело не шло. И вот случай, пусть и нелепый, но помог им хоть как-то раскрыть свои отношения. Марьяна ещё не раз приходила в больницу, и поэтому сейчас, когда его выписали, он мог запросто позвонить ей – дескать, я уже дома, всё нормально; тем более что она сама дала ему номер телефона и просила звонить.

– Алло! – раздался в трубке её голос. Гена хоть и ждал, что к телефону подойдет она, а не кто-то из родителей, всё же от волнения растерялся и поэтому ответил не сразу. – Алло, говорите же! – вновь послышался её голос.

– Здравствуй, Марьяна! Это я, Гена… – Преодолел он волнение.

– Здравствуй, Гена! – Голос Марьяны звенел радостью. – Ты уже дома?

– Да, дома.

– И как ты?

– Хорошо, – ответил он и, не дожидаясь, пока она что-то скажет, будто ухнув в холодный глубокий омут, сказал: – Марьяна, а давай погуляем сегодня вечером?..

Марьяна молчала, тишина показалась ему вечностью. Потом она тихо спросила:

– А это не повредит тебе?

– Совсем наоборот – мне нужно ходить как можно больше.

– А куда мы пойдем?

– Давай, в кино, – сказал Гена первое, что пришло в голову.

– Хорошо, – согласилась Марьяна.

Они договорились пойти на первый вечерний сеанс. Гена уже сменил костыли на трость, и его слегка прихрамывающая походка даже создавала определенный шарм. Через пару часов он ждал её у кинотеатра. Из автобуса, мягко подкатившего к остановке, вышла Марьяна и лёгкой походкой направилась к нему. Гена вновь почувствовал, как сильно забилось сердце, а на щеках проступила предательская краска. Она подошла и как-то очень просто, по-дружески, как будто они встречаются уже в сотый раз, протянула руку.

– Привет.

– Привет… – Гена взял её маленькую руку в свою и невольно задержал чуть больше, нежели это было нужно для простого дружеского рукопожатия.

Если бы он знал, сколько раз она мысленно репетировала эту сцену пока ехала в автобусе, чтобы при встрече всё выглядело легко и непринужденно! Теперь же вспыхнула как маков цвет.

– Ну что, пойдём в зал? – прервал неловкую паузу Гена. Она смущенно кивнула в ответ и посмотрела на трость.

– А тебе не тяжело подниматься по ступенькам?

– Нет, не тяжело. Я уже могу свободно ходить и без трости, просто Антон Касьянович первые две недели запретил с ней расставаться.

Фильм был про спортсменов-бегунов. На экране мелькали кадры, но Гена ничего не понимал, увлеченный совсем иными переживаниями. Он чувствовал себя принцем из сказки, у которого, как по волшебству, исполнилось заветное желание: быть рядом со своей прекрасной возлюбленной. Он исподтишка любовался профилем Марьяны и набравшись смелости, нащупал в темноте её руку. Так взявшись за руки, они и просидели до конца сеанса.

На следующий день, в школе, он с нетерпением ожидал, когда закончатся урок; казалось, что прошла уже целая вечность и этому уроку не будет конца. Наконец прозвенел долгожданный звонок. Марьяну он увидел у дверей её класса, она стояла со своей подругой. Подруга что-то говорила ей, но Марьяна, казалось, совсем не слушала; её взгляд выискивал в толпе старшеклассников Гену. Их глаза встретились. О! куда сразу же делись её грусть и задумчивость?! Гена подошёл, поздоровался; подруга понимающе улыбнулась и отошла в сторону. Марьяна стояла спиной к стене. Её волосы были заплетены в косу, коса была перекинута через плечо на грудь и опускались до самого пояса. Одетая в строгое школьное платье с белым ажурным воротничком вокруг шеи, она была необычайно нежна и красива. Вчера вечером, когда Гена в полутёмном зале взял её за руку, она вдруг поняла, что этот парень, о котором она так много думала и мечтала, значит для неё гораздо больше, чем даже представлялось ей в мечтах. И её чувства к нему – не просто девичья феерическая влюбленность, но нечто большее – любовь… Она стояла, не решаясь поднять на него взгляд, боясь, что он прочитает в нём всё.

– Марьяна, мы можем встретиться сегодня вечером?.. – спросил Гена.

Она наконец-то подняла на него глаза, отчего смутился теперь уже он.

– Да…

– Тогда, может, опять сходим в кино?..

– Давай лучше просто погуляем… – робко предложила она.

На дворе уже прочно установился май, и в тёплом вечернем воздухе витал густой, пьянящий аромат цветущей черемухи и сирени. В это время года приятно даже просто так, одному, пройтись по улице, а уж влюбленным, которым даже в осеннюю-то слякоть кругом все распрекрасно да хорошо – тем более.

Уже работали летние кафе; в одном из них они заказали мороженное и кофе, а потом пошли к фонтану. Вечером у фонтана было сыро и прохладно. Марьяна зябко поежилась, и Гена набросил ей на плечи свою ветровку. Возвращались поздно, по дороге свернули в небольшой уютный скверик и устроились на лавочке под невысоким раскидистым каштаном. Они сидели, соприкасаясь, ощущая тепло друг друга. Гена посмотрел на Марьяну и вдруг совсем близко увидел её глаза, красивый аккуратный носик и чуть приоткрытые, манящие губы. Сейчас во всем мире для него существовало лишь это звездное небо, лавочка под каштаном, Марьяна и – все… Он заметил, что её глаза блестят от слез. Она коснулась головой его плеча и прошептала:

– Гена, милый, я люблю тебя…

Все колыхнулось в его душе, он обнял её и, волнуясь, коснулся девичьих губ своим первым юношеским поцелуем.

Он почти не спал ночью, вновь и вновь переживая этот вечер. В школе витал в облаках и даже не заметил, что на урок, вместе с преподавателем математики, зашел физрук, тренировавший волейбольную команду и, лишь услышав его голос, вернулся в реальный мир. Физрук говорил, что школа заняла первое место среди юношеских волейбольных команд города и получила переходящий серебряный кубок, а команда – вымпел «Лучшая команда года».

– А еще один вымпел «Лучший игрок года» я принес с собой, – сказал он и, взглянув на Гену, попросил того выйти.

И когда Гена вышел, поблагодарил его за отличную игру и, под аплодисменты класса, вручил атласный треугольник с желтой бахромой по краям, с золотистым тиснением «Лучший игрок года». Гену все поздравляли, а он уже, кажется, стал привыкать к виражам судьбы. Сначала травма колена и болезнь, и вдруг – Марьяна и всё, что было вчера вечером в скверике. А вот сейчас ещё и вымпел «Лучший игрок года»! Что же ещё уготовано ему судьбой, какой поворот впереди: радостный или печальный?..