Ядовитый апельсин

Глава1.

Игорь пару раз ездил за границу, но искушенным путешественником не был настолько, что у него не имелось даже дорожной сумки. Хорошо, что мама, узнав о поездке, согласилась одолжить ему свой чемодан.

Чемоданов у неё было два: большой красный и маленький фиолетовый. Игорь, конечно, выбрал фиолетовый. И, хотя объем чемодана явно не позволял взять лишнего, Игорь всё равно сомневался, не набрал ли он чего ненужного.

В последний момент он положил тапочки, потому что вспомнил, что в поезде они точно пригодятся, и теперь чемодан с трудом закрывался. Сначала Игорь поддался соблазну что-то выложить, но потом решил позвонить маме: уж она-то лучше знает, что точно нужно взять с собой, а без чего можно будет обойтись.

Тем более, что мама вчера звонила. Ёлки-моталки, мама же вчера звонила! А он был с ночной, написал ей сообщение, что перезвонит, и забыл.

– Привет, мам. Извини, забыл вчера перезвонить. Как ты?

Голос на том конце был бодрым, и Игорь успокоился. Как оказалось, преждевременно.

– Игорек, ты только не волнуйся.

Мама у Игоря руководила театром драмы и комедии, была залуженным работником культуры РФ и отличной актрисой, но иногда переигрывала. Игорь, конечно, привык. Когда она драматично замолкала, как сейчас, он просто начинал считать про себя. Обычно мама выдерживала паузу в три-четыре секунды.

– Игорь, я в больнице. Но со мной всё в порядке. Позавчера что-то так плохо стало, я скорую вызвала. Думала, просто перенервничала, а меня взяли и госпитализировали.

– Ёлки-палки! Желудок?

– Кишечник. Ты же знаешь, у меня эрозия.

Медицинские подробности Игоря немного пугали, поэтому он поспешил сменить тему. Немного царапнуло, что случилось всё позавчера, а он узнаёт об этом только сейчас.

– Что тебе привезти?

– Ой, ничего не надо! Мне тут столько уже навезли, я всю палату кормлю. Знаешь, мне так с соседками повезло, у нас тут прямо настоящий салон. Всё в стиле мадам де Рамбуйе!

И мама начала щебетать. С одной стороны, у Игоря отлегло от сердца: значит, правда ничего страшного. Хотя внутри ощущения были какие-то очень нехорошие. Предчувствие что ли?

А с другой стороны, он не понял, кто, когда и что «навёз». И это его волновало.

– Мать, ты когда легла-то?

– Позавчера.

– Ничего себе. И не сказала ничего?!

– Игорь, ну, как не сказала! Я звонила – ты трубку не брал!

– Ну, написать могла бы?

– А ты мог бы и перезвонить!

– Ладно-ладно, мам. Я приеду сегодня. Всё.

– Часы посещения с четырёх. Во сколько у тебя поезд?

– Без чего-то шесть. Ладно, давай.

– И пилочку привези мне!

– Что?

– Пилочку для ногтей, она лежит у меня…

– Мам! Я не буду искать у тебя никаких пилок. Новую куплю. Всё, давай.

В четыре часа Игорь вместе с чемоданом стоял около входа. В больнице было шумно: непрерывно звонил телефон, кто-то куда-то бежал, где-то истошно вопили. Игорь пошел по коридору. Чемодан оставить не разрешили, и пришлось тащить его с собой.

Звуки становились все громче, а суета всё ощутимей. Кто-то в зелёном хирургическом костюме, похожем на пижаму, бежал навстречу, а впереди, в дальнем конце коридора, толпились люди. Только смуглый уборщик невозмутимо вазюкал шваброй по полу.

– Что там случилось? – спросил у него Игорь.

– Женщина отравился.

