Самсон и Надежда
К их сугробу бойким шагом подошли, громко и весело переговариваясь на своем языке, четверо китайских красноармейцев. Они жестами попросили девушек-субботниц отойти, скинули с плеч винтовки и стали наносить сугробу ощутимые штыковые удары. Искрошив верхнюю часть мерзлой горки, они приветливо помахали руками и ушли.
Работы теперь оставалось немного. Разобрав сугроб до основания и его осколками устелив всю мостовую, разошелся их субботник по домам. Только Надежда и Самсон оказались приглашенными к вдове дворника на чай. Она их прямо из окна позвала. А после чая предложил Самсон девушке в Купеческий сад прогуляться. Она охотно согласилась, тем более, что сад лежал прямо на ее ежедневной дороге из дому на работу и обратно.
Солнце уже спряталось за облака, но воздух еще отличался теплом. Два трамвая стояли на трамвайном кольце бывшей Царской площади. Возле них шумела толпа, желающая стать пассажирами. На лестнице, ведущей к панорамной площадке и к летнему театру, было людно. Самсон в гимназическом пальто – после чая он забежал домой, чтобы переодеться, – и Надежда в своем каракулевом полушубке оказались в этой гуляющей гурьбе словно среди родственных радующихся солнечной субботе душ.
– Удивительно, как тут не ощущается истории! – сказала вдруг девушка.
– Какой истории? – уточнил Самсон.
– Той, которая сейчас меняет мир! Не ощущается войны! А ведь наша армия сейчас готовится к решающему бою! Против всех врагов! Понимаете? – Она посмотрела пытливо на парня.
Самсон кивнул.
– Я про врагов понимаю, – сказал он. – Но вот красноармейцы, которые у меня на постое, по селу тоскуют, по земле! Нельзя так много людей от земли отрывать…
– Да, у крестьян сейчас мысли только о будущих посевах, – согласилась Надежда. – Но именно это и должно заставить их победить неприятеля! Чтобы быстрее домой вернуться! Рабочие ведь тоже хотят вернуться на заводы и в семьи! Это нетерпение победы должно нам помочь!
Самсон вздохнул. Они подходили к краю обзорной площадки. Ощущалось приближение сумерек, и гулявшие в парке поворачивали уже назад к лестничному спуску возле бывшего купеческого собрания. Когда они с Надеждой остановились на краю площадки, рядом уже никого не было.
– Вы свой дом отсюда видите? – поинтересовался Самсон.
– Нет, – мотнула головой Надежда. – А видите, как красиво дым из труб идет?
– Вижу! – ответил Самсон.
– Мне так нравится, когда зимой воздух пахнет печным дымом! – мечтательно произнесла Надежда. – Но для этого надо на дачи ехать, там этот воздух такой чистый! А еще недавно дым из труб столбиком поднимался, и будто небо эти столбики подпирали! А теперь его сразу ветром сносит!
– Ну так раньше уголь жгли, а угольный дым – он плотнее, устойчивее, – пояснил Самсон. – Теперь вот дровами топят, а кое-где даже книгами! А дровяной дым – он легкий, бесформенный. Его малейшее дуновение ветра сносит!
– Ой! Фонари зажглись! – обрадовалась Надежда и показала рукой вниз, на вспыхнувшие уличные огоньки Подола. – Интересно, как теперь электричество для фонарей получают?
– Тоже из дров, – усмехнулся Самсон. – Только дров не очень-то хватает! Товарищ с электростанции жаловался, что запасы кончаются! Ну вот как закончатся дровяные запасы, то и потухнут фонари!
– Ну вы и скажете! – махнула рукой Надежда. – Столько лесов вокруг Киева!
– Да, лесов много, а лесорубов нет, их в армию мобилизовали!
– Ничего, надо будет – объявят субботник, выдадут каждому по топору и на девятнадцатом трамвае в лес повезут! – уверенно сказала девушка.
– И вам выдадут?
– И мне выдадут? Чем я хуже! – Она обернулась к Самсону и одарила его самоуверенной улыбкой. – Ой, я ж забыла! – наклонилась она к своей сумочке, висевшей на согнутом локте. Открыла ее, вытащила с хрустом что-то, завернутое в газету. Развернула, и в руках у нее оказалось что-то странное, похожее на какую-то выпечку, скорее всего напоминающее хлеб в виде молотка. – Вы, Самсон, больше сладкое любите или соленое? – спросила она.
– Сладкое, – признался парень.
Надежда отломила «ударную» часть булки-молотка, а себе оставила «ручку».
– Нам «Красная пекарня» для субботника в подарок спекла! Тоже в свой субботник! В молоточной части – повидло сливовое, а в ручечной – тушеная капуста! – засмеялась она.
Надежда смачно откусила свой кусок булки, и глаза ее засветились радостью. Самсон осторожно свою часть булки тоже откусил, но за один укус до повидла не добрался.
Глава 10
Вернувшись без приключений с Подола на Жилянскую, Самсон увидел перед парадным дома устланную сеном подводу. Извозчик как раз разворачивал брезент и раскладывал его поверх соломы. Двойные двери парадного медленно раскрылись, и из них спиной выдвинулся красноармеец, что-то несущий. Через мгновение Самсона взяла оторопь, потому что увидел он, что его постояльцы, Антон и Федор, вынесли на улицу отцовский письменный стол и опустили его рядом с подводой. Следом за ними вышел из парадного еще один военный, постарше, в кожаной куртке вместо шинели.
– Извините, – подскочил к ним Самсон, – что это вы себе позволяете? Это мой стол!
– Мы ж говорили, он мешает, – виноватым голосом попробовал объяснить Федор.
– Гражданин, ваш стол реквизирован! – обернулся к Самсону мужчина в куртке. – Дворник должен был вас предупредить. У нас не на чем дела вести! Грузите!
Красноармейцы поднатужились и перевернули стол на подводу, опустив его на брезент столешницей. Самсон отчетливо услышал, как зазвенело-затарахтело, как монеты в кубышке, всё, что лежало в выдвижных ящиках.
– Да там же мои вещи! Документы! – закричал он, чувствуя в этот момент такую же свою беспомощность, как тогда на дороге, когда убили отца.
– Ящики опечатаны, ничего не пропадет! – нервно сказал, обернувшись, человек в кожаной куртке.
– Да как же ничего не пропадет! Куда вы его забираете?
– В учреждение милиции, на Тарасовскую!
– В полицию? – удивился Самсон и вспомнил, как его самого с университетским товарищем доставляли туда два года назад жандармы за участие в манифестации возле памятника Александру Второму на Царской площади. Их попытались обвинить в краже с ограды памятника серебряных венков, однако венки нашлись быстро – оказалось, что их украли рабочие арсенальных мастерских. Так что даже переночевать им в отделении полиции не пришлось, но саму жандармскую обстановку он хорошо запомнил: пухлые кожаные диваны невероятной тяжести и массивности, такие же рабочие столы, заваленные папками, лампы с мраморными ножками на столах.
– Так ведь там полно мебели! – Самсон вскинул на человека в куртке набравшийся внезапной решительности взгляд.
– Разграбили, а то, что не смогли через двери вынести, то топорами порубали! – ответил тот, потом, повернувшись к извозчику, крикнул: – Чего стоишь! Пошел!
Хлестанул извозчик лошадь и левый поводок натянул. Стала подвода разворачиваться, скрипя колесами и выбрасывая из-под них под ноги стоящим осколки мусорного сугроба.
Антон и Федор, потоптавшись на месте, вернулись в парадное. Самсон, проводив их взглядом, обернулся вослед подводе, увидел, как запрыгнул на нее человек в куртке. Может, с минуту чувствовал он себя опять насильно лишенным важной части своего тела, но потом толкнула его некая сила в спину и зашагал он поспешным шагом за подводой, зашагал, не глядя под ноги. А когда подводу быстрее лошадь потянула, то почти перешел Самсон на бег, чтобы не отстать и не потерять зрительный контакт с отцовским письменным столом. И показалось ему в этот момент, что бежит он за гробом своего отца, который подвода на Щекавицкое кладбище везет.
Вскоре подвода возле знакомого кирпичного здания остановилась. Человек в куртке зашел внутрь, а вышел уже не один, а с тремя солдатами. Сняли они стол и, как лежал он вверх ножками, так и занесли они его в помещение. Извозчик спрыгнул с козел, заглянул в открытые двери, крикнул что-то об оплате за транспорт. Вышел на его крик тот же человек в куртке, дал извозчику в руку бумажку размером с «керенку», но не деньги. Тот покрутил ее перед глазами, посмотрел вопросительно на представителя милицейского учреждения, глазами матом выругался и махнул рукой.
