Сделка с совестью
Протягиваю ей бутылку воды и чизбургер.
– Нет, не хочу.
– Нужно, – настаиваю я и кормлю, а потом снова вытираю салфетками ее руки и лицо.
В больницу отвожу бедняжку одна: Ян говорит, что останется в машине и сделает пару звонков. Сдаю пострадавшую врачам, на всякий случай беру ее номер, оставляю свой и возвращаюсь к джипу. Ян стоит на улице и курит. Вокруг него порядка шести или восьми окурков. Нет, все же девять. Да ладно, Хулио? Так испугался?
На улице холодно, снова срывается мокрый снег. Я забираюсь в салон и жду, когда Ян сядет за руль, но он не торопится это делать. Опять курит. Стучу в окно и приоткрываю дверь.
– Надеюсь, это не травка?
Ян чуть поворачивает голову в мою сторону и хмурится, разглядывая лицо.
– Я дороги обратно не знаю. Денег на такси нет. Ты обещал отвезти меня на базу.
– Телефон у женщины взяла?
Я утвердительно киваю.
Ян докуривает сигарету и садится за руль. Заводит двигатель. Глаза все такие же стеклянные и неживые, пальцы трясутся, губы белые.
– Что с тобой, Хулио? – подаю голос.
Не хватало еще, чтобы в аварию попали. Лучше тогда я сяду за руль.
– Ничего. – Он включает печку, заметив, что я дрожу.
Тянусь к бутылке с водой и салфеткам.
– Давай кровь вытру? – предлагаю. – Тебя тоже покусали?
– Задело немного. Не нужно.
Ян отдергивает руки и недовольно щурится, когда я его касаюсь.
– Прививку от бешенства пойдешь делать? – улыбаюсь, чтобы разрядить напряженную обстановку и убрать кислую мину с симпатичного мужского лица.
Ян только что человека спас, его поблагодарить нужно, но я ничего не могу поделать со своим языком. Не тянет говорить приятные вещи. Женщина его пусть благодарит, а я бы сейчас в номере на базе спала, если бы не чья-та упертость и желание заняться сексом. Ну вот чем Игнасасу Верочка не угодила? Та же комплекция, что и у меня. Плечи, правда, чуть пошире. Но зато светленькая, безумно милая и очень заинтересована Яном. А я ровно дышу к таким дерзким хамам. Властных замашек Родригеса хватает.
Хулио поднимает левый рукав пальто, осматривает руку и шумно вздыхает.
– Ладно. Помоги, – делает одолжение барин. – Под сиденьем аптечка, там должен быть бинт. Перевяжи. А то и так Михе всю машину кровью запачкали. Нытья теперь не оберусь. По-хорошему бы на химчистку заехать. Не желаешь?
У Яна богатая мимика. И красивая улыбка. Но сейчас она чем-то напоминает жутковатый оскал.
– На базу я желаю попасть, а потом ты хоть в космос лети на этом джипе. Но без меня.
Достаю аптечку и смотрю на руку Яна. Левое предплечье малость прокусили. Пару швов бы наложить. Чтобы шрама не осталось.
– Пока не уехали, может, покажешься врачу? Вакцина тоже нужна. Бродячие псы, и все такое… Вдруг заражение будет?
– Если почувствую дискомфорт, съезжу. Бинтуй. На базу вроде торопилась?
Ну ладно. Не маленький мальчик. Знает, что делает.
Остаток дороги мы едем в тишине, но в нескольких километрах от базы Ян вдруг сбавляет скорость и прижимается к обочине. Лицо бледное, держится за висок и громко дышит.
– Ян?..
– Тут буквально пять километров осталось, – обрывает он приглушенным голосом. – Пересядь.
Я сбита с толку его словами и просьбой. Но вида не подаю.
– Если ты решил мне отомстить, изображая обморок, то…
Осекаюсь, потому что Ян выставляет вперед забинтованную руку и делает ей предупреждающий жест, чтобы закрыла рот. Почему-то это задевает.
