Государство, общество и природа в России конца XIX – первой трети XX века. Танго втроём
Особый блок в аграрной истории страны советского довоенного периода составляют исследования о коллективизации в СССР, взаимоотношениях власти и крестьянства в 1910– 1930-е гг.111, о голоде 1932–1933 гг. Подавляющая часть историков выделяют политические и экономические факторы, определившие причины, масштаб и последствия последнего112. Среди причин голода указывались искусственные, специально организованные И. В. Сталиным и его окружением против украинских националистов (голод-геноцид, голодомор)113, естественно-природного характера (засуха 1932 г.)114, а также последствия противостояния власти и крестьянства в период коллективизации как комплекс причин компромиссного и объективного характера115. В центре дискутируемых последствий голода 1932–1933 гг. с подачи В. П. Данилова стоят, как правило, демографические потери, что вполне объяснимо стремлением провести объективный подсчет числа жертв. Многомиллионные людские потери, понесенные в результате голода и сопутствовавших болезней, по мнению ряда исследователей, были следствием сталинской антикрестьянской политики раскулачивания и коллективизации с целью материального обеспечения индустриализации. Важнейшим событием для всестороннего и взвешенного осмысления причин и последствий голода 1932–1933 гг. стала публикация серии сборников архивных документов, рассекреченных и введенных в широкий оборот в конце 1990-х – 2010-е гг.: «Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД»116, «Трагедия советской деревни: коллективизация и раскулачивание. 1927–1939»117, «Крестьянская революция в России. 1902–1922»118.
Богатейший фонд исследований в сфере аграрной истории России стал для нас важнейшей отправной точкой и концептуальной сокровищницей и в изучении особенностей крестьянской экоментальности, т.к. в контексте экоистории России. В частности, в материалах международной конференции «Менталитет и аграрное развитие России (XIX–XX вв.)», организованной в 1994 г. видными историками-аграрниками И. Д. Ковальченко, Л. В. Миловым, В. П. Даниловым и др., нам были интересны различные точки зрения ученых на системообразующие факторы менталитета российского крестьянства, которые также влияли на природовосприятие и хозяйственное поведение крестьян119. При выявлении и анализе особенностей восприятия крестьянством экопроблем села, значительную помощь оказала теория Л. В. Милова о природно-географическом факторе в истории страны120.
Следующим блоком смежных исследований выступили работы по проблемам социальной истории, исторической памяти, исторической социологии. Прежде всего отметим, что определенную роль в общем понимании эпохи как таковой сыграли исследования В. П. Булдакова121. Более конкретное значение в процессе изучения крестьянского опыта взаимодействия с природной средой обитания для нас имела коллективная монография «Традиционный опыт природопользования в России», ответственными редакторами которой выступили Л. В. Данилова и А. К. Соколов122. Важные концептуальные рассуждения о крестьянской памяти как составной части социальной памяти мы почерпнули в книге И. Е. Козновой, которая изучила особенности крестьянского восприятия насыщенных событий XX в.123 Ею справедливо замечено, что «крестьянская память выступает духовным ресурсом современных аграрных преобразований, ведь социальная память вообще сохраняет в общественном сознании модели прошлого поведения»124.
В рамках исследования И. Е. Козновой нас заинтересовало выявленное ею отношение крестьян к важнейшему природному ресурсу – земле, главному маркеру крестьянского мировосприятия. По материалам этнографических обследований сел Европейской России исследовательница отмечает то, что в 1920-е гг. в крестьянской среде было заметно «стремление к стабилизации и интенсификации землепользования», в т.ч. к использованию практики многополья125.
Особенно насыщена память о заботливом отношении к земле у поколений, родившихся в первой четверти XXв. Оно выражалось распространенной в крестьянских рассказах фразой: «Берегли – это ужас как!».126 Социальное отношение к земле у представителей старшего поколения было более острым и глубоким, т.к. они еще помнили малоземелье, трудности землеустройства. При этом И. Е. Кознова обращает внимание на произошедшую в первой трети XX века трансформацию крестьянского отношения к земле: от бережного восприятия ее как «ничьей», «Божьей», до безразличного как к государственной127.