Проводив пустую подводу взглядом, осмелел Самсон настолько, что сам к порогу учреждения подошел и внутрь ступил.
– Куда? – строго спросил красноармеец, стоявший сразу за дверью, удерживая правой рукой за ствол винтовку, упертую прикладом в пол.
– Тут только что мой стол занесли, – попробовал объяснить Самсон. – А куда дальше, я не увидел.
– Стол туда занесли, – кивнул красноармеец на деревянную лестницу с красивыми красными перилами.
– Можно? – спросил Самсон.
– Ага, – ответил дежурный красноармеец, уважительно глянув на перебинтованную голову визитера.
Он взбежал по ступенькам и столкнулся наверху лицом к лицу с мужчиной в старом зеленом френче и в синих форменных штанах. И френч, и штаны были от разных униформ, поэтому сложить их воедино в мыслях Самсону не удалось, а под раздраженным уставшим взглядом этого человека и подавно времени на это не оставалось.
– Что вам тут? – спросил с хрипотцой мужчина.
Коротко, но сбивчиво объяснил ему Самсон цель визита, а также на ходу припомнил полученную «указівку» про реквизицию излишней мебели, где подробно описывалось, что один письменный стол на семью не является лишним, а также сообщалось, что в обмен на изъятую мебель выдавался документ. Документа ведь ему тоже никакого не дали, а стол реквизировали явно по жалобе двух постояльцев, которым этот предмет мебели спать мешал.
Выслушав визитера, поманил его мужчина в комнату и показал на знакомый стол, у которого действительно ящики опломбированы были мастичными печатями.
– Он? – уточнил мужчина.
– Он! – кивнул Самсон.
– Ну так садитесь и пишите реляцию в деталях обо всем происшествии! – сказал мужчина. И сам же принес два листа бумаги и толстый, незаточенный карандаш.
Слово, употребленное по отношению к требуемой бумаге, вызвало уважение и доверие. У Самсона промелькнула даже надежда на положительный исход этого дела.
Он подвинул к столу из угла пустоватой комнаты одинокий стул, присел, посмотрел критически на потолок, откуда едва светила тусклая лампа.
Мужчина молча принес из другого помещения настольную лампу, подключил.
Тут уж ничего не оставалось Самсону, кроме как реляцию писать.
– Вначале о себе напишите, фамилия, краткие биографические сведения и адрес! – подсказал мужчина.
Выложился в документе Самсон по полной. Не забыл и о смерти отца упомянуть, думая, что это также характеризует его самого с положительной стороны, потому что жертва редко бывает отрицательным жизненным персонажем.
Получил в руки мужчина через недолгое время два исписанных аккуратным почерком листа.
– Вы теперь домой возвращайтесь! – вздохнув, сказал он. – Я утром прочитаю.
– Почему не теперь?
– Глаза устали, надо им отдых дать. А вы утром приходите, к десяти! Я тут и живу, так что встречу! Скажете, что к Найдену!
– А его не увезут? – кивнул Самсон на стол.
– Обещаю! – твердо заверил его мужчина со странной фамилией.
Поправил Самсон бинт на голове, подтянул автоматическим движением рук и вышел к лестнице.
Незакрытые двери квартиры как бы сразу напомнили вернувшемуся хозяину, что не хозяин он тут уже. Две винтовки с насаженными на дуло штыками стояли под стенкой, как метлы в дворницкой. Рядом с ними – туго набитый мешок. Самсон включил свет, лампочка вспыхнула и тут же почти погасла, ее слабое свечение дрожало, как свечной огонек. Он заглянул внутрь мешка, вытянул из него кусок ткани, оказалась выкройка жилетки с жирными меловыми линиями будущего шва. Стало понятно, что красноармейцы зря времени не теряли и наведались к портному. Холодный сырой воздух пахну́л в лицо из гостиной, заставив Самсона, не раздеваясь, отправиться за дровами в подвал.
Затопив печку, обогревавшую спальню, обернулся он и на печку, которая задней стенкой кабинет отца грела. В том кабинете сейчас спали на полу два красноармейца, освободившие свое спальное пространство самым подлым образом!
