Врачу: исцелись сам!

Но это были все-таки действительно высокие технологии, в чем-то соответствующие мировым стандартам. Гинеколог Аракелян, кандидат наук, например, всю жизнь занимался исключительно абортами, на чем заработал столько денег, что сумел построить себе большой загородный дом по Выборгскому шоссе и купить каждому члену своей семьи по хорошей иномарке.

Жизляй и тут имел свою точку зрения. Он вообще считал, что дешевых лекарств не должно быть в принципе. Говорил, что у старух, мол, лекарства лежат мешками, и они их не принимают или принимают, когда хотят. Человек принимает дорогие лекарства, на которые ему жалко затраченных денег. Тогда больные не будут злоупотреблять лекарствами. Как только и бывает в реальной жизни, и в том и другом случае имелись как положительные, так и отрицательные моменты.

Борисков как-то слышал такое высказывание доцента Лямкина:

– А я знаю, что у него есть взрослые дети, родственники за границей, квартира – пусть продаст и купит лекарство! Это момент истины. Разве жизнь не стоит дороже? Пусть платит! Нам какое дело до его проблем!

– Он же инвалид!

– Все мы ветераны перестройки и инвалиды гласности, – недовольно пробурчал Лямкин, чуть не сплюнул и ушел.

Еще одним из существенных дополнительных заработков врачей больницы было участие в международных клинических испытаниях. На одном таком испытании тяжелый больной даже поправился. А парадокс заключался в том, что вместо лекарства он получал пустышку-плацебо, и она ему чудесным образом помогла. Значит, сработали резервы организма. Иногда проявления этих резервов бывали комичны: один больной посмотрел сеанс Кашпировского, причем в записи, и у него почернела половина головы, то есть только половина седых волос стали снова черными. Выглядело это довольно смешно, и он собирался смотреть кассету еще раз, чтобы потемнела уже вся остальная голова. Другие проявления этих скрытых резервов иногда состоят и в том, что люди вылечиваются от неизлечимых заболеваний, мгновенно овладевают древними и живыми языками, ходят по углям и лезвиям, шеей опираются на острые пики и вытворяют другие подобные вещи, которые объяснить с точки зрения традиционной медицины просто невозможно, если конечно, не посчитать это за ловко проделанный фокус. Считают, что примерно процентов двадцать людей может вылечиться просто так, им даже ничего не надо давать внутрь химического, и значит и лекарств назначать не надо.

Г-нов уж на что был опытный терапевт, но и он метался. Перед ним стоял вопрос: принимать или не принимать статины – средства, снижающие уровень холестерина в крови. Все говорили, что деваться некуда и надо принимать. Однако тут появился Жизляй и рассказал, что якобы где-то услышал на лекции или вычитал, что якобы две одинаковые группы пациентов принимали какое-то гиполипидемическое средство в течение чуть не десяти лет (одна группа – пустышку), и вся разница в длительности жизни между группами будто бы составила всего шесть месяцев. Он сам принимал такой препарат уже год и был в шоке. Это тоже вполне могла быть раскрутка на бабки. Его стали успокаивать, потому что читали другую работу, где эффект был абсолютно доказан.

Доказательная медицина действительно многое изменила. Средства, которые ранее считались безусловно эффективными, теперь, как оказалось, таковыми вовсе не являлись. Эффект у них был точно такой, как и от пустышки – в лучшем случае болезнь проходила сама. Во всех разработках стали требовать обоснованность по доказательной медицине. Доктору Лаврикову стали гробить почти написанную диссертацию. Гоняли туда-сюда. Лаврикову такая мутотень надоела до чертиков, и он создал некое ООО, и там потихоньку работал. Он еще до ухода серьезно занимался тибетской медициной, лично сам ездил в Алтай за травами, своими руками их собирал, сушил и потом использовал в настоях. И неплохо зарабатывал на такой медицине, и говорят, что кому-то даже помогало. По сути, это был очередной Гербалайф-2, однако народ покупался.

Некоторые "нетрадиционники" успешно и быстро раскручивались. Ныне широко известная своими популярными книжками типа "Излечи себя сам" доктор Надежда Егорова раньше была простым глазным врачом, подбирала людям очки, но к пенсии "прозрела" и занялась биорезонансом, гомеопатией по Фоллю и увлеклась этим настолько, что написала несколько популярных книжек про глистов-паразитов, которые и есть причина всех болезней. Непонятным образом эти книги получили невероятную популярность, а она ушла из больницы и открыла свой медицинский центр, где лечила людей вибрациями.

