Скалолазка и мертвая вода

Быстрее. Я должна добраться до полицейских. Похищена женщина, гражданка России. Подружка моя. Нужно оцепить район, реку. Еще возможно настигнуть похитителей. Я уверена, что Вера жива, что изверги в желтых ливреях не убили ее и не сбросили тело в реку.

Вот и перила, за которые узлом «констриктором» привязан пожарный шланг. Моя работа.

Я перескочила через поручень и едва не наступила на уткнувшегося в пол Жаке. От неожиданности и ужаса закричала.

Черное отверстие в спине, оставленное лезвием Чиву, показалось огромным. Вокруг него чернело пятно.

Господи, что же я наделала! Подозревала невинного этнографа в мыслимых и немыслимых грехах! А в результате подставила его под нож.

Опустилась на колени и осторожно перевернула француза. Когда отняла руку, то обнаружила, что ладонь вся в крови.

Жаке простонал.

Увозимая в моторной лодке Верочка сразу отошла на второй план. Да, я обязана спасти подругу. Мою лучшую подругу, которая всегда бескорыстно мне помогала.

Но не могу же я бросить раненого человека!

Что делать?

Мучительный выбор разрядился слезами.

– На помощь! – наудачу прокричала я.

Ни слова в ответ. Никто меня не услышал. Здесь, на темной крыше, казалось, что особняк над рекой умер. Если и присутствуют рядом души, то исключительно мертвые. Прежние хозяева дома на реке безмолвно наблюдают за моими страданиями.

Как в кино.

Помнится, на Крите мне удалось спасти бывшего мужа, действуя быстро. Врач тогда сказал, что если бы Леха потерял чуть больше крови, то вряд ли бы выжил. С тех пор крепко затвердила два слова – тампон и скорость.

Нужно чем-то остановить кровь. Заткнуть рану. И как можно быстрее вызвать доктора.

Прижала к сочащейся ране платок, который нашла в кармане Анри, перетянула повязку ремнем от его брюк. Крови вытекло немало. Вся рубашка пропиталась ею. Перемазала в крови руки и платье. Да черт с ним – с платьем!

По узкой лестнице, ведущей с балкона, я спустила раненого француза на своих плечах. Очень осторожно, медленно одолевая ступеньку за ступенькой. Анри оказался легким. А может, просто много крови потерял?.. В любом случае, мне не привыкать таскать на спине груз. Хороший альпинистский рюкзак, если набить под завязку, весит почти как щуплый этнограф.

Наконец лестница закончилась, и я вышла в пустой коридор. Пара незнакомых маркизообразных личностей с презрением взирали на меня с портретов. Пошли к черту!

– Кто-нибудь! На помощь! – закричала я. – У меня здесь раненый!

Снова никто не откликнулся. Черт, ну где же они все?

Коридор показался на редкость длинным. Таким же длинным, как восхождение на пик Победы. Я сама не ходила – молодая еще, – но мне рассказывали про изнурительный и кажущийся бесконечным путь к вершине. Все-таки Анри не легок. Это вначале он показался не тяжелее рюкзака. А теперь с каждым шагом придавливал к полу.

Появилась знакомая развилка – коридор завершался рекреацией, из которой в основной зал спускалась лестница. Я вдохнула поглубже и заспешила к ней. Уже вижу людей внизу. Несколько мужчин в смокингах – явно гости – сгрудились возле стены, чего-то ожидая. Посередине зала замерла этнографическая экспозиция галльской деревни. Глиняная посуда и блеклые деревянные постройки среди полированного мрамора и богатого декора – этакий островок древности, перенесшийся из прошлого. Он казался ненастоящим – протяни руку, и она легко пройдет, словно через голографическую проекцию. И ради этой виртуальной картинки состоялся вечер, принесший столько несчастья!

Тело доктора Энкеля отсюда не видно. Неужели он до сих пор стоит, прислоненный к стене?

Я притормозила возле перил, чтобы перевести дух. И тут же вверх по лестнице ко мне рванулись двое французских жандармов в смешных шапочках и в синей униформе с белыми портупеями. Совсем как у Луи де Фюнеса в старых комедиях.

– Быстрее! – закричала я им. – Нужен врач! И нужно догнать преступников! Они уплывают по реке!

Уже на верху лестницы полицейские неожиданно вытащили короткоствольные табельные револьверы, и я поняла, что дела мои плохи. Просто хуже некуда.

На лицах жандармов застыло выражение непререкаемой правоты. Они не слышали ничего. А может, не желали слушать.

– Отпустите заложника! – заорал один из них, тыча в меня револьвером. По голосу я поняла, что это женщина. – Отпустите заложника! Бросьте оружие!

Добрые дела – это всегда неприятности. Над добрыми делами смеются, за них лупят по-черному. Добро люди обычно не приемлют. Сколько раз я горела на этом! Еще в школе – на контрольных по истории – подружки, которые списывали у меня, получали «отлично». Мне же доставалось «удовлетворительно». Теперь, кажется, понимаю, что так наша «историчка» Марья Степановна пыталась отбить у меня желание делиться с посторонними своими знаниями. Возможно, она была права: необходимо ценить собственный труд. Но ее старания пропали зря. Как я могла не дать лучшей подруге Галке посмотреть мою тетрадку?..

Вот и сейчас. Спасаю человека, а окружающие этого не видят.

Два ствола глядели в мой лоб черными отверстиями – я даже могла различить нарезку внутри них.

Что же эти жандармы такие тупые! Где оружие, которое я должна бросить? Светкино платье обтягивает меня, словно вакуумная упаковка. Да, с ног до головы я заляпана кровью – будто только из разделочного цеха! Но должны же они быть повнимательнее и заметить, что я держу на руках раненого!

– Послушайте…

– Отпустите заложника! – Голос женщины-жандарма сорвался в конце фразы. Нет, это в самом деле серьезно. Так серьезно, что описаться можно. Даже напарник женщины оторвался от меня и опасливо глянул на боевую подругу.

Демонстративно медленно, чтобы не провоцировать жандармов на расстрел, я опустилась на колени, сгрузив тело Жаке на пол. Оба дула напряженно сопроводили меня.

– Послушайте, – попробовала я снова. – Этому человеку срочно нужен врач. И еще. Настоящие преступники уходят. Их можно догнать. У них как раз находится заложник!

– Бросьте оружие! – озлобленно повторила женщина. Как же ее переклинило!

– Вы что? Вы не должны в меня стрелять, не я злодейка на сегодняшнем вечере. И потом, если вы пристрелите меня, погибнет и моя подруга… Как вы этого не понимаете!

– Бросьте оружие! – заорала женщина.

Она приблизилась ко мне и почти уперла дуло в мой лоб. Ее напарник остался позади. Выглядел он растерянным и уже не целился. Явно не ожидал такой истерики от коллеги.

– Анна… – осторожно произнес он.

– Замолчи! – закричала женщина. – Где…

Я не позволила ей закончить. Молниеносным движением ухватила за ствол, резко рванула на себя. В чопорной рекреации раздался варварский звук сломанного пальца… и револьвер оказался в моих руках.

– Назад! – заорала я, направив железную игрушку в блюстителей порядка. – Бросить оружие!!

Взгляд женщины-жандарма оставался безумным, когда она пятилась, сжимая кисть правой руки. Раздался глухой стук. Ее напарник бросил на паркет свой табельный, поднимая дрожащие ладони.

– Как вам не стыдно! – сказала я, не опуская револьвера. – Вы должны бороться с бандитами. А сами толкаете людей на преступления. Где ваш разум?

Они меня не понимали. Я видела это по глазам. В них читался только страх. Как бы «кровавая Мэри», только что прирезавшая месье в смокинге, не устроила парочке добросовестных жандармов глубокий свинцовый массаж.

Я махнула на них рукой, подошла к мраморным перилам и крикнула вниз:

– Здесь есть врач? Срочно нужен врач! У меня раненый!

От компании мужчин отделился немолодой человек, с сомнением поднял подбородок, глядя на меня.

– Быстрее сюда! – крикнула я ему. – Здесь раненый!

Пока он неуклюже взбирался по лестнице, мальчик и девочка, игравшие в полицейских, изумленно пожирали меня глазами. Кажется, до них что-то дошло. Черт возьми, неужели для пробуждения их разума обязательно ломать им пальцы и махать под носом револьвером!

Добравшийся до нас врач покосился на короткоствольный аргумент в моей руке, но, заметив этнографа, тут же кинулся к нему.

– Господи! Это же Анри! Что с ним случилось?

– Его пырнули ножом.

Я опустила револьвер. В нем больше не было нужды. Раньше мужчина-жандарм сомневался, а теперь и вовсе убедился в моей непричастности к преступлению. Во взгляде женщины пропала истеричность. Осталась только дикая боль, заставившая ее прижаться к стене и исторгать безмолвный крик.