Злость заклокотала в мыслях Самсона, но он потушил ее и все равно их печь затопил, только дров в этот раз на них осознанно пожалел.
Не спалось ему ночью. Несколько раз казалось, что он тайный, заговорщицкий их шепот слышит. Подходил на цыпочках к кабинетной двери, левое, единственное свое ухо к ней прикладывал, но ничего кроме тишины и одиночного, случайного храпа услышать не мог.
А под утро представил себе, что при столкновении с ними лицом к лицу обязательно выскажет им в глаза неприятные свои мысли. А они, как простой люд, на это объяснениями ответить не смогут, а только насилием. Что ему тогда? Противопоставлять новые мысли новому насилию? Провоцировать их на еще большее насилие? Нет!
Решил Самсон с утра уйти из дому, чтобы к десяти, нагулявшись, прибыть на Тарасовскую к товарищу Найдену.
Спускаясь к выходу, он специально на первую скрипучую ступеньку наступил. Как знал, что на ее взвизг вдова дворника выглянет. И она выглянула, позвала к себе, чай сделала.
В общем, вместо гуляния просидел он больше часа в теплой, изобиловавшей запахами простой жизни кухне у вдовы. Рассказал о том, как с Надеждой в Купеческом саду гуляли, а про стол не рассказал и удивился даже, что не спросила она его про стол. Не могла же она не видеть, как красноармейцы его из парадного выносили? Но не коснулась их чайная беседа злосчастного стола. А тем временем улица за окном проснулась, зашумела.
– Ты если что спрятать хочешь, можешь мне на хранение дать, – сказала напоследок вдова. – Завтра снова будут по домам ходить! Постельную повинность на жильцов накладывать! Так ты смотри, прибереги то, что сохранить хочешь!
Глава 11
– Васыль, чаю сделай! – крикнул товарищ Найден кому-то, увидев поднимающегося по лестнице с красными перилами вчерашнего озабоченного письменным столом визитера.
Завел Самсона Найден в тот же кабинет, и поразился парень сразу происшедшим за ночь изменениям – теперь кроме его стола и стула под другой стенкой стоял книжный шкаф без книг, а по бокам – два важных купеческих кресла. Перед правым из них – шахматный столик.
– Садитесь! – указал Найден именно на это кресло, возле которого столик стоял. – Сейчас чаю попьем!
Самсон осторожно опустился, и приняло его кресло как некую значительную особу. Усадило оно его в себя мягко и уважительно. Так, что даже сам он себя на мгновение важным почувствовал.
– Прочитал я вашу реляцию, – выдохнул задумчиво Найден. – Хорошо пишете!
В кабинетное помещение зашел с двумя кружками чаю стариковатый, сутулый мужчина с проседью в волосах. Протянул одну кружку опустившемуся во второе кресло Найдену, а вторую – Самсону.
– Хорошо пишете, – повторил Найден, когда Васыль вышел. – Давно так легко не читал! И мысли умеете излагать точно и детально!
– Спасибо, – ответил Самсон на похвальбу, ожидая от говорившего скорейшего перехода к сути вопроса.
Суть вопроса тоже прозвучала, но визитера не порадовала.
– Вынужден наложить на вашу реляцию отказ, – после паузы проговорил Найден грустно. – Ответственного сотрудника, который реквизировал стол, накажем за два проступка по должности: за реквизицию не подлежащего реквизиции и за невыдачу документа о реквизируемом столе. Но стол, – Найден бросил на упомянутый предмет разговора задумчивый взгляд, – стол нам очень нужен. Дел все больше, а работать не на чем, да и почти некому…
Он повернулся теперь лицом к Самсону и посмотрел на него выжидательно.
Самсон сник. Понял он, что зря вечером накануне так старался выводить карандашом по бумаге убедительные мысли.
– Я вижу, он вам дорог, – участливо добавил Найден.
– Это стол отца, в ящике его… наш семейный паспорт…
– Ну, эти документы скоро не будут иметь смысла, выдадим новые, – Найден отпил горячего чаю и, видимо, обжег губу о край кружки, скривился.
– А вы к деникинцам как относились? – спросил, отвлекшись от ожога.
– Никак, плохо.
– А к гетьману?
– Как все, – осторожно ответил Самсон. – Так же, как и к его немцам!