Профессор Хрусталев услышал, что кто-то продвигает авторскую методику лечения астмы. Была такая реклама в газете, тут же расшумелся:

– Какая такая авторская методика? Да в нормальной стране за такое просто засудят! Ты попробуй страховой компании это докажи! Существуют книги со стандартами лечения. Чего тут думать – все уже давно придумано. Ничего не нужно обсуждать! Все и так ясно! Американцы уже все давно доказали!

Возможно, он был прав. Консерватизм в медицине является положительной вещью – врачи очень осторожно используют какие-то сверхновые методы лечения, осторожничают, хотят накопления опыта. Нередко сверхобещания от каких-то новых препаратов или методик вовсе не оправдываются, но и новые полезные методы очень долго внедряются в медицину, а потом в свою очередь начинают тормозить внедрение еще более новых и прогрессивных. Иногда появление нового лекарственного средства радикально меняет целые разделы медицины. Так один врач писал диссертацию о каком-то оригинальном методе лечения, и вдруг появился новый препарат, который сделал это его придуманное лечение совершенно бессмысленным. Но диссертация все равно прошла: человек все-таки работал, старался, писал, повышал квалификацию. А то, что она устарела… Так и все когда-то устаревает.

Конечно, идеально, когда каждому человеку может быть назначено индивидуальное только ему предназначенное лечение, поскольку люди все разные. Разные дозы, разные препараты и разные сочетания. Не исключено, что в перспективе будет создана компьютерная программа, куда будут закладываются многие параметры и она будет вычислять и готовит необходимое лекарство конкретно для именно этого человека. Оно уже может не подойти для другого. В наиболее тщательно проведенных исследованиях лекарство никогда не работает на сто процентов, и даже на девяносто не работает, в лучшем случае разве что на восемьдесят. И всегда имеются хоть какие-то нежелательные эффекты. Всегда существует человек, который в силу различных причин не переносит это лекарство. И всегда существует эффект от пустышки-плацебо. И это трудно объяснить, поскольку не все человеческие механизмы объяснены. У китайцев так вообще другая медицина, другое представление о заболеваниях. Кстати китайцы считают, что их медицина, в отличие от европейской, как раз и есть самая что ни на есть традиционная.

Борисков взглянул на часы. Было ровно 14.20. Зашел в ординаторскую. Врачи и клинические ординаторы пили кто чай, а кто кофе, разговаривали, писали истории болезней. Клинические ординаторы (клинорды) на терапии были в основном молодые женщины от двадцати четырех до двадцати шести-семи лет. Каждый год происходила их частичная смена: кто-то уходил, кто-то приходил. В сентябре всегда требовалось какое-то время, чтобы запомнить их имена и отчества. Впрочем, на всех в обязательном порядке вешали бейджи с именем и фамилией. Половина молодых женщин-клинордов была уже замужем, поэтому и разговоры велись соответственные. Все привыкли, что кто-то постоянно уходит в "декретный" отпуск, кто-то из него выходит. Только привыкнешь к человеку, как человека уже нет. Чай уже заварен, идут разговоры. Тут же за чаем по ходу дела обсудили сложных больных и кучу разных других проблем, включая особенности семенной жизни. Интересно, что по любым проблемам возникали совершенно противоположные точки зрения. Клинорды были люди разные, но их объединяло, пожалуй, одно, что, впрочем, и отличало от времен, когда учился Борисков: среди них не было бедных. Все они были платные. Университет, чьи кафедры располагались на базе больницы, стремился сделать образование максимально платным. Обучение стоило довольно дорого. За учебу платили родители. Многие клинорды приезжали на хороших машинах, имели свои отдельные квартиры, ходили с дорогими ноутбуками. Был один клинорд из Азербайджана, папаша которого заплатил сразу за все два года, и даже уже купил ему клинику в Баку. Фамилия его была, кажется, Каримов, но никто его ни разу не видел. Иногда прибегал завуч с кафедры, спрашивал: "Каримова кто-нибудь видел?" и убегал. Обычно клинорды вели по два-три пациента.

Застрявший по каким-то причинам после ночного дежурства и пребывавший в эйфории Жизляй от души веселился:

– Тут у меня в шестой палате поступившая вчера бабка заявила, что у них на лестничной площадке якобы "поселился квартирант, который открыл производство на дому – вырабатывает наркотики". Я ей и говорю: чего нам-то жалуетесь, звоните в милицию. Она же считает, что вся милиция купленная, и ее за это тут же и прибьют.

Телефон в ординаторской звонил постоянно. Люди выдергивались из-за стола и снова возвращались. Вдруг позвали к телефону доктора Попова. Звонила его жена. Он с искаженным лицом подошел. Из телефонной трубки понеслось на всю комнату женским визгливым голосом: "Подонок! Козел! Недоносок!.." Попов испуганно осмотрелся вокруг. Все сделали вид, что не слышали. Это был совершенно несчастный человек. Его, видимо, чистили так каждый день. Жену его как-то Борисков видел. Это была явно безумная женщина с волосами какого-то совершенно невообразимого цвета, от одного только взгляда на которую можно было окаменеть от ужаса. Сейчас с женой Попов не жил, но она продолжала ежедневно терроризировать его звонками. Он и мобильник уже не носил, так все равно доставала через обычный телефон, постоянно требовала денег, якобы их ребенок голодает, то на лекарства ему же, то вообще требовала забрать ребенка тотчас же. Таких звонков в день было иногда до десятка, и в такие моменты на Попова было больно смотреть.

Доктор Калязин, с виду ничем не примечательный человечек в круглых очках, как у Джона Леннона, раньше всегда смеявшийся над этими проблемами, сейчас выглядел довольно грустным. У него были свои заморочки: дочка-подросток уже неделю сбежала из дома и где-то скрывалась у друзей. Ее мобильный телефон был выключен. Видимо, друзья ее прикрывали, родителей же этих друзей найти было сложно да и стыдно. Конечно, ситуация была не совсем пропащая: девочку видели в городе, а значит, она была жива. В милицию пока не заявляли, а звонили по всем известным телефонам. Результата пока не было. И никто теперь не знал, как они будут жить дальше. В доме царила тягостная тишина. Прежней когда-то очень дружной семьи уже не было. Она внезапно будто бы развалилась на некие неровные части, которые дребезжали сами по себе и уже не могли соединиться. Было совершенно ясно, что как прежде уже не будет никогда. И все это понимали, и никто не знал, чем это дело кончится.

– Я даже не представляю, что и делать, – растерянно сказал Калязин, всегда считавший себя довольно находчивым человеком и прирожденным оптимистом.

Женщины говорили об этой его ситуации:

– Они слишком ее баловали, ничего, говорят, по дому не делала. Что хотела, то ей и покупали. Ни в чем отказа не было. И вот результат!

Однако молодая женщина-врач, совсем недавно вышедшая замуж, на это сказала:

– Меня мама никогда ничего не заставляла делать по дому. И сейчас, когда я приезжаю домой к родителям, и брат мой тоже, мы там вообще ничего не делаем. А когда поступила в институт, стала жить в общежитии, потихоньку научилась готовить. А мужа моего его мама заставляла работать по дому, вот он и сбежал от нее. Мы толком даже и не познакомились, а он уже предложил выйти за него замуж. Теперь он вообще ничего не делает по дому, и я лично считаю, что это нормально.

Она всегда говорила очень жестко, особенно если кто-то из женщин жаловался, что муж мало зарабатывает:

– Это его проблема. Мужчина обязан обеспечивать свою семью! Как хочет!

Звучало это так, что хоть убей и укради, а семью накорми. Впрочем, у них было в семье две машины, и они купили в кредит квартиру. Муж ее работал изо всех сил и зарабатывал очень хорошо. Все-таки, наверное, мама делала правильно, что с детства заставляла его работать. К двадцати трем годам это был вполне самостоятельный человек, который мог прокормить семью и крепко стоящий на ногах. Дело было в том, что выросла она в большой семье, где было много детей, и когда ей, совсем еще малышке, исполнилось только пять лет, то и ей давали в руки веничек, и она подметала дом. Дети постарше вовсю работали по хозяйству: пололи и поливали огород, кормили кур.