Впереди мелькнула мама Игоря и, судя по всему, скрылась в туалете. Надо же, кто-то поел несвежего пирожка, а тут такой переполох устроили, подумал Игорь. Настоящий консилиум собрали, небось. В тот момент у него почему-то ничего не ёкнуло. Он развернулся и пошел обратно на свежий воздух ждать, пока толпа рассосется.

Через четверть часа, когда Игорь всё-таки очутился в палате, в нос ему ударил резкий запах. Кожа на руках покрылась пупырышками, и он полной грудью вдохнул напряжение, висящее в воздухе. Такое знакомое чувство, что в первый момент даже перехватило дыхание. Так бывает, когда попадаешь на место происшествия. Игорь остановился, огляделся: не показалось ли?

Нет, не показалось. Четыре женщины. По левую руку пятая кровать, ближайшая ко входу, пуста. На тумбочке какие-то вещи: неразгаданный кроссворд, ручка, бутылка с водой, что-то ещё; на спинке кровати – цветастый халатик, на полу – тапки. Постельного белья нет, матрац какой-то грязный, несвежий. Тишина в палате такая, что если бы не шум в коридоре, зазвенело бы в ушах. Женщины бледные, его мать, лежащая как раз напротив пустой кровати, цветом, как простыня.

Окна в палате распахнуты настежь, благо на улице ещё тепло, но, даже не смотря на это, в воздухе – ощутимый запах уксуса. Игорю тут же захотелось маринованных помидоров, но он мужественно отогнал образ и проглотил слюну.

Игорь огляделся: палата как палата. Белые крашенные стены, ровные, аккуратные, видно недавно был ремонт. А вот окна старые, рамы деревянные, некогда тоже выкрашенные белым, но краска уже облупилась и осыпалась шелухой, как пепел с сигареты. Кровати вроде тоже новые, но старомодные – с сеткой и металлическими колесиками. Над кроватями – белая панель с «тревожной кнопкой», неработающим наследием советского прошлого. Сколько Игорь не бывал в больницах – собирал показания у потерпевших, эта электроника, чтобы вызвать вовремя медперсонал, никогда не работала. Так и орали по-старинке: «эй, сестра!»

Он молча смотрел на маму, а у неё дрожали руки.

– Умерла. Нина умерла. Нина Васильевна. Нам только что сказали, – и мама разрыдалась.

В этот момент у Игоря в кармане зазвонил телефон. Ханифа. Не сейчас. Игорь выключил звук, убрал телефон в карман и сел на мамину кровать, а мама всё рыдала и рыдала, уткнувшись ему в плечо.

– Игорек, так страшно, так страшно, – повторяла она.

А он только гладил её по волосам и повторял, что всё будет хорошо, хотя не мог этого знать.

Когда закатное солнце ударило в окна, Игорь вдруг вспомнил про поезд. Он дернулся: без двадцати шесть. Ёлки зелёные! В принципе, если поспешить, то можно и успеть, но спешить Игорь уже не хотел. В голове кружился рой сомнений, нужно было всё спокойно обдумать.

Четыре пропущенных звонка от Ханифы. Придется объяснять, почему он не приедет. Нет, не то, чтобы он не хотел ехать, хотел! Но, ёлки-палки, не бросать же мать?

А ещё придётся покупать новый билет, за этот-то деньги, поди, не возвращают. И отпуск всего две недели, но это ладно, это уже другая история.

Он постарался собраться с мыслями. О чем это они только что говорили?

– Мы сначала думали, ей просто плохо стало. Ну, знаешь, это больница – тут все себя неважно чувствуют. Её Олеся звать стала, за плечо тронула, а она молчит. Нина молчит, понимаешь?

– Понимаю, мам.

– А я её тоже зову: Нин, Нина! А она молчит. Мы врача и позвали. И сестру. А они её сразу в операционную. Кричат, руками машут, быстрее-быстрее, такую суматоху подняли. А потом приходят и говорят, Нина, мол, умерла.

Мама перевела дыхание.

– Игорек, дай водички, пожалуйста. Спасибо. А потом следователь приехал!

