Авдотья – дочь И. И. Сусова

– Босс!– нарушил размышления Обмылка занудный Рылов.– Девчонка очухалась и хочет домой!..

– А где Косой?

– Сидит с ней и утешает…

– Колыбельную поет, что ли?..

– Не-е-т, сказку рассказывает, про Золушку…

– Детский сад, какой-то!– рассвирепел Едренкин.– Принеси из «бумера» пакет с продуктами. И не забудь «сникерсы» и «чупа-чупсы»! Капризного ребенка надо подсластить и все дела!..

– Понял!..– ответил Рылов и скрылся в дверях. Обмылок повертел в руках мобильник девочки и, сунув в карман пиджака, встал с шаткого стула. В мутном окне мерцали звезды, а с деревенского пруда раздавалось кваканье лягушек. Сверчки стрекотали им в унисон, исполняя сольную партитуру ночной симфонии в благодатной глухомани. Когда-то маленький Вован бегал босиком по этим местам, давил лупоглазых гадов ради забавы и даже не помышлял, что станет заниматься подсудным киднеппингом. «Чего только не натворишь в этой мерзкой жизни, лишь бы на пользу свою…»– подумал Едренкин в, набежавшем на миг, раскаянии, но, тут же, подавил в себе это жалостное чувство, когда вернулся телохранитель.

– Не доверяю я Косому!– сказал он Рылову.– Ты останься здесь и присмотри за девчонкой! А мы с ним вернемся в Москву. Будем созваниваться, если, что…

Тот как-то неохотно кивнул и пошел сменять напарника. Хозяин, дождавшись Рылова, пошел с ним через болотную топь, освещая фонариком прогнивший настил, – к месту, где была оставлена машина. Водитель Струков, по кличке Стручок, утомленный поездкой, крепко спал. Едренкин разбудил его и они тронулись в обратный путь.

2

Всю дорогу Вован проигрывал в уме дальнейшие события в разных вариантах и не находил в них иного выхода, как продолжить игру до победного конца…

На улице Фадеева он отпустил водителя и с долговязым телохранителем вошел в подъезд своего дома. Квартира занимала весь этаж в два подъезда. Прежние жильцы купились на большие деньги в то еще время, теперь же на эту смехотворную мелочь не снять и комнату в центре. Дома ни кого не было. Старший сын Иван постигал азы юриспруденции в Оксфорде, а младший, оболтус Степан, отдыхал от школьных мук и домашних нахлобучек в Лос-Анджелесе, в компании матери и ее подруги с дочерью.

– Косоротов, хочешь выпить? – небрежно предложил хозяин квартиры.

– Да, нет!– деликатно отказался долговязый.– На ночь не пью…

– А днем?

– Тем более! У меня от спиртного голова трещит по швам, и страшно дурной становлюсь…

– Тогда иди спать, а я посижу один…

Косой удалился в гостевую комнатушку. Напольные часы и множество других хронометров неравномерно, но звучно отсчитывали свои секунды. Эта комната, как и другие, походила на антикварную лавку, бессистемно заваленную ценными вещами, обиходным старьем и кустарными поделками. Устроившись в кресле стиля ампир, на котором, возможно, сиживал император Наполеон (хотя, где он только не опускал свою венценосную задницу), Едренкин налил "Джонни Уокера" в граненный хрусталь, до самого края, и залпом опрокинул в широкий рот.

За окном светились утренние сумерки. Неподалеку возвышался Колизеем строящийся итальянский квартал, там Вован застолбил своей семье элитный особняк с бассейном и мандариновым садом. Жизнь предвещала ему светлое будущее, вроде того, что обещали коммунистические бонзы своему бедному народу. И он, Едренкин, будет все-таки кататься в капитализме, как блин в масле и ни о чем не жалеть…

На завтра, то есть уже сегодня, у Вована было запланировано два важных дела,– зайти во временное церковное убежище Николая Угодника, к отцу Иоанну, замолить грехи, коих набралось немало, и внести онную сумму на пожертвование будущему храму, который должен быть в скором времени изъят у "Союзмультфильма" и использован, по прямому назначению московской епархией. Отец Иоанн давно уже томился, под боком богоугодного здания, в душном и затхлом строении, где раньше располагалось отделение милиции, и в молитвах, денно и нощно взывал к господу приблизить торжество справедливости. Бедный старик и не чаял, что доживет до праведного дня, и его надо чем-то подбодрить… Затем позвонить Сусову и договориться с ним о встрече… Едренкин протяжно зевнул, выпил на посошок полстакана виски и поплелся в спальню…

Глава 4. Ультиматум Обмылка

1

Ранним утром, в камеру предварительного заключения Бутырской тюрьмы примчалась Ксения. Полагаясь на ответственность мужа за свое чадо, она собралась в Испанию, а точнее, в Барселону. Ее должен был сопровождать младший брат Сусова, Иннокентий, бывший футболист, еще стройный мужчина средних лет. Внезапный звонок заставил отложить поездку. Заключенный под стражу муж описал ей свое отчаянное положение и просил срочно приехать с Авдотьей. Ксения впала в истерику, стала метаться по комнатам и беспрестанно курить сигареты, не забывая прикладываться к ликеру.

– Успокойся, милая! – сказал ей Иннокентий.– Я говорил тебе,– Илья доиграется! Сколько было предупреждений и офсайдов, а вот и красная карточка!.. Прыгай в тачку и кати в тюрягу. Про Авдотью пока ничего не говори! Ему и так там не сладко!..

– Спасибо, дорогой, за поддержку!..

– Но ты, милая, порядком наквасилась! Давай я сяду за руль… Не хватало, что бы и ты загремела в больницу…

Иннокентий спустился в гараж и они поехали к скорбным стенам Бутырки. По пути заехали на Даниловский рынок, купили фрукты, овощи, любимую Ильей краковскую колбаску и хрустящего французского хлеба, а в ближайшем супермаркете докупили сыра "пармезан", утиного паштета и бутылку "бордо". У проходной мрачного заведения к ним подошел адвокат Навлевако, с помятой физиономией и припухшими глазками, и пообещал нанести визит к арестанту попозже, пока не ознакомиться с обвинением, и не перезвонит кое-кому по данному делу…

2

В то же роковое утро, в центре Москвы, в пределе храма божьего, произошло покушение на всесильного Едренкина. Из мрака церковного прихода, с мерцающими свечками, выскочил некий субъект в длиннополом плаще и в ковбойской шляпе. Передвигаясь семимильными шагами, он продефилировал вдоль фасада "Союзмультфильма" и скрылся в арке соседнего дома. Погони за ним не было, возможно телохранитель замешкался. Этим дерзким киллером оказался Шандор. Бывший клоун искусно преобразился в образ дылды, благодаря приставным ходулям. Во дворе он соскочил с них, с цирковой ловкостью, и побросал деревяшки и заметный плащ в мусорный контейнер. За поясом у него торчала рукоятка «Беретты М9». Поправив куртку, Артур вытащил из кустов, заранее приготовленный скейтборд, встал на него и выкатил из арки.

– Эй, коротышка!– окликнул его обезумевший телохранитель, подбежав к дому.– Ты не видел человека в плаще?!

– Не-е-е, дяденька!– ответил весело лилипут и продолжил движение в сторону Садового кольца. Скосив набок взгляд, он замедлил ход и с досадой заметил свой живехонький объект устранения, которого поддерживал сердобольный священник, препровождая к черному "БМВ". Проскользнув мимо них, Шандор нащупал за поясом пистолет, но не стал рисковать повторной попыткой и отложил ликвидацию на потом…

А подстреленный предприниматель, повалившись на заднее сиденье, пузом вниз,– пуля застряла в правой ягодице,– с трудом выудил из кармана мобильник Авдотьи и позвонил жене Сусова, наугад, – вдруг она у него с визитом, и не прогадал.

– Да, Илья рядом…– косноязычно ответила Ксения и передала трубку мужу.

– Это кто? – спросил в трубку узник Бутырки.

– Конь в пальто! Это ты меня заказал, Сусик?!

– Что ты, Вован!– заартачился тот, узнав голос своего недруга.– Даже думать не смей! Я могу задать, в свою очередь, такой же вопрос:– а это ты меня подставил?.. И… почему, твою мать, ты звонишь с телефона моей дочери?!..

– Потому, что она у меня, Сусик! – сползая на поворотах с сиденья, произнес зловеще Едренкин и крикнул водителю: – Стручок, не гони коней! Я же не мешок с картошкой!..

– Прости, босс! Я думал, поскорее довести вас в клинику…– оправдывался шофер, не спуская глаз с бампера впереди ползущего «фиата» в обычной автомобильной пробке.

– Ты куда запропастился, Обмылок?!– негодовал в трубке чиновник.– Говори, где моя дочь?!

– Не гони волну, Сусик! Слушай меня и не ерепенься! К тебе зайдет мой человечек и все тебе растолкует! А ты будь паинькой и делай так, как он тебе скажет! Ясно, оборотень госслужбы?!..

– Да, понял, понял, Вован! Ты тоже не горячись и не вздумай обидеть девочку!.. Не то, сердце вырву и заставлю сожрать!

– Отбой!– ответил Едренкин и отключил мобильник. Распластавшись по всему сиденью, он стал припоминать случившееся. В церковном приходе никого не было, кроме него, отца Иоанна и телохранителя. После отправления покаяния, послышались чьи-то чеканные шаги, и он обернулся. В проеме, прислонившись к стене, стоял высокий тип в длинном плаще. Из-под полы шляпы на него смотрело маленькое морщинистое личико ребенка. Острым взглядом уловив в его руках блеск ствола, Едренкин развернулся к нему спиной, чтобы спрятаться за священника и услышал едва слышный выхлоп. Тут же острая боль пронзила его пониже поясница. Косой бросился к хозяину и подхватил обмякшее тело. Едренкин указал на дверь, и тот кинулся на выход…

Разглядывая резиновый коврик и ничего не понимая в произошедшем кошмаре, поверженный предприниматель высморкался в прямо в салон машины и застонал от щемящей боли. «БМВ» вовремя притормозил у частной клиники. Косой и Стручок, в сопровождении дежурного врача, понесли босса в операционную. Едренкин был вне себя от бешенства, – ругал, на чем свет стоит, своего телохранителя, водителя, стрелка и хирурга, который извлекал пулю из его широких ягодиц.

–Глубоко засела, зараза!– говорил хирург, дотошно ковыряя скальпелем в мягких тканях.– Но жизненно важных органов не задето…

– Так вытаскивай поскорее, медик заторможенный!– потребовал раздраженный Едренкин.– За что я плачу?!

– Надо бы акт составить…– промямлил хирург.

– Не надо!– строго повелел страдающий пациент. – Трех штук достаточно?

– Более менее…– насупившись, произнёс эскулап и со звоном отправил свинцовый снаряд в лоток.– Он ваш…

Дождавшись команды, крутобедраая медсестра обработала рану, наложила швы и затем уже стонущего Едренкина оставили на кушетке, на пару часов акклиматизации. Окидывая подозрительным оком медперсонал, бдительный Косой в белом халате, походил на стервятника-альбиноса, высматривающего добычу.

Спустя двадцать минут утомительного бездействия, Едренкин сунул пачку банкнот в карман хирурга, что-то пишущего неразборчивыми каракулями, сгреб в кулак медицинский опус, и в раскоряку покинул частную клинику.

Глава 5. Не будите спящих девочек

1

Вот уже целый час, как похищенная Авдотья проснулась от громыхания за обшарпанной дверью неопределенного цвета. Забившись в угол скрипучей кровати, юная узница в который раз осматривала место своего заточения. Дверь была накрепко заперта извне и как она не старалась биться в нее, в ответ ничего не услышала. Она смирилась и решила дождаться появления своих мучителей.

Ох, не комфортно сиделось ей в тесной комнатушке в одно окно с решеткой. Она привыкла к простору рублевского особняка, где широкие створы пропускали уйму света, и темные углы вовсе исключались. Здесь же было темно и не уютно,– железная кровать на кривых ножках, грязный коврик с лебедями и скрипучие половицы, – вызывали в девочке оторопь и страх.

Авдотья прекрасно понимала, что ее выкрали злодеи, но то, что это случилось с ней,– не могла принять детским умом. Сколько раз она смотрела фильмы и сопереживала за маленьких героев, которых держали взаперти отвратительные преступники, с целью получить денежный выкуп, а опытные полицейские в финале освобождали их, со счастливым хэппи-эндом. Но больше всего ей нравилось, когда дети сами прилагали усилие и бежали из неволи, оставляя бандитов с длинным носом.

Авдотья сморщила лоб и вспомнила, что говорила Мариванна про отца, будто он попал в тюрьму и, что квартира опечатана и теперь туда никак не попасть. Если это правда, то выходит, только на нее, Авдотью, и осталась надежда,– собраться с мыслями и продумать план побега, как по сюжету криминального фильма.

Пленница потрогала решетки, они оказались крепкими. Тогда она вскарабкалась на кровать и задумалась. Затхлый запах мешал ей сосредоточиться, именно так пахло в квартире бабушки Эллы, жившей на Плющихе. Это родовое гнездо у Смоленской площади, отец оставил не тронутым, в память основателей семьи Сусовых. Там он родился и вырос, а продать это странное жилье, даже за большие деньги, у него не поднималась рука…

За дверью послышались шаги, загремела щеколда и вошел коренастый человек в коричневом костюме. Он держал толстыми пальцами поднос.

– Вот, поешь супчика с клецками!– сказал заботливым голосом злодей с черными бровями и поставил на обшарпанную тумбочку приготовленную еду.– Ты с каким хлебом будешь,– с черным или с белым?

– Не надо хлеба…– ответила голодная Авдотья и принялась есть.– А тебя как зовут?

– Толик!– немного смутившись, ответил похититель детей. Он настолько свыкся со своей кличкой, что стал забывать настоящее имя. Девочка опустошила тарелку и стала ковыряться в котлете, не притронувшись к гречке.

– Испей киселя! Баба Нюра сварила! Очень вкусный, – на смородине…

Авдотья отхлебнула вязкий напиток, покрытый тонкой пленкой. Хитро прищурившись, она выпалила, словно из пулемета:

– А ты настоящий бандит?.. И пистолет у тебя есть?.. И сколько человек ты укокошил? А баба Нюра тоже параллельна или сугубо перпендикулярна вашим убеждениям?..

Рылов, а это был он, растерялся от детского простодушия и настырной заумности. Дети вызывали у него неприятное ощущение ущерба для его значимости, из-за непредсказуемости поведения и каверзных вопросов, на которые у него ответов не находилось. В такие минуты, ему казалось, что его интеллект падал до нуля, а вместе с ним и вся его никчемная жизнь, с тремя классами начального образования.

– А это, не твоего ума дело!– не найдя ни чего лучшего, угрюмо произнес Рылов и обиженно захлопнул дверь с той стороны. Авдотья поняла, что перегнула палку. Она всего лишь хотела втереться в доверие злодея, прощупать обстановку, а потом, усыпив его бдительность, убежать без оглядки на ближайшую станцию…

– Прости, Толик! Я пошутила!– крикнула она через дверь.– Можно помыть за собой посуду? Честное слово, я не убегу!..

Каким бы не казался отпетым негодяем Рылов, его сердце было не из кремня. Бывалому в кровавых разборках, братку, нравилась в людях честность и ответственность, хотя сам он не всегда следовал этим завышенным требованиям человеческой морали. То, что богатенькая девочка извинилась, да к тому же выказала желание приложиться к мытью посуды, смягчило сердце телохранителя, но задвижку он не открыл, твердо памятуя наказ босса…

2

В деревне Желябино осталось всего пять жилых дворов, в остальных никто не жил: кто-то переехал в город, кто-то умер от старости, не оставив после себя наследников, а кто-то вовсе спился и бесследно пропал. Место расположения захолустного поселения не было особенно благоприятным для жилья, – в низине ощущалась вечная сырость, а вокруг находились непроходимые болота – Желябинские топи. Единственный проход, Кондрахина гать, еще могла служить дорогой, связующей с внешним миром, но уже слыла опасной и не такой надежной, какой была раньше.

А раньше здесь было людно и деревня, известная как колхоз "Млечный путь", славилась молочной фермой, чьи сливки, творог и йогурт поставляли Кремлевскому столу, самому Брежневу, а затем и Горбачеву. Ныне же, осталась одна буренка у бабы Нюры, в прошлом, – орденоносной Анны Грушиной, передовой доярки-ударницы. К старухе на девятом десятке приезжал на лето правнук Сережа Кружков, пятиклассник московской школы. Из-за перебоя электричества, как это было не прискорбно для него, ему приходилось на время оставлять компьютерное увлечение. В прошлом году он спалил свою игровую приставку на самом интересном месте. Интернет в этой глухомани вовсе был не доступен, и Сережа изнывал от праздного безделья.

Мальчик целые дни слонялся по окрестностям деревни, и однажды чуть не утоп в трясине, хорошо еще рядом оказался дед Силантий, единственный мужик на все селение. Этот старец, убеленный сединой, попав в плен в начале второй мировой войны, воевал в армии генерала Власова, вкусил сталинские лагеря и ни на грамм не раскаялся…

Облазив все задворки деревни, неуемный отпрыск бабы Нюры забрел, от нечего делать, к дому Едринкиных, которые когда-то жили тут, и наткнулся на Рылова, коловшего дрова.

– Здрасьте, дядя Анатолий!– сказал учтиво Сережа.

– Привет, горемыка! Что, не знаешь чем заняться? Скучно в дремучей дыре?

– Ага…– ответил честно Сережа.– А вы чем занимаетесь?

– Домину стерегу… с племянницей…– соврал Рылов.

– Да, кому она нужна, старая развалюха! Здесь таких полно и никто на них не зарится,– даром не нужны!..

– Не скажи, братан! Когда болота осушат, сразу понаедут и скупят все! Время такое, что стоило дешево, то станет втридорога! Смекаешь, пацан?

– Это когда еще будет! – здраво произнес Сережа.– И вообще, отец говорит, что здесь построят водохранилище!.. А как зовут вашу племянницу?

Рылов напрягся, отложил в сторону чурбан и топор и разогнул широкую спину. Он не любил излишнее любопытство и часто от этого впадал в ступор. Босс ему не дал подробных инструкций по этому грязному делу, и приходилось выкручиваться самому, по мере умственных возможностей.