Избранное 2017. Сборник рассказов

Та самая Вера

(Альбина Галимова)

Два месяца назад, я открыл дверь и увидел ее, улыбающуюся во весь рот. Шерман сделал все как обещал, и даже больше. Да, это была Вера, но губы ее были ярко накрашены, а особенное выражение глаз придавало какую-то бравую шлюховатость всему ее виду. К тому же, обута она была в высокие стилетос, и я был уверен, что под коротким, блестящим платьем, кроме чулков и пояса, на ней нет никакого другого белья. Я сделал пальцем пируэт, и она закружилась.

– Ну как? – спросила, остановившись. Я вздрогнул, это был несомненно Верин голос.

Подтолкнув ее в квартиру, курьер протянул ордер на подпись.

– Завидую вам, – сказал он. – Вы – счастливчик, можете позволить такую роскошь. Та самая Вера – легенда! Из-за нее я смотрел все трансляция с корабля. Следил за всеми ее репортажами. Хотелось бы иметь такую же, горячая штучка!

Он подмигнул, и мне стало противно.

– Она была моей невестой до отлета на Зед 2, – холодно сказал я ему.

Курьер попятился, глаза его забегали.

– Извините…Прошу вас, я не хотел…

Я хлопнул дверью прямо ему в лицо. Лезть с грязными подмигиваниями в личное пространство клиента – нехорошая практика. Но я так и не написал жалобу Шерману, я был слишком занят своими переживаниями.

– Как ты назовешь меня? – спросила она, когда уже через минуту после его ухода, я расстегивал молнию на ее платье.

– Вера.

– Хорошо, – улыбнулась она.

Я заплатил за нее безумные деньги, но не мог пожаловаться. Каждый цент сполна окупался моими удовольствиями. Настоящая Вера никогда не позволяла мне делать то, что я вытворял с ее био-репликой, и первую неделю я отрывался по полной. Не имея никакого опыта с биосами, я был очарован. Все в ней было продумано до мелочей. Биолайф производила самых лучших секс-роботов на рынке, к тому же я знал, что раньше, до запрета, Шерман занимался калькированием. Поэтому и обратился к нему.

Меня предупреждали, что калькирование может сработать не сразу. Каждый день я ждал, что Вера начнет возрождаться из биоса у меня на глазах. Мы с Грэгом – парнем из департамента ИКосмо, много говорили об этом. Он пришел в восторг, когда узнал, что я решился заказать себе био-подругу. У него был целый гарем, и он никогда не имел отношений с нормальными женщинами. Но узнав, что я хочу использовать человеческий скан Веры, стал меня отговаривать.

– Био-подруга – твоя рабыня. Ее можно как хочешь.., – он пощелкал пальцами. – А надоест, задвинешь в кладовку. Калькирование же их делает хоть немного, но людьми. До запрета, мой брат использовал скан жены, которая умерла от вируса Бронса, так вот : через два дня он избавился от нее. Она вдруг вспомнила, что не любит, когда ее шпилят по-разному.., – Грэг рассмеялся. – От человеческих сканов у них сбоит в голове. Калькирование запретили не просто так, приятель…

Фетишист-Грэг, помешанный на био-подругах, не понимал, что мне не нужна игрушка, я не извращенец, который трахает высоко-функцинальных роботов. У меня нет проблем с женщинами : я обеспечен, работаю на правительство и стабильно продвигаюсь по служебной лестнице. Несколько романов, которые я пережил после Веры показались мне пресными, и я невыносимо скучал по ней.

В самом начале, жизнь с био-Верой сводилась к тому, что она делала все, что мне было приятно, и я этим пользовался. За невоздержанностью приходит пресыщение, я боялся этого. Не хотел заскучать с оболочкой до того, как в ней начнет просыпаться настоящая Вера. Но до этого не дошло, потому что через неделю я почувствовал разницу. Когда мы смотрели игры в Дельте, один из участников поскользнулся на шаре, и Вера засмеялась. Она не имитировала мою реакцию, думая о работе, я даже не улыбнулся в тот момент. Ей стало действительно смешно, когда толстяк кубарем скатился вниз. Это был явный прогресс, но мне, почему-то, стало не по себе.

