Галина Вайпер
Психи
Часть 1.
Вам никогда схема питерского метро паука не напоминала? Четыре ветки-лапы на север, четыре на юг, и короткая желтая ветка усиком-завитушкой, по которой и мчался сейчас поезд. Я стоял носом к карте, задавленный со всех сторон распаренными, потными людьми, и пытался придумать назначение усика, которого не бывает у пауков.
– Станция «Лиговский проспект»! – ласково-убедительно сообщил голос диктора.
Толпа вынесла меня из вагона и потащила к эскалатору. Я быстро шагал вместе со всеми, хотя торопиться было некуда, да и незачем. Просто метро есть метро, и навыки автоматического соблюдения правил гидродинамики толпы въедаются в мускулатуру.
Настроение мое толклось у нулевой отметки, регулярно сваливаясь в минус. Причин тому было две – дневная жара в городе Питере и ночной мерзкий сон. Жару я не переношу принципиально, как истинный северянин, а сон… Иногда приснится какая-нибудь дрянь, и все, настроение ниже плинтуса, весь день насмарку. Сегодня со мной случилось именно это.
Утром, только я пришел на работу, мой приятель Ванька ненадолго отвлек меня от мрачных соображений. Он не поленился набрать мой номер, чтобы рассказать ошеломительную новость, на которую только что нарвался в интернете. А прочитал он, ни много ни мало, о том, как некие ученые сделали вывод, что не человек произошел от обезьяны, а обезьяна от человека.
Я так ошалел, что задумался и размышлял об этом до самого обеда. И решил – процесс происхождения обезьяны от человека происходит до сих пор, стоит только повнимательнее оглядеться вокруг в любой толпе. Но к концу дня меня заело по полной программе. Трудно быть интровертом. Что бы ни случилось снаружи, выкарабкаться из внутренней круговерти практически невозможно.
…Шагнув на ступеньку эскалатора, я вытащил из кармана мобильник, нашел Светкин номер и долго таращился на него, соображая, как далеко она меня пошлет, если все-таки позвонить. В прошлый раз она категорически облаяла меня и заявила, что отныне я буду находиться в ее черном списке. Решив не рисковать своим и так достаточно мерзким настроением, я сунул телефон в карман, автоматом свалившись в назойливые воспоминания о тревожном сне.
Они напоминали ощущение от пореза пальца в тот самый момент, когда нож рассекает кожу – острое и заставляющее вздрогнуть. Собственно, я так и не смог за весь день понять, почему этот сон так сильно меня беспокоил. Его трудно было назвать кошмаром, и в то же время присутствовало в нем что-то такое неприятное, чему никак не удавалось подобрать определение. Именно это мне и не нравилось больше всего.
Мне снилось, что я проходил какое-то непонятное и сложное испытание. В длинных и разветвленных коридорах, почти неосвещенных, с высокими, уходящими в темноту потолками, находилось огромное количество людей. У всех было одно и то же лицо – темнокожее, с небольшой бородкой и крупными добрыми глазами. Мне следовало быстро разыскать среди одинаковых лиц одно, вычислить как можно скорее нужного человека, поэтому я бродил в полумраке, хватая за плечи и разглядывая всех, кто там находился.
…Выкатившись из метро, я зашагал к подземному переходу. Над раскаленным асфальтом стояла охрененная духота, пропитанная запахом горячего гудрона. Внизу было чуть прохладнее, но стоило выйти наружу, как жара снова обрушилась на меня. Поглядев на раскаленное солнце в ядовито-синем небе, я вспомнил, что на Меркурии температура намного, намного выше, и тем утешился слегка, и… Оп-ля!
Я заметил паука прежде, чем поставил ногу на асфальт. Пару мгновений мое тело балансировало, пытаясь обрести равновесие, потом нога осторожно опустилась рядом с ним. Я с облегчением вздохнул, мне совсем не хотелось раздавить беспомощную тварь. И откуда он только здесь появился, рядом со спуском в подземный переход?
Самый обычный паук, такие иногда бродят по стенам в доме – субтильные, с длинными тонкими ногами, совершенно безвредные и беззвучные, в отличие от надоедливых комаров. Впрочем, ему со мной повезло, я успел его заметить, и мы разошлись в разные стороны без последствий.
Не знаю, удалось ли ему уйти далеко – час пик, народ валил домой с работы, и совсем не все смотрели в задумчивости себе под ноги. Меня это совершенно незначительное происшествие спровоцировало на глубокомысленные псевдофилософские соображения о том, как мы бродим по улицам, не замечая шествия судьбы над нашими головами. А ведь ее тяжелый башмак запросто может в любой момент опуститься на нашу голову – в виде несчастного случая или, что ближе, того же теплового удара. Инсульт, инфаркт… некоторые вообще с ума сходят.
Я прибавил шагу. Идти от Лиговки до моего дома минут десять, и все это время меня не оставляли мысли о проклятом сне. Может, меня злило, что я не мог вспомнить, удалось мне сдать этот экзамен или нет? Или причина того, почему именно меня выбрали для этого испытания? Но все же казалось, самым неприятным в этом сне были те, кто за ним стоял, потому что где-то на заднем плане за мной точно кто-то наблюдал. Как будто на самом-то деле я все помнил, вот только мне мешали извлечь на поверхность памяти, что именно со мной происходило.
…В этот самый момент я внезапно обнаружил, что стою перед собственным домом и тупо разглядываю дверь в подъезд. Тьфу! Достал ключ, домофон привычно заверещал, я поднялся по стоптанной за полтора столетия своего существования лестнице и, наконец, оказался дома. В ноги бросился, умильно мурлыча, обрадовавшийся моему возвращению кот, а с кухни донеслось самодовольное кудахтанье.
Я обреченно вздохнул, сбросил с ног сандалии и, сдирая с себя прилипшую к спине мокрую футболку, направился в ванную – тело жаждало чистоты и прохлады. По дороге краем глаза заметил на кухне сидящего на табуретке огромного, метра полтора ростом, роскошного петуха. Он, склонив голову набок и переступая лапами, пялился в ноутбук и ворчливо клокотал. Я снова вздохнул и захлопнул за собой дверь ванной. Холодный душ почти привел меня в чувство. Когда уже закрыл кран, услышал, как орет за дверью голодный кот. Мог бы его и покормить, придурок этакий!
Если вы подумали, что я псих, то ошиблись. Псих – это мой понаехавший из провинции двоюродный брат Витька, который как раз и сидел на кухне, пребывая в очередном образе. Впрочем, по некотором раздумии можно предположить, что психом являюсь именно я, а он как раз и нет.
Мой кузен – ходячий театр одного актера, передвижной зверинец и дурдом на колесиках в одном лице. Перед другими людьми он играет юношу из приличной семьи с хорошими манерами, и только наедине со мной позволяет себе раскрыться полностью. Он не может не играть, причем, кого или что именно, зависит от обстоятельств – увиденного фильма, услышанного разговора или пришедшей в его дурную голову непредсказуемой мысли.
Самое же печальное, что я искренне верю всему, что он изображает. Пожалуй, следовало бы сказать, что мой братец – великий актер, а я – гениальный зритель. Вот уж не знаю, что могло навести его на мысли о курах, вернее петухах, может, в интернете на что-нибудь наткнулся и отреагировал соответственно. Кстати, я не исключаю мысли и о том, что мы оба психи, но только когда оказываемся одни, без свидетелей.
Толком не вытершись, в прилипающих к заднице трусах, я направился на кухню. Витька успел стать самим собой, но от компьютера отвернуться и не подумал. Кот же снова бросился мне в ноги и принялся старательно тереться об них, полагая, что при таких обстоятельствах его точно не забудут покормить. Вытащив из холодильника пакет с кошачьим кормом, я вывалил его в миску. Кот уселся лопать, а я злобно буркнул:
– Ты что, не мог сам кошаку дать пожрать?
– А он и не просил, пока тебя не было, – отозвался Вик, оторвался от монитора и нахально заявил: – Зато я прошу.
Я налил в чайник воды, включил его и мрачно полез в морозилку за пельменями – избаловал я своего братца, ох избаловал. Бездельник!
– Опять пельмени! – взвыл Витька. – Сколько можно?
Он брезгливо наморщил нос и стал похож на летучую мышь, о чем я ему незамедлительно и сообщил. Вик изобразил оскорбленную невинность, соскочил с табуретки и убрался с кухни. Пока пельмени булькали в кастрюльке, дома стояла подозрительная тишина. Я разложил еду по тарелкам, поставил на стол масло, уксус и сметану и пошел звать Витьку.