Ну ок. Создам тишину. Хамло ты, Ян, а не Хулио.
Игнасас выходит из машины, шатаясь, обходит ее спереди и садится на мое место. Держится за виски и закрывает глаза, больше не обращая на меня внимания.
Господи, поскорее бы наша поездка и странности этого мужчины остались позади. Меня полностью устраивает моя скучная и понятная жизнь. А вот Маркеловой прямая дорога на МРТ. Пусть сходит и проверит голову, если сохнет по такому придурочному.
– Что с тобой? – спрашиваю и снова тычу ногой в пол в поиске третьей педали. От стресса тоже мозги немного набекрень.
Перевожу глаза на коробку передач. Как же я мечтаю вернуться на базу и скрыться за дверью своего номера от этой ходячей катастрофы, которая сидит рядом.
– Перенервничал. Мигрень начинается. Триптаны оставил в Москве. Создай тишину.
А ну теперь мне все понятно. Им с Маркеловой вдвоем дорога на МРТ. Достаю телефон и строчу Верусику СМС. Ничего, Игнасас, я искореню в тебе всякое желание виться возле меня. И нет, мне ни капли тебя не жаль. Будь ты хоть трижды герой, мужлан неотесанный. Как вспомню сильные ручищи на своей заднице, как тащил меня в машину, вульгарный язык в рот засовывал, когда прижимал к стене… Нет, лучше не вспоминать, а то еще пешком до базы пойдет со своей, возможно, мнимой мигренью. Сейчас Ян разыграет сценку, как ему плохо, а потом «Проводи, Алёна, до номера и помоги лечь в кроватку»? Вот Верочка и проводит. Может, и первую помощь окажет, если оба того захотят. Я в этой компашке третий лишний.
Маркелова тут же отвечает и обещает быть у корпуса, в котором живет Ян, через десять минут. Отлично. Я удовлетворенно приподнимаю уголки губ.
– Тебе приятно, когда окружающие люди страдают? – шепотом интересуется Ян.
Оцениваю бледный вид Хулио. Что, если и впрямь плохо? Не похоже, что изображает недомогание. Но сам ведь проявил инициативу. А она часто бывает наказуема.
– Не всегда, – коротко отвечаю я, а сама думаю о том, что пакетик еды из Макдональдса все же заберу. Чтобы из номера не выходить пару дней, потому что собираюсь позвонить Кате и рассказать ей про выходку этого балбеса с поджогом корпуса, моим похищением и покатушками до полицейского участка. Шаник вроде дружит с Яном? Вот пусть мозг ему и поклюет. Вместо триптанов.
Мы въезжаем на территорию базы, и я останавливаю машину возле корпуса, в котором живет Катя и ее друзья. У них тут постоянные сборы и движ, судя по ее рассказам. А я здесь в первый раз, но место оценила: очень красиво. И почти спокойно. Если бы не одно но.
Перевожу взгляд на притихшего Игнасаса.
– Приехали, – говорю на случай, если к его головной боли и потеря слуха добавилась.
– Проводишь? – Ян поворачивается и смотрит на меня жалостливыми глазами.
Да. Все, как я и думала. Притворяется.
– Без присмотра не останешься, не переживай.
Глушу двигатель и тянусь за пакетиком с едой из Макдака, заметив, что Вера приближается к джипу. Ты очень вовремя, звездочка.
Я открываю дверь и выхожу на улицу. Перекинувшись парой слов с Маркеловой и вкратце рассказав о том, что с нами приключилось, быстрым шагом иду к своему корпусу. Отхожу на приличное расстояние и оборачиваюсь, чувствуя на своей спине прожигающий взгляд. Действительно, не показалось. Ян смотрит мне вслед, сцепив челюсти, пока Верочка суетится вокруг него и что-то говорит, открыв дверь с пассажирской стороны. Надеюсь, завтра мне не прилетит «благодарность» за заботу? Вообще, лучше бы Яну оставить меня в покое. Ничего у нас не получится. Руку даю на отсечение.
