Жизнь и смерть в ее руках

– Пал Палыч, – послышался голос референта. – Адвокаты пришли.

– Зови.

В кабинет внесли свои целомудренные фигуры, окутанные достатком и достоинством, Гнедина и Явкин. Ей да-авно за сорок, но она думает, что сохранила прелесть детородного возраста, посему кокетничает с Князевым вовсю. Явкину за полтинник, он под два метра ростом и столь же в обхвате, свойский мужик, но не со всеми. Князев всего этого раньше почему-то не замечал. Он оперся спиной о спинку кресла, обхватил лоб пальцами, поставив локоть на подлокотник, и, дождавшись, когда вошедшие усядутся, напрямую спросил:

– Скажите откровенно, у нас есть шанс выиграть арбитраж?

– Не буду, Пал Палыч, вас обнадеживать… – начал Явкин.

– В таком случае, господа, благодарю за работу. Мы вас наняли, потому что наш юротдел не справился с поставленными задачами. К сожалению, вам тоже это дело оказалось не по зубам. Договор расторгаем, вы свободны.

У господ адвокатов вытянулись лица, а Клим покраснел и взмок.

– Но мы обязаны провести дело в арбитраже… – вымолвила Гнедина растерянно, что было нехарактерно для юристов ее ранга.

– Дело проиграно, зачем же зря утруждаться? – беспечно сказал Князев. – Гонорар вы получили, у нас претензий к вам нет, вы можете заняться другими делами. Прошу прощения, больше уделить вам времени не могу.

Пара ушла весьма озадаченная. Клим подпер щеку ладонью, пристально смотрел некоторое время на Князева, потом дал совет:

– Сходи к врачу.

– Зачем? У меня даже насморка нет. Надеюсь, ты придешь на встречу с Ляпой?

– Приду. – Клим поплелся к выходу, будто прибитый дубиной, но, открыв дверь, обернулся. – У меня есть знакомый хирург, он вырежет тебе все, что мешает думать.

Едва Клим закрыл дверь, Князев взял мобильник:

– Марта Ивановна? Это я, Павел. Мне нужна ваша помощь, и срочно… Не по телефону. Сейчас приеду.

Садясь в служебный автомобиль и заметив нового водителя, он поинтересовался у охранника, который тоже сел в машину:

– А где Фомич?

– Заболел.

– Ой, я совсем забыл… – Князев стукнул себя кулаком по лбу. – Мне же надо… Поездка отменяется, вы свободны.

До адвокатской конторы он добрался на такси, сделав обманный маневр и выйдя из другой проходной. По пути поменял доллары на рубли. Марта Ивановна, давний друг семьи, пожилая адвокатесса с седыми, красиво уложенными волосами и прокуренным до печенок голосом, выслушала его внимательно, от нее он ничего не скрыл, лишь попросил матери не говорить.

– А ты подумал, как она отреагирует, когда ей все станет известно из тех же газет?

– Я позабочусь об этом, а от вас жду помощи. Хуже будет, если меня убьют.

– Это верно. Что ж, Паша, я, может, старая дура, но ты мне не чужой. Так, – перешла она на деловой тон. – Милицию беру на себя, без нее не обойтись. Есть у меня один приятель – любитель авантюр. И следователя я найду, в конце концов, это прямая обязанность прокуратуры. Но с заводом… Паша, у тебя были лучшие хищники адвокатуры, – покачала она головой.

– Мне нужен не хищник, а человек. Есть такой, со здоровыми амбициями, толковый, дотошный и не продажный, которому главное – сделать себе имя?

– Ну, есть у меня подобный… так ты же откажешься.

– Не откажусь, потому что терять уже нечего.

– Раз борешься, значит, есть что терять. Сейчас позову, – со странной интонацией сказала она, тяжело поднимаясь.