Потом одна молодая женщина из бухгалтерии зашла к Борискову посоветоваться насчет своего мужа. Он в свои тридцать пять имел склонность к полноте, у него зашкаливал холестерин, да и наследственность по сердечным заболеваниям серьезно подкачала, и она собиралась давать ему препараты, снижающиеся уровень холестерина в крови. Останавливало ее только то, что ее подруга сказала, что якобы от этого может снизиться потенция, и тогда они решили пока остановиться на аспирине. Поговорили о муже и других родственниках. Она еще была обеспокоена проблемами своего младшего брата Вовчика. У подружки, с которой он какое-то время встречался, неожиданно родился ребенок и он, как человек порядочный, решил на ней жениться. Проблема состояла в том, что не было полной уверенности, что отцом ребенка является именно он, и родители Вовчика захотели в этом удостовериться. Сам вероятный (или, скорее, сомнительный) отец, которому месяц назад исполнилось всего-то девятнадцать лет – этого вовсе не желал. Сама девчонка, Тася, на которой он собирался жениться, была откуда-то с периферии, чуть не из Иркутска, и приехала покорять большой город как будущая фотомодель и актриса, но для этого дела оказалась несколько полновата и косноязычна. Они с Вовчиком познакомились совершенно случайно на какой-то студенческой вечеринке и в тот же день переспали. Девочка была, в общем-то, симпатичная, но какая-то агрессивная, несколько грубоватая и, пожалуй, излишне бойкая. Ко всему небольшой шрам на левой щеке придавал ей довольно бывалый вид. Не исключено, конечно, что это была просто защитная реакция, но все же скорее характер. Отца у нее не было, мать создала другую семью. Тася пробивалась в этой жизни исключительно сама, и возможно, для нее это был самый простой вариант: выйти замуж за обеспеченного жителя Петербурга и сразу обеспечить себе жилье и средства к существованию хотя бы даже пусть на какое-то время. С будущей свекровью отношения у нее не сложились изначально – с самого первого знакомства. Вовчика же она вообще держала за теленка неразумного, вертела им как хотела, словно была значительно его старше. Вовчик ничего сделать против нее не мог, у него просто воли не хватало противостоять ей. Спокойной мирной жизни интеллигентного петербургского семейства наступал конец, не исключено, что она потребует, чтобы Вовчик бросил учебу дабы кормить (как и положено настоящему мужчине) свою жену и ребенка. И Вовчик уже стал заикаться об "академке" или о переходе на вечерний, еще и собирался работать ночью где-то в охране сутки через трое. Работать, пусть даже днем, а потом учиться, да еще когда дома маленький ребенок – совместить это было маловероятно. И потом остро вставал вопрос с жильем. Тут уже было ясно, что жить всем вместе будет просто невыносимо и невозможно. Все последние месяцы Тася ходила, гордо выставив живот и требуя к себе первейшего уважения. Вовчик всюду таскался за ней, как собачка, и во всем поддакивал. Тряпка. Пропал. Делать нечего, но все-таки решили хотя бы для себя узнать, действительно ли ребенок от Вовчика. Хотели сделать генетический анализ. Это было важно для того, чтобы знать свое отношение, ведь генетическое родство вещь сильнейшая – тут уже никуда не денешься. А вот если ребенок не от Вовчика, можно было бы предпринять кое-какие действия и вести себя несколько по-другому. Отец шептал: "Ты посмотри на нее – вон как ее расперло! Через несколько лет это же будет ходячая бочка жира! Тоже мне, актриса! Поставь ее за прилавок на рынке овощами торговать – все примут как свою!" Покоя в семье уже давно не было. Спали только со снотворным. Все они чувствовали, что влипли, и капитально, и что в лучшем случае придется откупаться от нее как минимум комнатой, а то и квартирой. Ребенка было, конечно, очень жалко. Ребенок был очень хороший. С другой стороны, огромное число отцов растят чужих детей, не зная об этом, и ничего.

Борисков ее внимательно выслушал. Он старался поддерживать хорошие отношения с бухгалтерией, которой заправляла рыжая главная бухгалтерша Марья Ивановна Рогова, на вид лет пятидесяти пяти, фанатка Баскова и к тому же большая любительница чтения. Она много и постоянно читала, и даже не только в метро. Читала она самую разную литературу, обожала Булгакова, особенно "Мастера и Маргариту". История первого ее прочтения этой книги была такой: она однажды много лет назад она пошла в читальный зал по своим делам и вдруг напротив себя увидела девушку, читающую какой-то журнал. Девушка была вся буквально захвачена чтением, глаза ее горели, выражение лица постоянно менялось, щеки пылали. Бухгалтерша была так заинтригована, что даже проследила за ней, когда та пошла сдавать журнал, и там же попросила его посмотреть. Это оказался журнал "Москва" с романом "Мастер и Маргарита". Борисков иногда ей подкидывал хорошие книжки. Она и своим молодым работницам советовала полезные, с ее точки зрения, книжки.