Он висел в гостиной на люстре вниз головой, полностью завернувшись в перепончатые кожистые крылья. Кот сидел под ним на полу, задрав ногу и довольно вылизывая себя под хвостом. Ругнувшись, я вернулся на кухню. Смертельно обиженная, блин, летучая мышь! Будет там висеть часа два, пока сам не успокоится, или меньше – если приму соответствующие меры.
Проглотив без всякого удовольствия свою порцию пельменей, я снова полез в морозилку, внимательно обозрел ее содержимое и задумался. Лазанья? Котлеты? О, вон штрудель завалился за пачку котлет, его только в микроволновке разогреть нужно.
Почему мне, спокойному и хозяйственному парню, обожающему домашний уют и тишину, приснился такой мучительно агрессивный сон? Нет, ничего особенного там не происходило, мне не приходилось убегать от опасности или, наоборот, преследовать кого-то… И все же сон был насквозь пропитан напряжением, те полутемные коридоры казались наэлектризованными, чувствовалось: еще немного, проскочит искра, и все взорвется. И почему забылось, чем все кончилось, прошел я испытание или нет? И почему для меня это так важно?..
Микроволновка дзинькнула, кухня наполнилась сладким ароматом ванили и печеных яблок. Трясти братца и уговаривать его слезть с люстры бессмысленно, на запах он и сам приползет, не выдержит. Наверняка уже принюхивается.
Так оно и случилось, стоило только брякнуть тарелку на стол – Вик немедленно материализовался в дверях с довольной рожей. Мне бы так научиться мгновенно, вслед за обстоятельствами, и соответственно реагировать. Никак не получается, так уж я устроен. Вот приснился неприятный сон, и целый день псу под хвост, зациклился и остановиться не могу.
Я вышел с кухни. Витька, сладострастно принюхивавшийся к штруделю, озабоченно спросил за спиной:
– А он скоро остынет?
– Через десять минут, – мстительно ответил я и пошел валяться на диване с чувством выполненного долга.
Кот перестал вылизываться и вопросительно уставился на меня круглыми желтыми глазами. В следующее мгновение он уже запрыгнул на мой живот. Я взвыл. Раскормленная жирная скотина! А ведь еще полгода назад был тощим и невзрачным котенком, который сам пришел к нам домой из подъезда. У меня не хватило духу выгнать его, и вот она, расплата за добрые дела.
Спихнув котяру с живота, я перевернулся на бок. Кот немедленно забрался на меня снова. Я перевернулся на другой бок. Он съехал на диван и в то же мгновение повторил штурм. Ладно, черт с тобой, ты победил! Витька гремел на кухне посудой, напевая себе под нос. Кот удовлетворенно мурлыкал. Оставив попытки согнать его, я задумался.
Всем вокруг было хорошо, одному мне тошно. Следовало быть честным с самим собой и признать, что на самом деле сны тут вовсе и не при чем. Просто пару недель назад закончился мой бурный, но короткий роман со Светкой, и я до сих пор не оклемался. Никак не пойму, чего она нашла в своем новом парне и чем он оказался лучше меня? И почему мне постоянно не везет с девушками? Всегда-то они находят себе кого-нибудь, кто кажется им более подходящей кандидатурой для романа.
Перевернувшись на спину – свалившийся с меня кот решил более не испытывать судьбу и свернулся рядом, – я принялся размышлять, чем бы мне таким заняться. Может, кино посмотреть? Или книжку почитать про осознанные сновидения? Тема эта меня весьма интересовала, вот только мозги от жары плавились и напрягаться не хотели нисколько.
В конце концов я решил, что ближе к вечеру, когда станет попрохладнее, неплохо будет завалиться в гости к Сережке с Маринкой и выпить с ними водки. Холодной водки… Пожалуй, самое то для душевного расслабления. Звякнуть им, что ли, предварительно, вдруг у Сережки окажется подходящее настроение?
Но внезапно на меня навалилась неодолимая сонливость, я зевнул во весь рот и, забыв про все свои неприятности, провалился в полную темноту. Как будто меня так настойчиво позвали, что пришлось пойти. Где-то на периферии отрубавшихся чувств возник и резко начал удаляться изумленный Витькин вопль…
И все.
То есть нет, совсем не все.
Как будто на меня опустилось кольцо синего огня, и я протек, просочился сквозь диван из одной реальности в другую, и эта другая оказалась, как бы это выразиться поточнее… Полной шизой она оказалась, вот что.
***Я снова шел по коридорам, как в прошлом сне, только на этот раз ярко освещенным, с высоченными потолками, покрытыми точно так же, как пол и стены, плиткой песочного цвета, который почему-то был мне неприятен. По стенам стекала, скапливаясь на полу по самую щиколотку вода, и я брел по ней, чувствуя, как прохладные струи приятно щекочут мои подошвы.
Местами плитку закрывали странные лианы с колючими ветками, отдаленно напоминавшими еловые. Они высовывались из щелей между полом и стенами, добравшись до потолка, свешивались вниз, и с них капал мелкий дождичек. Не могу сказать, что этот круговорот воды в отдельно взятом коридоре, в котором угораздило оказаться моему сонному телу, меня радовал, но спрятаться все равно было некуда.
Впрочем, кое-где в этом бесконечном коридоре попадались двери, некоторые были приоткрыты. Я принялся совать нос во все щели, не столько из любопытства, сколько в надежде спрятаться от надоедливого душа с потолка. Свободных помещений не обнаружилось, везде за дверями находились самые разнообразные существа. Огромные, едва не под потолок, маленькие, едва мне до пояса, но большей частью примерно одного со мной роста, и все человекообразные – сверху голова, внизу ноги, по сторонам руки, мелкие детали не в счет.
Сзади раздался непонятный звук, как будто кто-то откашлялся. Я оглянулся – никого. Но стоило мне сделать шаг вперед, как хорошо поставленный голос жизнерадостно провозгласил:
– Приветствую тебя, новый посетитель!
Хотел бы я знать, что тут посещаю… Еще повертев головой по сторонам, я так и не обнаружил никого, кто мог бы со мной разговаривать.
Голос спокойно объяснил:
– Я не существо, а устройство, и нахожусь далеко отсюда, так что мы с тобой общаемся на расстоянии. Пусть этот аспект наших взаимоотношений тебя не смущает, думаю, ты быстро привыкнешь. Я буду сопровождать тебя как советчик и телохранитель.
Теперь мне стало казаться, что голос звучит в моей собственной голове.
– Что со мной может случиться в этой бане? – рассеянно перебил я его, заглядывая в очередную дверь. – Или это дурдом, и на меня может напасть какой-нибудь придурок?
Он натужно рассмеялся.
– Скорее, я буду охранять тебя от самого себя.
А! Маленький мальчик в опасном месте без присмотра? Ну-ну! Вот только одно дело разговаривать на расстоянии, и совсем другое – охранять. Впрочем, это мне пока не интересно.
– Куда я попал, в музей или зоопарк? – поинтересовался я. – Или все-таки в больницу?
– Скорее последнее, хотя не только оно. Это Центр, – многозначительно, с нажимом произнес он, – мы так его называем.
– Центр чего?
– Много чего, – усмехнулся голос, – в том числе обучения и реабилитации. Те ребята, которых ты видел за дверями, проходят реабилитацию. А ты будешь обучаться.
Я слегка ошалел и, вместо того чтобы побольше узнать, чему меня будут здесь обучать да и, собственно, чего ради, растерянно спросил:
– А почему тут вода везде течет?
– Для красоты и удовольствия, – охотно и напевно ответил голос. – Вода – это самое прекрасное, что есть в нашей вселенной.
Хм… Интересные у них эстетические предпочтения. Не буду спорить, вода в больших количествах нравится и мне, но только не в доме, особенно на полу. Озеро или река еще туда-сюда…
Мой незамысловатый ум тем временем напрягся и сформулировал другой вопрос, точно так же не относящийся к делу, как и первый:
– А почему эти ребята за дверями такого разного роста?
– Потому что их планеты разной величины. Чем крупнее планета, тем сильнее притяжение, тем мельче обитатели. И наоборот.
Понятно. Судя по тому, что у большей части этих реабилитирующихся за дверями рост не сильно отличался от моего, их планеты размером примерно с нашу. Космонавты, надо полагать. Отлично. И что дальше?
Видимо, последнее я произнес вслух, судя по тому, что мой невидимый собеседник немедленно отреагировал:
– Дальше мы приступим к твоему обучению. Сейчас мы как раз направляемся к Учителю.
– Кто он такой?