Некоторое время спустя, она перестала краситься и надевать яркие платья, которые я накупил ей в пароксизме похоти. Стала часто застывать у панорамных окон, рассматривая нижний город. Иногда ее глаза останавливались на мне, и от этого изучающего взгляда я чувствовал беспокойство. Первый ее осмысленный, человеческий вопрос застал меня врасплох :

– Что происходит в Даксфорде? Там все так же умирают люди?

Я с трудом нашелся что ответить.

– Правительство занимается проблемой трущоб.

– Плохо занимается…

– Сейчас же замолчи, – приказал я ей.

Она посмотрела на меня исподлобья и отвернулась. Испугавшись, я заперся в кабинете и позвонил Шерману. На экране появилось его узкое лицо.

– Я просил вас стереть все воспоминания, – сказал я.

– Что-то не так?

– При жизни Вера занималась проблемами экологии в Даксфорде. А сейчас ее биос волнует то, что там умирают люди.

– Ну, это волнует всех порядочных людей. Вы же хотели, чтобы ваша подруга стала человеком?

Я промолчал, мне не понравился сарказм в его голосе.

– Она могла увидеть это в новостях, – Шерман открыл банку с энергетиком.

– Я не смотрю новости, мне хватает этого говна на работе.

В тот первый раз Шерману удалось успокоить меня. Да, возможно, что это было совпадением, и Вера узнала про Даксфорд откуда-нибудь еще. Но с того момента я стал очень внимательным. Теперь мне казалось, что она осмысленно слушает музыку, оценивающе смотрит на мир вокруг себя, и все время о чем-то думает. Каждый раз, когда я возвращался с работы я видел, что она заходила в сеть. Но было бы бессмысленно закрыть от нее всю внешнюю информацию, ведь я хотел чтобы она стала моей Верой, которая всегда была в курсе происходящего. Я видел как менялась моя био-подруга, и не скажу что эта трансформация всегда радовала меня. Однажды, когда мы занимались любовью, она закрыла глаза и волна отвращения пробежала по ее лицу. Сначала я пытался успокоить себя тем, что возможно, случилось сокращение волокон под лицевым материалом. Но потом, не мог отвязаться от мысли, что все таки, это была настоящая, нелестная для меня реакция.

Спустя неделю после моего разговора с Шерманом, Вера поставила кофейник на стол и спросила :

– Помнишь, что ты сказал мне той ночью, перед вылетом?

Я напрягся, руки мои похолодели.

– Нет.

– Ты сказал мне : Давай, не будем ни о чем жалеть…Возможно, теряя друг-друга, мы спасаем человечество. – Я улетала всего на три года, а ты попрощался со мной навсегда? Почему?

В волнении я сбил чашку со стола и пролил горячий кофе на брюки.

– Не смей говорить об этом! Вообще не смей со мной говорить, я запрещаю! – выкрикнул я.

Она отошла к окну и села на подоконник. Ее буравящий взгляд пронизывал меня насквозь.

– Молчи и улыбайся, – приказал я.

Рот ее неприятно растянулся. В этой новой гримасе, к которой ее принудили, было так мало от прежней, радостной улыбки. Я вдруг понял, что очень скоро она перестанет меня слушаться.

Через несколько дней утром, после душа, я нашел в своем бельевом ящике одиннадцать мертвых мышей. Жалкие, скукоженные, они были завернуты в салфетки, пропитанные бурой кровью. Запах уже появился. Надев перчатки, я побросал трупики в пакет. Она не спрятала их, не смолола в органическом утилизаторе, она хотела ЧТОБЫ Я НАШЕЛ ИХ.

Вера сидела на веранде, застыв в одном из кресел у окна. Далеко внизу расходились стрелки воздушных дорог, мягко на разных уровнях скользили аэромобили. Стоял ясный день, и можно было увидеть крыши второго уровня.Чашка чая дымилась на столе. Прежняя Вера любила чай, и теперь ее синтетическая реплика во всем подражала оригиналу. Она и сидела как Вера, подложив одну ногу под себя, только ладони неподвижно лежали на коленях. Только это искусственное положение рук и выдавало подлог.

– Что это? – спросил я, раскрыв перед ней пакет с мышами. – Откуда?

Она показала на закрытый рот. Вот уже несколько дней я не разрешал ей разговаривать.

– Говори, где ты взяла их?

– В зоомагазине.

– Ты спускалась вниз? – поразился я. – Без моего разрешения? Зачем ты убила их?

– Я хочу быть похожей на человека, – прошептала она. – Хочу быть похожей на тебя. Ведь ты знал, что миссия обречена. Одиннадцать человек отправить на верную смерть! Ты прощался со мной навсегда. Ты знал…Ты знал, что я не вернусь!

От ужаса на моей голове зашевелились волосы.

– Я видела в сети свои имиджи с Зед 2, – продолжала она. – Когда все остальные погибли, я перебралась в окси-капсулу. Кровь сочилась через мои поры, лимфы опухли так, что я не могла говорить…Ты знаешь каково это, умирать от облучения? Когда целый год нужно лететь до земли? И знать, что тебе никто не поможет? А вы сделали из этого шоу, с трансляцией по всем каналам…Делали из нас героев, когда мы дохли, захлебываясь собственной кровью. А потом вы казнили весь отдел Светлова, как ответственного за миссию. Он ведь бойкотировал этот проект с самого начала и всегда выступал против. Но вам нужно было кого-то обвинить! И вы приговорили тридцать человек! Почему не казнили Лефара, который занимался всем этим? Почему сейчас он возглавляет все подразделение ИКосмо? За что его повысили?

– Режим ожидания, – вспомнив инструкцию, выкрикнул я. Ее нужно было обездвижить как можно скорее.

Но она встала с кресла и надвинулась на меня.

– Ты не можешь мне приказывать, убийца!

Ее глаза из нанокристаллов неотрывно свербили меня, и как ни странно, в них мне виделся живой, укоризненный взгляд настоящей Веры. Я бросился вон из квартиры.

В кабинете Шермана я вывалил мертвых мышей ему на стол.

– На те деньги, что я заплатил вам, можно было бы купить пентхаус в Парадизе.

Шерман улыбнулся так, что я сразу понял, что попал.

– Я не хотел делать эту работу, мистер Горин. Двадцать лет назад я почти разорился на калькировании из-за судебных исков. А десять лет назад я сам добился запрета на него. И только бумага от Вице-президента заставила меня сделать это для вас. Я предупреждал вас о рисках, но вы – ребята с департамента, знаете как заставить…

– Мне кажется, она хотела меня ударить.

– Было за что? – он усмехнулся. – Калькированые биосы иногда помнят те вещи, которые их заказчики хотят забыть. Никто не знает, что вспомнит биос после стирания, а что забудет навсегда. В мозгу есть нейронные карманы, доступ в которые …

Я плохо слушал, потому что уже понял, что к Шерману у меня не может быть претензий. Он прав, вина была полностью на мне. Пользуясь связями в правительстве, я добился разрешения на выдачу скана и калькирование Веры, и Шермана заставили делать то, чего он не хотел.

– Мы ее деактивируем, – вывел меня из размышлений его голос.

– Других вариантов нет?

– Вера может существовать только в том виде, в котором она уже существует. У нее был единственный скан, сделанный прямо перед отлетом. Она ведь работала на департамент всего лишь год…

Он уже тревожно смотрел на меня, мое отчаяние было очевидным.

– Она может стать очень приятной подругой, – продолжил он. – Мы сделаем любые накрутки : можно поменять формы, сделать блонд, дадите ей другое имя…

– Нет-нет, я не хочу.

