За что страдают боги

И черти пляски прекратили,

В истоме ужаса застыли.

Смерть подошла поближе к господину

И протянула руку не спеша,

Косу поправила за спину,

Злорадно усмехалась – чёрная душа.

– Потанцуем? – Вонзился голос ада,

В объятья человеческого слуха.

Играла в пьяной голове баллада

И танец смерти начала старуха.

Наутро в свете пробуждений,

В тревоге полной удивлений,

Лежал среди могил один,

Заблудший ночью господин.

Его глаза от ужаса застыли,

В холодной мимике спасенья

И слышно, как собаки выли

балладу смерти избавленья.

…Живя, всё время в пьянстве

И потехи, и ради дури,

Чтоб потом сходить с ума;

Не надо далеко ходить за смертью –

Время обогнав, она тебя найдёт сама!

Чёрное в белом

I Знакомство

В приятный летний день,

когда, свисая в небе солнце грело,

тёплый ветер раздувал листву и тень,

борясь со светом смело,

ползла везде, как злобный червь,

тащила за собою чёрный шлейф –

была под властью время.

Я в парке отдыхая от забот,

не замечая вольности природы,

сидел на лавочке с бутылкой пива.

Вокруг ходил народ простой и

улыбаясь мило от свободы

гордился качеству погоды.

Поддавшись воле настроенья

и наслаждаясь тёплым днём,

создал на лавочку давленье,

сменил бутылки обновленье и,

если б не почувствовал волненье

то скоро встал бы и ушёл,

но рядом сел со мною по соседству,

спросив нескромно разрешенья,

приятный с виду человек.

В костюме чёрном, выглядел богато и

не поднимая век, спросил меня,

как будто виновато и с сарказмом:

– Какой сегодня век?

Я растерялся.

И с видом непонятным на лице

(меня дурманило от пива), ответил:

– Двадцать первый! –

Губами, возмущаясь криво,

подняв дугу своих бровей,

напряг своих мозгов корней,

вопрос воспринял шуткой верной.

– Я не шучу! – Ответил человек. –

А просто восхваляюсь поколению! –

и начиная разговор со мной,

он посмотрел мне прям в глаза,

в которых я, увидел неземной,

но как слеза простор во времени.

В его улыбке, словно пробежал укор

и на меня почти в упор

повеял холодом внезапный взгляд.

Он начал снова разговор,

а голос, словно изнутри

ворвался в душу моего дыханья

и в силу притязанья,

что извне, он вполне серьёзно

и учтиво, с поклоном головы представился:

– Меня зовут Номед. Я неместный,

но особо повсеместно,

может там, а может тут,

отдельным людям всё-таки известен.

Небрежно и уверенно в движении,

он достал сигару из кармана и

упорно раскурив её, задумался.

Я же в этой паузе очнулся спешно,

словно вдруг проснулся и назвался:

– А меня зовут Иван.

«Не знаю, почему, я это имя выбрал?»

Он улыбнулся, словно знал,

как звать меня на самом деле и

несмотря на весь обман,

его мой голос не обидел,

а наоборот развеселил.

Самоуверенно вдыхая дым сигары,

как будто всё вокруг

отныне принадлежит ему,

расслабился на лавочке довольно и

придавая наглости картине

продолжил снова мысль свою:

– Ты в Бога веришь?

Меня вопрос застал врасплох;

не каждый раз, когда я отдыхаю,

мне задают вопросы смысла –

кто Бог, и почему я должен верить?

Для размышления глотнув

очередной глоточек пива,

я постарался на вопрос ответить:

– Я считаю в Бога верить надо и

дожидаясь своего распада,

он твёрдо врос в историю свою.

В душе у каждого, он свой,

а так, чтоб биться головой пустой,

перекрестившись останавливать дыханье,

это всё не входит в мой канон

и все страдания – причина дней,

скорей создание порока в ней.

Так называемый Номед,

внимательно и скучно

слушал мой ответ,

не отрываясь от сигары

и кивая вслед развил дискуссию

на эту тему:

– Что может для тебя,

твой Бог, тебе же сделать? –

И не дождавшись моего ответа

раздул теорию всемирного портрета.

– Ничего! Он жалкий трус!

Следит за человечеством,

которое не верит самому себе

и ждёт пока улягутся дела,

а потом тебе же возмущаясь

закроет перед носом дверь.

И после этого:

хоть верь и хоть не верь,

распоряжаясь, этим душам

несомненно, откроется

уже другая дверь.

Извечная борьба

добра над злом в итоге

при любом раскладе

приносит только зло,

по отношению к умершим душам…

Я перебил его отчаянный рассказ:

– Но тех, кто погибает за добро

возносят в мир святого царства!

–…За что тогда ему

такая честь отведена,

за то, что он неверных убивает?

Его вина, лишь в том,

что, убивая, он сам страдает.

В мученьях правды нет

и также нет в добре простого счастья.

Кто из людей

не хочет жить в достатке,

избегая всех проблем.

Счастливым жить, – не значит,

быть голодным и в лохмотьях.

И отдавая свой кусок последний,

подумай, что ты будешь

завтра есть, а завтра злой,

с душой холодной,

тебя покинет гордо лесть.

Молчаньем безмятежным

длились те минуты, что я слушал.

Из уст его виднелся мысленно огонь

и мысли дьявольских речей

лились рекой, вселяя в душу,

распространяя повсеместно,

гниющей воли злую вонь.

II Искушение

Был духом возведен Иисус в пустыню,

Для искушения от дьявола тогда,

Он поставался сорок дней отныне

И столько же ночей он там страдал.

Пред ним возник однажды искуситель,

В затменье солнечного света и песка –

Он вечной тьмы своей правитель,

Страданий человеческих источник зла.

Сказал Иисусу:

– Если сын ты божий, то скажи,

Чтоб камни эти сделались хлебами

И словом божьим дело докажи,

Что я хочу узреть деяние глазами.

Иисус ответил: