Призраки мрачного Петербурга

© Андреева Ю. И., 2018

© ООО «ТД Алгоритм», 2018

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Санкт-Петербург – северный бог воды и камня.

Небываемое бывает[1].

Возникновение города на Неве

Нельзя не задуматься над чудом создания столь прекрасного города в такое малое время.

Легенда повествует, что 16 мая 1703 года, осматривая отвоеванные у шведов в ходе Северной войны земли, Петр I[2] срезал ножом два куска дерна, положил их крестом и произнес: «Здесь быть городу!». Позже на этом месте появится каменная плита, на которой будет начертано «От воплощения Иисуса Христа 1703 года мая 16 основан царствующий град Санкт-Петербург великим государем царем и великим князем Петром Алексеевичем».

Царь поднялся, разглядывая получившийся у него крест, когда вдруг в небе появился огромный орел, который парил над Петром Алексеевичем. Словно хотел как следует запечатлеть в своей памяти исторический момент или сам решил воспользовавшись благоприятной возможностью ворваться в творимую в этот момент историю. Иначе зачем было ему лететь в такую даль (в Санкт-Петербурге и окрестностях орлов не бывает!).

Приняв историческое решение о постройке Санкт-Петербурга и, должно быть, мысленно прикинув границы будущей крепости, Петр делает очень странную вещь, а именно просит установить ворота. Представьте, Петропавловской крепости еще нет, нет собора Петра и Павла, привычных глазу красноватых стен, казарм, булыжной мостовой, а эти самые ворота стоят посреди пустоты, точно внезапно возникший портал в параллельный мир. А Петр вдруг направляется к этим самым воротом, дабы пройти через них, и… А кто знает, может, исчезнет или, чего хуже, действительно войдет в город, которого нет. А может быть, город появится сам собой после того, как в него войдет царь?

Говорят же: «рука царя – рука целителя», цари традиционно лечили золотуху одним только своим прикосновением. И это не случайно: царь – центр, ось мира, божественный помазанник, связующее звено между миром божественным и земным. В Древнем Египте слово «царь» воспринималось как «наделенный жизнью» или «дающий жизнь». На царя традиционно возлагались задачи обеспечения благополучия народа, а уж как он этого добивается, его личное дело. По Гесиоду, если царь добр и справедлив, в его стране хорошие урожаи, пчелы производят много меда, а у овец вырастает густая шерсть. Если же правитель погряз в грехах – в стране неурожаи, болезни и всевозможные катастрофы. У многих народов царь гарантирует плодородие, чередование времен года, избавление от болезней. Последнее утверждение было популярно в Западной Европе, где считали, что прикосновение короля излечивает от золотухи. «В светлом взоре царя – жизнь, и благоволение его – как облако с поздним дождем»[3].

В общем, так или иначе, солдаты выстраиваются перед своим монархом в наглухо застегнутых красных кафтанах, а под кафтанами – тук-тук, тук-тук – бьются сердца. И страшно им, и странно одновременно: что, коли царь войдет сквозь волшебные врата, а обратно не выйдет? С одной стороны, все понимают: нет никакого города за только что поставленными некрашеными воротами, и стен нет, и вроде как деваться ему там некуда. А если что, разве они не бросятся на подмогу? не отобьют всем миром? А все же не лучше ли вперед кого-нибудь выслать? Да хоть Алексашку Меншикова[4]. Пусть бы прошел перед Его Величеством, доказав, что опасности нет.

И тут новое чудо: в небе появляется старый знакомый орел, но теперь он уже не кружит, а летит прямехонько к царю и садится на перекладину ворот. Слегка поклонившись прекрасной птице и бросив последний взгляд на своих сподвижников, царь Петр Алексеевич входит в волшебные врата, и тут же орел картинно опускается на его плечо.

Орел – признанный атрибут солнечных богов во многих культурах. Сам орел – это полуденное солнце, духовное начало, высота, вознесение, освобождение, отвага, победа, гордость, апофеоз, величие, царственное происхождение, власть и сила. В этом смысле двуглавый орел означает усиление власти. В разных традициях орла рассматривали как священную эмблему Верховного божества – Одина, Зевса, Юпитера, Митры.

Орел мог опуститься на плечо человеку, царское или божественное происхождение которого ставилось под сомнение. Но Петр I родился и рос под присмотром бояр, в данном случае вокруг были только друзья и соратники, которые не сомневались в царском происхождении своего кумира. Так что допустимо предположить, что своим появлением орел подтвердил царское происхождение не Петра, а самого города. Санкт-Петербург изначально был царем среди русских городов. Он задумывался, мечтался как столица, поэтому он должен был отличаться от всех остальных городов, подобно тому, как солнце – король на небе отличается от всех прочих звезд, как царь не похож на своих подданных.

