Наконец добравшись до дома, я быстро прошмыгнула вдоль забора и пробралась в приусадебный парк.
Дом был в полнейшей темноте. Не было ни звука, и лишь только шум дождя нарушал тишину. Очень странно. Мурашки пробежали по коже, а внизу живота появилось некое беспокойство. Может быть, они узнали, что я сбежала, и теперь ждут меня, чтобы наказать, или узнали, что я сбежала, и решили не наказывать и устроить сюрприз в честь дня рождения. Нет. Не думаю. Почему нигде нет охраны? Всё это очень странно. Может быть, отключили свет из—за дождя, что тоже довольно странно: грозы ведь не было. Я стояла посреди парка, возле дома, оглядываясь по сторонам. Дом, наш большой дом, выглядел устрашающим в кромешной темноте. Я медленно направилась в сторону своей комнаты, поднялась по лестнице и залезла в окно. Слабый свет шёл от ноутбука. Я подошла и посмотрела на индикатор батарейки: 65 процентов, видимо, свет отключили не так давно. На рабочем столе я увидела раскрытое сообщение по ICQ от Мэри Питерс, присланное мне в 23:17. Она писала:
«Кэт, прости, меня поймала мать в тот момент, когда я вылезала через окно. Меня наказали, отобрали телефон и ноутбук. Выпросила у брата комп, чтобы написать тебе. Ещё раз прости. Уверена, ты сбежала без проблем, оставив за себя Луизу. (Смайлик). Повеселись там на славу. Надеюсь, концерт будет СУПЕР! Когда вернёшься, напиши, как всё прошло.
P. S.: С днём рождения!»
– Луиза, ты представляешь, эту дурёху поймали, – я рассмеялась и повернулась к кровати. Луиза не шевелилась, а голова была спрятана под одеялом. – Ты что, спишь? Вставай, соня.
Резкий свет озарил всю комнату и весь дом.
Я подошла к кровати и сдёрнула одеяло с головы девушки. Ужас охватил меня, а сердце забилось с бешеной скоростью. Меня окатило холодом и жаром. На лбу проступила испарина. Я приложила руку ко рту, попыталась издать хоть какой-то звук, но дар речи пропал. В моей кровати лежала Луиза, её лицо было окровавлено, а изо лба по всей подушке растекалась кровь. От увиденного я почувствовала, что комната поплыла у меня перед глазами, я машинально прислонилась к стенке, не видя ничего перед собой, кроме этого огромного красного пятна. Чувство реальности пропало. Во рту пересохло. Руки тряслись. На глазах проступали слёзы. Я ещё раз посмотрела на кровать и зажмурила глаза. Я сплю. Господи, я сплю! Это просто сон! Кошмар! Я открыла глаза, но картина не изменилась. Я попыталась встать, но ноги были ватными. Ничего не соображая, я вышла из комнаты. Ноги сами несли меня в спальню Брайана. Открыв дверь, я увидела такую же картину. Брайан лежал на кровати с дыркой во лбу. Ощущение реальности постепенно стало возвращаться. Слова, сказанные отцом сегодня вечером, как удар молнии, вспыхнули в моей памяти:
«Дело в том, что недавно наша компания заключила крупный контракт с арабами на поставку нефти в страны третьего мира. На кону очень большие деньги».
Я ускорила шаг в направлении комнаты Рика.
Он сидел за своим рабочим столом, его голова лежала на клавиатуре, а по монитору стекали капельки крови.
Паника начинала овладевать мною.
«Мне с самого начала не понравились эти арабы. Слишком всё идеально». Слова отца всё громче и громче эхом отдавались в моей голове.
Я быстро побежала к комнате родителей. Она была пуста. Сердце бешено колотилось, руки вспотели. Я слышала, с какой силой бьётся моё сердце. Казалось, что оно вот-вот выпрыгнет из груди.
«Мы пришли к выводу, что вам, девочки, нужно уехать во Францию. Ради вашей же безопасности».
Я бежала с такой скоростью в кабинет отца, с какой никогда раньше не бегала.