– Ага, – закивал Найден. – А директории сочувствовали?
– Почему? – удивился парень вопросу.
– А нашей, рабочей власти?
Самсон посмотрел вдруг на собеседника с реальной жалостью во вгляде.
– Вам сочувствую, – сказал он, имея в виду именно этого уставшего, давно не высыпавшегося собеседника с почти утраченными из-за образа жизни чертами лица.
Найден помолчал, потом подошел к столу, взял написанную накануне реляцию, снова опустился в кресло.
– Я могу вам помочь, только если вы захотите помочь нам, – сказал он.
– Это как же?
– Мы должны остановить уличный бандитизм и беспорядок. Нам нужны решительные, – при этом Найден бросил взгляд на истрепанную бинтовую повязку Самсона, – решительные и грамотные люди… Если вы согласитесь, этот стол будет вашим рабочим столом! И весь кабинет будет вашим! Мы тут еще кушетку поставим, чтобы можно было отдохнуть, не покидая помещения!
– Это как? Кем я тут буду? – Самсон огляделся по сторонам, примеряясь к кабинету.
– Ну по должности – это мы решим, а по службе будете бороться с грабежами, будете на страже порядка! Всем, чем сможем, мы вас обеспечим. Талоны в советскую столовую я вам смогу хоть завтра выдать, если согласитесь!
Самсон чуть помедлил с ответом. В его памяти снова сверкнула сабля, которой убили отца, и вторая сабля, отсекшая его ухо, ухо, лежащее теперь тут, в этом кабинете, в верхнем левом ящике отцовского стола. Выходило так, что сам стол переехал из квартиры в милицейское учреждение, чтобы отомстить за смерть хозяина, чтобы принять участие в борьбе за порядок, которого теперь не было нигде, даже в самой его, Самсона, квартире, где лежали украденные и награбленные Антоном и Федором вещи.
– А оружие дадите? – Он посмотрел на собеседника пристально, почти требовательно.
– Конечно!
– Я согласен, – сказал Самсон, и тут же его губы пересохли. Захотелось чаю, уже чуть подостывшего, а значит, не такого обжигающего.
– Правильно, – кивнул Найден. – Сейчас я принесу бумагу, и мы все оформим по правилам.
– И можно будет из ящиков вещи забрать?
– Это же ваш стол, можете забрать, можете хранить. Только опечатывание должен товарищ Пасечный снять. Он опечатывал, он и распечатать должен.
Глава 12
– Наденька про вас рассказывала, – улыбнулся при рукопожатии Трофим Сигизмундович, невысокий, чуть сутулый мужчина лет пятидесяти, с животиком, арестованным жилеткой, надетой поверх белой рубашки, и с накинутым на плечи пледом. – У нас с дочечкой очень доверительные отношения! Проходите! Милочка, поставь чаю! – Это он уже крикнул жене, которая тут же выбежала из комнаты, чтобы выполнить поручение.
Отец Надежды усадил Самсона на мягкий стул, сам присел на кушетку рядом.
– Она вот-вот появится, наша Наденька. К тетушке побежала, тетушка тут рядом живет!
Чувствуя при отсутствии Надежды осторожную дистанцию с ее впервые встреченными родителями, Самсон медлил с разговором. Однако понимал, что молчать невежливо.
– Холодновато у вас, – он осмотрелся по сторонам в поисках печки. Увидел ее в противоположном углу, выстроенную столбиком и покрытую изумрудного цвета кафелинами.
– Неужели у вас теплее? – удивился Трофим Сигизмундович и забросил на ноги боковые края накинутого пледа. – Мы-то почти привыкли! Но весны ждем с нетерпением!
– Не теплее, – Самсон поежился, потер ладони одну о другую, словно желая их нагреть, глянул на дверь, в которую вышла посланная поставить чай хозяйка, – но весна вот-вот будет! Недаром в городе уже и мусор убирают.
Отец Надежды закивал.
– У вас дача есть? – спросил.
– Дача? – удивился вопросу Самсон. – Была, под Васильковом… Даже не знаю, что там теперь!
– Давно не ездили?