– Тогда утилизация и рециклинг. Ну..,– он замялся. – Конечно, же деньги мы вам вернуть не сможем. Производство обходится мне очень дорого …

Махнув рукой, я остановил его. Мне захотелось, чтобы он просто заткнулся.

В коптере со мной летели два специалиста из Биолайфа и несколько роботов-гардов. Смог был плотный, видимость почти нулевая, дышать в нижнем городе было нечем. Западный ветер принес с собой проклятье Даксфорда – самого перенаселенного полуострова на Земле. За эту неделю там умерло пол-миллиона человек. Они умирали от перенаселения, грязного воздуха и воды, легочных болезней, плохих санитарных условий, голода, преступности, новых вирусов, против которых не было вакцин. Умирали от того, что уже давно на земле было проблемой номер один – нас просто было слишком много. Вера занималась экоколлапсом в Даксфорде до полета на Зед 2. Ее предложение по окси-генераторам заинтересовало правительство, и ее приняли в департамент. Так я познакомился с ней.

Да, это правда, когда я провожал ее на космодроме, я знал, что мы больше не увидимся. Знал, что весь экипаж погибнет на Зед 2 от радиации в течении месяца. Но Вера не должна была лететь на этом чертовом корабле! Ее внесли в список прямо перед отлетом, как замену биологу, внезапно заболевшему вирусом Бронса. Даже со своими связями, я не мог помочь ей. Предупредить ее – означало бы вынести приговор себе и сотням других людей, вовлеченных в этот проект. Эта честная идиотка разгласила бы государственную тайну и подняла бы шум, способный подорвать авторитет правительства.

Людям нужна была надежда, и департамент дал ее им. Чтобы держать миллиардные трущобы под контролем, и не допустить возмущения и мятежей, нужна была легенда о лучших временах, которые вот-вот наступят. Двадцать лет мы морочили людей, якобы инвестируя в программы расселения на других планетах. Зед 2 была объявлена такой планетой. Одиннадцать человек было принесено в жертву этой легенде. Люди Даксфорда целый год следили за перемещением корабля, смотрели прямые выходы на связь и отчеты о полете. Вера стала их любимицей – улыбчивая и энергичная, она всегда нравилась людям. Миссия сделала ее звездой. И когда она последняя умирала в капсуле, все с ужасом смотрели ее выходы в эфир, прощаясь не только с Верой, но и надеждой на лучшее будущее. Одиннадцать человек были объявлены героями и награждены посмертно. Светлов и его группа ученых, были казнены за саботаж и ложные сведения о Зед 2. Нужно было найти виноватых и их назначили преступниками. Хотя Светлов всегда утверждал, что планета непригодна для жизни. Спектакль удался на славу, а правительство выиграло еще двадцать лет бездействия и новое поколение послушных избирателей.

Мы остановились перед дверью квартиры.

– Вы уверены? – спросил специалист из Биолайфа.

– Да, мне не хотелось бы ее видеть.

Он достал блок управления для дистанционного контроля биосов. Через минуту все было сделано. Им даже не понадобилось открывать дверь.

– Пройдите куда-нибудь, пока мы будем забирать ее, – посоветовал парень.

– Подождите, – остановил я их.

Я передумал, мне вдруг захотелось простится с Верой и я попросил пару минут. Она стояла у панорамного окна, глаза ее были закрыты, но по ее склоненной немного вперед позе, я понял что минуту назад она смотрела вниз, где под смогом прятались нижние уровни города. Я дотронулся до ее лица. Циркуляция прекратилась, Вера уже остывала, уходила шелковистость кожи, маска сковывала подвижное при жизни лицо. Я обнял холодеющее тело, с которым теперь прощался навсегда. Печально, что я не успел рассказать Вере о тех длинных днях и ночах, наполненных тоской по ней. Об отчаянии и боли, которые не давали мне жить и дышать свободно. О чувстве вины, которая в последнее время съедала меня по кускам, и которая я знал, никогда не даст мне стать счастливым человеком. Мне хотелось, чтобы она знала о том, как я сильно скучал по ней и никогда не переставал любить. Я хотел бы рассказать ей обо всем этом, но было слишком поздно…

– Мне очень жаль, Вера…Мне очень жаль. Прости.., – прошептал я ей в волосы.