«Да потому, что меня могут убить, Кэтрин. Я не хочу рисковать вашими жизнями».
Открыв дверь, я широко раскрыла глаза, мои ноги подогнулись, и я упала на колени. Моя мать лежала в уголочке, на диване, глядя в бесконечность. Её глаза были открыты, и в них ещё читался страх. Отец сидел на стуле за своим столом. Из виска капала кровь и стекала по белоснежной рубашке.
– НЕТ! НЕЕЕТ! НЕЕЕЕЕЕТ!
Я с трудом узнала свой голос.
– НЕТ! Мама?! Папа?!
Я стала метаться по комнате, не зная, что делать, ничего не соображая. Внутри был Страх. Отчаянье. Пустота. Холод. Жар. Я начала дико кричать и крушить всё на своём пути, повторяя лишь одно: «За что?». Я бросала стулья, швыряла бумагу, документы, рамки, компьютер со стола. Я не отвечала за свои действия. Даже не помню, сколько времени это продолжалось. А потом силы покинули меня, я замерла и посмотрела на отца.
Сквозь шум дождя я услышала, как вдалеке завыли сирены. Полиция! Я опустилась на колени перед отцом. Осмотрев его, я увидела, что из кармана рубашки торчал листок бумаги. Вытерев слёзы, я аккуратно достала листок и прочитала:
«Я, Филипп Макклейн, убил своих детей, жену и покончил жизнь самоубийством. Прошу никого в этом не винить».
И корявая подпись отца. Я не верила своим глазам. Отец не мог этого сделать. Я резко встала и отошла назад. Отец сидел на стуле с опущенной головой, а в правой руке у него лежал пистолет.
Он не мог! Звук сирены усиливался. Я посмотрела на левую руку отца, она была сжата в кулак, из которого торчал клочок бумаги. Я осторожно достала листок. На оторванном клочке бумаги были написаны неровным почерком отца лишь два слова: «Кэти, беги!»
«Полиции нельзя доверять. Никому нельзя доверять».
Слова Брайана всплыли в моей памяти. Дальше всё как в тумане. Я судорожно стала рыться в разбросанных бумагах в поисках желтого конверта. Адреналин зашкаливал. Меня трясло. Вот он! Взяв конверт дрожащими руками, я заглянула в него и обнаружила там то, что искала. Подбежав к стене, открыла сейф. Я засунула под майку столько денег, сколько смогла, и побежала вверх по лестнице в свою комнату. Стараясь не смотреть на кровать, я схватила рюкзак, вытряхнула деньги из майки в рюкзак, засунула конверт, схватила телефон и вылезла в окно. Я не знаю, куда я бежала. Но я бежала. Бежала, задыхаясь от слёз. Картины убитых родных одна за другой вспыхивали перед глазами. Дождь безжалостно хлестал по лицу, смывая слёзы. Я свернула к парку. Дойдя до пруда, я забралась под небольшой мостик. Здесь можно было укрыться от дождя. Сев на холодный бетон, я дала волю чувствам. Я рыдала так, как, наверное, не рыдал никто в своей жизни. В один момент я лишилась всех, кого любила больше всего на свете. Отец, мать, братья – люди, которые были смыслом всей моей жизни.
Я прислонилась к холодному бетону головой. Голова кружилась и гудела. А к горлу подступала тошнота. Я медленно погружалась во тьму…
Глава 2
Нью-Йорк, 2002 годХолодный ветер сквозняком обдул меня, заставив съёжиться на холодном бетоне. Я резко подскочила, долго приходила в себя, пытаясь понять, где я нахожусь. Вдалеке послышалось щебетание птиц и шарканье метёлок по мокрому асфальту. Я всё ещё под мостом.