– Не кто, а что. Учителем мы зовем обучающую машину. Все, что от тебя требуется, – подключиться к ней. Я тебе в этом помогу, остальное уже не будет зависеть ни от тебя, ни от меня.
Звучит угрожающе. Потеря контроля над ситуацией всегда неприятна, хотя бы и во сне, если это сон, конечно. Я ущипнул себя – больно. Потрогал плитку на стене – прохладная и мокрая. Может, и не сон, все слишком реально. Осталось выбрать что-то из двух возможностей – я рехнулся и галлюцинирую, или все это происходит на самом деле. Выбор вроде и невелик, но мне не нравилась ни одна из этих возможностей.
Не дождавшись моей реакции, голос продолжил:
– Я с самого начала нашего разговора хотел сообщить, что мы тебя выдернули с твоей планеты по причине того, что ты идеально подходишь для нашей работы.
Удивительно, какие мысли иногда вылезают из подсознания вроде бы нормального человека. Ну, то есть до сих пор я считал себя вполне адекватным, поэтому даже не предполагал, что у меня мания величия. Довольно интересно.
– Такие специальные парни вроде тебя не так уж часто встречаются в природе. Поэтому нам приходится разыскивать их на разных планетах, вытаскивать сюда и готовить к дальнейшей работе.
Экий я уникум! Сейчас начну собой гордиться. Светку бы сюда… Может, передумала бы меня бросать?
– Работа, надо сказать, нелегкая, временами трудная, местами опасная.
Кажется, я рано обрадовался.
– Спецподразделение по борьбе с опасностями галактического масштаба, попросту называемое БЭБом…
– БЭБ – это у нас что?
– Это Бюро экзистенциальной безопасности, занимается…
– Понятно, – я прервал его на полуслове. – Занимается борьбой с вселенскими кознями. Случается большая беда, прилетает БЭБ и всем плохим парням раздает по заслугам, а у хороших мед по усам течет.
– Что-то в этом роде, – усмехнулся голос. – Мед по усам, вода по полу.
Я вздрогнул и заглянул в ближайшую полуоткрытую дверь, за которой на поверхности воды неподвижно лежал очередной хороший парень. Глаза его были закрыты, кожа на руках и ногах была… точнее, ее практически не было. Ожог, судя по всему. Ожог третьей степени. Процентов этак… много процентов. Мне не понравилось.
– Почему его не лечат? Валяется в луже без лечения и заботы, – не то чтобы я особенно рассердился, но неприятно думать, что однажды и ты сам можешь оказаться вот так вот брошенным умирать.
Голос невесело рассмеялся.
– С чего ты взял, что его не лечат? Потому что не видишь, как? Имей в виду, комната, в которой он находится, как раз и является способом лечения. Ты испугался за себя? Успокойся, Димон, все будет в порядке, рано или поздно.
Вообще-то родители называли меня Дмитрием, а Димоном меня зовет только Витька. Значит, я никуда не попал, а по-прежнему сплю на диване, и мне нечего за себя бояться. В порядке так в порядке.
Пока же мы – хотя не знаю, можно ли говорить о собеседниках во множественном числе, когда один из них находится черт знает где, – так или иначе, я и сопровождающий меня голос дошли до конца коридора и оказались перед высоченной дверью, упирающейся в потолок. Ее металлические створки медленно разъехались в стороны. За ними я так и не увидел ничего напоминающего машину. Стены, пол и потолок со все той же уныло-желтой плиткой, ненавязчиво напоминающей о желтом доме, вода на полу…
Может, я все-таки перегрелся и валяюсь на диване в болезненном бреду? Вечер трудного дня и тому подобное?
Голос, который все время находился где-то рядом, переместился за спину и, угасая, произнес:
– А теперь я тебя оставлю.
Дверь неторопливо и почти бесшумно закрылась за моей спиной. Я не стал оглядываться, просто стоял, наблюдая, как поднимается уровень воды на полу. Она была прозрачной и прохладной, скоро ее поверхность добралась до колен. Расслабленно наблюдая за ней, я соображал, получится ли у меня проснуться, как обычно, когда сонный кошмар достигает апогея. А если нет? Почему-то даже во сне совершенно не хотелось утонуть. Плаваю-то я неплохо, только вот дойдет вода до потолка, и тю-тю…
Ага! Вон какая-то квадратная дырка в потолке, наверное, вентиляция. Похоже, мне удастся в нее пролезть, если вода поднимется слишком высоко. А что дальше? Что там, в этой предполагаемой вентиляции, куда она ведет, есть ли из нее выход? А если нет, и вода польется в нее вслед за мной? В любом случае, здесь и сейчас мне больше некуда деться, и потом, не забывай, парень, ты же спишь, так что все нормально!