Не удерживаюсь и насмешливо улыбаюсь герою. Прекрасного тебе вечера, Хулио. То есть хамло. Сделать оскорбительный жест рукой, чтобы Вера замолчала, не возникает желания? Только со мной так можно, да?
6 глава
Второй день подряд я не могу собрать себя в кучу. Такое ощущение, что в голову с правой стороны заколачивают ржавый гвоздь. А когда он достает до мозга, то сразу же приступают к новой раздаче боли. И так по кругу. Словно попал на фабрику бракованной продукции, которую решили утилизировать, вбив все до единого гвоздя в мою черепную коробку. Эту боль при приступе мигрени нельзя описать словами. И спутать ни с чем невозможно. Эрик привез колеса из аптеки, но они не особо помогают. Не думал, что меня накроет этим кошмаром в поездке, и ничего с собой не взял. Уже почти забыл, какие это «прекрасные ощущения». Хотя про «забыл» – спорно. Такое не забудешь. Если бы под рукой был пистолет, то я бы уже застрелился, чтобы не испытывать подобные мучения.
К вечеру боль становится тише. Препараты Эрика помогают, и даже появляется намек на аппетит. Начинаю по новой прокручивать события недавних дней. Хулио, да? Мать Тереза недоделанная. И Саша Грей в придачу. Твое счастье, цветок, что мне и впрямь херово, а Вера оказалась не такой бессердечной сукаой как ты. Уже, наверное, раз пять заглянула, если не больше, чтобы узнать, не окочурился ли я. Даже представить не мог, что она такая чуткая и заботливая девушка. В отличие от некоторых. По-хорошему бы Леднёва к Алёне с баблишком подослать, чтобы нервы ей подергать, но ладно. Живи, солнышко. Я хоть и с прибабахом, но останавливаться умею. Не до тебя сейчас.
Встаю с кровати и иду в душ. Холодный. Возвращаюсь в спальню, раздвигаю плотные шторы на окнах, открываю одну створку, чтобы проветрить комнату, и звоню Вере: пусть принесет что-нибудь поесть завтра утром. Так, глядишь, и пересмотрю свои взгляды на жизнь – выберу себе в спутницы заботливую блондиночку, а не черствый черный сухарик. Грызи его потом остаток жизни. Нет, пусть это счастье кому-нибудь еще достанется.
Я ложусь в постель и снова отрубаюсь под действием колес. Когда открываю глаза, чувствую себя почти нормально. За окном дождь с мокрым снегом. Отвратительная погода. Проверяю сообщения. Вера приходила, но я не отвечал. Стучать она не стала и заботливо оставила еду под дверью. Просит позвонить, если будет нужна. Действительно, все познается в сравнении. Пишу Верусику благодарности и хочу завалиться еще поспать, но слышу громкий стук в дверь и снова морщусь от боли в виске. После травмы головы меня, бывает, посещает мигрень. Особенно когда сильно понервничаю. Вот и в этот раз, отгоняя от женщины собак, я от души понервничал.
Стук повторяется. Я натягиваю штаны и иду к двери. Открываю и на несколько секунд впадаю в ступор. Пока я отходники ловил, на базу прилетали инопланетяне, похитили Алёну и перепрошили ей мозги?
С непроницаемой маской на лице забираю пакет с едой, который Вера оставила у порога, и захлопываю дверь перед носом цветка, расплываясь в победной улыбке. Не знаю, зачем Алёна пришла, но позлить и поиздеваться после ее выходки – это теперь святое. Даже если и уйдет, то ничего страшного. Я к ней по-человечески, страстно, до умопомрачения, а она как конченая стерва себя ведет.
Прислушиваюсь к тишине за дверью. Ушла? Вот и отлично. Собираюсь лечь обратно, но стук повторяется. Неужели ей и впрямь мозг перепрошили, пока я в кровати валялся? А может, еще и сердце вживили? Ну ладно, я тоже хорошо постарался: Кате наныл в промежутках между отходняками, как мне херово, чуть ли не при смерти лежу. Сфоткал ей фрак, в котором меня хоронить. Похоже, сарафанное радио сработало и кто-то не такая бессердечная сука, какую из себя изображает? Но зря ты, цветок, пришла. Если сейчас порог переступишь, то всё. Извиняться за грубость придется долго и много. Я как раз нагулял аппетит, голову малость отпустило, и теперь я в состоянии сделать обоим приятно. Не выпущу, пока не выпью все соки.