Я села на бетон, обхватив колени руками. Жутко холодно. В горле стоял ком, во рту пересохло, а глаза опухли от слёз. Глаза снова наполнились слезами, которые непроизвольно потекли по моим холодным щекам. Я не могла поверить в случившееся. Не могла дать разумное объяснение своему побегу. Я не могла думать. Моей семьи больше нет. Их нет. Они все мертвы. Их всех убили. Я в этом уверена. Их убили. Отец не мог этого сделать. Он знал, что его хотят убить. А я просто не поверила ему. Называла их сумасшедшими, сопротивлялась. Если бы не я, все были бы живы. Все! Мы бы сейчас были во Франции. Живые! Это я во всём виновата. И только я! Если бы не мой каприз и не мой протест против отъезда, всё было бы по-другому. Мне нет оправдания. Мне нет прощения. Я не хочу жить. Почему я осталась?! Зачем?!
– ЗАЧЕМ?! – сама не замечая, я прокричала это вслух. Птицы резко взлетели с деревьев вверх, рассекая утренний туман. Слёзы перестали капать, и, стерев со щеки последнюю слезу, я потрогала свою одежду.
Одежда слегка подсохла, но была ещё мокрой. Я вытряхнула содержимое рюкзака. Деньги, жёлтый конверт, вещи, телефон, ванные принадлежности и куча всякой мелкой ненужной ерунды. Сняла с себя мокрую одежду и надела сухую. Запасной обуви у меня не было, пришлось обуть сырые кеды. Вместо куртки надела тёплую толстовку. Все действия были как на автопилоте. Мокрую одежду отбросила в сторону и сложила остальные вещи и деньги в рюкзак. По моим подсчётам, у меня было не меньше семидесяти тысяч. Пришла очередь жёлтого конверта.
В нём лежали паспорта, загранпаспорта, водительские права и кое-какие документы. Я взяла свой паспорт, права, загранпаспорт на своё имя. По новым документам я теперь Энни Ноэль, уроженка Франции, гражданка США, 27 сентября 1986 года рождения. Я взглянула на свои часы: 27 октября 2002 год 6:30 утра.
– Ну что же, с днём рождения, Энни Ноэль!
Надев рюкзак на плечи, я вышла в парк. Туман потихоньку рассеивался. Дворники собирали листву и жгли её в баках. Листья, промокшие от дождя, еле тлели. Попросив у дворника зажигалку, я подожгла жёлтый конверт со всем содержимым и выбросила в бак. Теперь от моей семьи не осталось ничего. Я ещё долго смотрела на огонь. Внутри была пустота. Натянув капюшон, я пошагала прочь из парка.
Мысли в голове путались. Что? Как? Куда? Куда идти? Зачем? В чём смысл? Зачем жить? Я одна. У меня никого нет. Никому верить нельзя. Я шагала по улице, не замечая луж, людей, открывающихся магазинов, проезжающего транспорта. Проходя мимо газетного киоска, я резко остановилась. Крупные буквы «Нью-Йорк Таймс» гласили:
«Крупный бизнесмен покончил жизнь самоубийством».
А далее текст: «Сегодня ночью крупный бизнесмен, основатель „Макклейн Корпорейшин“ Филипп Макклейн был найден убитым в своём собственном доме. Бизнесмен застрелил всех членов своей семьи: троих детей, жену – и после этого покончил жизнь самоубийством, оставив предсмертную записку. Супруги Стоун, живущие по соседству, услышали шум в районе двенадцати часов ночи в доме Макклейнов и вызвали полицию. К сожалению, полиция приехала поздно. Как сообщает детектив Форт, Филипп Макклейн в 23:00 отпустил охрану, сославшись на то, что не видит причин для беспокойства. После ухода охраны из дома Филипп убил детей и жену. По всей вероятности, Натали Макклейн боролась с супругом, но следов насилия на теле убитой не обнаружено. Видимо, этот шум и слышали соседи, вызвавшие полицию. Детали преступления в интересах следствия не разглашаются. По опросам соседей, семья Макклейн казалась всегда образцовой, была спокойной, уважаемой. Никто не мог и предположить, что Филипп Макклейн мог пойти на убийство. Однако факты налицо и…»
Дальше читать я не хотела. Мутило. Вокруг сплошная ложь. И, по всей вероятности, шум, который слышали соседи, – это была я, когда всё крушила в кабинете отца. Господи, за что мне это? За что?