– Он будет жить? – спросила я врача, кусая окровавленный ноготь.

– Надеюсь… – ответил он, наклоняясь к губам Анри. – Да, он дышит. Нужны бинты, марля, антисептики…

– Вы поможете? – спросила я мужчину-жандарма.

– Да, – с готовностью закивал он. – Конечно.

Я протянула ему револьвер и только тут поняла, что до сего момента никогда не держала в руках страшное изобретение человечества. Надо же… Угрожала пистолетом, даже не зная – заряжен он или нет. Такой маленький, но тяжелый… Весомое средство убеждения.

Жандарм взял револьвер – на какое-то мгновение меня кольнуло сомнение, – но опустил оружие в кобуру.

– Нужно догнать преступников, – сказала я. – Они уходят по реке. В их руках находится заложница…

Парень растерянно обернулся к напарнице, которая, прижавшись к стене, продолжала беззвучно хватать ртом воздух. Понятно, кто у них главный. Шефу сейчас не до преследования, у нее небольшие проблемы. А помощник, похоже, способен только щеголять в полицейской форме и кричать: «Руки вверх! Нашпигую пулями, как утку яблоками!»

– Вы приехали вдвоем? – спросила я.

Он пожал плечами, подразумевая: «А что, собственно, такого! Убийство есть убийство. Не в первый раз. Зачем здесь толпа».

От полицейских толку не будет. Ожидать других – бессмысленно.

Веру нужно спасать самой. Раненому этнографу подсобила, как могла. От меня больше ничего не зависит.

Я в последний раз взглянула на бледное лицо Жаке, рывком оторвала кончик ногтя и понеслась вниз по лестнице.

Сколько же потеряно времени на бестолковых жандармов! Моторные лодки, конечно, не реактивные, до Африки не успели добраться, но догоню ли я их?

Думая об этом, вылетела на парадное крыльцо. Толпившиеся там дамы и месье шарахнулись от меня, как от чумы. Еще бы… Выгляжу так, словно прирезала парочку капиталистов, причем исключительно из идейных соображений.

Прямо перед входом стоял пустой патрульный «рено» с мигалками. Такого же синего цвета, как форма жандармов. Я на мгновение притормозила возле машины.

А что, если… Нет, всполошатся другие «законники», обвинят в краже имущества французской жандармерии. Я огляделась и увидела чуть поодаль, под сенью деревьев, длинный ряд лимузинов.

Свой обнаружила сразу. На его капоте устроился наш чернокожий водитель. Он курил, окутав себя клубами дыма, словно паровозная труба. Весьма кстати!

Кинулась к задней дверце:

– Скорее! – закричала я. – Едем!

Напугала его. Чернокожий поперхнулся дымом, поспешно выбросил окурок и запрыгнул в кабину.

– Больше никого ждать не будем? – поинтересовался он через маленькое окошко.

– Нет. Поторопитесь!

Мы выехали со стоянки, прокатили мимо парадного, мимо рокочущей светской толпы, минули распахнутые кованые ворота и оказались за пределами особняка.

Сразу ухнули в темноту. Фары лимузина светили как два прожектора, но за пределами лучей ничегошеньки не было видно. Тучи опять заволокли луну и звезды. Все в этот вечер складывалось против меня!

Река должна находиться рядом с дорогой, за деревьями. Запомнила, когда мы ехали в особняк, предвкушая удивительный вечер.

– Так куда направляемся? – спросил водитель.

– На реке поблизости есть причал?

Шофер помолчал, затем ответил:

– Вы пили сухое или крепленое?.. В любом случае, огорчу вас. Мы едем по дороге на лимузине!

Я заскрежетала зубами. Каким разговорчивым сделался наш водила! По дороге сюда молчал, словно пришибленный. Что он курил?

– Я прекрасно понимаю, где нахожусь, – произнесла, почти не разжимая зубы. – Я спрашиваю вас, где на реке ближайший причал?

– Я что, лодочник? Я – водитель лимузина! Если хотите знать, это призвание!

Призвание? Водитель лимузина? Нет, он точно обкурился.

– Как долго дорога идет вдоль реки?

– Километра четыре.

– А потом?

– Шоссе поворачивает на Пуатье.

Да, я помню. Поворот был крутой, градусов под девяносто.

Посмотрела в окно, надеясь увидеть огни моторных лодок, но обнаружила только свое призрачное отражение в стекле.