Открываю дверь и смотрю на цветочек. Выглядит неважно. Стоит в той же позе, как минуту назад, с застывшим непониманием на лице. Вроде и тянет к ней, но с другой стороны, такие плохо контролируемые чувства, как на примитивно-первобытном уровне – не норма. По крайней мере, для меня.
– Ведешь себя как истеричная жена, Хулио. – Алёна обжигает черным взглядом.
Хулио, да?
– Я уже жалею, что рассказал тебе про родню. Ян меня зовут, Алёна. А не Хулио. Не помню настоящие имена героев, про которых бабуля сериалы смотрела, зависая целыми днями у телика. Первое попавшееся придумал. Чтобы ты суть уловила.
– Тебе оба имени подходят, Игнасас.
Меня передергивает от ее серьезного тона. Втягиваю с шумом воздух, снова начиная заводиться.
– Зачем пришла, Алёна? – Щурю глаза, рассматривая ее фигуру.
Могла бы и во что-то посимпатичнее нарядиться, а не в эту ужасную толстовку, которая на два размера больше. И штаны такие же. Может, Алёна у Аглаи стрельнула это безобразие? Типа жирный намек, что пришла не соблазнять? Жаль, цветок. Очень жаль.
Алёна смотрит в лицо и даже не пытается опустить взгляд на мой обнаженный торс, в то время как Верочка обычно глазами чуть ли не до костей обгладывает. Даже не знаю, что лучше: когда ты сам сильно хочешь или наоборот – когда тебя. В идеале – чтобы взаимно. Но здесь, похоже, без вариантов.
– Зачем пришла? – снова спрашиваю я, едва сдерживая раздражение.
– Извиниться. Я не знала, что в детстве тебя покусала собака и теперь ты их боишься. Подумала, что притворяешься, изображая недомогание, чтобы потом затащить меня в постель. Наслышана я о ваших с друзьями проделках и способах вызывать эмоции у девушек. В общем… ты молодец, Ян. Пусть голова пройдет. Пока.
Алёна разворачивается и собирается уйти. Вот же маленькая дрянь! Лучше бы не дразнила своим появлением! Я вроде как остыл. А теперь все по новой проснулось. Завожусь с пол-оборота от нее.
– Алёна, – окликаю чертовку.
Она останавливается, но не оборачивается.
– Зайдешь? На пару минут. Голова сильно болит, стоять тяжело. В таком состоянии не трону.
Вру, конечно. Меня почти отпустило, а от мысли, что скрывается под огромной толстовкой и штанами цветка, кровь приливает к паху. Я не обещал, что буду честно играть. Да и раскаяния на лице цветочка не заметил. Пришла удостовериться, что мне и впрямь плохо? Отвратительное извинение, Алёна. Хуже не бывает.
– Нет, Ян, не зайду. Поправляйся.
Даже не взглянула.
После ухода Алёны неприятный осадок и злость внутри. От этого опять начинает трещать голова. Блядь. Лучше бы она и правда не приходила. Обошелся бы без ее «сердечной» искренности. Ну какая же ты стерва, цветок! Когда щемишься от меня – бесишь, а пришла – и все равно бесишь. Никогда не применял к женщине физического насилия, но эту бы хорошенько отшлепал по заднице. А потом бы трахнул так, чтобы на ногах стоять не смогла.
На следующий день я ощущаю себя огурцом и иду на тренировку цветка. Сам не знаю зачем. Просто хочу. Но Алёны в зале нет. Зато есть Вера. И она тут же оказывается рядом. Интересуется, как себя чувствую, ласково поглаживает по плечу и не сводит с моего лица чистых голубых глаз. Не ожидал от нее столько заботы. Надо мной лишь Шаник и бабуля так кудахчут, когда приболею, а в этот раз на себя эту миссию Маркелова взяла. Тронуло. Нужно будет в Москве ее куда-нибудь пригласить.
– Вер, что с твоей знакомой? Опять пропускает тренировки? – киваю я в угол спортивного зала, где обычно уединяется цветочек.
– Угу. Вы двое калек, Янис. Ты с прокушенной рукой, а она с больной ногой. Отдыхает Алёна. Вчера опять неудачно упала. Сказала, что лодыжке нужен покой.
В голове рождается абсолютно идиотская идея пойти и проведать цветочек, но это чревато последствиями. Рядом с Алёной словно все предохранители срывает. Лучше держаться от нее подальше.
Но подальше не получается. Вечером мы договариваемся с Леднёвым пересечься в кафе, и только я успеваю войти в здание, как замечаю Алёну за дальним столиком, у панорамного окна. Сидит в одиночестве и с кем-то разговаривает по телефону. Сажусь так, чтобы можно было рассматривать чертовку, и не свожу с нее глаз. Красивая. Только почему такая дикая и упертая? Где справедливость?
Я достаю телефон и гуглю про Алёну Шип. Оказывается, полная фамилия девчонки – Шипиева. Алёна Владимировна. Приятно познакомиться, цветок. Ищу видео с ее падением. Нажав на один из заголовков о том, что спортсменка закончила карьеру, получив серьезную травму ноги, смотрю, как Алёна жестоко упала. Да, с какого-то прыжка, но перед этим ее партнер уронил на лед и она головой и плечом неплохо так приложилась… Ей бы, по-хорошему, после этого не следовало продолжать выступление, и тогда, возможно, травму она бы не получила, но… Знал бы, где упадешь, – соломки бы подстелил. Я поднимаю взгляд к цветочку. Жаль, Алёна, что все так вышло.
Гуглю дальше и нахожу снимки с фотосессии, где Алёна в слитном купальнике рекламирует какой-то известный бренд. Безумно красивая. Увеличиваю изображение и зависаю. На правой ноге, на бедре, у нее татушка? Да ладно? Мелкий ободок из колючей проволоки?
– Ты что там так увлеченно разглядываешь? – спрашивает Леднёв и сует нос в мой экран. Переводит глаза к дальнему столику. – Неужели так нравится? – щурится он.
Я закусываю щеку, сбрасывая все вкладки и слушая, как друг тихо напевает песню «Потеряли пацана». Очень похоже на то, Мих. Интересно, проволока – муляж или настоящий рисунок? Ладно, цветок. Последняя попытка. Если начнешь шипы выпускать, тебе же хуже.
– Пойду-ка, поздороваюсь. – Я поднимаюсь на ноги.
– Съезжу пока за новой партией колес от мигрени, – ржет Миха.
– Да, и сорокоуст закажи.
– Не. Не дойдет до него дело. Не дастся. Смирись, Ян. Но зато ребра целыми останутся.
Ребра, возможно, и останутся целыми, но фейс мне сегодня точно подпортят, когда начну дергать ароматные лепестки Цветика-семицветика. Желаний за эти дни накопилось немало.
7 глава
Я подхожу к столику и, не спрашивая разрешения, сажусь напротив. Алёна прерывается на полуслове, заметив меня, и тихим голосом обещает кому-то, что перезвонит. Убирает телефон в карман толстовки. Не такой огромной, как в прошлый раз напялила на себя. Разыскал бы высший разум и заплатил ему, чтобы и впрямь Алёне что-нибудь перепрошили в мозгах и на путь истинный направили. Пропадет же, девчонка.
– Привет, Алёна. – Я смотрю, чуть прищурившись, на красивое лицо с мертвецки бледными щеками.
Совсем загоняла себя, цветок.
– Привет, Хулио, – бросает Алёна и переводит скучающий взгляд в окно.
Там опять непогода. Но вид на залив шикарный. Летом, правда, живописнее.