И привела… девчонку! Смазливую, с серьезной мордашкой, высокую девчонку. Тут уж у Князева вытянулось лицо, как у пары адвокатов, он с недоумением покосился на Марту Ивановну, которая предложила вошедшей:

– Садись, Наташа. Нужно помочь Пал Палычу… – Кратко обрисовав положение, она объяснила Князеву: – Наталья специализируется по делам подобного рода три года. Конечно, такого крупного дела у нее еще не было, со своей стороны и я могу предложить помощь, хотя я никогда не защищаю друзей, ты знаешь. Но ситуация нехорошая, поэтому я соглашаюсь. Устраивает?

– Устраивает, – кивнул он, подумав: была не была.

– Паша, я не обещаю, что…

– Понял. Нужно, чтобы о вашем участии никто не знал.

– Это невозможно, – сказала Марта Ивановна. – Нам придется ознакомиться с делом, которое находится в суде, значит, до тех граждан, кому надо, обязательно дойдет, что ты не сдался, а нанял других адвокатов. Это насторожит их.

– Мне нужно выиграть время, успокоить захватчиков, расслабить их, пусть заранее празднуют победу.

– Марта Ивановна, – заговорила Наташа, – если я одна пойду знакомиться с делом, мое участие всерьез не воспримут. А вы открыто подключитесь на последнем этапе, так сказать, явитесь сюрпризом из табакерки.

– Ой, – передернула плечами та, – ну и заговор мы затеваем. Времени маловато, конечно. Давай твои документы, Павел, будем сидеть ночами.

– Дамы, это вопрос моей жизни и смерти, – шутливо сказал Князев, бросая стопку бумаг на стол. – Между прочим, если удастся выиграть, вы станете звездами первой величины и главными хищниками, ну и получите очень большой гонорар. За дело?

Он просидел над бумагами с новыми адвокатами до вечера, предварительно позвонив Малике и сказав, когда и где ей нужно быть, причем в нарядной одежде. Из адвокатской конторы он вышел в полшестого, направился к своему автомобилю. Малика уступила ему место за рулем, вскользь оглядев ее, Князев осведомился:

– Это твоя нарядная одежда?

Платье темно-синего цвета, купленное на дешевом рынке, ей шло, но не соответствовало тому месту, куда собрался повести ее он, и отведенной ей роли. Князеву предстояло разыграть гуляку, которому море по колено. Взглянув на часы, он произнес, разворачивая машину:

– Время еще есть.

И привез ее в дорогой магазин, с хозяйкой которого был знаком, однако держался с ней чуть свысока. Князев попросил, небрежно указав на Малику, подобрать ей вечерний наряд, при этом обмолвился, что они спешат. Оглядев клиентку, та одобрительно закивала:

– Фигура великолепная, но не стандартная. Идемте.

Не теряя времени, он позвонил Климу, договорился, чтобы тот сделал заказ на четверых. Затем позвонил Колчину, назначил на утро следующего дня пресс-конференцию с любимой прессой, а во второй половине дня – совещания.

– Паша, немного поздно собирать пресс-конференцию, – сказал Колчин, – журналисты не успеют…

– Это их проблемы, – прервал его Князев. – Что с Фомичом?

– Почувствовал себя плохо. Голова закружилась, сердце сдавило, тебя не было, и я отпустил его домой. Он на больничном.

– Откуда новый водитель?

– Я без понятия. Отбор для тебя делает Ермак.

Клички, клички… есть еще Ермаков – Ермак – начальник безопасности, естественно, он всегда в курсе дел Князева, тоже друг, как и Кол. Как же отфильтровать всех, прежде чем выбрать помощника? На это нужно время, а его практически нет.

Малику затянули в лилово-сиреневое платье до пят, с большим вырезом, в тон подобрали туфли, ко всему прочему, и сумочку вручили без ремешка. Князев одобрительно присвистнул, увидев ее, хотя скованность Малики бросалась в глаза. Но когда он начал отсчитывать тысячные купюры, она схватила его за руку:

– Чем тебе не нравится мое собственное платье?