Поцеловав отвердевшие губы, я вышел на терассу, в завесу ядовитого, густого воздуха, заполнившего все вокруг.

О людях и других одиноких существах

(Вика Осадченко)

– Я принёс тебе подарок.

Вынимаю из кармана носовой платок с пёстрыми цветами, отковыриваю ногтём бирку. Старая кукла глядит на меня круглыми глазами, спрятав ручки за спину.

– Бери, не оказывайся. Он стоит копейки, правда. А мне приятно.

Она вздыхает, признавая своё поражение. Протягивает руки.

– Спасибо…

Аккуратно складывает платок по диагонали, завязывает неловкими пальчиками на лысой голове. Волосы выпали давным-давно.

У Малики одна нога короче другой: своей она лишилась в незапамятные времена, а когда ожила, пристроила на её место ногу от другой куклы. У Малики круглые голубые глаза, нежнейшая улыбка и сложный характер. Одевается она в самые пёстрые тряпочки, какие только удаётся найти. Так что мой платок вполне гармонирует с её нарядом.

Малика живёт в том самом гараже, возле которого мы сейчас сидим. Выбирается наружу через подкоп в углу – в гараже, как ни крути, скучно. А тут всё-таки компания.

– Хороша, – цокает языком Окунь. – Тебе бы ещё на платье такой платок… Жень, купи ей, а?

– Нет уж, – топает ножкой кукла, – не смей! Мне ничего не надо!

Самостоятельная. И людям не верит совершенно. Ещё бы: любили, играли, называли принцессой, а потом отправили в гараж.

Мы с Марсиком смотрим на это меланхолично и занимаемся своими делами. Я его глажу, он лежит у меня на коленях и урчит. Малика, успокоившись, садится рядом с нами на бревно, болтает босыми ножками. Ночью в марте зябко, но холода она не чувствует. А я поёживаюсь.

– Хотите, свой новый рассказ почитаю? – предлагаю я, пытаясь нащупать под Марсиком карман и выудить оттуда телефон.

– Опять страшный? – хмурится Малика. – С убийствами?

– Ну так! – гордо отвечаю я, выводя текст на экран. – Дарк фентези, однако.

– Читай, – разрешает Окунь, принимая в воздухе горизонтальное положение. – Что мы, убийств не видели?

*

Познакомились мы зимой. Я разыскивал Марсика – этот серый уличный кот, исправно приходивший за едой утром и вечером, вдруг пропал. К ночи я забеспокоился и отправился обшаривать окрестные подвалы.

– Марсик, Марсик, – неубедительно взывал я в темноту. – Кыц-кыц-кыц!

– Здесь твой Марсик, – отозвался очередной подвал. – Лежит вон.

По ту сторону зарешёченного окна стояла кромешная тьма. Моя писательская фантазия поочерёдно нарисовала в ней образы вампира, клыкастого монстра и призрака невинно убиенного сантехника. Здравый смысл предпочёл остановиться на бомже.

В таких ситуациях мои герои мужественно расправляют плечи, нащупывают за поясом холодное или огнестрельное оружие и говорят короткими, решительными фразами. Я же судорожно шмыгнул носом – это, как ни странно, меня приободрило.

– Он умер? – осторожно поинтересовался я.

– Зачем сразу умер? Болеет. Похоже на пневмонию.

Я помянул про себя недобрым словом Марсиково нежелание ночевать в квартире. Догулялся, идиот…

– Мне бы его забрать. Полечить.

Изнутри подвала хмыкнуло.

– Ну тогда ты это, не пугайся. Сейчас вынесу. Ты бы лучше погулял пару минут, чтобы на меня не смотреть, а? Я кота прям тут положу, чес-слово.

– Неси, я не боюсь, – соврал я на удивление бодро. – Ты кто вообще?

– Сосед, – ухмыльнулась темнота.

Из-за решётки выплыло серое пятно – Марсик, окружённый мутноватой дымкой. Я моргнул и понял, что туман имеет антропоморфные очертания. Кота тащил на руках маленький полупрозрачный человечек. Лапы Марсика вяло болтались – похоже, что ему было совсем худо.

У меня одновременно отнялись и язык, и коленки. Поэтому я не убежал и даже не заорал. Просто стоял и смотрел, как человечек аккуратно просовывает Марсика сквозь решётку. Наверное, со стороны я выглядел очень мужественно.

Наконец человечек выбрался из подвала и протянул кота мне.

– Держи, чего застыл?

Я принял холодную тушку и сунул под куртку, придерживая обеими руками.

– Спасибо, – машинально сорвалось с языка, и мне сразу полегчало. Вот она, великая польза вежливости. – А как звать-то тебя, сосед?

Так мы и познакомились с Окунем, крышевым.

*

Окунь был из бывших наркоманов. Залез на крышу в поисках уединения и не рассчитал дозу. Тело нашли на пятые сутки. А сам Окунь так наверху и остался.

Поначалу он ещё мог спускаться погулять через люк с лесенкой в третьем подъезде. После того случая его, конечно, заперли, но крышевому замок не был преградой. До тех пор, пока управдом не устроил разнос каким-то техникам, тянувшим на крышу провода и позабывшим закрыть люк.

– Чтобы без моего ведома никто не смел тут ходить! – буйствовал управдом, приправляя свои слова крепким матом. Который, как известно, обладает мощным магическим эффектом. Как управдом сказал, так и вышло – больше Окуню через люк хода не было.

Года три он просидел наверху безвылазно, а на четвёртый к нему присоединилась рыжая кошка Марыська, отчаянно вопящая с перепугу. Окунь кинулся искать дорогу, по которой она пробралась, и обнаружил, что верхние ветки одного из деревьев, незаметно подросшего за эти годы, находятся в метре от крыши. На них, страстно завывая, покачивался чёрный кот, плотоядно глядящий на Марыську. Крышевой швырнул в него горстью гравия, взял кошку под мышку и прикинул расстояние для прыжка…

*

Когда Марсик выздоровел и мы с ним начали гулять по вечерам, Окунь познакомил меня с Маликой. У куклы были жилищные проблемы: как раз в это время на нашем квартале сносили гаражи, и она рисковала остаться без убежища.

– Вот я и подумал, – объяснил нам крышевой, – может она, в случае чего, у тебя поживёт?

Ответом ему были два «нет» – возмущённое Малики и испуганное моё.

– Ну, принцесса у нас самостоятельная, – пожал плечами Окунь, – а ты-то что?

– А я боюсь, – честно признался я. Для этого, между прочим, тоже нужна смелость.

– Меня? – польщённо склонила лысую головку набок Малика.

– Читала бы столько ужастиков, как я, сама бы себя боялась. Живая кукла – это же классический монстр-убийца.

– И что она может сделать? – скептически хмыкнул крышевой.

Я начал загибать пальцы.

– Задушить меня своими маленькими, но сильными ручками – раз. Воткнуть мне в глаз спицу – два. Бросить в ванну включённый фен – три, только фена у меня нет…

– Ой, всё! – замахал он на меня руками. – Писатель, блин…

Малика выглядела довольной. Впрочем, решения она не изменила.

– Не хочу ни от кого больше зависеть, – отрезала она. – Не надо мне жилья из милости. В крайнем случае, в арыке буду жить. Или норку вырою.

В итоге гаражи возле моего дома так и не снесли, принцессе повезло. Да и нам, в общем-то, тоже: есть куда пойти вечером. Прямо по Достоевскому.