– А что находится дальше по реке?

– Какая-то ферма, свинарники.

– К ним должна вести дорога! – обрадовалась я.

– Да, кажется, есть проселочная.

– Нам туда! – заключила я и полезла в свою сумочку, лежавшую на сиденье. Где-то в ней был платок. Надо вытереть кровь. А то люди пугаются.

Водитель молчал, переваривая мои слова. Я чувствовала, что скоро последует ответ. С величайшим удивлением извлекла из сумки дорогущие духи «Лили Прюн»…

Вот те раз! Откуда они тут взялись? Кто подложил?..

Вслед за духами вытянула длинную цепочку, сверкнувшую бриллиантами.

В этот момент в окошке появилось лицо водителя.

– Вы что, спятили? Ехать на лимузине по проселочной дороге…

Он осекся, глядя на меня. А я не могла вымолвить ни слова, глядя на него.

Это совершенно другой водитель! Тот, что встречал нас в аэропорту, был полноватым, степенным. А этот – рэпер какой-то с выпученными глазами. Как я не заметила раньше! Лимузин, в который я запрыгнула, совершенно чужой. Только сейчас поняла. Кто в здравом уме подсунет в мою сумку «Лили Прюн» и бриллиантовое колье? Да и не моя это сумка! И норковое манто, брошенное на сиденье, тоже не мое. Я такие только по телевизору видела – на подружках банкиров и на женах политиков.

Как все отрицательно!

Водитель заорал. Он меня наконец разглядел. Особенно живописно, наверное, выглядят кровавые пятна на лице и на платье.

– Ладно, чего теперь орать, – успокоила его я.

– Кто вы?

– Уже не важно… – Прожекторы лимузина выхватили из темноты указатель развилки. – Езжай прямо, на проселочную!

Итак, мои вещи и документы остались в другом лимузине. Вернуться? Каждая минута промедления может стоить Верочке жизни.

Переход на грунтовую дорогу известил о себе ощутимым толчком. Я снова поглядела в окно.

Ни одного огонька на реке, хоть тресни! А что, если мы уже проехали мимо? Что, если бандиты пришвартовали катера не у пристани, а где-нибудь возле берега? Пересели в автомобили и были таковы!

Развивать эту мысль не хотелось. Ясно, что тогда у меня мало шансов догнать головорезов.

Единственный разумный выход – упрямо переться вдоль реки.

– У вас есть минеральная вода? – спросила я.

– Посмотрите в холодильнике, – недовольно бросил водитель.

Кровь пришлось смывать ледяной минералкой. Другой вариант – шампанское «Лоран Перье», тоже из холодильника. Одноразовые салфетки, которыми я вытиралась, кидала в ведерко для льда. Под конец оно превратилось в урну хирургической операционной после десятичасового полосования какого-нибудь бедолаги.

Когда подъехали к небольшой обшарпанной ферме, удалось привести себя в порядок. Стерла почти всю кровь с лица, рук и шеи. В ткань платья она впиталась подобно грунтовке, которой покрывают ржавчину. В походных условиях удалить ее невозможно. Придется ходить так – благо ночка нынче темная.

Двор фермерского особняка был освещен, и я с облегчением увидела за постройками темную ленту реки. На наш требовательный гудок из дома вывалился заспанный сельчанин с ружьем. После недолгого выяснения – что за перцы и откуда? – он любезно сообщил, что минут десять назад слышал гудение моторок.

Его информация меня весьма порадовала. Значит, все-таки я не упустила похитителей, иду по следу.

– А мы сумеем проехать вдоль реки? – спросила я.

Не снимая пальца со спускового крючка, фермер задумчиво почесал стволом лоб. Я жутко испугалась, что он ненароком высадит себе мозги. И снова мне придется оттираться минералкой, которая, кстати, почти закончилась.

– Дорога есть. Но вы вряд ли проедете.

Водитель тут же обеспокоено встрял в диалог:

– Может, вернемся обратно, мадемуазель?

Я проигнорировала его вопрос и снова обратилась к фермеру:

– Дальше по реке есть какие-нибудь пристани, лодочные станции?

– Километрах в восьми пристань селения Шате. Только туда вам не добраться. За километр до Шате дорогу пересекает протока, через которую нет моста. Да и до протоки вы не доедете на своем корыте.

– Эй! – крикнул задетый водитель. – Осторожнее со словами!

– Как же перебраться на другую сторону протоки? – продолжала я допрос.

