Мега шабаш

ДМИТРИЙ СОН

МЕГА

ШАБАШ

1

Потоки людей двигались одновременно во все стороны, так что, куда бы ни шёл Илья, он, казалось, всегда был в самой гуще событий. Особо нетерпеливые, просачиваясь между ним и другими людьми, нередко пихали Илью локтями в бок или скользящим прикосновением тёрлись о его руки. Чаще всего этими людьми были пожилые женщины или спешащие по поручениям своих жён мужчины в летах. Однако случалось так, что рядом сквозь толпу просачивались и весьма симпатичные девушки примерно того же возраста, что и сам Илья. Плюс-минус пара лет от двадцати трёх. От них всегда вкусно пахло духами, которые, перемешиваясь с потом чужих тел, слегка горчили. В такие моменты Илья и сам слегка выставлял вбок свой локоть или бедро. А они все проходили мимо, даже не обращая на эти прикосновения никакого внимания. Просто шли мимо по своим делам, и, возможно, также как и Илья тоже выставляли свои локти и бёдра, поджимаясь к тем, кто им был симпатичен в то мимолётное проходящее мимо мгновение.

Илья тоже шёл по делам. Каждую субботу он на открытом рынке закупался продуктами на целую неделю вперёд. Хотя он уже давно посчитал, что на рынке закупаться куда дороже, чем в магазинах около дома, да и тащить потом рюкзак и пакеты было всегда утомительно, однако, несмотря на все эти неудобства, он каждый раз возвращался к старым привычкам. К толпам народа и знакомым продавцам, а не к бездушным кассирам-консультантам. Но самое лучшее было то, что в летнее время под открытым небом на базарной площади открывался блошиный рынок.

Лучшее место на земле, тут можно было купить абсолютно всё, и Илья так и делал. Всегда на обратном пути пробегал мимо заваленных до отказа стеллажей и покупал «что-нибудь» на оставшиеся средства. Так одна из его комнат и стала уже буквально завалена абсолютно всем, и тем не менее каждый раз находилось что-то такое, что ему было просто необходимо купить здесь и сейчас.

Однажды Илья купил странный коврик себе в коридор, небольшой, всего тридцать на тридцать сантиметров, из шерсти заморского и очень редкого зверя, как ему сказали. Тогда-то Илья и узнал, что даже у дивных заграничных животных обитают вполне «наши» блохи. К сожалению, от коврика пришлось избавиться, так как, как бы он ни старался, от блох, живущих в нём, избавиться, никак не получалось. Конечно, радовало Илью то, что продавец его с радостью принял обратно. Даже несмотря на то что денег обратно ему он тогда не отдал. Но взамен подарил дивную чудо-птицу, правда, с отломленной правой ножкой, что было досадно. Хотя без блох, и это радовало.

Теперь же Илья купил себе просто чудеснейший самовар. Он был просто великолепен! Конечно, стоил он немножко дороже того, на что рассчитывал Илья сегодня потратиться, но не суть, у него имелась небольшая заначка, спрятанная в одной из шкатулочек, обитой красным бархатом. Теперь, конечно, бархат был сильно потёртый и грязный, но пара сотен евро и долларов на тот случай, если евро или доллар пропадут как «репшики», лежали в ней новенькие и хрустящие.

Но это всё не важно, Илью теперь распирало невероятно сильное желание испробовать самовар в деле. Продавец сказал, что вода в нём кипятится очень быстро и вкус чая будет меняться от типа дров, на каких вскипятишь в нём воду. Сам он порекомендовал ему использовать берёзу и кинуть в огонь одну-две сосновые шишки для вкуса.

Это была, по его мнению, лучшая покупка. Ведь всё остальное было больше для красоты, ну, не считая шкатулочек, где можно было хранить что-то ценное, или подсвечники, или столовые приборы… Нет, всё было очень полезным, но самовар был… он был просто великолепен. Даже дали Илье в придачу старый кирзовый сапог. До конца он так и не понял, для чего он был нужен, но главное запомнил – что он как-то идёт в придачу к самовару. Теперь же Илья горел мечтой всё это опробовать в деле. Как всё это работает, а главное, где можно было его разжечь?

На балконе было нельзя. В соседнем доме напротив его квартиры жило сразу три пенсионерки, которым стоило ему лишь высунуть нос из дому, как им всем тут же нужно было срочно выхлопать коврики. Так, на его соседей они уже не раз вызывали полицию, когда те пытались на мангале пожарить себе шашлыков на праздник. Там надзор вёлся за всеми окнами круглые сутки, те бабки были везде и всюду. Они знали всё и обо всех. Так их и называли – вездесущие бабки. Другие их в основном называли по-другому. В основном по-другому Илья их называл «вездесущими». Так что вариант с балконом отметался.

Илья, поставив тряпичные мешки с продуктами, сел на лавочку, а самовар взял себе на колени и продолжал перебирать в голове варианты доступных мест. Вокруг его многоэтажки была куча мест, где можно было спокойно устроить себе пикник и даже, не опасаясь полиции, разжечь себе мангал и самовар, конечно. Но тут Илья боялся не полиции, а тех, кого мог приманить к себе сам самовар. Ещё не хватало, чтобы у него его отняли и избили ещё в придачу. Нет, тут дело было деликатным и нуждалось в особом месте, которое так и не шло в его светлую голову.

В светлую голову – не означало умную, а, скорее всего, потому что Илья был ярким блондином от природы. Ещё в детстве его мать нередко хвасталась своим подругам тем, что у неё растёт супермодель. Однако та так ни разу Илью ни в одно модельное агентство сводить не удосужилась. Всё ждала, когда пройдут юношеские прыщи на его лице. Которые так и не прошли, а совсем даже наоборот. Росли вместе с Ильёй не по дням, а по часам, и к его двадцатитрёхлетию там уже было совсем всё плохо. Что он только ни делал, точнее, по правде сказать, не делал он ничего. Только где-то слышал, что нужно чаще бриться, тогда кожа на лице огрубеет и прыщи на ней больше вылезти не смогут. Так он и брился изо дня в день, рассчитывая на другой, более положительный результат. Так с модельным бизнесом у него не сложилось, и работал он ночным охранником, как его отец, дед, и прадед, и т. д.

А люди толпами, по-прежнему спеша, пробегали мимо Ильи, совершенно не обращая на него никакого внимания. Илье было очень интересно за ними вот так, сидя на лавочке, наблюдать. Выходило как при просмотре телевизора. Ты их видишь, а о твоём существовании никто даже не подозревает. Вот только телевизора у Ильи, как и у всего остального мира, ещё не было, как и всего остального, что питается от электричества. А всё потому, что и самого электрического тока тоже не было и в помине.

Время шло, уже и голод стал незаметно к нему подкрадываться, а идти домой совершенно не хотелось. Но и где испытать своё новенькое приобретение, Илья тоже придумать так и не смог. Только один крутился вариант в его голове – поехать к родителям. И Илью посетили добрые семейные воспоминания и вкусные мамины пирожки. От одной только мысли в его животе заурчало, а рот наполнился слюной со вкусом капусты. Но, не имея возможности вкусно покушать, его почему-то стало резко бросать в сон.

Илье было бы только за счастье вот так взять и, растянувшись на той самой лавке, лечь да поспать. Часок или два, вот только лучше было так не делать. В городе вообще нельзя было делать ничего, что, по мнению большинства, выходило за какие-то рамки. Рамки, по мнению Ильи, «немыслимого бреда». Вот в чём проблема, почему нельзя спать в парках?

А нет, за такое тебя тут же разбудят дубинкой по спине и на месяц, а то и на три сошлют в трудовые лагеря. Напился и появился на улице в нетрезвом виде? Поздравляем, в следующие прекрасные месяцы тебя ждут километры невспаханной родины. Наступил на улице в собачье говно и крепко выругался? Замечательно, в ближайшее время у тебя появится возможность высказать своё недовольство тому хозяину собаки, который не удосужился убрать за своим питомцем.

Вся эта утопическая идея «цивилизованного общества» Илью расстраивала. Здесь не стой, туда не смотри, шаг влево, шаг вправо – рудники. А народ, что относился к таким ссылкам попроще, был только рад, конечно. Что им стоило его избить, забрать самовар, а потом съездить на поля картошки как на курорт? Позагорать там с месячишко и, вернувшись с чистой перед законом совестью, наслаждаться дивным чаем из самовара.

– Ладно, нужно идти, – зевая, сказал Илья себе и тяжело поднялся со скамейки.

Две сидящие рядом старушки замолчали и неодобрительно покосились на Илью. Наверно, подумали, что в их время никто сам с собой не разговаривал. Но Илья их взгляды не видел и чужие мысли читать тоже не умел, а поэтому без каких-либо чувств сразу пошёл к торговцу письмами и старыми книгами.

Что-то было захватывающее и неправильное в чтении чужих писем, написанных десять или сто лет назад. Илья каждый раз, читая, как кто-то кого-то любит или ненавидит, желает долгого здоровья и скорейшей смерти, чувствовал себя гаденько. Не то чтобы совсем гадко, но так – гаденько. И так каждый раз, открывая чужие письма, он словно копался в чужом нижнем белье. Однако с собой Илья ничего поделать не мог. Книги, конечно, он тоже читал иногда. Но вымышленные истории никак не стояли рядом с жизнями и бедами настоящих людей.

Торговец чужими письмами знал Илью уже очень много лет. Хорошо он знал и то, что тот будет, как всегда, долго-долго перебирать его потёртые старые книги с лёгким запахом плесени, а потом всё кинет. Возьмёт охапку писем наугад и, не смотря на них, протянет своё:

– Беру их все.

– Что-то в прошлый раз попалось интересненькое? – с довольно похабной ухмылкой спросил продавец.

Илья, зная, что именно продавец подразумевает под словом «интересненькое», немного замялся. Как, впрочем, и всегда. По правде сказать, в прошлый раз – да, было. И причём в самых ярких красках, подробностях, и расписано всё было необычайно красивым литературным языком. Тут ведь как: если запечатанное письмо неизвестного содержания стоило евро, то «интересненькое» письмо продавец принял бы обратно начиная от десяти. Продавал же от двадцати, и в наличии таких писем никогда и не было почти. Их тут же разбирали с руками и ногами. Илья даже думал: «А не начать ли мне самому всякое такое писать и делать деньги, не выходя из дома?» – но отсутствие какого-либо сексуального опыта ставило его в некий творческий тупик. Поэтому он сам такие письма только собирал и перечитывал. Иногда.

– Нет. Возможно, да. Но я не продаю, – нахмурившись, буркнул себе под нос Илья, не глядя продавцу в глаза.

– Аха-ха, да я знаю, что ты со своей коллекцией ни за какие денюжки не расстанешься. Предложи я хоть тысячу, хоть две! – громко выкрикивая каждое слово, мужчина вырвал из рук Ильи пачку писем. – Итак, что тут у нас? Раз, два, три… Ага, угу, ну, это нет, тут тоже вряд ли будет что-то интересненькое. И тут, и тут. Да, да-а-а… Ну… за всё я хочу семь евросов и яблоко.

– Какие семь? – возмутился Илья.

– А-а-а… Одно письмишко, письмецо неподписанное. Вон, посмотри, старое, грязное. Тыща лет, не меньше, зуб даю!

– У тебя нет зубов, что ты рассказываешь, старый пень!

– Аха-ха… Не-е-ет, прыщавый, е-е-есть, смотри! – мужчина открыл широко рот и во всеувидение показал всему базару свои немногочисленные гнилые зубы.

– Нет, ну зачем?! – Илья тут же отвернулся и закрыл глаза руками. – Что ты творишь? Я теперь не смогу уснуть. Никогда, понимаешь?

– Понимаю, но видел бы ты свою рожу. Моя улыбка тебе бы показалась как у королевы Юльки-шпульки, короткой юбчульки!

– Тебя за такие слова могут на год сослать родину окучивать, – вжав голову в плечи, прошептал Илья и по-шпионски огляделся по сторонам.

– Ай, – отмахнулся продавец, – у меня там вся родня. Ну, ты это письмишко без марки брать будешь или нет? Без него будет, ммм… три евроса.

Илья залез рукой в карман и, достав все деньги, рассыпал их на ладони. Было девять беленьких монет. Конечно, сэкономить хотелось ему больше, но перед неподписанными письмами без марок всегда было трудно устоять, так как в них всегда всё было самое интересненькое или не было ничего совсем.

– Эх, – тяжело вздохнув, Илья, с хлопком отсчитав, поставил семь блестящих монеток на сильно заношенную обложку книги «Умирающий лебедь».

– Но-но, не порти реквизит, а то придётся платить, – мужчина быстро поднял деньги вместе с самой книгой и смёл монетки в широкий карман на животе его фартука. – Ну вот, смотри, поцарапал! И кому я теперь её продам?

– Да не тыкай ты ею мне в лицо, отвали! Ничего я с ней не сделал, она уже такой была.

– А-а-а… Такой, да не такой! – цыкнул продавец. – Но да ладно, так как ты мой постоянный клиент, я, милостивый государь, смилуюсь и за два яблока шумиху подымать не буду.

Илья сморщился и про себя выругался, но до другого подобного места нужно было идти целый лишний час. Так что решил, что лучше отдать ему эти два яблока, и пусть катится ко всем чертям.

– На, подавись, – положил два яблока Илья, в этот раз не на книги, а на деревянную поверхность самой лавки.

– Семь евро и одно яблоко за письма, – напомнил продавец. – И два за порчу имущества.

От злости Илья даже скрипнул зубами, а от натуги он почувствовал, как один из его прыщей лопнул на подбородке. Но, больше не говоря ни слова, просто добавил ещё одно яблоко, развернулся и пошёл домой.

2

Квартирка у Ильи была большой и просторной, на шесть комнат, где до недавних пор ещё жила целая куча народа: родители, братья и сёстры, а также бабушки и дедушки обоих родителей. Но когда в городе стало жить совершенно невозможно, так как горожане стали проводить больше времени на государственных полях, чем в своих собственных квартирах, его семья уехала далеко на край за пределы государства, построила там домик и стала возделывать землю.

«Раз уж нужно пахать землю по двенадцать часов в сутки, лучше я буду делать это на своей земле», – сказал его отец, и все, за исключением Ильи, благополучно туда переехали.

Задача Ильи была остаться в городе. Не то чтобы он не хотел ехать. Напротив, хотел сильнее всех. Но, к сожалению, он был единственным, к кому стражи порядка не привязывались, и за свои двадцать три Илья ни в одной ссылке так и не был. Обычно впервые люди попадали на поля в первые школьные годы. А Илья учился как мог исправно и устав не нарушал. Вот по этой причине он и остался тут один следить за квартирой, работать и время от времени собирать необходимый инвентарь и отвозить семье в глушь. И так уже прошло три года.

С семьёй он виделся очень редко, за всё время один раз два брата с сестрой приезжали к нему, и один раз, загруженный как мул, он ездил к ним сам. Правда, его встретили в последнем городе и дальше отправили обратно в столицу. В тот раз он буквально со слезами на глазах молил отца остаться с ними, но его слово оставалось твёрдым:

– Мне нужно, чтобы ты следил за квартирой и в случае необходимости снабжал семью чем потребуется. Не дай Бог мать заболеет или кто-то ещё. Понадобятся лекарства, которых в лесу добыть нельзя. У каждого свои задачи, Илья.

Однако, несмотря на это, Илья на отца не злился, так как знал, что он прав. Да и ему было уже не двенадцать. Оставив сумки с покупками в коридоре, Илья решил первым делом написать письмо родителям. Иначе уже скоро стемнеет, а под светом свечи Илья писать не любил. Итак, едва обтерев ботвой морковь, громко её откусил и, сев за письменный стол, начал писать:

«Дорогой отец. (Тут же перечеркнул и продолжил писать на том же листе.) Дорогие мама и папа, бабушки и дедушки, братья и сёстры. Всем я передаю привет. Дела у меня идут хорошо. (Пауза.) Я по всем вам уже очень соскучился. (Пауза.) Больше рассказывать особо нечего. (Задумчиво Илья посмотрел в потолок и, откусив большой кусок моркови, громко захрустел.) Я знаю, что мы обо всём уже говорили, но я всё равно чувствую себя одиноким и брошенным. Я не жалуюсь. Просто я сегодня купил очень красивый самовар, в котором можно согреть чай на всю семью. А я тут один. Вы забрали даже собаку. Мне даже не с кем поговорить. (Илья почувствовал, как к его глазам подкатываются слёзы.) В общем, на это письмо можете не отвечать, так как я завтра возьму отпуск на самую ближайшую дату и еду к вам. Пеките пироги. Только встретьте меня, а то я так и не знаю, где вы построили дом. Сниму номер в гостинице, там она одна, и буду вас ждать. Люблю.

П. С. У меня всё хорошо. Нет, мам, ничего не случилось. Я просто соскучился.

П. П. С. Мам, я серьёзно тебе, блин, говорю. Волноваться не нужно. И бабушкам тоже скажи. Всё, до скорой встречи».

Написав письмо, Илья действительно почувствовал себя одиноко. Он откинулся на спинку стула и с глазами, полными слёз, стал осматривать комнату, предаваясь счастливым воспоминаниям. Когда здесь было многолюдно и шумно, а из кухни всегда пахло едой. Так Илья, даже не доев свою морковь, бросил её на стол и, ловкими движениями сложив письмо пополам, всунул его в конверт и поспешил на почту.

На полпути Илья вдруг резко остановился и, схватившись за голову, задумался, закрыл он входную дверь или нет.

– Закрыл, конечно, закрыл. Вот и ключ даже в кармане, – твёрдо, невзирая на проходивших мимо прохожих, заверил себя Илья. Но такое гаденькое сомнение никуда всё же не делось. И тем не менее ему пришлось продолжить свой путь на почту, чтобы успеть отправить письмо сегодня.

На улице уже вечерело, люди спешили с работ домой, по пути забегая в маленькие продуктовые магазинчики и кондитерские. А на улице вдоль дороги, выложенной битым камнем, важно шагал на своих длинных ходулях «светлячок». Так назывались люди, которые по вечерам ходили по улицам и разжигали большие свечные светильники. В деловом центре города это были изысканные фонари с отлитыми ангелочками, демонами и другим различным зверьём. В районе, где проживал Илья, светильники были более простого исполнения и несли за собой лишь свою первоначальную функцию – освещать под собой круг пути.

Когда-то в детстве Илья мечтал стать таким человеком с факелом и вот так на «длинных ногах» шагать по ночным улочкам и нести людям свет и надежду. Но его отец был охранником, что означало то, что и Илья тоже будет охранником, как и его дети, внуки и правнуки. Изменить свою профессию можно было только в одном случае – жениться на девушке, у которой отец – «светлячок» или принадлежит к более благородному роду. И только в таком случае городской совет мог дать своё добро. На что они шли крайне неохотно и практически всегда во всех своих резолюциях ставили штампик в графе «НЕТ». А в случае Ильи и его вечных прыщей, что оставляли за собой совершенно не симпатичные рубцы на лице, женитьбой поднять свой статус было совершенно нереально. Девушки из семей на несколько ступеней ниже – и те воротили от него нос. Так что так мечта и осталась только мечтой, а работу охранника Илья терпеть не мог. Охранять то, что ему не принадлежит, его утомляло и злило.

К счастью, на почту он забежал буквально в последнюю секунду до того, как его коллега по охранной службе закрыл на ключ дверь. Это для Ильи была единственная отдушина в его профессии. Практически каждый день на своей работе Илья так вот в последний момент щёлкал перед людьми своим ключом и всё. Спешащие, а чаще всего это были состоятельные и разодетые в модные вещи дамочки, разбивались о закрытую дверь. Кричали на него:

– Ты знаешь, кто мой муж?

– Ты знаешь, кто мой мужчина?

– Если ты сию секунду не откроешь мне дверь, у тебя будут реальные проблемы!

– Всё, я сегодня же напишу жалобу Сергею Андреевичу.

Кто такой Сергей, этот, мать его, Андреевич, Илья знать не знал, но, когда так говорили молодые девицы с открытой грудью навыкат, Илья тут же открывал им дверь, кланялся и извинялся. Конечно, пару раз он позволил себе посмеяться и съязвить через закрытую дверь что-то наподобие:

– Да-да, давай, до свидания, – и один раз обозвал такую деваху тупой овцой.

Всё это было безумно весело, однако после таких шуток у дверей его квартиры каждый раз ждал его сам босс всего торгового центра для элитного хлама и долго-долго на него орал. А после «тупой овцы» ему вообще в совершенно неинтеллигентной форме дали понять, что если ещё раз такое повторится, то он сгниёт в самых дальних рудниках их необъятной родины. Честно признаться, почему в первые два раза ему прокатило, Илья не знал. Обычно ссылали и за меньшие проступки. Но Илья совершенно определённо продолжать и дальше испытывать судьбу не желал.

Перед Ильёй было ещё восемь человек – семь бабок и одна мамаша с орущим грудным ребёнком. Илья надеялся, что эта мамаша пройдет к почтовой стойке следующей и поскорее уберётся со своим мерзким отпрыском подальше. Она даже встала со стула, когда женщина с обвисшими бигудями и ярко-красной помадой на губах громко позвала: «Следующий!» Однако её первой к стойке никто не пустил. Одна бабка с завидной скоростью тоже тут же вскочила и с криками «Я ПЕНСИОНЕР», задев плечом ту самую мамашу, подбежала к стойке первой. А остальные бабки всё оставшееся время громко обсуждали, какая нынче придурочная и неблагодарная пошла молодёжь.