– Как самочувствие? Вера сказала, что ты вчера упала?
Я пропускаю мимо ушей уже ставшее ненавистным имя. Знал бы, что оно западет в душу цветку – что-нибудь звучное и оригинальное придумал бы.
– Никак. Надо прекращать себя истязать, – грустно ухмыляется Алёна, поджимая губы. – Бессмысленно это все. Зато развеялась. Тут красиво. Если бы не одно но. – Она поворачивается и долго смотрит мне в глаза.
Вдвоем мы остались с этим «но» и знаком минус, а ведь могли бы получить друг от друга массу положительных эмоций. Хорошо, что завтра я домой улетаю. А то так и до глупостей недалеко. И полицейского участка. Хотя одну, так и быть, совершу. Напоследок.
Достаю телефон из кармана джинсов, едва сдерживая улыбку. Нахожу нужную песню и включаю, точно зная, что Алёна тоже будет сейчас улыбаться. Ей одного куплета хватит. Но можно и всю послушать. Из меня так себе музыкант, всё ради тебя, цветок. Сейчас будет эксклюзив.
– Ты проходишь каждый день, не знаешь, ты проходишь каждый день, не слышишь. Как в груди моей сердечко тает, как оно совсем неровно дышит. Пропустил вторую тренировку, это ж накануне состязаний. Потерял спортивную сноровку, стал не соблюдать режим питания… – тихо напеваю я вместе с исполнителем, рядом с Алёной снова ощущая себя пацаном, который впервые добивается внимания понравившейся девочки.
Продолжаю до припева и выключаю звук. Алёна какое-то время молчит, а потом говорит, шумно вздохнув:
– Да, мой спорт точно прошел. Пять за находчивость и поднятие настроения, Ян. – Цветочек улыбается и «прячет шипы». – А можно еще раз? – кивает на телефон в моих руках.
– С моим сопровождением или без?
– С твоим.
Очень приятно видеть блеск в ее глазах. Ставлю песню на повтор и наблюдаю за Алёной, подпевая исполнителю. Похоже, ей и правда нравится. Поразительно. Закончив выступление, убираю телефон. Алёна молча смотрит на меня. Улыбка не сходит с ее лица.
– Чем сейчас занимаешься? Где-то работаешь? – спрашиваю я, пытаясь думать о серьезных вещах, но рядом с ней это дается очень непросто.
– Всем понемногу. Где-то работаю. И еще заочно учусь, – оживляется цветочек.
Так ее разбалтывать, как Варю, что ли, нужно? Сразу бы сказала, Алён. Это я умею. Но язык хотелось бы применять в другом месте. Наговориться всегда успеем.
– А лет тебе сколько? – продолжаю допрос.
– Поменьше, чем тебе.
Ладно, Катя рано или поздно расколется и сдаст все пароли и явки этой колючки.
– Я завтра в Москву улетаю. Жалеть не будешь?
– О чем?
– Об упущенных возможностях.
Алёна вздергивает подбородок.
– Не люблю играть чужими чувствами, и когда просила оставить меня в покое, то именно это и подразумевала. Никакого подтекста в моем «нет» не было. И не будет. К тому же с Верой вы вроде бы нашли общий язык? Она все уши прожужжала, какой ты классный. А еще вы неплохо вместе смотритесь. Светлая и темненький. Мы же с тобой будем сливаться.
– Сливаться? А мне кажется, что будет фейерверк, Алёна. И очень зрелищный. С кем мне время проводить или смотреться лучше, я как-нибудь без третьих лиц определюсь. – Снова начинаю раздражаться.
– А если третье лицо не хочет проводить с тобой время и мечтает о тихом уюте у камина, без яркого праздника?
– Тогда пусть изменит мышление и волосы в светлые оттенки перекрасит. Может, и праздника сразу захочется?
– Почему мне перекрашивать, а не тебе? Все-таки эгоист, да? – язвит цветок.
– Частично. У меня на этот счет своя философия. Делиться страшно, а то там опять имена мелькают. Мне Хулио за глаза хватает. И блондином я уже был какое-то время. – Быстро подмигиваю: – Юность, эксперименты, все дела.