– Нужно сделать крюк. Вернуться на трассу, проехать в сторону Пуатье километров пятнадцать, дальше есть поворот к пристани.

Двадцать километров по трассе – это как минимум двадцать минут. На такое время покидать реку я не собиралась. Боялась потерять след моторных лодок. Проклятье! Что же делать? Если бы знать, куда похитители держат путь!

– Поехали! – приказала я.

– Назад? – с надеждой спросил водитель.

– Нет. Прямо.

Не знаю, что имел в виду фермер, когда упоминал о плохой дороге. Это у нас, в российской деревне, если слышишь о таковой, то живо в деталях представляешь глубокие канавы и колдобины, в непогоду залитые водой. Грязищу, в которой легковушки тонут по крышу, надеясь пройти по колее трактора «Беларусь». А французский проселок мне показался вполне пригодным для передвижения. Даже гравием посыпан.

Я опустила тонированное стекло, вглядываясь в ночную мглу. Все пыталась различить что-нибудь на реке. В помощь из-за туч выглянула луна, осветив контуры берегов и темную линию леса. Моторки словно и не ходили тут никогда. Ни следа не осталось… Да и как обнаружить след на воде? Это на дороге или в лесу след можно увидеть, пощупать, попробовать языком… А в воде – был он и нет! Одни рыбы чего-то видели, так они обычно помалкивают.

Автомобиль подбросило на кочке, и я врезалась головой в потолок.

– Вот, черт! – пробормотала, потирая макушку. Досталось сегодня моей головушке, все сыплется на нее. Чего доброго – языки позабуду и останусь без средств к существованию.

Снова одолел страх, что лодки где-нибудь уже причалили. А вдруг на другом берегу? Тогда я их наверняка потеряю…

– Стой! – громко крикнула водителю.

Выскочила из салона и кинулась к берегу. Низкий кустарник царапал голени. Камни впивались в пятки, и я вспомнила, что до сих пор босиком. Мои туфли остались в одной из комнат далекого теперь особняка Анри Жаке.

Вот и след на воде!

Здесь, видимо, находилась отмель. Круглые листья кувшинок сходились в центре реки, пересекая водное полотно наподобие браконьерской сети. В этой природной «сети» проступала черная рваная полоса.

Лодки прошли здесь!

Я вернулась в лимузин, мы поехали дальше. Однако путь наш оказался недолгим. Через пару сотен метров мой обкуренный водитель прозевал яму, и лимузин ухнул в нее передними колесами.

Раздался металлический удар.

Меня сбросило на пол.

Водитель попробовал сдать назад. Машина даже не шелохнулась. Похоже, судно село на мель.

– Приехали, – обреченно сказал чернокожий шофер и выругался такими словами, которых я раньше не слышала во французской речи. Из любопытства в другой раз попросила бы его повторить фразу и даже записала бы, но в тот момент, как говорится, ситуация не располагала.

Из лимузина мы выползли синхронно. Водитель присел возле передних колес, а я, уперев руки в бока и кусая губы, опять уставилась на реку. Снова ничего не видно и не понять – были здесь лодки или нет?

От реки несло свежестью, ночные цикады робко, по одной, заводили свои песни. Откуда-то издалека донесся раскатистый звук, напоминавший шипение выпускаемого пара. Что за ерунда?

– Ну, еще долго у вас там? – нетерпеливо спросила я. – Ехать пора.

Водитель резко поднялся, и мою спесь как рукой сняло.

– Если вы такая умная, может, подтолкнете лимузин? – с угрозой спросил он.

– Что, совсем плохи дела?

Вместо ответа водитель злобно засипел, и я заткнулась.

Все. Осталась без колес. Неужели конец? Ну уж нет! Это колеса лимузина попали в яму, а мои ходули еще шевелятся.

– У вас найдется ручной фонарь? – быстро спросила я.

– Есть. Двенадцативольтовый.

– Давайте!

– Зачем?

– Я дальше пойду пешком.

– Автомобильный аккумулятор тоже с собой потащите?

Нет, он не издевался надо мной. Просто у парня была такая манера разговаривать. Да-а. Без фонаря придется туго.

– Когда вас вытащат из этой ямы, – сказала я напоследок, – обязательно сообщите в полицию, что… что…

Я так и не смогла сформулировать сообщение. Что украли Верочку? А я отправилась ее спасать? И теперь выручать из беды нужно еще и спасателя?.. А кто мы с Верой вообще такие? Кто о нас знает? Только Жаке, который – дай бог, чтобы выжил, – неизвестно когда придет в сознание.

Водитель устало ждал завершения моей фразы.

– В общем, передайте, что я пошла туда… – Я махнула рукой в темноту. – Желаю удачи.

И скользнула во мрак.

Ну и темная выдалась ночка! Просто жуть брала, и мурашки бегали по коже.

И без фонаря дорога чувствовалась хорошо. Мелкий гравий колол обнаженные ступни, постоянно напоминая, что я двигаюсь по нему. Некоторое время оглядывалась на фары лимузина, затем спустилась с горки, и свет исчез, оставив меня в одиночестве.

Во тьме.

Я темноты не боюсь… Но находиться в ней одной страшно и неуютно. Каждую тень воспринимаешь притаившимся в кустах вурдалаком, каждый шорох кажется предвестником нападения… Короче, боюсь я темноты! Как бы ни уверяла себя. До дрожи в коленках боюсь!

Дорога неожиданно закончилась. Я сначала не поняла, что приятно шлепаю голыми пяточками по мягкой травке. А потом доперла. Гравий закончился, и вместе с ним закончилась дорога.

Пока соображала, закончилась и травка…

Я поскользнулась.

Проехала на пятках по скользкому обрыву пару метров.

Едва не опрокинулась лицом вниз, но удержала равновесие.

Взмыла в воздух и… рухнула в воду.

Бултых!

Мамочки!

Темная вода приняла меня, ноги ушли в мягкий ил. Водоросли щекотали ладони, отчего-то напоминая волосы утопленников.

Вода доходила до плеча. Ступни месили мягкое тесто, но проваливаться я перестала.

Бррр! Какая холодная вода. Куда меня занесло?.. Хотя, стоп! Так это же протока, о которой упоминал фермер!

Я вытащила ноги из илистого дна и в несколько мощных гребков достигла берега. Вылезла на сушу, стуча зубами и дрожа всем телом. Опять насквозь промокла.

Устало поплелась во тьму. Пыталась согреться, махая руками, словно ветряная мельница. Река безмолвно сопровождала меня. Моторных лодок не было и в помине. Словно их и не существовало никогда. Казалось, будто я забрела на край света. Или на мир обрушился апокалипсис, осталась лишь я на Земле. Жуть!

Чем дальше шла, тем сильнее меня охватывало отчаяние. Как ни уверяла себя, что догнать моторные лодки не сложнее, чем пару раз плюнуть, – выходило, что дальнейшее преследование выше моих сил. Вымоталась я, словно после двухсуточного бессонного подъема на склон. Где искать лодки? Приходилось признать, что не сумела я выручить Верочку. Не смогла!

Оставалось только вернуться в особняк. Рассказать все полицейским. Не той парочке, заподозрившей во мне рецидивистку. Другим, которые займутся расследованием. Они, конечно, будут авторитетно кивать в ответ на мои призывы. Объявят розыск. Только когда это будет? Завтра? Слишком поздно!..

Ничего бы не случилось, если бы я глупейшим образом не заподозрила Жаке. Идиотка! Безмозглая идиотка, забывшая о том, что каждый третий мужчина носит шляпу. Вот и подставила Жаке… И потеряла Веру, пообещав, что не оставлю ее. Она и во Францию меня взяла, потому что боялась лететь одна. Ни разу не бывала за границей… Она вообще не приспособлена к быту. В организме что-то перекошено с рождения…

Но я же не знала! Я пыталась исправить ошибки.

Все мои терзания и оправдания – ничто по сравнению с несчастьями, которые навалились на Шаброву. С бедой, в которую угодил Жаке.

А еще эта странная жидкость, которую мне передал доктор Энкель. «Мертвая вода»? Что она из себя представляет?

Как все переплелось в этой сумасшедшей поездке во Францию.

Жалея себе и оплакивая свою дурацкую судьбу, я неожиданно вышла к указателю. В темноте было не разобрать, что на нем написано. Пришлось пальпировать едва ощутимые полоски засохшей краски, образующие буквы на алюминиевом щите.

«Шате»…

Это селение, о котором рассказывал фермер! Все правильно. Оно находится в километре от протоки, в которую я ухнула. А возле селения должна быть пристань!

Чем черт не шутит…

Вновь закатав подол Светкиного платья, я бросилась по дороге, у начала которой стоял указатель. Миновав небольшую рощу, оказалась на развилке.