Уникальное социологическое исследование российской деревни XX в. было проведено в 1990–1993 гг. в рамках российско-британского проекта «Изучение социальной структуры советского и постсоветского села» под руководством Т. Шанина. По его итогам был собран богатейший материал, который послужил для последовавших социологических, исторических, этнологических, культуральных исследований. Истории селений и отдельных крестьянских семей были записаны со слов селян Севера, Центра, Юга, Сибири РСФСР, Белоруссии и Прибалтики. Отдельным сюжетом в этом исследовании стали экологические вопросы128. Экологическую историю российских сел участники проекта делят на три периода: «старый» или «общинно-единоличный» до начала коллективизации, «новый» – с начала коллективизации до конца 1950-х – начала 1960-х гг., «современный» – с 1960-х гг. Основное направление экологической истории села исследователи видят в постепенном разрушении экологического равновесия между крестьянством и природой. «Отлучение» от природной среды обитания было долговременной и целенаправленной государственной политикой. Побочным последствием стало углубление экокризиса в деревне. Социологи подметили то, что эта политика была подчинена «внешним» для крестьянского мира задачам и не контролировалась на уровне села. Крестьяне воспринимали ее как разновидность стихийного бедствия, ниспосланного свыше129.
После коллективизации жизнь села стала жестко управляться сверху. Отдельные аспекты природопользования попали в руки разных ведомств. Исчезла некогда единая экологическая политика, осуществляемая общиной. Смена моделей природопользования проходила постепенно, традиции существовали параллельно с новым. Убыстрила процесс смены моделей Великая Отечественная война, оправдывавшая пренебрежительное и мобилизационное отношение к природным ресурсам. Как полагают исследователи, в 1930-е гг. были заложены важнейшие идеологические и организационно-хозяйственные предпосылки экологического кризиса XX в.130
Определенное научно-теоретическое значение для нашего изыскания имели рассуждения Н. Г. Кедрова о крестьянских «письмах во власть» как феномене выражения их представлений о происходившем в стране в форме политической репрезентации131. В частности, ученый выделил три уровня крестьянской репрезентации в данных источниках: формальный (собственно содержание обращения к власти), прагматический (цели обращения), надпрагматический (представления, не выраженные прямо в формальной части, но «выводящиеся» из анализа прагматической части коммуникационного акта). Опираясь на данный подход, Н. Г. Кедров опроверг устоявшееся в науке мнение о социальном протесте крестьянства в 1930-е гг., указав на конформистский подход крестьянства к власти в рамках допустимой меры ее критики. Важным является вывод историка о том, что крестьяне не предполагали своего участия во власти, рассматривая последнюю в качестве надсоциальной силы, призванной решить все проблемы. Таким образом, заключал исследователь, крестьяне сознательно ставили себя в пассивное положение по отношению к власти, что отвечало ее интересам и обеспечивало устойчивость советского политического режима. Данные выводы оказались нами востребованными при обобщении результатов анализа выявленной фактологии.
Среди работ по политической истории и истории государства и права России укажем исследования, посвященные созданию советского государства и его законодательной деятельности, востребованные нами при контент-анализе декретов советской власти132; анализу программатики политических партий России133, взаимоотношениям советской власти и интеллигенции134 и иные.
Большое научное подспорье оказали исследования в области исторической демографии: объективные демографические данные позволили определить степень антропогенного воздействия традиционного общества на природные ресурсы на различных этапах изучаемого периода, а значит, и остроту экологических проблем135.
В сфере истории науки мы опирались как на обобщающие работы о государственной политике в отношении науки в изучаемый период, развитии отдельных отраслей естественной науки, в особенности аграрной136, так и на тематические, зачастую узкоспециализированные исследования, например, в области почвоведения, сельскохозяйственной метеорологии, климатологии, геоботаники, агролесомелиорации и др.137 Полезны были также издания по экономической географии и районированию138. Многочисленные библиографические указатели и справочные издания наравне с иными оказали помощь в поиске необходимой информации139.
* * *Стоит признать, что современная мировая наука тяготеет к тому, как заметил еще В. И. Вернадский, чтобы ученые специализировались не по наукам, а по проблемам, т.е. имели совокупное представление, накопленное разными науками по интересующим их проблематикам. Зарубежные исследователи в сфере экоистории небезосновательно призывают российских коллег расширить фокус исследовательского внимания, чаще и смелее применять междисциплинарные методы. Подобные тенденции уже существуют и активно развиваются, однако в довольно замкнутых региональных пределах, причем как научно-предметных, так и географических. Одним из перспективных направлений в экоистории является т.н. культуральный подход – концентрация внимания не на разрушающейся окружающей среде, а на человеке в меняющемся природном окружении и его восприятии происходящих социоприродных трансформаций.
Большие перспективы, как справедливо заметил Й. Радкау, открывают региональные исследования в сфере экоистории, ведь «подлинный прорыв экологическая история сможет совершить только через региональные полевые исследования»140.
Ясно одно: экоистория является актуальным и динамично развивающимся направлением научных исследований на стыке гуманитарных и естественных наук с поистине неисчерпаемым научным потенциалом, который определяется не только проблемно-тематическими лакунами, но и важнейшими практическими задачами сохранения экологического разнообразия, необходимого жизненного обеспечения людей и живых существ, в конечном итоге – поддержания сбалансированной жизни на Земле.
2.
Государственная власть и негативные экологические процессы в позднем аграрном обществе: путь от констатации до регулирования
В этой главе мы рассмотрим трансформацию государственного восприятия социоприродных проблем аграрной сферы в периоды позднего пореформенного развития Российской империи, Временного правительства, «военного коммунизма», НЭПа, коллективизации, первых довоенных пятилеток. Описательное повествование будет дополнено контент-анализом нарративных материалов. Отдельными сюжетами представлены анализ программ политических партий страны, материалов репрессивных органов. Изучение деятельности государственных органов осуществлено с комбинированием хронологического и проблемного подходов.
2.1. Царское правительство и социоприродные проявления аграрного кризиса
Как известно, признанная проблема – наполовину решенная проблема. На протяжении пореформенного времени, и особенно в предреволюционный период, в России нарастал социоприродный кризис: под влиянием демографического роста населения происходило увеличение площади пашни за счет иных природно-хозяйственных ресурсов (лес, луга, пастбища), что вызвало истощение земли, увеличение площади оврагов, песков, обмеление рек, частые засухи, неурожаи и пр. Профильным ведомством, курировавшим развитие сельскохозяйственной отрасли, было учрежденное в 1837 г. Министерство государственных имуществ (МГИ), в 1894 г. переименованное в Министерство земледелия и государственных имуществ (МЗиГИ), в 1905 г. – в Главное управление землеустройства и земледелия (ГУЗиЗ), и, наконец, в 1915 г. – в Министерство земледелия (МЗ), которое просуществовало до Февральской революции 1917 г. В период Временного правительства оно продолжило свою работу уже в статусе Министерства земледелия Временного правительства. Это было центральное отраслевое ведомство страны, которое, помимо развития сельского хозяйства, занималось землеустройством, лесоустройством, сельскохозяйственным образованием и воспитанием, мелиорацией, крестьянскими переселениями и др.
Выявленный материал мы сгруппировали по хронологическому принципу в следующие периоды: деятельность МГИ в 1861–1894 гг.; деятельность МЗиГИ в 1894–1905 гг.; деятельность ГУЗиЗ в 1905–1915 гг., деятельность МЗ в 1915–1917 гг. (В силу переориентации ведомства на военные нужды, фрагментарностью данных за период 1915–1917 гг. мы больше внимания уделили освещению работы ГУЗиЗ.) Такое деление обусловлено и историей развития ведомства, и содержанием его работы.
Деятельность Министерства государственных имуществ в 1861–1894 ггУже в первое пореформенное десятилетие с подачи земств министерство стало осуществлять, говоря современным языком, мониторинг состояния аграрной сферы. Самым первым и крупным мероприятием в этом направлении стало проведенное по инициативе министра П. А. Валуева в 1872–1873 гг. исследование состояния сельского хозяйства – т.н. Валуевская комиссия. Причиной ее созыва стали замедленные темпы развития сельского хозяйства, проявлявшиеся в экстенсивном характере полеводства, отсутствии правильной системы земледелия, активном лесоистреблении и др.141 Опубликованный комиссией итоговый доклад142 значительно дополняет архивные материалы журналов ее заседаний. Комиссией с 21 ноября 1872 г. по 28 апреля 1873 г. было проведено 52 заседания143. Наше внимание привлекли четыре заседания, на которых дискутировались социоприродные аспекты сельского хозяйства страны. Так, на заседании 14 марта 1873 г. члены комиссии единогласно признали состояние сельского хозяйства империи «весьма неудовлетворительным», требовавшим, помимо агрономических, еще общих и частных мер улучшения, которые при этом соответствовали бы местным условиям. Помощь в этом ожидалась от правительства, которое должно было решать эти проблемы на законодательном уровне и при содействии различных государственных ведомств. Члены комиссии считали целесообразным и дальновидным повышение государственного финансирования интенсификации сельского хозяйства. Однако они предостерегали от слишком поспешных действий в этой области, притом что антикризисные меры должны были быть последовательными и регулярными 144.
Интересны отдельные мнения членов комиссии. Так, Скворцов считал, что невозможно было на территории всей империи внедрить универсальные систему и приемы полеводства, которые одинаково и повсеместно приносили бы успех. Задачей правительства, по мнению Макова, должно было стать качественное улучшение сельского хозяйства, а не дальнейшее расширение пашни. В этом его поддержал фон Бушен, который указал на негативные последствия роста пашни в ущерб лугов и лесов. О том же говорил барон Медем, выступавший за рационализацию сельского хозяйства с учетом местных особенностей. Стремоухов сомневался в том, что государство могло реализовать на практике все предложенные комиссией меры, поэтому призывал коллег сосредоточить внимание только на тех из них, которые могли быть осуществлены145.
В итоге комиссия постановила рекомендовать применение сельскохозяйственной техники, многопольных севооборотов; теоретическое образование в сельскохозяйственных учебных заведениях дополнить наглядно-практическими мероприятиями (выставки, музеи, публичные лекции, опытные поля, фермы и пр.); создание низших сельскохозяйственных школ по типу французских, которые учреждались в частных хозяйствах при государственном субсидировании; организацию образцовых имений с государственным софинансированием 146.
На следующем заседании 17 марта 1873 г. члены комиссии высказались за применение правительством, помимо прямых мер, улучшения сельского хозяйства и косвенных мер поощрения частных лиц и мелких крестьянских хозяйств. В зависимости от сословной принадлежности поощрительные меры включали бы пожалование почетных знаков, знаков отличия, денежных премий. Они выполняли бы поощрительную и воспитательную функции. Введение широкой поощрительной практики рациональных хозяев требовало внесения дополнений в законодательство.
Члены комиссии считали важным развитие луговодства, расширение травосеяния, осушение болот. В этом помогли бы прямые административные меры, а также косвенные в виде поощрений и денежных пособий. Разные члены комиссии озвучили законодательные и технические аспекты осушения болот. Фон Бушен указал на то, что в Пруссии и Голландии оно проводилось посредством промышленных обществ, что в России было невозможно. Он предлагал, чтобы правительство содействовало созданию мелиоративных товариществ, выдавало бы им льготные ссуды. Осушение болот, помимо решения хозяйственных задач, по мнению фон Бушена, благоприятно сказалось бы на санитарно-гигиеническом состоянии окружающих территорий, т.к. болота были рассадниками ряда болезней. Фан-дер-Флит советовал к этому процессу активнее привлекать земства. В пример он поставил псковское земство, которое выделяло денежные средства на осушение болот. Неелов отметил, что в Министерстве государственных имуществ уже составлен законопроект об орошении и осушении земель, который ожидал заключения земских собраний.
Не меньшее значение имело обводнение степей. Члены комиссии указали на имевшийся по этому поводу пробел в законодательстве и рекомендовали его восполнить ввиду важности орошения и обводнения «как в хозяйственном, так и в климатическом отношении». Они считали необходимым, чтобы государство проявило инициативу и заботу также о развитии и улучшении скотоводства. Для предотвращения падежа скота чиновники советовали ужесточить полицейско-ветеринарные меры прогона скота и даже заменить прогон скота его перевозкой железнодорожным и водным транспортом. Рекомендовалось введение страхования скота, особенно гуртов, продолжение опытов по чумопрививанию147.
На заседании 21 марта 1873 г. обсуждался вопрос об охране лесов, которые, как было замечено, играли важную хозяйственную и климатическую роль. На собрание были приглашены профессор Петербургского земледельческого института Ю. Э. Янсон, профессор Петровской земледельческой академии И. А. Стебут, а также землевладельцы ряда губерний. П. А. Валуев, председатель комиссии, высказался о необходимости облесения безводных степных пространств. Члены комиссии полагали, что законодательство об охране лесов было «вполне достаточным», но требовавшим строгого и точного его исполнения. Как они считали, огромные обороты лесоистребления частновладельческих лесов надо было пресечь. Для этого стоило сократить количество лесных сервитутов, т.к. леса, обремененные ими, частными владельцами вырубались в первую очередь, а кроме того, прогон крестьянского скота по ним препятствовал лесовосстановлению. Скворцов предложил изъять из крестьянских наделов лесные участки ввиду их уничтожения крестьянами. Министр заявил, что этот вопрос уже рассматривался в Главном комитете об устройстве сельского состояния и должен был быть в ближайшее время решен. Члены комиссии посчитали необходимым приобретение казной частных лесных участков, особенно сильно обезлесенных, назначение премий тем хозяевам, которые занимались лесовосстановлением. Отдельно, как они полагали, следовало было повысить статус лесных сторожей и значение их показаний при свидетельствовании фактов несанкционированной вырубки лесов. С целью сокращения лесоистребления и сохранения лесов чиновники рекомендовали разработку альтернативных видов топлива для нужд промышленности и железных дорог – каменного угля и торфа, развитие угольного и особенно торфяного производств. С целью уменьшения рубки леса для строительных нужд важно было увеличить сеть кирпичных и черепичных заводов. В этом требовалась активная деятельность земств в условиях льготного государственного субсидирования148.
На заседании 24 марта 1873 г. Лобанов-Ростовский вновь поднял вопрос о лесоохранении. В частности, с целью повышения у лесовладельцев стимула к сбережению лесов он предложил, чтобы не земства, а правительство определяло предельную сумму земского сбора с частных лесов. В пример он привел подобную практику в Бельгии и Германии. Однако некоторые члены комиссии высказали сомнение относительно введения специального поземельного сбора с лесов по причине сложности реализации этой процедуры (большая площадь страны, отсутствие таксации), а также факта выгодности для дворян пашенного земледелия, нежели лесного хозяйства. Последнее доказывалось активной расчисткой под пашню лесов в северных лесистых губерниях, где земские сборы были невелики. Вследствие отсутствия у комиссии сравнительных погубернских данных о земельном и лесном налоговом обложении этот вопрос оставили открытым149.
Обращает на себя внимание мнение комиссии относительно препятствия общинного устройства в деле улучшения крестьянского сельского хозяйства. К числу отрицательных сторон общины они относили стеснение личной свободы крестьян в сельскохозяйственной деятельности, фактическую невозможность выхода из нее, препятствие развитию ремесел и промышленности. Помимо этого, на состоянии сельского хозяйства негативно сказывались обременительные выкупные платежи. Между тем, по отзывам с мест, крестьяне демонстрировали стремление приобрести в собственность земельные участки, арендовать новые, тем самым создавая предпосылки для складывания «практически ориентированного» типа хозяйствования. В связи с этим комиссия рекомендовала при сохранении связи крестьян с крестьянским обществом облегчить выход из общины тем предприимчивым крестьянам, которые желали этого, компактно отводить им участки земли в одном месте. При этом круговая порука сохранялась и в отношении крестьян-собственников, т.к., по мнению министра, этот щекотливый вопрос был обусловлен фискальными потребностями государства.
В дополнении к этому комиссия высказалась за прекращение частых земельных переделов в крестьянской среде, которые противоречили «требованиям здравого и разумного хозяйства». Члены совещания осознавали, что частые переделы земли являлись следствием общинных порядков. Чиновники советовали сократить сроки земельных переделов, производить выдел земли в одном месте, что в будущем способствовало бы переходу к практике постоянного землепользования. Некоторые члены комиссии предложили проводить переделы земли в присутствии компетентных лиц, которые контролировали и упорядочивали бы их150.
Надо заметить, что сам министр проявлял интерес к состоянию природных ресурсов, мелиоративному делу, всячески старался интенсифицировать его в стране. Так, в ноябре 1873 г. П. А. Валуев инициировал работу специальной комиссии под руководством Е. Петерсона о рассмотрении вопросов водопользования при осушении и обводнении. Подготовленный комиссией проект ограничения в некоторых случаях (наличие избытка воды у владельца, непроизводительное ею распоряжение и др.) права собственности на водные источники при осушении и орошении земель в Европейской России министр признал целесообразным151. По поручению министра II отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии в 1875 г. подготовило «Проект правил пользования водами». Чиновники этого ведомства предложили в интересах государства при осушении и орошении земель также ограничивать права береговых владельцев на воду152. В 1875 г. П. А. Валуев направил в Комитет министров лично им составленный проект положения «О сбережении лесов, имеющих государственное значение»153.
По итогам работы «Валуевской комиссии» было решено оказать содействие сельскому хозяйству. Это выразилось в том, что в 1870-е гг. начались осушительные работы на севере и северо-западе, оросительные – на юге и юго-востоке империи154. Для улучшения скотоводства за границей закупили быков и коров155. В 1881–1887 гг. было облесено более 24 тыс. дес.156
Однако мелиоративное дело развивалось не столь интенсивно, как этого хотелось. Общественная инициатива не всегда находила поддержку у министерства. Например, представленный потомственным дворянином, основоположником маслоделия и сыроварения Н. В. Верещагиным, братом знаменитого художника В. В. Верещагина, военными инженерами С. О. Ощевским-Кругликом и И. И. Зарановским, а также английским подданным Г. Вильсоном на согласование в 1899 г. проект устава акционерного общества для орошения и осушения земельных угодий «Русское общество» был отклонен. Условия о бесплатном предоставлении обществу на 99 лет исключительных прав владения казенными землями, отведенными под ирригацию и дренирование, с последующим обязательством выкупа казной этих земель и уплаты 10% вознаграждения за передачу устроенного мелиоративного дела, не понравились государственному ведомству и лично министру. МГИ не было уверено в исполнении концессионерами-акционерами своих обязательств при наличии у них больших привилегий157.