У Самсона сжалось сердце. С ужасом он подумал, что о летнем семейном гнезде, каковым являлась на протяжении сладких годов его детства их дача, он уже года два не вспоминал! Да и от отца о ней не слышал после того, как вдвоем они остались. Припомнилась тут долгая дорога туда конным экипажем, папины списки необходимых на летнее переселение вещей, галочки напротив каждого упакованного предмета. Господи, неужели вроде бы такое недалекое прошлое может казаться таким далеким, словно вычитанным из книг, а не своим собственным?
– Давно, – Самсон кивнул.
– Что-то вы погрустнели, молодой человек, – Трофим Сигизмундович участливо заглянул в лицо гостя. – Или разграбили ее, вашу дачу?
– Даже не знаю, что там, – признался Самсон и услышал в собственном голосе словно слезы о прошлом.
– Ничего, как все успокоится, поедете, посмотрите! Океан вот может месяцами штормить, а потом все равно наступает штиль, мертвую рыбу на берег выбрасывает, природа очищается и отдыхает.
Самсон ухмыльнулся. Мама Надежды внесла чайник, стала накрывать на стол. В коридоре застучали о деревянный пол каблучки, и в комнату заглянула Надежда в каракулевом полушубке и с теплым платком на голове.
– Гости? – изумилась она, блеснув глазками на Самсона. – Если б я знала, я бы раньше прибежала!
– Да я без предупреждения, – стал оправдываться Самсон. – Хотел новостью поделиться!
– Какой новостью? – Она сняла платок, повесила его аккуратно на спинку стула, расстегнула полушубок, присела.
– На службу определился, – сообщил парень.
– Не может быть! – всплеснула ручками девушка. – И куда?
– В милицию, Лыбедской участок.
– О! Так это у вас там рядом, на Тарасовской! И ходить на службу далеко не надо! – она улыбнулась.
– На Тарасовской? – повторил отец Надежды. Обернулся к жене, уже наполнявшей чашки чаем. – А помнишь, мы туда к Савельевым в гости ходили?
– Не к Савельевым, а к Трушкиным, – поправила жена. – Савельевы на Назарьевской жили, а Трушкины возле Мариинского приюта, на Паньковской.
– Ах да! – закивал глава семейства. – Все-то я перепутываю!
С пледом на спине перекочевал Трофим Сигизмундович за стол. Все расселись дружным кругом.
Самсон, видя, что к чаю ничего не предложено, ощутил легкий голод. Но тут зашумело что-то в его голове. Словно птица, хлопая крыльями, попыталась через оголенную ушную раковину и через повязку внутрь, в голову влететь. Закрыл он правый висок ладонью, вызвав на себя вопросительные взгляды и отца, и матери Надежды.
– Рана не зажила еще? – участливо спросил Трофим Сигизмундович.
– Иногда побаливает, – ответил Самсон, опуская руку и чувствуя неловкость.
А тут опять шум услышал и как бы оглянулся, в поисках того, кто этот шум производил. И опять поймал на себе смущенный от любопытства взгляд хозяйки.
И на фоне этого непонятного шума прозвучали громко, словно не рядом, а прямо внутри его головы два выстрела, отчего он вскочил и почему-то к окну бросился. Выглянул на улицу с высоты второго этажа, не видя на ней никакого движения и вообще никого.
– Вы слышали? – спросил Самсон, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Что слышали? – уточнил отец.
– Выстрелы!
– Не было, – ответила Надежда обеспокоенно. – Я не слышала.
В голове Самсона продолжали нагромождаться шумы, тяжело сдвинулась рядом мебель с протяжным скрипом по деревянному полу. Он уже начал догадываться, откуда все это слышит. И от этого стало ему страшно, страшно и неудобно перед семьей Надежды.
– Извините, мне надо бежать! – Он повернулся к окну спиной, посмотрел на двери в коридор и прошел туда спешным шагом. Спрыгнул по деревянной лестнице к выходу из дома. И по улице действительно побежал, чувствуя в ногах и силу, и усталость и пытаясь не наступать на разбросанные по булыжнику мерзлые осколки мусорных сугробов, с которыми, похоже, субботник накануне боролся по всему городу. После нескольких минут бега он сбавил против своей воли шаг, почувствовал, что наваливается на его плечи тяжесть, которую ему не снести. И тут увидел впереди у обочины пролетку с извозчиком. Запрыгнул.
– Гони к милиции на Тарасовскую! – крикнул неподвижному увальню, сидящему на передней лавке.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания