Прикосновение
Во время её монолога в моей голове будто звенели колокола. Мамины слова тронули меня до глубины души и я, всхлипывая и захлёбываясь от слёз, прошептал:
– Обещаю, мама…
С Катей мы продолжали дружить, встречались, болтали, и лишь изредка наши взгляды выдавали, что какая-то странная тоска охватывала наши души… Но больше мы никогда не подходили близко к друг другу.
Время летело, уже кончалось лето, и было жаль его – школа надвигалась неотвратимо. Я наблюдаю за отцом, как он, покуривая сигарету, за воротами ожидает служебную машину. Наконец, возле него останавливается машина, отец бросает сигарету, не затушив её… Выговаривает водителю:
– Коля, что случилось? Ты где пропал? Обед ведь давно уже закончился!
Захлопывается дверь, машина трогается, а я завороженно смотрю на незатушенную сигарету, как дым тоненькой струйкой поднимается и растворяется в никуда… Меня вдруг охватывает непреодолимое желание попробовать покурить: поднимаю сигарету с земли, смотрю на неё, она тлеет, дымит, от неё идёт запах – запах необычный, сладковато-дурманящий, он манит меня и я закуриваю, кашляю, плююсь…
– Фу, какая гадость!
Первое желание – выбросить, но руки удерживают сигарету, не выбрасывают; прокашливаюсь, затягиваюсь снова – уже не так кашляю, уже не такая гадость, смотрю на неё, курю дальше. Теперь я всё чаще и чаще наблюдаю за отцом и жду, когда он выбросит сигарету, и – снова курю, чувствую, как что-то происходит со мной, где-то внутри мне неспокойно, понимаю, что это плохо, а если родители увидят? Как смотреть им в глаза? Мне становится стыдно, я бросаю сигарету… Однако вопрос «почему взрослые так много курят?» ещё очень долго занимал меня.
Перед школой мы едем с отцом в наш областной центр, в город Семипалатинск – отец по делам, а я на неделю к дяде моей мамы, Рафаэлю.
Город Семипалатинск находится от нас на расстоянии в полтысячи километров, ехать долго, я рассматриваю дорогу – всё здесь впервые для меня! Я замечаю, как пейзаж постепенно меняется, переходит в бесконечные степи. Отец разговаривает с водителем, дядей Колей. Я временами прислушиваюсь к разговору, но затем опять устремляю взгляд вдаль. Солнечные лучи жгут лицо, слепят глаза и заставляют морщиться – это восходит солнце, наполняя землю теплом. Вид этой картины что-то переворачивает внутри меня: безотчётно нахлынувшая радость – совершенно непонятное чувство… Что же, почему и – что ещё вызывает у человека такое чувство радости? Встреча с новым? Исполнение желаний? Размышляя над этими серьёзными проблемами, я услышал тихий храп. Всё понятно – отец наговорился и задремал.
Дядя Коля, посматривая в зеркало, обратился ко мне:
– Что, Саша, интересно?
Я:
– Да, очень!
Дядя Коля:
– Всё в первый раз интересно, а потом становится обыденным, знаешь… Для нас, по крайней мере, взрослых. Вот твой отец – он уже всё знает и видел, он в дороге всегда засыпает и крепко – его укачивает. Однажды мы с ним на этой же дороге попали в аварию, всё произошло так быстро – опомниться не успели! Мы перевернулись, лежали вверх ногами, тогда только твой отец проснулся…
Мне стало смешно:
– Как это?
Дядя Коля тоже улыбнулся, перевёл взгляд на небо:
– Вот так, Саша, бывает в этом мире, в один миг может всё измениться.
К вечеру мы подъехали к большому частному дому, отец сказал:
– Вот мы и прибыли, Сашок, это дом дяди Рафаэля!
Выходя из машины, отец взял вещи и гостинцы. Навстречу выходит женщина лет шестидесяти и, улыбаясь, обнимает моего отца:
– Здравствуй, Райнгольд! Это Саша?
Отец:
– Он самый!
Тётя Катя обнимает меня:
– Здравствуй, Саша! Какой ты уже большой!
Я, застенчиво улыбаясь, ответил:
– Здравствуйте…
Тётя Катя:
– Пойдёмте… Проходите в гостиную и присаживайтесь. Рафаэль сейчас придёт с работы, отдыхайте, а я пока в летнюю кухню – на стол приготовлю!
Я осматриваюсь, обхожу дом: дом состоит из шести комнат, я всматриваюсь в картины, фотографии, трогаю мебель, подмечаю, что материально они живут лучше, чем мы, чистота идеальная, тишина… которую нарушает разговор во дворе:
– Здравствуй, Райнгольд! Ты всё со своей сигаретой не можешь расстаться…
– Здравствуйте, дядя Рафаэль! Да никак не могу бросить…
– «Не могу» – такого нет, скажи – «не хочу»! Ну, так где он, твой наследник?
– В доме. Саша! Иди сюда, что ты там сидишь один?
Я выхожу, отодвигаю занавеску на дверях, которая служит преградой для мух, взгляд мой падает на мужчину среднего роста с редкими тёмными волосами на голове, с залысиной; улавливаю какую-то схожесть с моим дедушкой…
Дядя Рафаэль:
– Ну, здравствуй, Александр! – протягивает руку.
Я робко отвечаю:
– Здравствуйте, дядя Рафаэль, – и тоже протягиваю руку.
– А-а, застенчивый какой! Сразу вижу: мамино воспитание, дай-ка, я тебя поближе разгляжу… Саша, да ты не похож на своих родителей – какие светлые волосы, а какие глаза!
– Он похож на моего отца, даже временами я вижу схожесть их характеров!
– Сейчас скажи, что в нём «нашего», вообще, нет! Не забывай, Райнгольд, в нём – всего поровну! Саша, ты чей сын?
– Папин! – не раздумывая, отвечаю я.
Отец улыбается:
– Правильно, сынок!
Дядя Рафаэль:
– Это он так говорит, потому что Эллы с нами нет, кстати, как она?
Разговор перешёл на взрослые темы, а я продолжил осмотр их владений: двор был маленький, вернее, переднего двора, вообще, не было – были цементные дорожки в полтора метра шириной, сбоку в ряд росли цветы, дальше были большой огород и задний двор, почти как у всех; в нём бегают куры и вертится собака на цепи – лает на меня. Я осторожно, с опаской, передвигаюсь к сараю, где вижу кроличьи клетки. Тут я не выдерживаю: припадаю к ним, разговариваю с кроликами, рассматриваю их…
Всю неделю я пробыл с дядей Рафаэлем и тётей Катей, они возили меня на своей оранжевой машине марки «Жигули-01» по магазинам, подбирали мне школьную форму и портфель, ещё ходили на карусели и аттракционы, побывали в больнице, где работал врачом их сын Артур. Я получил множество впечатлений…
Глава 3. Первые „уроки истории“
Первое сентября 1980 года. Мама ведёт меня в школу! В нулевой или так называемый подготовительный класс – в него принимали тех детей, кто не ходил в детский сад. Столь много детей я вижу впервые, с удивлением смотрю на них, пытаюсь сосчитать… Где-то внутри мне страшновато – непонимаю и пытаюсь понять: откуда идёт это чувство?
Начались занятия, учительница проходит между рядами, записывает фамилии, переспрашивает мою и задаёт вопрос:
– Национальность – немец?
Я смотрю вопросительными глазами.
– … ?
– Понятно, где живёшь, на какой улице?
– На Воронковой!
– Значит – немец!
Учителя переговариваются между собой, слышится:
– Всех немецких детей, часть русских и часть казахских я возьму к себе, остальные – у тебя.
Я плохо понимал эти проблемы, но впоследствии, по этим и многим другим событиям, понял, что для меня именно с этих вопросов начались «уроки истории» – безысходной и тяжёлой истории взрослых…
Начинаются уроки, моя левая рука тянется к ручке, меня поправляет Нина Фёдоровна:
– Саша! Мы все пишем правой рукой, выводим всё аккуратно, как написано на доске…
Мне неудобно, дома я всегда левой рукой рисовал картинки, стараюсь – правой, забываю и пишу левой, учительница поправляет меня…
На переменах дети играют между собой, я стою в сторонке – стесняюсь первым подойти и познакомиться с кем-нибудь… Домой иду один, уже на нашей улице слышу торопливые шаги, оборачиваюсь – два мальчика из моего класса:
– Эй, ты! Ты кто такой? Ты знаешь, что идёшь по нашей улице?..