– Оно не годится, – кратко ответил Князев, выдернув руку.

– Тратишь деньги на какие-то тряпки, а нам они нужны…

– Денег хватит, – огрызнулся Князев. – И запомни: со мной не спорят.

Малике вручили фирменный пакет, куда она сложила свою одежду, но к машине ей пришлось семенить, по-идиотски подпрыгивая. Князев шел быстро, надо было поспевать за ним, а широко шагать, несмотря на пластичную ткань, не позволяла узкая юбка. Маля села, сначала умостив зад, потом забросила ноги и выругалась с типично восточным темпераментом:

– Черт! В этом же ходить нельзя! Я буду выглядеть неповоротливой гейшей! И это тряпье стоит таких бешеных денег?

С не меньшим темпераментом Князев сорвал машину с места – Маля невольно прикусила язык.

Клим ждал их, сидя за столиком. При виде патрона с незнакомкой у него глаза поползли на лоб, да так и остались там, пока Князев не усадил даму, не сел сам. Дама искала, куда деть сумочку (ремешка же нет, чтобы повесить на спинку стула), потом придумала: сунула ее под зад.

– Это Малика, моя подруга, – представил ее Князев.

– Очень приятно, – вымолвил Клим, тараща растерянные глаза на его подругу. Мелкие грешки у Князева случались, но чтобы так открыто появляться с женщиной – такого за ним еще не водилось. – А меня зовут Клим… Пардон, известие для меня неожиданное… Вы давно?..

– Третью ночь, – Князев догадался, что за вопрос вертелся на языке друга. Клим не уловил в его тоне ни вызова, ни шутливости, ни других оттенков, говорящих о несерьезности откровенного заявления. Павел Павлович налил Малике вина, себе и заму коньяк. – Где же Ляпа?

– Ты обещал не пить, – напомнила Маля.

– Не бойся, Малика, до того состояния, в каком ты меня подобрала, я больше не напьюсь. Человек пьет, когда ему плохо, а мне сейчас хорошо.

– Лучше не бывает, – скептически буркнул Клим. – А где вы его подобрали?

– У ресторана, – ответила Маля, отпивая из бокала. – Ну и кислятина.

– М-да… – качнул головой Клим и оживился. – Идет.

Ляпунов, достигший больших высот скачками, как кенгуру, перепрыгивая препятствия, притом не брезгуя ничем, держал в руках бюджет района. Ему было сорок три, но из-за небольшого роста и щуплости Ляпунову можно дать лет тридцать. Отличительная черта его – наполеоновский комплекс, как у многих неприметных и невысоких мужчин. Он поздоровался с Князевым и Климом за руку, даме чмокнул ручку, оценил ее положительно и приступил к делу:

– Сколько хотите, Пал Палыч, за свой автомобиль?

– Сто пятьдесят, – ответил Князев.

– Многовато… Я бы дал сто.

– Моя машина, как вам известно, собрана не в Литве из боя, купленного на свалке в Германии, а доставлена с конвейера и стоит намного дороже, но вам я ее отдаю за бесценок, даром. Сто пятьдесят.

– Пал Палыч, по дружбе вы могли бы еще двадцать скинуть.

– Артем Адамович, – улыбнулся Князев одной половиной рта, – вы хотите воспользоваться моим положением? Сто пятьдесят. Завтра утром вы перечислите на счет основную сумму, а двадцать отдадите наличными при оформлении. Если у вас нет этих денег, то извините…

Малика сидела с прямой спиной, сложив руки на коленях и опустив глаза. Ей было неинтересно, непривычная обстановка давила, она не решалась сделать лишнее движение, чтобы не показаться дурой. А думала она о сестре и муже, которым страшно находиться сейчас среди дегенератов, готовых по первому сигналу убить пленников.

Ляпунов не сдавался, наконец сошлись на ста сорока.

– Малика, ты открыла счет? – спросил Князев, выведя ее из задумчивости. Она кивнула. – Дай реквизиты.

Маля вынула из-под попы сумочку, достала лист, Князев забрал его и передал Ляпунову, который поинтересовался:

– А ваша супруга дала согласие на продажу автомобиля?

– Ее согласия не требуется. Автомобиль оформлен на мою мать, а у меня доверенность на право управления и право продажи.

– Наши капиталисты хитрецы, – хихикнул Ляпа.

Настала пора обмыть сделку и поужинать, а также поговорить на животрепещущую тему – о заводе. Князев начал:

– Скажите, Артем Адамович, разве вы не заинтересованы, чтобы завод остался в наших руках?

– Вы не точны. – Ляпунов улыбался исключительно даме, видно, приглянулась ему она. – Контрольный пакет акций у вас, и вы фактический собственник завода. Но вы допустили массу ошибок, теперь дело за решением суда. А губернатор и мэр не вправе вмешиваться в дела частной собственности.

– Но казна получает деньги из нашего кармана, – подал голос Клим. – Не боитесь, что завод в чужих руках остановится, как остановилось множество предприятий в области именно после «решающих» судов?

– Нас это тревожит, а что мы можем сделать?

– Вы несколько принижаете свои полномочия, – не согласился Клим. – Мы барахтаемся, а вы лишь наблюдаете. И мы знаем, и вы понимаете, и «Форсинг» тоже, что их действия – это коммерческое мошенничество. Компания воспользовалась не наказуемыми законом формами завладения чужим имуществом, но от этого мошенничество не перестало им быть. Это просто прореха в законе.

– Ваши заявления о мошенничестве голословны, а закон на стороне «Форсинга», – с сочувствием сказал Ляпа. – Предпринимательская деятельность всегда сопряжена с риском, в вашем случае риск не оправдал себя. Кстати, на вас, Пал Палыч, как на руководителе предприятия, лежала ответственность свести риск к минимуму. Вы решили наладить выпуск нового вида продукции для фермеров – мини-техники, – замечательно, машины нужны. Произвели эмиссию акций, чтобы привлечь дополнительные средства, привлекли. А производство так и не запустили. Вы совершили заведомо убыточную сделку.

– Это намек, что мошенник я? – поддел его Князев.

– Вовсе нет, – улыбнулся Ляпа. К улыбке, конечно, невозможно придраться, но Князев понял, что казначей доволен положением вещей. Ух, не любят его первые лица. А Ляпа ворковал: – Мы знаем, что средства истрачены на приобретение основных фондов, производственных мощностей, комплектующих… Думаю, все выяснится в арбитраже.

– Надеюсь, – равнодушно пожал плечами Князев.

– Разрешите вас пригласить? – встал Ляпунов.

Маля подняла глаза на Князева, чуть скривив губы, мол, не хочу, тот незаметно подмигнул: иди. Она вышла с Ляпуновым на середину зала.

– Взятку получил, потому на законы ссылается, – сделал вывод Клим, глядя на пару. – Попроси его, чтобы помог хотя бы снять арест со счетов, он может. Ну, унизишься один раз, корона с головы не свалится, а он только того и ждет.

– Да пошел этот Ляпа… Я не имею дел с третьесортными бюрократами, завтра же к первейшему пойду.

– Раньше надо было пороги обивать, а не пить, – съязвил Клим. – Большой Билл укатил два дня назад в санаторий лечить печень. Как жареным запахло – а для печени это яд, – так он и слинял, короче, сбежал.

– Ну, и к черту его.

– Паша, скажи, ты что-то затеял?

– Без затей живу.

– Не верю. Или я ошибался в тебе? Зачем прогнал адвокатов? Коней на переправе не меняют.

– С них спрыгивают, когда кони падают с переправы, спрыгивают, чтобы уцелеть. У тебя есть предложения?

Клим опустил голову.