Потом молодая бухгалтерша грациозно встала, ослепительно улыбнулась и направилась к двери. Фигурка у нее была просто потрясающая. Все мужчины как загипнотизированные смотрели ей вслед. Жизляй на ее попку похабно облизнулся.

– А ты знаешь, заповедь: "Не желай жены ближнего своего"? – сказал ему Борисков.

– Заповедь по поводу "жены ближнего своего", может быть, специально и придумана, чтобы никто не желал, поскольку контрацептивов тогда не было, а народ был без комплексов: только отвернись – тут же и засадят. Ребенка заделает, и не проверишь, как сейчас, от кого по ДНК. А Богу может быть и все равно насчет этого. Может быть, его это вовсе и не волнует, кто с кем спит. Тебя вот трогает, хоть как-то, хоть чуть-чуть: спит ли с другим мужиком жена, скажем, нашего главного? Да нисколько! Наоборот, ты бы даже был бы рад, встретил бы новость эту со злорадством – обложить мудака рогами. Это ведь в народе всегда считается за доблесть. Для этого, может быть, и заповедь эту придумали, да и то все ее нарушают. В заповеди всегда входили самые что ни на есть прикладные вещи – так формировались изначально правила жизни и законы. Мужчин, которым изменяют жены, все исторически презирают. Помню, как однажды в кино смотрели какой-то очень смешной фильм, хохотали до слез. Главным действующим лицом там был всеми презираемый и осмеиваемый муж-рогоносец, следящий за своей женой, а суть была в том, что все окружающие были просто обязаны помогать этой самой изменщице-жене, посылая мужа в разные стороны и всячески прикрывая ее. Короче, комедия положений. Так и в жизни. Если с тобой это случилось, на это даже нельзя пожаловаться. Тебя просто обсмеют.

Доктор Попов тоже так попал неудачно – как случайно в говно наступил. Однажды он вернулся домой не вовремя и застал там в своей постели абсолютно голого мужика и свою жену. Почему-то в таких случаях все застигнутые врасплох говорят одну фразу: "Это не то, что ты думаешь!" Мужик тут же оделся и ушел. Любопытная деталь: Попов в драку почему-то не кинулся. По большому счету это была ошибка, даже не ошибка, а он просто был такой по характеру. Другой бы дрался, и жена бы, вполне возможно, зная это, не изменяла бы ему. А тут любовник преспокойно ушел, да еще и подумал, небось: "Вот, тряпка! Приду, да и еще при нем ее и трахну!" А жена Попова так и осталась сидеть на кровати, завернувшись в одеяло, хотя и порывалась встать и запереть за ушедшим дверь. Потом она сказала:

– В этом виноват только ты! – Он ничего на это не ответил. Она и тут была права. Ясное дело: мужчина всегда виноват. Потом они молча сидели в темноте, смотрели на экран телевизора. У обоих от этого были синие лица. И ей и ему все это казалось каким-то кошмаром, который, только проснись, кончится. Но на этом не кончилось. Все это тянулось до сих пор. Все эти бессмысленные звонки, истерики. А ведь Попов был вроде бы нормальный хороший муж. И жили они очень неплохо. И чего ее налево потащило?

После бухгалтерши, как всегда в самую что ни на есть запарку, пришла сотрудница хозчасти за справкой для своего сына. Она очень тревожилась, можно сказать даже психовала, как бы ее дорогой сынок не попал в армию. Она совсем забыла, что когда была им беременна, то собиралась делать аборт, и даже уже пошли в больницу, но не хватало какой-то справки, то ли еще чего-то, и аборт совершенно случайно не состоялся. В итоге ребенок благополучно родился, вырос, и теперь приходилось его отмазывать от армии. А ведь тогда, когда он еще даже не родился, а был только восьминедельным эмбрионом, жизнь его висела буквально на волоске. Хорошо еще не нашлось бабки со спицей, какой в довоенный и послевоенный период иногда пользовались при криминальных абортах. Теперь же она загодя готовилась к армии – чуть не с раннего детства делая записи о наличии у сына частых заболеваний, нейродермита и бронхиальной астмы. Врачи уже потом по инерции переписывали диагноз лишь бы только отделаться от настырной мамаши. Как мать мальчика-подростка она инстинктивно и люто ненавидела вооруженные силы во всех их проявлениях. Любые разговоры о возможности призыва сына на военную службу тут же приводили ее в ярость. Жизляй, сам некогда отслуживший срочную, обожал ее этим прикалывать:

– Ну, что, Марья Петровна, сынуля-то готовиться к армии? Тренируется? На комиссию-то ходил? – спрашивал он сладеньким голосом.

–Никуда он не пойдет! – тут же мгновенно взвивалась Марья Петровна.

– А кто же тогда будет Родину-мать защищать? – будто бы удивлялся Жизляй.

– Да кто угодно, только не мой сын! Сам, если хочешь, и иди! – Ее страшно бесили эти намеки. С Жирдяем она всегда была на "ты".

– А я уже свое сходил! И ничего страшного не случилось. Теперь пусть другие идут, исполняют свой гражданский долг!

– Еще чего! – мрачно сказала Марья Петровна.

Жизляй потом это дело прокомментировал:

– Тот же типичный женский подход: сына никуда от себя не отпускать, а тем более в проклятую армию, где его могут обидеть злые мальчишки. Впрочем, мужа бы своего она отдала бы, пожалуй, без сожаления. Понятно, это врожденный женский инстинкт, никуда своего ребенка от себя не отпускать. Ты наверняка слышал, как женщина говорит: "Мы", отождествляя себя со своим ребенком. Но если допускать такое воспитание, то оно как раз и формирует именно тот самый тип мужчины, который сами же женщины больше всего и ненавидят: ничего не решающая тряпка, зависящая от своей матери. Исконно тому было придумано противодействие: в племенах мальчика в определенном возрасте отрывали от матери, посвящали в воины, и это обычно было связано с каким-то болезненным испытанием, всегда с преодолением боли. У нас такую роль в какой-то степени играет армия: там ты учишься выживать вне семьи, в чужой среде, принимать решения и отвечать за себя. Мужчина в жизни должен быть добытчиком и защитником – это его основная социальная роль, – и при необходимости немедленно, не раздумывая, вступать в бой. Армия всегда была жесткой системой. Это теперь все жалуются, а раньше были гауптвахты, сейчас, говорят, их вроде как отменили, но уверен, снова введут. Ты там был? А я был! Я до сих пор помню того начальника гауптвахты. Настоящий зверь! И я сейчас понимаю, что по-другому с такой публикой, как мы, было нельзя. Меня забрали оттуда через пять дней, приехали из части, спрашивают: "Ты чего такой грязный и вонючий? Тебя же в машину невозможно посадить!" Так ведь совсем там не мылся. Чуть зазеваешься, прикладом в спину дадут – мало не покажется. Поэтому все исполняется мгновенно. В школах раньше били детей. Сейчас это кажется диким. А я так считаю, что розги в меру, без садизма – только детям на пользу. Отдельные идиоты перегибают, так они и без официальных наказаний бьют детей. Если ребенка бить по жопе – что с ним будет? Только на пользу. "Он нас бьет и плюется в лицо!" – тут, услышал случайно, одна девчонка про учителя своего рассказывает. А почему: потому что никто не хочет учиться, балуются, шумят, не слушают. А как ты их накажешь? Попробуй, тронь! Двойку разве что остается поставить, чтобы их уже родители дома драли.

Больничный ординатор Наташа Алтухова, сидевшая за соседним столом, благоразумно промолчала. У нее сын в настоящее время служил на флоте. В армию идти не очень-то хотел, но делать "белый билет" отказался категорически. Когда его забирали, то, говорят, чуть не рыдал. То ли от тоски, то ли от страха, а может просто спьяну. Потом оказалось, что, как и обещали в военкомате, попал он на Северный флот – на крейсер "Петр Великий" и очень удачно, отслужил там уже год и службой был очень доволен. Даже якобы собирался оставаться служить по контракту и учиться на мичмана. Его же школьный дружок закосил от армии "по дурке" и теперь болтался по городу и не работал.