– Следователь или опер? Или оба? – Игорь задал вопрос безо всякого смысла, просто для поддержания разговора. А, может, бессознательно захотелось показать свою осведомлённость.

Мама стушевалась.

– Нет, один. Молодой такой. Рябов! Рябов его фамилия, я запомнила.

– Костик?

– Да, точно. Константин Рябов. Ты его знаешь? Я так и думала, что ты его должен знать.

Костик Рябов. Почему нет? Они всегда были в неплохих отношениях, да и расстались вроде бы не врагами. Конечно, не созванивались, но теперь-то можно будет и позвонить.

– Ладно, мам. Я завтра ещё зайду. Давай. Всё будет хорошо.

Он обнял её, и вышел. Немного странно было, что вызвали опера, но хорошо, что с мамой всё не так страшно, как ему сначала показалось. Просто у неё опять живот болит – это же не криминально.

На душе было тоскливо, чемодан почему-то казался ужасно тяжелым и противно гремел колёсами. Надо было звонить Ханифе.

Жениться Игорь, вопреки маминым мольбам, не хотел. Отношения, которые сложились у него в последний год, его вполне устраивали. Он встречался с Ханифой вечером, после работы, они хорошо проводили время, а на утро снова шли на работу. И то, что у неё было трое детей, его никак не волновало: ведь она тут, а дети где-то там, с бабушкой. И то, что она была прилично старше (ей уже было за сорок), его тоже не волновало. Ну, как не волновало: маме про Ханифу Игорь ничего не рассказывал.

Но вот Ханифа уехала домой. Игорь периодически звонил ей, скорее просто по привычке, а тут она взяла и пригласила его в гости. Игорь поначалу не хотел ехать, но потом решился. Вот, билеты даже купил, но теперь-то вообще непонятно было что делать.

С одной стороны, он уже вроде как настроился. И Сухум хотелось посмотреть, и отпуск как-никак. С другой стороны, грыз Игоря червячок сомнений. Не время было уезжать. «Женщина отравился». Чем, очень интересно, можно до смерти отравиться в больнице? Если уж травиться, то всем – из одного котла же ели.

В предчувствия он не верил. Просто знал: бывают ситуации, когда всё понимаешь, а как словами выразить – не знаешь. Вот и получается, что тогда это и есть интуиция.

Игорь достал мобильник и набрал номер. Ханифа, как он и ожидал, отреагировала то ли сухо, то ли вежливо – по ней было сложно понять. Игорь так и рассчитывал. Он знал, что для неё семья значит очень много, она должна понять. Во всяком случае, обошлось без скандалов – и уже хорошо. Он хотел бы обнадежить её как-то, но в итоге сказал честно: не знаю, когда приеду, завтра будет видно.

Выпив дома свежего чаю, Игорь стал искать телефон Костика Рябова. Телефон нашелся быстро, и трубку Костик снял тоже почти сразу.

– Ба, какие люди! Здорово, я так и знал, что ты позвонишь. Я всё думал: твоя это мама или нет? Значит, правильно думал: узнал.

Игорь судорожно вспоминал, как же зовут жену Костика. Нужно же проявить вежливость. Ирина? Марина? В конце концов, он спросил просто «как жена» и, вспомнив, что у Костика есть ещё и сын, добавил «и сын».

– Хорошо, спасибо. Как сам? Где сейчас?

– Охранником работаю.

– Серьёзно?

Это была больная тема. Из органов Игоря попёрли. Со скандалом. Но вспоминать об этом абсолютно не хотелось. Возможно, Костик думал, что Игоря пристроили где-нибудь поселковым участковым или посадили в архив, но получилось так, как получилось.

– Слушай, – понизил голос Костик, переходя к сути, – там короче, пока не ясно ничего. Нас уже позже вызвали, где-то в обед.

– А умерла она когда?

– Да с утра. После завтрака, практически. Сначала плохо себя почувствовала, ну, они там то-сё, потом видят, её кровью рвёт, тут они и забегали.

На том Конце раздались детские крики. Ну, ёлки-палки! Как всегда, на самом интересном месте, подумал Игорь. Он снова стал считать про себя: это отвлекало.

– Короче, причина смерти: желудочное кровотечение. У пациентки была язва. Петрова сказала, желудочное кровотечение при язве желудка вполне возможная причина смерти, пусть и внезапной.

– Значит, не убийство? Следов насильственной смерти нет? Зачем же тогда вас вызвали?

– Ну, должны были. Чего-то им там не понравилось. Наши рвут и мечут: труп-то уже вскрыли. Завтра с утра получу отчёт – скажу что-то определённое, это всё пока предварительное. Да ты же знаешь, они дергают по любому поводу: чуть что – сразу звонят.

Игорь знал. Эта бдительность порой даже раздражала.

– Ну, так-то и надо, конечно…

– Ладно, давай, меня тут Ромашка почитать перед сном просит.

Игорь повесил трубку, и вздохнул. Непонятно почему только кошки скреблись на душе. Ладно, сегодня спать, а все дела – завтра.

Глава 2.

Утро выдалось солнечным. На улице было по-летнему тепло, хоть без куртки выходи. Игорь бы так и сделал, если бы не ветер.

На телефоне обнаружился пропущенный от Костика. Ёлки-палки, чего он звонил в такую-то рань-то? А теперь ещё и трубку не берёт.

Игорь матюгнулся и набрал маму.

– Привет мам. Как ты, всё хорошо?

– Да, Игорек, ты что, уже приехал?

– Нет, мам. Я решил остаться.

– Как остаться! А отпуск?

– Не переживай, мам. Разберусь.

– Игорёк, ты приезжай только сегодня пораньше, мне чего-то неспокойно, всю ночь не спала.

– Мам, это нервы, – соврал Игорь, – и у вас же посещения с четырёх только.

– Это по будням! Сегодня же суббота.

– А. Точно.

В трубке раздались короткие гудки.

– Всё, мам, целую, у меня вторая линия!

– К одиннадцати приезжай!

– Хорошо!

Игорь с замиранием сердца снял трубку.

– Игорь, – без предисловий начал Костик, – тут такое дело, короче, есть разговор.

– Слушаю.

– Нет, не телефонный. Ты к матери сегодня поедешь?

– Поеду.

– Во сколько?

– К одиннадцати.

– Во. Давай в двенадцать у больницы и встретимся.

Усидеть на месте Игорь после такого уже не мог, и после завтрака, показавшегося ему очень плотным (кофе и кусок белого хлеба) вышел на улицу. У входа в больницу он с большим удивлением обнаружил себя уже в половине одиннадцатого.

Ему пришла в голову дерзкая мысль, и он решил попытать удачу. Обычно в выходные в больницах никого не бывает, кроме дежурного врача, который робко прячется в ординаторской, предоставляя младшему медперсоналу за всех отдуваться, но тут всё-таки дело неординарное. ЧП, так сказать, местного масштаба, авось, кто-то из руководства и будет на месте, решил Игорь, и поднялся по лестнице.

Заведующая отделением действительно была в кабинете. Игорь понял это по скрипу половиц. Из-за двери слышался приглушенный голос, Игорь только он поднял руку, чтобы постучать, как голос перешел на крик.

– Какие к чертовой бабушке апельсины вообще могут быть в гастроэнтерологии?! У нас половина пациентов с язвой!!! Я-Я-Я-ЗВОЙ! А вы им разрешаете апельсины отравленные в отделение проносить?!

Дальше послышалось невнятное лепетание, видимо, кто-то пытался оправдываться.

– Значит, надо сделать!!! Слышите? Надо!!! Всё, слушать больше ничего не хочу, идите и делайте!!!

Игорь благоразумно отодвинулся от двери, и мимо него тут же пролетело белое облако халата. Он выждал несколько секунд и постучал.

Заведующая была пунцовой, как варёный рак. Губы вытянуты в тонкую ниточку, глаза за немодными очками цепкие, зоркие и лихорадочно-блестящие. Игорь представился, заведующая улыбнулась, но вышло криво и нервно. Теперь она показалась ему немного похожей на Нонну Мордюкову.

– Знаете, я с огромным удовольствием ходила на спектакли Людмилы Антоновны, – сказала она как-то странно, не то заискивая, не то от неловкости.

Игорь для приличия покивал, но лицу у него было таким скучным, что заведующая быстро перешла к делу.

– Я так понимаю, вы хотели поговорить о вашей маме?

– Так точно.

Повисла пауза. Игорь не хотел начинать разговор первым: заведующая явно нервничала. Их всегда учили: «не спешите – сами все расскажут, сами всех сдадут».

– О чем именно вы хотели меня спросить? Состояние у неё, насколько я знаю, удовлетворительное. Я не лечащий врач вашей мамы, но её историю болезни смотрела. Могу вас заверить, её здоровью ничего не угрожает, если, конечно, она будет придерживаться диеты.

Игорь всё ещё молчал, и приободрившаяся заведующая продолжала.

– Сейчас и в ближайшие полгода стоит исключить жирное и жареное, копченое, солёное, алкоголь, маринады и, конечно, кислое. Поэтому, пожалуйста, я вас прошу – никаких апельсинов! – уже умоляющим голосом добавила она. – И вообще, не надо ничего приносить. У нас в больнице отлично кормят. Кроме того, тут лечебное питание, а то, что приносят посетители, по правилам, должно подписываться и храниться в холодильнике. Но мы же не можем проверять всю еду. Помилуйте, тут не СИЗО, в конце концов!

– Так причиной смерти той женщины стал апельсин? – Игорь пока не мог отчетливо понять, что ему так не нравится во всей этой истории, но чувствовал, что что-то не так.

Заведующая снова сжала губы.

– Причиной смерти стало желудочное кровотечение. Больше я вам ничего не скажу. Не имею права. А с вашей мамой всё в порядке, хотя её эрозивный гастрит перерос в язвенный. И если она и дальше будет так питаться, нам придётся настаивать на операции. А операции на кишечнике – ой, какие коварные, скажу я вам.

– Да у неё был юбилей на прошлой неделе, – зачем-то сказал Игорь.

– Вот! Юбилей. Алкоголь, жареное, соленое, копченое, жирное и всё это сразу. Ну, вот понимаете, язвенный колит – это же не хухры-мухры. Нет-нет, с ней всё будет хорошо, но диета – это важно. Понимаете, о чем я вам говорю?

– Понимаю, – кивнул Игорь, хотя понимал очень мало. Он вышел из кабинета без пяти одиннадцать, совершенно не прояснив для себя ничего, и, сдвинув брови, пошел в палату.

Около палаты на стуле сидела медсестра. Она недовольно окинула Игоря взглядом, но ничего не спросила.

Тоже мне, дежурного посадили, фыркнул Игорь про себя. На душе у него было тяжелое предчувствие. Он хорошо помнил, как в детстве папа, пока был ещё жив, чистил для мамы апельсины красивыми дольками. Он аккуратно разрезал кожуру и выворачивал её так, что апельсин становился похожим на цветок лилии. Апельсины настойчиво лезли в голову, Игорь не мог просто взять и отмахнуться от этого образа.

Мама сегодня выглядела гораздо лучше: щеки её порозовели, и глаза уже не казались такими запавшими. Она сразу начала с новостей: представляешь, сегодня рано утром ещё люди приходили. Несколько. Всё в форме, Нинины вещи забрали. Аккуратно упаковали по пакетам и всё увезли: и чашку её, и мыло, и даже ложку.

Игорь обернулся на постель жертвы (теперь он понял, наконец, чем пахнет дело): на железной кровати с сеткой лежал только голый матрац, не было уже ни подушки, ни тапочек, ни цветастого халата.

– И ещё Константин Юрьевич приходил, вот, букетик хризантем принес – так мило. Правда, апельсины все забрал, и конфеты тоже забрал, сказал, на экспертизу. Жалко, я как раз собиралась один съесть, – тут мама понизила голос, – а потом прибежала главная сестра, и строго настрого запретила принимать любую еду от кого бы то ни было, представляешь? А я её спрашиваю: «что даже от сына»? И она мне говорит: «даже от сына». Ну, как тебе это нравится? Игорек, милый, ты там узнай, что да как, мы тут с девочками уже такие догадки строим. Уж не отравили ли Нину?

Игорь нахмурился.

– Ей тоже приносили апельсины?

– Да нет, апельсины – все мои. У Нины язва, с язвой-то нельзя. А мне несут, знают же, как я их люблю.

А у тебя – не язва, желчно подумал Игорь, но вслух сказал другое.

– Так раз нельзя, зачем же она ела?

– Игорек, – жалостливо посмотрела мать, – ну, если сильно хочется, один-то можно?

Один можно, с сарказмом подумал Игорь.

– Мам, скажи мне, пожалуйста, я правильно сейчас понял, что апельсины в палате были только у тебя, и ты угостила одним Нину?

– Ну, почему только Нину? – возмутилась мама, – я всех угощала! Вон Софья Владимировна, – мама кивнула на старуху в дальнем углу, – отказалась, и Зоя отказалась, а мы с Олесей, – она кивнула на ближнюю к ней женщину, – ели.

Игорь молчал. У него просто пропал дар речи.

– Ели, – с вызовом продолжила мать, – и ничего! Мне, правда, не понравился, я после ковида, знаешь, запахи до сих пор почти не чувствую. Как бумага был. Такой невкусный!

– А у меня кислый, – отозвалась Олеся.

– Мама…

– А что мама? Ну, и что, что эрозивный колит, я же один всего! И тот не доела, между прочим.

– Язвенный, мама. Язвенный колит.

– Ну, и что. Какая разница… Я же один!

Игорь только вздохнул. Вздохнул, закрыл глаза, и начал про себя считать, чтобы успокоиться.

– А знаете, – подала голос некрасивая женщина, которую мама звала Олесей, – у нас в палате вот двое после «короны». Я-то сама не болела, у меня прививка. А у Нины тоже обоняние не восстановилось до конца, я ей в самый первый день как она легла, говорю, ну, чтобы разговор начать, противно, мол, в больницах всегда так лекарствами пахнет. А она мне: «я не чувствую ничего». И Софья Владимировна тоже плохо запахи различает, но это от старости уже, а я вот чувствую.

Старуха в углу прошамкала что-то невразумительное.

– Так вот, Нина когда апельсин-то есть начала, до меня из того угла не сразу запах дошел. Сначала апельсином запахло, а потом я чую, вроде как уксусом. Она его доедала уже. А потом она в туалет пошла. Ну, я думаю, окно открыть надо, но Софье Владимировне холодно постоянно, я и вышла. Сыну позвонила, потом невестке, потом с сестрой постовой разговорилась, возвращаюсь – смотрю, Нина в кровати лежит белая вся, как стена вот эта, и зубами стучит. А на одежде у неё кровь – не кровь, что-то бурое, ну, я не сразу поняла, что это. Потом поняла: это кровь тёмная такая. Её, видимо, вырвало ею. Ну, я за сестрой и побежала.

Игорь вспомнил, что даже вечером, когда он зашел в палату, в ней всё ещё пахло уксусом.

– А что потом?

– Ну, потом её увезли. Нет, сначала сестра прибежала, посмотрела и за доктором побежала. Прибежал доктор, пощупал пульс, а она уже дышала, знаете, так часто-часто. Доктор закричал, и Нину быстро увезли. Этот только потом мы от сестер узнали, что она прямо на операционном столе у них умерла. Не успели, значит…

Голос у неё дрогнул и перешел на всхлипывания.