Что мне теперь делать? Как быть? Я числюсь среди убитых. Мои похороны пройдут послезавтра на Нью-Йоркском кладбище. Для всех я умерла вместе с семьёй. Отец не зря написал мне записку. Он знал, что меня нет дома. Знал, что я могу спастись, поэтому написал. Даже перед лицом смерти он защищал меня. А я предала его. Как же я хочу вернуть всё назад. На один день назад. Всё было бы иначе. Всего один день.
Слёзы вновь хлынули из глаз. Но я нашла в себе силы, вытерла лицо и, натянув капюшон, пошла. Я шла, куда глаза глядят. Бесцельно. Просто шла в пустоту. Я перешла через бруклинский мост с нижнего Манхеттена до Бруклина. Я никогда не была в этом районе. Ноги болели и гудели, время подходило к обеду. Недалеко от моста были смотровые площадки. В стороне продавали хот-доги, но кусок мне сейчас даже в горло не полезет. Я купила баночку содовой и присела на скамейку, глядя на нижний Манхеттен. Зачем я сюда пришла?
Мне нужно что-то делать. Но только что? К кому пойти? Во Франции у меня есть прабабушка. Но я не уверена, вспомнит ли она меня, и вообще жива ли она. Я не видела её уже лет десять. Больше, насколько мне известно, у меня нет родственников. У меня нет ни дедушек, ни бабушек. Мою мать воспитывала бабушка-француженка, а родители отца вместе с его братом погибли в автокатастрофе, когда меня ещё не было. У родителей не было ни братьев, ни сестер.
Я одна, совершенно одна. И Боже, мне всего шестнадцать. Ещё вчера я чувствовала себя слабым, беззащитным, капризным ребёнком, а сегодня я уже была старше своих лет, лет на десять. От детства не осталось и следа. Все тонкости подросткового возраста исчезли в одночасье. Меня это больше не беспокоило. Нужно было думать, чётко принимать решение: я взрослый человек. Любая оплошность может стоить мне жизни.
– Арчи думает, что их заказали, – слегка охрипшим голосом сказал темнокожий подросток.
– Да всех их надо перестрелять. Слишком много денег, вот они с жиру и бесятся. Не думаю, что это заказ, просто мужику жить надоело, вот он и перестрелял всех и себя заодно.
Мимо меня прошла парочка темнокожих парнишек, на вид им было лет по четырнадцать, не больше. Я быстро поднялась и последовала за ними. Их разговор меня заинтересовал.
– Он же написал записку, что сам. Нет, однозначно, это не заказ, – настаивал второй мальчишка.
– Арчи говорит, что работал профессионал. А если Арчи так говорит, значит так и есть.
– Да-а, профессионал, скажешь тоже.
– Арчи говорил, что такие есть, но их очень мало. Они, как привидения, появляются из ниоткуда и так же исчезают в никуда.
Я старалась не отставать, чтобы не упустить ни единого звука.
– Кто они?
– Профессиональные киллеры! Мастера своего дела. Настоящих профессионалов мало. Но они есть. Так говорит Арчи, а он в нашем латинском квартале, авторитетная личность, врать не будет!
Я остановилась как вкопанная. Теперь мне стало всё понятно. Мою семью заказали арабы. Работал профессионал. Всё должно было быть правдоподобным. Естественным. Замешаны большие деньги. Им проще было убрать отца. Интересно, сколько стоит моя жизнь? Во сколько меня оценили? И сколько вообще стоит человеческая жизнь? Сколько стоит человеку убить человека?
Меня дико затошнило. Тошнота подступила к горлу, и мне ничего не оставалось, как проблеваться в реку, она стерпит.
Парни пропали из виду, и я опять села на скамейку. Мне нужно срочно найти Арчи, кем бы он ни был.