– Вот! – подчеркнул слово жестом Князев. – Найди хоть одну зацепку, которая поможет компании подавиться заводом.

– Искал! – огрызнулся Клим. – Я говорил: не надо дразнить гусей. Ты никогда не считался с нашими бонзами, а надо было им хоть изредка пятки лизать.

– Лизунов у них достаточно, – выпив, усмехнулся Князев.

– Ну и получай по башке. Кто такая Малика? – без перехода спросил Клим.

– Я разве не говорил? – Князев часто удивлялся, не поднимая брови, а хмуря их, нахмурился он и сейчас.

– А Галка?

– Галке отставка.

– Паша, я тебя не узнаю. Ты представляешь, что начнется? Вот такие заголовки появятся в газетах, – разведя руки в стороны, показал Клим. – «Гарем Князева»! «Завод на бабу променял»! И распишут, в каких позах ты занимаешься сексом в то время, когда должен заниматься судами. Тебе скандала только не хватает! Что, бес в ребро ударил? Вроде рано.

– Я не имею права любить?

– Кого любить? – повысил голос Клим, да и как не повысить? – Ты ее знаешь двое суток, а уже настолько доверяешь, что велел Ляпе перечислить на счет Малики крупную сумму. А если она сбежит с твоими деньгами?

– Не сбежит. В моих счетах копаются бумажные крысы, зачем же я буду кидать им лишний повод задавать мне лишние вопросы? Хватит о Малике.

– Ты… – скрипнул зубами Клим. – Прости, но ты за эту неделю заболел идиотизмом. Тебе нужен психиатр. Причем срочно.

Тем временем Маля с кислой миной переступала с ноги на ногу, танцуя с Ляпуновым. Его взгляд приковался к груди Малики, а ладони ползли по ее спине ниже, ниже, ниже… достигли ягодиц и задержались. Она остановилась и тягуче, будто сонная, сказала:

– Эчке[4], убери руки с моей задницы.

Он сдвинул их вверх по спине Малики и чуть прижал ее к себе, издав звук, похожий на стон. Тогда она одним движением отбила его руки в стороны:

– Не надо меня щупать, обжимать тоже не надо.

– А вы знаете, кто я? – полушутливо-полунадменно сказал он.

– Да хоть президент, мне начхать. А ты знаешь, кто я? То-то.

Она вернулась за столик, пришел и Ляпунов, выпив рюмку, попрощался. Вскоре засобирались и Князев с Маликой.

– Что Галке сказать? – опустив нос, спросил Клим. – Она просила меня поговорить с тобой…

– Развод! – прорычал, как цепной пес, Князев, вставая.

– Паша, подумай, – робко начал уговаривать его Клим. – У вас семья, дочь, мало ли что происходит…

– Других разговоров не будет, – отбрил Князев, обнял Малику за талию и увлек ее к выходу. – Иди быстрее.

– Ты ходил когда-нибудь спеленатый? – бухтела она по дороге. – Слушай, а ты не продешевил? Ста сорока тысяч рублей не хватит, где мы еще возьмем?

– Хватит, – поддерживая Малику, спускавшуюся по ступенькам, заверил он. – Речь шла не о рублях.

– Сто сорок тысяч зеленых?! – приостановилась она, ужаснувшись.

– К тому же я наварил, – потянув ее за руку, ухмыльнулся Князев. – Купил-то тачку за сто двадцать. И давно собирался с ней расстаться, она девяносто девятого года выпуска.

– Тогда хватит, – успокоилась Маля. – Еще и останется.