– А Зоя ваша где? – Игорь кивнул на расстеленную кровать.

– Да по телефону поди опять болтает. Она постоянно с кем-то разговаривает.

– И когда Нина ела апельсин, Зоя тоже по телефону разговаривала? А вы все вчетвером в палате были?

– Нет, у Зои тогда процедуры были.

– Ей колоноскопию назначили, она после неё такая тихая вернулась, лежала потом весь вечер. Плакала даже. Мы сначала подумали, Нинку жалеет.

Олеся громко высморкалась. Игорь вспомнил, что Зоя вчера действительно выглядела неважно. Они все вчера выглядели неважно.

– Игорек, а знаешь, что я тут подумала? Это, наверное, разные апельсины-то были. Себе и Олесе я выбрала те, что помельче, они сочнее обычно. А Нинке крупный дала. Сорта разные. Крупные – мясистые бывают, я такие не люблю.

– И привозили тебе их разные люди?

– Конечно! Кто же будет и мелкие, и крупные набирать в один пакет? Они же в разную цену.

– Мама, срочно список всех, кто приезжал тебя навещать, и особенно тех, кто привозил апельсины.

– Вот Константин Юрьевич меня об этом же точно спросил.

– Значит, ты уже всех вспомнила?

– Конечно! Игорек, у меня прекрасная память, что ты, ей богу! Приезжала Ангелина Максимовна, самая первая, привезла апельсины и цветы от театра. Цветы воняли, я их выкинула.

Игорь не смог сдержать усмешки. Конечно, его мама, которая уже третий месяц не чувствовала никаких запахов, унюхала, что цветы воняли. Просто надо знать их отношения с Ангелиной Максимовной – это песня.

Неприязнь между ними со временем стала уже настолько комичной, что больше забавляла друзей и родных, чем настораживала. Лет пять назад они перешли на мелкие пакости, а в последние годы так вообще ограничивались только словесной перепалкой.

Игорь, правда, подозревал, что за этой, годами культивируемой ненавистью, на самом деле скрывается какое-то изувеченное восхищение друг другом. Иначе он не мог бы объяснить, почему две женщины прошли всю жизнь рука об руку, не переставая говорить друг о друге гадости.

– Потом была Рита с апельсинами и конфетами, я их даже попробовать не успела, так жалко! Надежда ещё была и Конкина. И ещё Светка Волошина, но она без апельсинов приходила, она наконец-то квартиру отсудила, ты представляешь?

– Какую квартиру?

– Ну, Светка Волошина! Она же судилась с родственниками за квартиру полтора года и, представляешь, наконец отсудила. Игорь, я поражаюсь порой твоей памяти, тебе абсолютно точно нужно пропить глицин. Послушай меня, я тебе дурного не посоветую!

Игорь только рукой махнул. Света Волошина, мамина старая подруга, была такой курицей, каких ещё надо поискать. Подозреваемая из неё была откровенно так себе.

Правда, и среди остальных представить кого-то в роли хладнокровного убийцы было трудно: женщины предпенсионного возраста, все плюс-минус ровесницы мамы, почти все семейные – ну, какие они отравительницы?

Тёть Рита Яровая – мамина подруга с детства. Эффектная блондинка, она и сейчас ещё выглядела очень женственно и привлекательно. В школе они с мамой были первыми красавицами, сидели за одной партой, помогали друг другу с уроками. Хотела бы она маму отравить – уж за сорок с лишним лет бы давно бы представился случай поудобнее. Представить её убийцей Игорь решительно не мог.

Тем более, что она часто играла с ним, пока мама была занята на репетициях. Теть Рита читала ему, приносила подарки, они вместе рисовали и кормили голубей. Она поздно родила сама и всю свою нерастраченную любовь дарила крестнику – Игорю.