Нью-Йорк – это город, который никогда не спит. Никогда. За деньги в Нью-Йорке можно купить абсолютно всё. Проститутки. Мальчики. Девочки. Алкоголь. Сигареты. Наркотики. Оружие. Информация. Мне нужна была информация. Пара сотен баксов привели меня в отдаленный район Бруклина, в Латиноамериканский квартал. Я стояла на задворках полуразваленного дома. Тот самый Арчи, которого я искала, оказался латинос под метр восемьдесят, с татуированными руками, за ремнём его потёртых джинс торчал револьвер, за который он хватался при малейшем шорохе. Противный, страшный, неопрятный латинос, вокруг которого куча таких же противных латиносов.
– Ты кто такая?
И голос у него тоже был противным. Мне казалось, что сердце сейчас выпрыгнет у меня из груди и убежит со скоростью света назад в Манхеттен.
Он вынул револьвер и направил его на меня. Моё сердце уже бежало по Бруклинскому мосту, даже не оборачиваясь. Дар речи пропал. Страх сковал тело. Я попробовала что-то сказать, но язык не шевелился.
– Что? Ты чего там пикнула? – прищурился он и потряс своим револьвером перед моим лицом. – Зачем ты меня искала? – он продолжал трясти оружием, и меня это начало раздражать. – Тебя кто послал?
Выносить происходящее, тем более направленный на меня револьвер, я больше не могла. Включился инстинкт самосохранения. Правой рукой я оттолкнула револьвер от лица.
– Ты меня уже достал! Если тебе нечем больше трясти, то и револьвер тебе не поможет. – Сторожевые пёсики-латиносы как по щелчку привстали и подошли ближе, моему страху не было предела, поджилки тряслись, но я и виду не подала. – Мне нужна информация, – я достала из кармана пару сотен. – Мне нужен профессиональный киллер.
Он резко схватил меня за локоть и оттащил в сторону от своих псов.
– В паре кварталов отсюда есть забегаловка под названием «Блеск», жди меня там, – сказал он мне на ухо и толкнул так, что я упала.
– Проваливай отсюда, малолетка, – процедил он сквозь зубы, засмеялся и пошёл к своим «псам». – Насмотрятся мультиков, а потом ищут приключений. Покоя от вас нет.
Я быстро встала и пошла прочь. В голове была куча мыслей. Почему он так сделал? Почему сразу не сказал мне все, что я хотела? И почему он не хотел, чтобы его «псы» нас услышали? Тогда я не понимала, во что я ввязываюсь и насколько это опасно. Я об этом даже не думала. Мне было важно получить хоть какой-то ответ на мой вопрос. Я совершенно не понимала, что может дать мне та информация, которую мне скажет латинос, и пригодится ли она мне. Все было неважно. Важно то, что я шла в правильном направлении. А там по ходу разберусь. Найдя кафе под названием «Блеск», которое на вид вряд ли можно было так назвать, я прошла внутрь и села в дальний угол, ожидая своего «друга-латиноса».
Через час он появился, осторожно присел за мой столик. Он был одет уже не так ярко, как при нашей первой встрече: чёрная куртка, чёрные джинсы, кепка. Я бы даже подумала, что он нормальный парень, без своих латинских выходок.
– Ты одна? – и голос у него стал нормальным. Серьёзный мужской голос, не писклявый голос латиноса-урода.
– Да, одна, – сердце кровью облилось от этой фразы. Я достала пять сотен и протянула ему. – Кто такие профессиональные киллеры? Кто они? Как их найти? Чем живут, питаются, дышат? Я хочу знать абсолютно всё!
Он заулыбался и спросил, убирая деньги в карман.
– Что, парень не пришёл на свидание, решила ему отомстить?
– Не твоё дело!
– Ладно, кроме шуток, – лицо его стало серьезным. – Проваливай отсюда, пока не поздно. И никогда не появляйся. Забудь про меня и про профессионала! – он резко встал и прошагал к выходу.