– Я на этой улице живу…
– Не знаем мы тебя, ты не должен здесь ходить, если ещё раз встретим, получишь от нас, ты понял?
Я молча иду дальше.
– Мы не слышим ответ…
Я не отвечаю, иду дальше, на перекрёсток выходит моя старшая сестра Эльвира, которая училась уже во втором классе. Эльвира спрашивает:
– Саша! У тебя тоже было четыре урока?
– Да.
– А я тебя искала, мы разминулись, наверное, с тобой…
Мальчишки:
– О! Да ты ещё с девчатами дружишь? – послышался смех.
Эльвира:
– Эй, вы, это мой младший брат! Саша! Они к тебе приставали?
– Эй, ты, девчонка, мы тебя тоже не знаем, это наша улица, мы тебе запрещаем здесь ходить!
– Кто вы такие? Моллюски!
– Что ты сказала?
Было слышно, как они приближаются к нам, моя сестра развернулась:
– Что вы хотите от нас?!
Они набросились на мою сестру; во мне, где-то внутри, вспыхнула злость, я бросил портфель и ввязался в драку. Это была настоящая драка детей, после которой один из мальчиков остался лежать в луже, а другой убежал…
Моя сестра победно кричала им вслед:
– Если ещё раз вы попытаетесь что-то сделать, получите ещё больше!!
Через полчаса незнакомая женщина пришла к нам и, показывая куртку своего сына, разговаривала с нашей мамой, до нас доносится их разговор:
– Смотрите, что ваши дети моему сыну сделали!
Мама:
– Извиняюсь за моих детей; если они виноваты, то накажу их, а куртку… Оставьте, я постираю!
– Спасибо, не надо, я сама.
Это был первый бой в моей жизни. И хотя у нас с сестрой возникали стычки между собой при выяснении отношений, но до такого не доходило.
Обычно утром в 5.30 мы с сестрой просыпались. Мы всегда слышали, как в соседней комнате звонит будильник для мамы: она вставала, доила корову, выгоняла её в стадо, а мы в это время умывались, одевались и ожидали в зале её прихода.
Мама:
– Вы опять уже поднялись, что вам не спится? Я бы на вашем месте с удовольствием ещё поспала бы – вы же самые первые приходите в школу, потом ждёте ещё полчаса, когда вам класс откроют! Какой интерес стоять и ждать там, когда вы могли бы ещё в койках поваляться?
Эльвира:
– Нам не спится, и к тому же мы с Марией и Катей идём вместе в школу. Их школа ведь дальше находится, и около нашей школы мы расходимся, а им ещё километр идти… Вы же, мама, не захотели нас отдать в школу имени Горького, считаете, что два километра в один конец – далеко, но зато это средняя школа, а у нас – неполная средняя, и там лучше учат.
– Я вас пожалела, к тому же, все ваши сверстники с нашего края ходят в вашу школу, с некоторыми вы уже успели подраться, когда должны были, наоборот, дружить между собой…
Эльвира, помогая маме готовить завтрак:
– Но, мама! Они живут выше нас, мы их не знаем…
– Узнаете. Человек не может всю жизнь прожить в изоляции, приходит время, когда он выходит в общество, это время для вас настало, вы должны учиться контактировать с другими детьми, не закрываться, а, наоборот, открываться, учиться дружить…
Мы внимательно слушали её, потом Эльвира, убирая посуду в раковину, сказала:
– Саша! Вчера вечером я мыла посуду, теперь ты моешь, а я – вытираю…
– Конечно, Эльвира, я помню.
Мы всегда с удовольствием помогали нашей маме, в нас горело желание облегчить ей жизнь.
Придя в школу, как всегда, на полчаса раньше, мы стояли в коридоре в ожидании, когда откроют класс, но сегодня у меня был особенный день – что-то внутри не давало мне покоя: я ожидал вчерашних мальчиков и раздумывал, что будет? Их двое, а я один, один выше меня, другой – с меня ростом. Да… Вижу, вдалеке идёт группа ребят, приближаются ближе, я узнаю среди них наших вчерашних обидчиков:
– Это он…
Из группы выходит вперёд мальчик, как мне показалось, их предводитель:
– Так, это ты, с твоей сестрой, Вовку вчера обидел? Они окружили меня. Не знаю почему, но во мне не было страха перед ними:
– Да, я!
Он протягивает мне руку:
– Сергей!
Я в ответ протягиваю свою, мы пожимаем друг другу руки:
– Саша!
– Саня! Значит, мы не будем тебе ничего делать, так как ты из нашего края, «Берлинского», мы должны вместе держаться. Будем дружить?
Я зачем-то огляделся по сторонам:
– Да, будем…
Мы, как взрослые, все перездоровались, каждый назвал своё имя, и началась моя «мужская» жизнь: я больше времени проводил уже с мальчиками, на переменах мы собирались группами, общались, рассказывали друг другу байки и играли в «казаки-разбойники», постепенно становясь настоящими друзьями с невидимой связью… Уже по дороге в школу, если позади шли мои одноклассники, слышались свистки: «Санёк!».
Я прощался со своими девочками и ждал мальчишек, тем самым давая возможность моей сестре пообщаться наедине с подружками.
Я же утопал в общении со своими друзьями и мы всегда находили темы – о чём поговорить. Домой шли вместе, вразвалочку, беседуя кто с кем; кто-то где-нибудь остановится, разглядывая что-то, затем догоняет нас.
Так, в одном месте, выбежал из дома маленький щенок чёрного цвета с белыми пятнами и – прямо мне под ноги: ластится, изгибаясь, подпрыгивает, скулит! Я нагнулся, взял его на руки, обнял…
Ребята опешили:
– Саня! Да это же сучка, отпусти её, зачем она тебе?
– Она мне нравиться!
Выходит из дома мужчина:
– А-а, вот ты где, «Кукла»…
Я, глядя на мужика своими детскими глазами, протягиваю щенка ему в руки. Он улыбается:
– Что, понравилась малышка? Есть где держать? Можешь взять себе!
Я благодарно киваю, прижимаю щенка к груди…
Ребята недоумевают:
– А если родители скажут «нет», что будешь с ней делать?
– У меня родители добрые, разрешат…
Прихожу домой, показываю маме щенка:
– Мама, её Кукла зовут.
Мама смотрит вопросительно:
– Саша! Тебе мало Моряка? В общем, где взял собачку, туда и отнеси.
Я прижимаю щенка к груди, и откуда-то изнутри подавило обидой, потекли слёзы…
– Мама! Я её никому не отдам!
Мама вздохнула, улыбнулась, посмотрела на меня своими добрыми глазами:
– Хорошо! Только больше – никого не приносишь, договорились?
Я радостно кивнул, вытирая слёзы:
– Спасибо, мама!
Идут годы, мне уже восемь лет, как-то возвращаюсь из школы, захожу домой, слышу – мама плачет:
– Сынок, твой дедушка умер…
На похоронах я навзрыд плачу, вижу, как мама не отходит от дедушки, лежит у него на груди, к ней подходит отец, поднимает её, мама плачет:
– Нет, нет…
Слышу голос бабушки:
– Эля! Возьми себя в руки, всему своё время, для отца время пришло уходить…
Моя мама, со слезами вскинув руки, воскликнула:
– Куда уходить? Куда?! Что вы говорите?!
Бабушка, глядя маме в лицо, говорит:
– Дочка! Не будь так слепа, мы все здесь в гостях, приходим сюда в одиночестве и уходим в одиночестве – туда, где наш Создатель…
Мама, в знак протеста, качает головой:
– Сколько вы будете заблуждаться ещё? Его нет на свете, просто – нет.
После похорон слышу, как взрослые обсуждают – какую оградку делать, какой ставить памятник?
Бабушка вздыхает:
– Памятник не надо, нам простой крест поставьте…
– Мама, вы что? Лучше памятник! – в один голос предлагают мои дяди и моя мама.
Бабушка отвечает немного разочарованно, но настойчиво:
– Мы вас с отцом неправильно воспитали – промолчали, было страшно что-то сказать, но когда видишь, что дни твоей жизни сочтены, пропадает страх перед этим миром, а приходит страх другой… Так вот, мои дети, нам простой крест поставьте: «Мы, во имя Господа Иисуса Христа, спасены!». Этот знак мы желаем на своих могилах иметь…
Наступил Новый 1983 год. Встречали мы его всей семьёй, дружно и весело, а на следующий день, второго января – праздновали мой день рождения. Поздравляли все: пришёл папин друг детства, Альберт, со своей семьёй, соседи и друзья. Мы, дети, играли между собой, а меня часто подзывали родители – выслушать поздравления и пожелания. В этот день мне исполнилось девять лет, и, естественно, было много пожеланий, связанных со школой. Я благодарил и отвечал с уважением, но в голове у меня были мысли о лете…
И вот оно – снова лето! Стараюсь везде побывать, у всех погостить, всё успеть… Побывав несколько дней в гостях у дяди Самуила, брата отца, в селе Алексеевка, и пообщавшись с двоюродными братьями Александром, Виктором и двоюродной сестрой Лидой – наигрались до изнеможения в «догонялки» и в «войнушки» с использованием в качестве оружия зелёных яблок. Эти яблоки, кстати, висели повсюду, на каждом углу, и создавалось впечатление, что не сады находились в каждой усадьбе, а само село лежит в одном большом яблоневом саду.
Итак, побывав у родни, мы с Эльвирой продолжаем наше путешествие в каникулы, наш путь, который лежит теперь в село Благодатное, к бабушке Марии. Дорога пролегает в горных местах, бугор за бугром, всё ближе к горам, мелькают за окном кустарники, поля пшеницы, подсолнухов, кукурузы, покос… Ширь необъятная, красота!
Бабушка идёт навстречу, улыбается:
– Внучата мои дорогие! Неужели? Я всякий раз прислушиваюсь: не остановился ли автобус, не приехали ли мои внучата…
Обнимая и целуя бабушку, мы с сестрой наперебой заголосили:
– Бабушка, наша милая, любимая (иногда нам очень хотелось назвать нашу бабушку «бабулей» и обратиться на «ты» – нам казалось, это теплее, но наше воспитание не позволяло нам этого сделать. И мы продолжали обращаться к ней так, как нас учили наши родители, а их, в свою очередь, учили их родители; конечно, в этом были свои плюсы и минусы…), здравствуйте! Мы всегда ждём каникул, чтобы навестить вас, мы скучаем, мы вас любим!
– Рассказывайте! Как ваша семья, как моя внучка Марина, что поделывают внучата – Андрюша, Ваня, Коля? Как родители живут – дружно? Не ругаются?
Мы с сестрой смутились, переглянулись друг с другом, и Эльвира подала знак, что она будет говорить:
– Бабушка, вы спрашиваете про родителей? Ничего хорошего: папа часто выпивает, мама на него злится, ворчит, ругается, до развода доходит, но потом – затихает, а через некоторое время всё сначала: папа опять приходит пьяный, опять у него «командировки»… Я слышала однажды разговор тёти Любы с мамой. Рассказать?
Тётя Люба: «Эля! Наши мужья вчера вместе где-то пьянствовали и, расходясь, шептались на улице, я подслушала их разговор! Твой Роман рассказывал про какую-то Тамару из города…». И долго потом ещё говорили. После их встречи мама папу просто «пилит», цепляется ко всему, всё для неё не так: «храпит, жутко несёт табаком, алкоголем, не там сел, не там встал…». Даже если он трезвый придёт домой – она обязательно найдёт повод, чтобы поругаться!
– Мои любимые, моя кровиночка, послушайте, что бабушка вам скажет. Вам досталось не лучшее время: мир изменился, изменились и люди, сменились поколения! Что раньше было непозволительно, стыдно, то сейчас преподносится некоторыми людьми как «норма поведения»; вы уже взрослые, вы должны из этого извлекать уроки и ни в коем случае не повторять родительских ошибок! Не вмешивайтесь в их ссоры, живите своей жизнью и не переносите плохое в свои будущие семьи. Придёт время – свою «половину» выбирайте не только глазами; ваши супруги должны разделять с вами все радости, трудности и жизненные приоритеты, иметь такие же жизненные цели, как и вы. Хотела бы вам сказать о духовном, но не могу – времена сейчас другие, просто скажу: будьте нравственны, дети…
Бабушка была мудрая женщина.