Вода добралась до груди, оторвала меня от пола, я в пару гребков подплыл к стене под дырой и стал дожидаться, пока поднимусь настолько, чтобы удалось подтянуться и забраться в нее. Кажется, меня засунули в лабиринт типа того, в котором изучают интеллект и способности к выживанию у крыс. Подопытная крыса – вот кто я, значит. С чего бы это мне такой дурной сон снится, пельмени, что ли, оказались несвежими?
Говорят, сны сильно зависят от физического самочувствия. Типа, набитый сверх меры желудок давит на легкие, и тебе снится, что тебя душат, например, или ты оказался в безвоздушном пространстве и задыхаешься. Или на кухне лук пригорел на сковородке, и тебе снится пожар. Или… да черт с ним, может, кот улегся на шею, есть у него такая дурная привычка, и телу кажется, что ему вот-вот перекроют приток воздуха, отсюда и поднимающаяся во сне вода.
Так или иначе, но, кроме той дыры, другого выхода я не наблюдал. Центр обучения, мать-перемать! Учитель, чтоб вас всех! Это какой же у них айкью должен быть, чтоб такие незамысловатые задания придумывать?
Схватившись за край отверстия, я с усилием подтянулся и кое-как заполз внутрь. Стены узкого прохода были покрыты той же, что и везде, гладкой плиткой раздражающе желтого цвета. Я пополз вперед. Сзади негромко плескалась вода.
Пиковая ситуация самым занимательным образом отразилась на моих мозгах, которые заполнились мыслями о предродовой травме. До сих пор эта идея меня смешила, а теперь нате, на полном серьезе ползу в этой норе, размышляя о новом рождении там, впереди, в конечной точке. Что-то вроде того, что новые знания и опыт делают нас другими, новая личность выходит на передний план, как будто мы рождаемся заново.
Понимаю, звучит глупо, но разве мысли у человека в безвыходном состоянии могут быть умными? Во всяком случае, не у меня в этом крысином лабиринте.
Свет из комнаты позади, в которой меня пытались утопить, совсем ослаб. Некоторое время пришлось ползти в полной темноте, но вскоре она стала рассеиваться. Я так и не понял, то ли мои глаза адаптировались к мраку, то ли какой-то свет здесь все же имелся, но впереди, с правой стороны, мне удалось не столько рассмотреть, сколько угадать на стене какое-то пятно.
Когда я подполз поближе, то увидел на фоне темноты далекое слабое свечение, как будто там присутствовал какой-то выход. С изрядным трудом протиснувшись в ответвление – вы никогда не пробовали развернуться на девяносто градусов в узком, очень узком коридоре? – полез дальше, надеясь, что там хотя бы воды столько же, как и везде, то есть только на полу.
Как оказалось, я ошибся, к собственному удовольствию. Высунув наружу голову, увидел, что меня загнали в маленькую камеру, примерно метр на метр и еще на метр, игрушечный такой кубик. Рассеянный свет, никакой воды, и ничего другого тоже, даже клятой желтой плитки.
Стены, пол и потолок сияли белым светом, я так и не понял, из какого материала они сделаны. Поразмышляв пару минут, решил забраться туда, чтобы передохнуть и подумать, что делать дальше. Кое-как дотянувшись до пола, сгруппировался и оказался внутри. Усевшись на полу, уперся спиной в стену, чтобы хоть немного вытянуть затекшие ноги. Свет замигал, он не выключался и снова включался, просто его интенсивность то снижалась, то увеличивалась в нерегулярном ритме, который никак не получалось осознать. Некоторое время я внимал этому миганию, но вскоре утомился и заснул.
Когда я открыл глаза, из дыры, бывшей входом в эту микроскопическую каморку, на меня таращилось незнакомое лицо – безволосое, ни тебе бровей, ни ресниц, ни щетины на подбородке. Зато шапочка на макушке.
Все почти человеческое, только уши располагались на его черепе выше, чем у меня, под самой его смешной шапочкой. Непроизвольно ощупав свое лицо, я обнаружил, что оно стало совершенно гладким, как и глядевшая на меня физиономия.