А вот еще легенда: Петербург никак не могли построить, не было ни капли земли. Все, что возводили, забирало себе болото. Выстроят ли дом – дом тотчас провалится в трясину, возведут святую церковь – и она, родимая, исчезнет в мутной воде, поднимут стены башни – сгинет и башня. Поэтому великан (в некоторых вариантах Антихрист) построил весь город сразу на своей ладони, а потом поставил его на болото. Мол, слабо эдакую махину заглотнуть.

Так и появился Санкт-Петербург – чудо над Невой.

Остров, на котором Петр Алексеевич решил построить крепость, назывался Енисаари, но русские давно уже переименовали его в Заячий остров: должно быть, веселая была охота в тех местах.

По утверждению знаменитого астролога Павла Глобы[5], «Петропавловская крепость была построена на месте древнего языческого храма. Там совершались жертвоприношения. Также над этим местом кружились орлы. Петр считал их вестниками потусторонних миров, подкармливал и охранял. Он отдал приказ о строительстве Петропавловской крепости только после того, когда орлы сделали два круга над этим местом».

Вообще, если учесть, что Петербург подмял под себя не только леса и болота, но и деревни и небольшие города, понятно, что в этих населенных пунктах находились не только дома, хозяйственные постройки и рынки, там стояли капища, места в которых язычники традиционно поклонялись своим богам.

Если представить, что все эти места до сих пор сохраняют некоторую энергетическую память, неудивительно, что Петербург называют мистическим городом.

Легенда названия

Со дня основания Петербург постоянно менял имена, словно профессиональный мошенник.

Существует достаточно распространенное заблуждение, согласно которого Санкт-Петербург назван в честь своего основателя Петра I.

Неизвестно, кто первый и когда допустил эту ошибку, но цесаревич Петр Алексеевич из рода Романовых появился на свет 29 июня 1672 года – в Петров день. Оттого его и назвали в честь апостола Петра, который держит в своих руках ключи от рая.

Основать церковь или населенный пункт в честь своего небесного покровителя – обычная практика.

Тут же, что называется, сам бог велел. Петропавловская крепость изначально рассматривалась Петром Алексеевичем как ключевая твердыня, расположенная у морских ворот России.

В 2003 году к трехсотлетию Санкт-Петербурга в Александровском парке был создан целый комплекс, посвященный истории города. Памятник Зодчим Петербурга, «Мини-город» – Санкт-Петербург в миниатюре, и, что особенно примечательно для нашего рассказа, там же был установлен памятник его святому покровителю апостолу Петру работы скульптора Михаила Дронова[6].

И сразу же после этого писатель О’Санчес[7] запустил на просторы интернета вот такую сентенцию:

«Почему у апостола Петра два ключа на связке? Один от рая, а другой, наоборот, от Петербурга».

Задумайтесь: если блистательный Санкт-Петербург противопоставляется раю, тогда кто же или что же он? Забегая вперед, скажу, что традиционной литературе о Санкт-Петербурге присуща потусторонность и зловещая мистика.

В руках у апостола два ключа, которые дал ему сам Иисус: «Ты Петр, и на сем камне Я создам церковь мою, и врата ада не одолеют ее. И дам тебе ключи от Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах». Да, действительно, два ключа, один от рая, а другой? Вот так рождаются легенды…

В 1914 году, правда, город в некотором смысле утратил покровительство Святого Петра. И произошло это по вине последнего российского императора Николая II[8], который неизвестно зачем вдруг переименовал город из Санкт-Петербурга в Петроград. Можно сказать, из лучших побуждений назвал столицу в честь ее основателя. Но произошло то, чего не должно было происходить ни в коем случае: город Святого Петра сделался городом смертного, да еще и покойного царя Петра. Неудивительно, что сразу же за этим переименованием последовали революционные события, а Николай был вынужден отречься от престола, а затем и погиб вместе со всей семьей.

О том, как в Санкт-Петербурге появился первый призрак

Не берусь утверждать, что призрак святого благоверного великого князя Александра Ярославича Невского[9] был действительно первым потусторонним поселенцем в этом изначально запланированном как столица городе. Его появление датируется в городском фольклоре августом 1724 года, когда Петр I принял решение о переносе из Владимира в Санкт-Петербург останков Александра Невского для упокоения святого в Александро-Невской Лавре.

Согласно легенде, несмотря на ясный приказ царя, два раза перевозимые в новую столицу мощи святого каким-то непостижимым образом возвращались обратно во Владимир. Упрямый князь упорно отказывался от принудительного переселения. Когда же их все же доставили в третий раз, Петр лично переложил мощи в специально приготовленную для них золотую раку, запер ее ключом, после чего выбросил ключ в Неву, дабы коварный святой снова не выбрался из своей новой могилы.

Когда же царь вернулся в церковь, дабы помолиться, а может быть, еще раз взглянуть на надежно запертую раку, за его спиной раздался голос:

– Зачем это все? Всего ведь лет на 300.

Петр обернулся и успел увидеть высокую черную фигуру, поспешно удалявшуюся из Лавры.

Почему император решил, что разговаривал со святым Александром Невским? Судя по сохранившейся легенде, лица он не видел, да если бы и видел, прижизненных портретов князя не существовало. Высоких же людей во все времена было предостаточно. Предположим, что Петр увидел не просто уходящую фигуру, а фигуру, удаляющуюся от него каким-нибудь волшебным образом, словом, было что-то такое, что заставило Петра Алексеевича догадаться, что его собеседник действительно прибыл из горнего мира, из мира духов, что это не розыгрыш. Не удивляйтесь, розыгрыши тогда любили, наверное, больше, нежели в наши дни, и розыгрыши, происходившие в святой церкви, отнюдь не были редкостью.

Петр почувствовал, что общается с духом, но вот как он догадался, что это дух Александра Невского – предводителя святого воинства, витязя в воинском облачении, в шлеме и при мече, если видел только фигуру в черном?

Дело в том, что перед самой кончиной князь постригся в монахи, его канонизация прошла в 1547 году, после чего князь в течение двух с половиной – трех столетий изображался на иконах исключительно в черном облачении инока. Иными словами, люди привыкли видеть Александра Невского в монашеском облачении, и царь не исключение. Идея изображать святого в доспехах принадлежит именно Петру Алексеевичу, о чем он издал приказ. Но было это уже после явления призрака.

Вот, к примеру, как спустя время оценивает Александра Невского Екатерина II[10]: «Вы, по-видимому, не знаете, что наш святой был героем. Он был мужественным воином, твердым правителем и ловким политиком и превосходил всех остальных удельных князей, своих современников…». Письмо адресовано барону Ф. М. Гримму[11].

Петр вполне мог увидеть высокого человека в черном и связать увиденное с Александром Невским, над прахом которого он, собственно, в тот момент и стоял. Но был ли это он? Во всяком случае, никто не хвастался, что-де видел князя в доспехах или в монашеском облачении на улицах Санкт-Петербурга, так что если Петру Алексеевичу и повстречался призрак Александра Невского, то это было единственное явление святого в этом месте, о котором нам известно.

Призрак Петра I

Первый раз призрак Петра посетил свою вдову Екатерину I. Визит состоялся приблизительно через полгода после смерти царя и явился предвестником кончины самой царицы.

Во сне Екатерина Алексеевна видела, что она сидит за столом с придворными, открываются двери, и входит Петр I. Прекрасный и помолодевший, в сверкающих римских доспехах. Самодержец взял супругу за руку и, не обращая внимания на ее окружение, увлек за собой.

Пораженная происходящим Екатерина вознеслась вместе с мужем на небо, наблюдая с высоты птичьего полета землю, города, народ. Она увидела своих детей, спорящих между собой по поводу наследства.

Очнувшись ото сна, государыня позвала к себе придворных, сообщив им о том, что за ней приходил император и завтра она умрет.

Так и вышло.

Но, забрав с собой царицу, призрак Петра I отнюдь не угомонился и не оставил своего любимого города. Неудивительно, и что бы ни говорила умирающая государыня относительно того, что царь обосновался в райских кущах, куда звал и ее, современники Петра Алексеевича отнеслись к ее заявлению с понятным скепсисом: царь, получивший еще при жизни негласное прозвище «антихрист», вряд ли мог так быстро рассчитывать на небесное помилование.

Медный всадник

Конную статую Петра выполнил скульптор Этьен Фальконе[13] в 1768–1770 годах. Голову статуи лепила его ученица Мари Анн Колло[14]. Змею, по замыслу Фальконе, изваял Федор Гордеев[15]. Отливка статуи осуществлялась под руководством литейных дел мастера Василия Екимова[16] и была закончена в 1778 году. Архитектурно-планировочные решения и общее руководство осуществлял Юрий Фельтен[17].

Кстати, существует легенда, будто под Сенатской площадью живет гигантский змей. Как он проснется – тут-то городу и конец. Пораженный этой легендой Фальконе решил, что копыта коня должны топтать проклятую змею. Иными словами, поверженный змей – не символ ада, а скульптурный портрет того самого гада, затаившегося под Сенатской площадью.

По проекту памятник должен был стоять на скале, напоминающей волну. Такого камня в Санкт-Петербурге не было, и его следовало только найти и привезти в столицу.

Подходящий камень был найден в окрестностях деревни Конная Лахта казенным крестьянином Семеном Григорьевичем Вишняковым, поставлявшим строительный камень в Санкт-Петербург. Собственно, он давно уже приметил эту глыбу и хотел расколоть ее на куски, дабы использовать для собственных нужд, но не тут-то было. Никакой инструмент не брал гром-камня. Что тут поделаешь, помучившись так и эдак, Вишняков принял единственное в этом случае правильное решение: раз уж не получается по-тихому разделить камень на кусочки и продать их затем с выгодой для себя, лучше уж он будет честным человеком и укажет местоположение скалы властям. Так он и сделал.

После того как глыбу извлекли из земли, на ее месте естественно образовался котлован, который буквально на глазах заполнился водой. Этот водоем существует и сегодня, в честь памятника Петру его назвали Петровским прудом.

Мы не будем описывать, как этот огромный камень был доставлен в столицу, отметим только, что в то время царедворцы как раз предлагали государыне различные места, где мог быть установлен памятник Петру Великому. В разгар споров призрак Петра появился во второй раз.

Однажды цесаревич Павел Петрович[18] прогуливался по городу в сопровождении своего друга князя Куракина[19]. Вдруг перед ними возник человек в широкополой шляпе и закутанный по самые глаза в длинный плащ; незнакомец как будто бы поджидал молодых людей. Когда Павел Петрович и Александр Борисович поравнялись с ним, человек пристроился рядом с великим князем и без объяснений молча пошел рядом с ним, едва ли не касаясь цесаревича плащом.

Согласитесь, неприятно, когда кто-то идет бок о бок с тобой, тем более если этот кто-то скрывает свое лицо, а ты ни много ни мало наследник российского престола!

«С нами кто-то идет рядом», – произнес Павел, обращаясь к Куракину, но тот никого не видел!

В этот момент призрак заговорил: «Павел! Бедный Павел! Я тот, кто принимает в тебе участие».

Павел в ужасе посмотрел на своего спутника, Александр по-прежнему никого не видел и не понимал, шутит цесаревич или нет. Незнакомец же вдруг, словно утратив интерес к разговору, прибавил шага и немного отдалился от Павла и Александра. Подойдя к тому месту, где теперь стоит Медный всадник, он обернулся, и произнес: «Прощай, Павел, ты снова увидишь меня здесь», после чего приподнял шляпу, позволив цесаревичу разглядеть свое лицо. Это был Петр Великий.

Лишне упоминать, что Павел Петрович доложил о своей встрече с прадедом матери, и Екатерина II повелела установить в указанном покойным монархом месте его же памятник.

Эта легенда почерпана нами из мемуаров баронессы фон Оберкирх[20] – близкой подруги супруги Павла Петровича Марии Федоровны. Баронесса подробно описывает обстоятельства, при которых сам Павел публично, хотя и против своей воли, рассказал эту историю. Известно, что баронесса многие годы вела дневники, в которых, в частности, отражен и этот случай[21]. Согласно тем же мемуарам, через полтора месяца после памятного ужина, на котором цесаревич Павел впервые рассказал о своей встрече с легендарным предком, он получил письмо из Петербурга. В письме сообщалось о торжественном открытии памятника Петру Великому. «Хотя при чтении письма государь пытался улыбаться, мертвенная бледность покрыла его лицо»[22].

Кстати, почему и как появилось название «Медный всадник», все ведь знают, что памятник сделан из бронзы?

Своим названием «Медный всадник» обязан одноименному произведению А. С. Пушкина[23]. Давайте вспомним сюжет поэмы: во время наводнения 1824 года чиновник Евгений теряет свою возлюбленную Парашу и в беспамятстве бродит по Петербургу. Наткнувшись на памятник Петру Великому, герой понимает, что именно государь виноват в его бедствиях. Он основал город на месте, подверженном наводнениям и чуждом для человека, следовательно – это его вина, так и хочется сказать: «ему теперь все и расхлебывать». Кстати, характерная примета: тех, кто ничего не делает, ни в чем и не обвиняют. Евгений грозит памятнику, и Медный всадник соскакивает со своего постамента и мчится за дерзким.

В общем, поэма в стиле хоррор или жутик XIX века. В ней «…разлив Невы сносит Петербург в море, а живых остается меньше, чем мертвых. В действительности число утонувших во время наводнения 1824 года известно – 18 человек. Страшная трагедия, кто же спорит? Но Пушкин написал о неизмеримо более грозном катаклизме. Да еще и живописал городскую легенду про то, как охотится на живых Медный всадник, страшный памятник Петру I», – рассказывает в своей книге «Петербург – по ту сторону» А. М. Буровский[24].

Медный всадник как образ бронзового демона, носящегося по ночному городу и убивающего гуляющих ночью прохожих, – еще одна ипостась призрака Петра. А действительно, являлся же он перед смертью к Екатерине и Павлу (о последнем визите мертвого царя к правнуку мы поговорим несколько позже). Впрочем, эти события тоже можно исказить: например, написать, что Петр не предупреждал членов своей семьи о том, что те скоро предстанут пред ликом творца, а что умерли они после его непосредственного к ним визита, Екатерину он так и просто уволок из этого мира. Но если вообразить, что после смерти и так обладающий не самым миролюбивым характером Петр Алексеевич сделался злобным духом с манией убийства, отчего же он не расправился с безоружным перед ним Павлом в их первую встречу?

Так или иначе, писатели и мистики давно уже избрали «Медный всадник» чем-то вроде всадника апокалипсиса; вот, к примеру, что пишет о нем Ф. М. Достоевский[25] в романе «Подросток»: «А что, как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой, склизкий город, подымется с туманом и исчезнет как дым, и останется прежнее финское болото, а посреди его, пожалуй для красы, бронзовый всадник на жарко дышащем, загнанном коне?».

Известный мистик и духовидец XX столетия Даниил Андреев[26], описывая один из адских миров в «Розе Мира», добирается до инфернального Петербурга, мрачного города, освещенного лишь факелом в руке Медного всадника. Правда, в отличие от нашего мира, в адском Питере Петр Великий восседает не на коне, а на жутком драконе.

А вот образ «Медного всадника», созданный для нас Андреем Белым[27] в романе «Петербург». Главный герой, убийца, сидит на трупе своего друга в позе Медного всадника с выставленным вперед орудием убийства – окровавленными ножницами.

Существует еще одна легенда о возникновении статуи Медного всадника. В одном из отдаленных поселений рассказывали, что однажды Петр I развлекался тем, что перепрыгивал на своем коне с одного берега Невы на другой. Должно быть, в том месте Нева была не столь широка, как в Санкт-Петербурге. В первый раз он воскликнул: «Все Божье и мое!» – и перепрыгнул через реку. Во второй раз прокричал: «Все Божье и мое!» – и снова прыжок оказался удачным. Однако в третий раз император перепутал слова и сказал: «Все мое и Божье!». В этот момент его настигла Божья кара: царь окаменел и навечно остался памятником самому себе.

Призрак-убийца

…мужик косматый, точно из берлоги

«Уже в 1729 году ходил по Петербургу не особенно приятный слух: что в высокую воду, при ветре с залива и в ненастье шатается по берегам Невы (набережной тогда еще не было) высокий человек с дубинкой в руке, с безумными горящими глазами.

Встретить этого беса можно было и зимой: особенно в метель. Чаще всего видели этот персонаж на берегах или на тропинках, ведущих через лед Невы. Передавали, что лица его разглядеть невозможно, он кутается в широкий плащ, а из-под плаща так и полыхают, горят сатанинским огнем глаза, что черт лица разглядеть все равно невозможно. Говорили еще, что голова у этого создания крохотная, при огромном росте и длинных, цепких руках»[28].

Малоприятный портрет, но, простите, откуда известно, что это непременно Петр Алексеевич?

Первая улика – дубинка. «Известна коллекция дубинок Петра I, которыми он наказывал даже чиновников»[29]. Один придворный служитель, не заметивший приближение императора и оттого не успевший снять перед ним шляпы, получил по голове царской дубинкой. Должно быть, здоровенный Петр не рассчитал удара, или другие головы, которые прежде он чествовал столь грозным оружием, были крепче, но придворный умер. В другой раз, явившись на пожар (горела церковь), император приметил солдата, который, вытащив из храма кусок меди, пытался сбежать с ним. Петр лично настиг мародера и также умертвил его при помощи этого орудия.

Впрочем, мало ли кто любил орудовать дубинкой? Почему это обязательно должен быть русский император?

А кто тогда?

Судя по портрету, злоумышленником вполне может оказаться некто Николя Буржуа[30]. Впрочем, этот человек интересен нам не столько своей жизнью, сколько своим посмертием.