Мамаша с ребёнком была в самом конце очереди, как раз перед Ильёй. Чей ребёнок не замолкал ни на секунду. Илья даже подумал, что если он всё-таки попадёт в ад, то вот примерно как-то так он для него выглядеть и будет. Уставшее, давно требующее ремонта помещение, вечная очередь, и безумные мамаши с их орущими детьми, и бесконечные старухи, которые будут всегда лезть впереди него с хрипами и кашлем – «Я пенсионер».

И наконец, когда всё же очередь дошла и до Ильи, он просто кинул письмо на стойку, три евро положил поверх конверта и без улыбки бездушно сказал:

– Нижний край. Срочно.

– Срочно – пять евро.

– Пять? – округлив глаза, изумился Илья.

– У нас новые расценки. Молодой человек, нужно следить за новостями.

– Эм, хорошо. Тогда несрочную доставку.

– Три евро пять копеек, – произнёс рот с ярким окрасом помады.

Илья нахмурился и судорожно стал рыскать по всем своим карманам. Но его карманы были пусты.

– Извините, у меня только три. Пяти копеек нет. Можно завтра я вам их занесу?

– Молодой человек, – громко, с явным удовольствием произнесла женщина, – почта – это вам не благотворительный центр. Если у вас нет денег, то я вас попрошу не задерживать очередь. И здесь вам не приют, покиньте помещение.

– Какие-то проблемы? – вмешался охранник.

Илья тут же обернулся к нему и увидел до боли знакомый кайф. Его глаза, эту едва дружелюбно натянутую улыбочку и то, с какой нервной нежностью тот поглаживает свою дубинку на поясе. Сразу было понятно Илье, что уже не важно, что он скажет. Для охранника удовольствием будет применить силу и вышвырнуть его за дверь. Он только и ждёт этого момента, ему нужен лишь малейший повод.

– Извините, я зайду к вам завтра, – ответил Илья и, глядя на великое разочарование на лице его коллеги, вышел из почтового отделения наружу, где было уже совсем темно и дорогу до дома освещали лишь редкие фонари. Воздух был тоже прохладный, а Илья так быстро собрался и побежал сюда, что даже не накинул ничего на плечи. На нём была лишь серая рабочая рубашка среднего класса, как раз подобающая для его места работы и статуса, чёрные брюки и лакированные туфли. Туфли были очень красивые, но жутко неудобные. Обычно Илья носил их только на работе, но сегодня его сменная обувь была ещё у сапожника.

Когда же Илья наконец добрался до своей квартиры и наконец смог скинуть обувь, это был по-настоящему блаженный момент. От удовольствия Илья даже закрыл глаза и, растянувшись на удобном зелёном кресле, стоявшем в углу просторного коридора, позволил себе уснуть.

О чём он пожалел, когда проснулся посреди ночи в кромешной тьме с болью в шее и жутко голодный. В квартире не было видно абсолютно ничего, и первое, чем Илья занялся, – это стал искать повсюду спички.

В тумбочке у кресла их не было, хотя вот именно из-за таких случаев в ней всегда мать и оставляла пару коробков. Но это было давно. Илья же вспоминал, что нужно что-то сделать, только тогда, когда было уже поздно. На ощупь он добрался до столика, стоявшего в противоположном углу коридора, и проверил и его. Спичек не было и на нём, а вот подсвечник со свечой на нём стоял. По крайней мере, до тех пор, пока Илья его не задел и не опрокинул на пол. Теперь оставалось идти на кухню.

К счастью, вдоль кухни и большой комнаты, прилегающей к ней, окна были от пола до потолка, а на улице молодой месяц как раз выбился из-за туч и своим бледным светом осветил половину мира и полквартиры Ильи.

Теперь Илья увидел сразу все раскиданные им по кухне и комнате коробки спичек. Особенно их было много вокруг дровяной плиты и письменного стола. Но какой-то странный и необычный отблеск мелькнул с краю его глаза, и Илья, резко остановившись, стал смотреть вглубь пустой квартиры.

Сперва он подумал, что ему просто показалось. Но в определённый момент, когда в комнатах становилось темнее из-за пролетавшего под луной облака, самовар, стоявший на столе, действительно начинал подсвечиваться.