Галина ожидала Клима, гипнотизируя часы, и не могла понять, что случилось с мужем, почему он осатанел. Возможно, она перебрала немного, последнее время они часто ссорились, но разве имеют значение слова, брошенные в пылу, к тому же заслуженные? По ее мнению, Князев разозлился лишь потому, что сам думал о себе то же самое, – и сказанное женой вслух подтвердило: так же судят о нем остальные. Надо делать правильные выводы и действовать, а не пускаться в загул и пьянство, показывая всем свою слабость. Слабых презирают, а тех, кто был на пике удачи и скатился вниз, – презирают вдвойне, и это справедливо. Но как можно оставлять из-за заурядных ссор семью? Так рассуждала она, пока не раздался звонок. Галина побежала к входной двери, впустила Клима, и первый вопрос ее был:

– Ты говорил с ним?

– Говорил, – бухнулся тот на диван. – Дай водки.

Галина достала из бара водку, рюмки, нарезала лимон. Присев рядом, она с надеждой смотрела на Клима, прижав бутылку к груди. Он забрал ее, налил себе и ей и, не чокаясь, опустошил рюмку.

– Ну и?.. – спросила она.

– Развод. Галчонок, скажи честно, что ты ему наговорила?

У нее задрожали губы, но она ответила:

– Просто поссорились… – Галина выпила половину рюмки. – Как обычно, поссорились. Ты же знаешь, каким он стал! Грубым, деспотичным… псих!

– Он всегда был таким, почему ты раньше не замечала?

– Раньше? – переспросила она, задумавшись и глядя в пол. Галина пожала плечами, словно не находя на примитивный вопрос столь же примитивного ответа, однако объяснение у нее было готово, и давно: – Раньше я его боготворила, но, прожив с богом семь лет, поняла, что божественного в нем ничего нет, это обычный человек, к тому же самодур.

– Галка, прости, но виновата ты сама. Во всем, что происходит между мужем и женой, всегда виновата женщина, как бы феминистки ни отрицали эту истину.

– Правильно! – взбунтовалась она. – Я, значит, должна с ним считаться, а он со мной? Нет, да? А у меня тоже есть достоинство, которое он постоянно топтал.

– Галчонок, не кричи. – Клим говорил устало, налил еще водки. – Умная баба всегда найдет подход к мужику и так его повернет, что он будет делать то, что ей нужно, и думать, будто сам дошел до этого. Ты не сумела.

– Потому что у меня тоже нервы сдали! – с обидой выкрикнула Галина. – Я всю жизнь терпела его выходки, капризы и просто плохое настроение! Он запрещал мне с людьми разговаривать, рот затыкал при всех, будто я дура набитая. А у меня, между прочим, высшее образование! Я стерпела, когда он дочь назвал Фросей! Фросей! Это вообще… ужас!

– Ефросиньей, – поправил Клим. – Красивое русское имя. Терпела, говоришь? Значит, не любила. Жена такого человека, как Князев, должна понимать его и любить, создавать комфорт в доме, куда он приходит отдохнуть и забыться. Это твоя должность, работа, если хочешь.

– Мне тоже нужна любовь! И уважение! Я ради него все бросила, а что получила взамен? Ну, что я получила?

– Дорогие тряпки, личную автомашину, домработниц, – перечислял Клим. – Ты получила возможность ничего не делать, а ездить по странам и континентам, ходить в салоны и устраивать скандалы всем, кто тебя обслуживает. Ты получила положение жены руководителя крупнейшего в городе завода, что ты всячески подчеркивала, раздражая Пашку. Тебе вдруг показалось, что это твоя заслуга, а не его, но ведь это он тебя вытянул наверх. Да ты обязана была стелиться перед ним, а не форс свой показывать.

Галина и Клим были знакомы давно, с ним она часто советовалась, поэтому выслушала его терпеливо, впрочем, в ее положении другого не было дано. И все же она считала, что права.

– Подумаешь, сказала ему правду! Я жена, он должен хотя бы от меня ее услышать.

– Понятно, – с прискорбием закивал Клим. – Правду, Галка, не обязательно говорить, потому что она у всех разная и не всегда ее хотят слышать.

– Где он сейчас?

– В кабак пришел с женщиной, с ней и ушел.

– С какой? Вот с такой? – Указательными пальцами она оттянула внешние уголки глаз, превратив их в щелочки. – С узкоглазой, да?

– Не преувеличивай. Она далеко не узкоглазая. Да, глаза у нее длинные, как дынные семечки, но красивые, с во-от такими ресницами, – приставив пальцы к векам, он наглядно показал длину ресниц Малики. – И вообще она… талия, грудь, бедра… все есть и очень впечатляет, очень…

– Да вам, мужикам, только сиськи и задницу покажи, вы слюной изойдете! – раскричалась Галина сквозь слезы, подскочила и пронеслась вокруг дивана, потом встала перед Климом. – Чем она лучше меня, чем? Я что, хуже?

– Галка, вы разные. Не мне судить, кто из вас лучше, вопрос в другом: Пашка за неделю… он стал не Пашкой, а кем-то другим.

– Сломался, – подытожила она с чувством злорадства. – Потому что переоценил себя. Думал, непотопляем, всесилен, вот его и долбануло. Променял меня на какую-то чурку чумазую. Проститутку снял и показывает всем. Это он мне назло делает.

– Насколько я знаю Пашку, назло он делать не станет, – спокойно возразил Клим. – Кстати, она не проститутка, Галчонок. У проституток глаз другой – замыленный, наглый, пустой. Скажу больше, он продал автомобиль, а деньги перечислят на ее счет. В общем, дела твои плохи.

– Что?! – задохнулась она. – На ее счет?!! Ну, это уж слишком. Какая-то размолвка… и он готов меня с дерьмом смешать? Выставить на посмешище? За сколько он продал машину?

– Пардон, я не имею права говорить это даже тебе.

Галина прошлась, заламывая руки, что выдавало ее отчаяние. Она всячески сдерживала себя, но не получалось, прорвалась боль с обидой, хотя и выраженная в резкой, высокомерной форме.

– Знаю, зачем он перечисляет деньги на ее счет. Чтобы при разводе не делить сумму со мной. Вот буду хохотать, когда эта чумазая смоется с его деньгами. Ну, ничего, он еще получит свое, будет локти кусать.

– Галка, ты сделала какую-то стратегическую глупость, и я не знаю, чем тебе помочь.

– Какую глупость? – заверещала она. – Ему предлагают прекрасное место управляющего в филиале банка Лианы! За такое место все нормальные люди цепляются зубами, особенно в его положении. Ну не получилось из Князева крупного капиталиста, он прогорел. Надо же думать о семье хоть немного.

– Галка, ты настаивала, чтобы он… – и Клим хлопнул себя ладонью по лбу, – считал чужие деньги? Он привык свои деньги считать и заниматься глобальными делами, а ты… Пойду я… Извини.

Захлопнулась дверь, Галина вздрогнула, потом опустилась на диван и беззвучно зарыдала. Постепенно рыдания перешли в истерику, а утешить ее было некому. Внезапно ее осенило, она перестала плакать, кинулась к сумочке, нашла визитку и, всхлипывая, набрала номер:

– Это Галина Князева. Вы хотели взять у меня интервью… я согласна… Лучше с утра. – Бросив трубку, она добавила: – Да, с утра… пока я не передумала.

Наутро Князев опять встал рано. Не спалось. Не спалось, словно все его существо экономило время и подталкивало: выйди, полюбуйся напоследок, что ты скоро потеряешь. Князев вышел, оказалось, не один он рано встал. Маля в джинсах и мужской рубашке кидала нож в дерево. Не всегда он втыкался в ствол, но она поднимала и снова бросала его. Князев приблизился к ней.

– Странное занятие для женщины.

Маля подняла нож, который в очередной раз не попал в ствол и упал на землю, вернулась на место, заявив:

– Времена, когда женщин защищали мужчины, давно прошли, сейчас надо самой уметь себя защитить. Вот только навыки немного ослабли. Ничего, кто научился ездить на велосипеде, никогда не забудет, как это делается.