Вот гад! И как мне это понимать? Я побежала за ним. На улице уже похолодало и начало смеркаться. Он сел в свою развалюху машину и завёл мотор. Я встала на его пути, не давая проехать. Он пару раз просигналил мне, чтобы я отошла. Но я не сдвинулась с места с твёрдым намерением стоять до последнего. Он вышел из машины и закричал на меня.
– Проваливай!
– Мне больше не к кому обратиться. Я знаю только тебя. Я слышала, как двое ребят сегодня в парке называли твоё имя и говорили, что ты много знаешь, что ты знаешь про наёмных киллеров. Я больше не знаю никого. Мне некуда идти. Пожалуйста, помоги мне. Я умоляю тебя! – к концу я чуть не разрыдалась, слёзы непроизвольно выступили на глазах. Нужно поработать над этим. Хватит распускать нюни. Я больше не маленькая девочка, и мои сопли никому не нужны. Я поработаю над этим, но определённо не сегодня.
Латинос посмотрел на меня, и спросил:
– На кого ты работаешь? ФБР?
– Если бы я работала на ФБР, то вас бы всех давно повязали, поэтому не сочиняй! Я не работаю на спецслужбы. Мне просто нужен профессионал!
Он оглянулся по сторонам, взял меня за локоть и втолкнул в машину. За это время мне ни разу даже не стало страшно. Интересно, куда подевался страх? Наверное, поскакал вслед за сердцем в Манхеттен. Туда ему и дорога.
Мы медленно ехали по узеньким маленьким улочкам. В машине пахло непонятной смесью ментола, сигарет, марихуаны… и ещё куча непонятных запахов, от которых у меня начала кружиться голова, я приоткрыла окно и с жадностью стала хватать свежий воздух.
– Профессионалы – это люди – призраки. Никто не знает, кто они и где они. Но все знают, что они есть. Их мастерство настолько отточено, что просто не придраться. Всё идеально. Они идеальны. Их мало. Но они есть. Конечно, есть просто наёмные киллеры. Они дешевле и проще. Они получают лишь мелкие заказы. Генерал Кообс держит почти всех под своим крылом. Ни один заказ не проходит мимо него. Но есть те, которые никому не подчиняются. Они сами себе хозяева. Они ценятся дороже, и их работа намного качественнее. Но их вообще единицы. Иногда, когда требуется «ювелирная работа», на арену выходят ОНИ. Всегда работают через посредников и информаторов. Их мало кто знает и видел. Их работа стоит миллионы. Поэтому мой тебе совет: выбрось всю эту дурь из головы и иди домой, наверняка, родители уже волнуются.
– У меня нет родителей. Я сирота, – я повернулась и посмотрела ему в глаза. Всё, что я сейчас поняла, так это то, что я хочу стать призраком. Тем самым профессионалом – призраком. Это как одержимость, навязчивая идея, которая возникла и засела в моих мозгах навсегда. Я знала точно. Я от этого уже никуда не уйду. Мне нужно именно это. Смысл всей моей последующей жизни. Одержимость мести. Мести за родителей. Это мой долг. Долг перед людьми, которых я предала. Я должна найти виновных и отомстить. Найти тех, кто заказал. Отомстить за тех, кого любила, за тех, кто отдал свою жизнь за меня.
– Как стать профессионалом?
Латинос засмеялся и остановил машину.
– Давай проваливай, ты чокнутая! Я итак слишком много тебе сказал, чего не следовало. Давай, вали, я сказал.
Я выскочила из машины, а он уехал, повернув на другую улицу. Он мне больше не был нужен. Он сказал всё, что я хотела услышать.
Мне кажется, я совершенно не отдавала отчёта своим действиям. Или скорее не понимала, в какую игру я ввязываюсь. Мне бы пойти в полицию и рассказать, кто я есть на самом деле. Меня отправят во Францию к бабушке (благо, французский я знала), где я проведу безмятежную юность, окончу школу, поступлю в университет, выйду замуж, нарожаю детей и буду жить долго и счастливо, изредка вспоминая события этой страшной ночи. Всё бы это было, но не со мной. Я не такая безвольная и бесхребетная. Я Макклейн. А мы Макклейны идём до конца.
Сейчас я хотела только одного: найти некоего Генерала Кообса. Зачем? Я не знаю. Но возможно, именно он поможет мне разобраться во всей этой ситуации. Я ни в коем случае не должна говорить, кто я есть на самом деле. И чем дольше я это буду скрывать, тем выгоднее это для меня.
Латинос Арчи сказал, что почти все наёмники ходят под Генералом. И если я захотела стать «такой», то мне тоже нужен Генерал.
Я потратила почти день, полночи и две тысячи баксов, чтобы добраться до него. Информаторы неохотно распространялись, явно опасаясь за свою шкуру, но как бы то ни было, деньги нужны всем. Я нашла его в нижней части Манхеттена, в ночном клубе. Так как мне не было 21 года, меня в него, конечно, не пускали. Пришлось отвалить шесть сотен охраннику, чтобы он впустил меня через чёрный ход и показал мне человека, которого я искала. Мужчина в возрасте, в окружении очередных сторожевых псов сидел на месте для почётных клиентов и очень бурно что-то обсуждал с другим мужчиной. Лица я не разглядела, он был ко мне спиной. Да и мне было всё равно, мне нужен был лишь Генерал. Они быстро распрощались, и Генерал со всей своей сторожевой «братвой» отправился в сторону запасного выхода. Мне ничего не оставалась, как последовать за ними. Я выбежала на улицу как раз в тот момент, когда они все садились в машину. Ледяной дождь градом обрушился мне в лицо.
– Генерал Кообс! – я закричала охрипшим голосом. Страх быстрыми шагами начал подкрадываться к моему сознанию. Генерал вышел из машины, всматриваясь в темноте в моё лицо. Один из сторожевых псов схватил меня под локоть с такой силой, что я невольно ахнула и сморщилась. Он подвёл меня к Генералу. Передо мной стоял высокий седоватый мужчина лет шестидесяти, может быть, старше. В правой руке он держал трость с головой орла. Но он не хромал. Скорее, носил её в качестве украшения.
– Мы знакомы? – он приподнял бровь и начал рассматривать меня с ног до головы.
– Нет. Но я вас знаю, – еле промямлила я. Язык не хотел двигаться. А тело предательски обмякло от страха. Он вопросительно смотрел на меня. Сердце билось, как птичка в клетке. Я точно не понимала, что говорю. – Я хочу, чтобы вы взяли меня к себе. Я хочу стать профессионалом.
Генерал рассмеялся так сильно, что его смех заглушал шум дождя. Он посмотрел на меня, потом на своих «псов» и снова засмеялся, велев отпустить меня.
– Откуда ты узнала про меня? – спросил он, уже более серьёзным и грубым голосом.
– Арчи, парень из латинского квартала, рассказал про вас. И про «призраков», – добавила я еле слышно.
Сзади послышались чьи-то шаги.
– Боб, представляешь, она хочет стать «призраком»! – рассмеялся Генерал. – Сколько тебе лет, детка?
– Шестнадцать, – спиной я почувствовала, как на меня кто-то смотрит, но не обернулась. Из-за страха тело не хотело двигаться.
– Комиксов насмотрелась, – Генерал вплотную подошёл ко мне. В глазах читался гнев и злость. – Чтобы я тебя здесь больше не видел. Вообще не видел. Забудь моё имя. Забудь, что тебе говорил латинос. Иначе скормлю тебя псам! Ты поняла? – он почти кричал.
– Нет. Я хочу стать профессиональным киллером. Мне это нужно! – я почти плакала и не понимала, что говорю. Я должна была сказать, что я всё поняла. Но я этого не хотела. Я пришла сюда не для этого. Я проделала весь этот путь не для того, чтобы испугаться и спрятаться в кусты. Генерал вытащил пистолет из кобуры и направил его прямо мне в лицо. Мне уже было не страшно. Один уже пугал меня этой штуковиной сегодня. Но я до сих пор жива. Я попятилась назад: сработал инстинкт самосохранения, – споткнулась и упала прямо в лужу.