– Своя философия, да? – хмыкает Алёна. – Ну частично и у меня своя. С недавних пор.
– Зря ты в прошлый раз сбежала. Могла бы проводить до номера, а не сдавать Вере, создав мне новый головняк. Отходники рубили, о сексе в тот момент я не думал. Ну и не такой бессердечный, как ты, Алёна. Больно смотреть на мучения других людей. А Вере теперь придется сделать неприятно. Потому что не люблю играть чужими чувствами, – возвращаю я цветку ее же слова и усмехаюсь.
Вру. Плевать мне на чувства и ожидания Веры. Это ее проблемы, а не мои.
– Но кажется, у кого-то зачатки совести имеются, если пришла ко мне извиниться?
– Катя рассказала историю про собаку, которая тебя укусила в детстве. Ну и про мигрень, похоже, ты не соврал. Особенно тронул синий костюм, в котором ты попросил себя похоронить. Шанаева мне его переслала. Шутки, конечно, у тебя плохие, Ян, но старания зацепить меня, я оценила. И твои, и Катины. А до Веры мне дела нет. Она же твоего внимания хочет, а не я. Объяснитесь как-нибудь.
– Жаль, что не наоборот.
– Жизнь часто бывает к нам несправедлива. Как рука? – спрашивает Алёна.
– Почти зажила, и как видишь, от бешенства я пока не умер. А вот от мигрени чуть не сдох. И от твоего безразличия. Кстати, женщина та звонила. Благодарила за помощь. Муж ее собирался приехать к нам на базу с какими-то презентами, но я отвратительно себя чувствовал и никого видеть не хотел. К тебе, может, стоило отправить? Конфет бы каких-нибудь погрызла и бока отъела, чем по залу скакать и по новой травмироваться. Ты мне здоровая нужна.
Повисает пауза. Алёна внимательно рассматривает мое лицо. Улыбается шире. И еще красивее становится в такие моменты. Ну какой же чувственный, притягательный цветок. Когда не выпускает шипы. Загляденье.
– Правда так испугался?
– Кривда. Так притворяться я еще не научился. Хотя опыт притворства большой, – честно признаюсь.
– Значит, не бывает дыма без огня и девочки не обманули? Не только эгоист, да?
– Я постоянен в своих симпатиях, – отвечаю уклончиво, не желая развивать эту тему.
Алёна закусывает губу, словно о чем-то думая.
– Звучит как приговор. Даже не знаю, плакать или смеяться, что ты такой настойчивый.
– А ты чередуй.
Опять улыбается. Ну точно, копия бабушки по характеру. Любит, чтобы по ушам ездили.
– От тебя все что угодно можно ожидать, Ян. Ты как мешок с петардами. Бракованными. Не знаешь, когда они рванут и как сильно. Поэтому и не хочу сближения с тобой. А еще ты дерзкий, непредсказуемый. Таких мужчин я сторонюсь. К тому же мне не нужны сейчас никакие отношения. Даже одноразовые.
– Почему не нужны? Обидел кто-то, Алён?
Она молчит, прожигая черными глазами. Затем начинает собираться, берет в руки сумку. И непонятно, о чем думает. Девочка-загадка.
– Посиди со мной. Заказать еще кофе? – прошу я, кивая на пустую чашку. – Или чай? Что-то покрепче? А может, сок с шоколадкой, потом я провожу? Хочу исправить о себе впечатление.
Рад бы на отвлеченные темы с Алёной говорить, но не выходит. Все сводится к тому, что я хочу ее.
На бледных щеках проступает румянец. Наваждение какое-то. Прямо сейчас бы сгреб этот Цветик-семицветик в охапку и оттащил в номер, исполнять мои желания. Но все, что остается, – поставить в банку с водой, чтобы не завяла, и не трогать до лучших времен. Если они наступят, эти лучшие времена.
Алёна встает со стула.
– Мне пора, Ян. Приятного вечера и хорошего полета.