В том возрасте у меня сформировались уже свои взгляды на жизнь. Появились друзья, потом лучшие друзья и, наконец, просто знакомые. Одним из лучших друзей стал для меня Саша – мальчик с чёрными вьющимися волосами, маленького роста, как и я. Мы с ним сдружились больше чем с другими ребятами и стали лучшими друзьями. Но нам порой было трудно удержать нашу дружбу: после очередной ссоры мы не общались между собой долгое время, а при состоявшемся примирении поклялись друг другу: «клянёмся, ссору больше не принимать за ссору, а продолжать дружить, а того, кто первым из нас подаст другому руку – не считать пораженцем».
Александр жил неподалёку от нас, на «поле» – так назывался огромный пустырь, на противоположной стороне которого продолжал простираться наш населённый пункт. Там жили, в основном, казахи, и этот край называли в простонародье «Карабулак»1. Это поле было нейтральной полосой, на нём мы с ребятами разного возраста, с нашей улицы, собирались вместе, играли в футбол, волейбол. В перерывах мы обсуждали стратегию нашего «братства» – с каким краем воюем, с кем – союзники, и всё на свете остальное…
Собираясь на нашей улице, мы устраивали засады на ребят из «Карабулака», которые ходили в казахскую школу. Их путь проходил через наш край, «Берлин» – так называли его из-за преимущественного числа жителей немецкой национальности, после чего всем казахским ребятам приходилось идти в обход, по нашей улице только казахские девочки ходили спокойно, а во мне росло чувства национализма… За свою немецкую нацию мы готовы были драться до последнего, если в школе мы слышали вслед: «Фашисты!», то в ответ выкрикивали: «Калбиты2, чурки!3» и завязывалась нешуточная драка, после чего вызывали в школу наших родителей. Я всегда приглашал маму, отца – побаивался, да и к тому же почти всегда он был в отъездах. Так что дома я частенько оставался за хозяина – сам управлялся с домашними животными: коровой, баранами, свиньями, курами, ухаживал за моими любимыми кроликами – бывало до позднего вечера работал, забывая обо всём.
После школьных бесед, мама часто выходила со слезами на глазах:
– Саша! Ты же не такой, ты другой внутри, я твоя мама, и знаю тебя, зачем ты дерёшься? Зачем идёшь на поводу? Называешь своих школьных товарищей «чурками», подразумевая, что они глупцы и не так понимают порой темы уроков! Это глупо, Саша. Ты забываешь, что они живут на своей исконной земле и государственный русский язык – не родной им язык; они мыслят на своём родном, казахском – им ведь весь преподаваемый материал приходится внутри себя переводить на казахский язык! Мне горько за тебя, сынок. У тебя становится жесткое сердце…
Мне было жалко маму – где-то внутри я плакал вместе с ней, но маме этого не показывал… Ведь мы с ребятами в то время считали, что мы правы, так должно быть, и продолжали свои безудержные и жестокие баталии.
На нашей улице находилась небольшая христианская церковь, куда приходило довольно много людей с детьми разного возраста; мы с ребятами над ними посмеивались и между собой дразнили «баптистами», а если дети шли в церковь без родителей, мы их обижали, вслух обзывая «богомолами»…
Осень, 1984 год. «Хожу» в четвёртый класс, похвастаться нечем: успеваемость упала – из лучших учеников скатился в троечники, поведение – твёрдый «неуд». Учителя часто жалуются на меня: мы балуемся, дерёмся, боремся на переменах, что зачастую переходит в классы. На уроках кое-как высиживаю до окончания, некоторых учителей побаиваюсь, к примеру, Татьяну Петровну, преподавателя истории, и хотя я честно прилагаю все усилия, чтобы лучше знать историю, но и здесь случаются неприятности…
Тема урока – религия, уже при одном упоминании имени «Иисус Христос» в классе разразился неожиданный смех, и послышалось из всех углов в мою сторону «Христос!»; я поглядывал по сторонам, все отворачивались, но продолжали смеяться, кто – уткнувшись в книгу, кто – глядя друг на друга.
Татьяна Петровна, застыв с удивлённым выражением лица, строго спросила:
– Что происходит? Да, тема об Иисусе Христе! Что здесь смешного? Успокоились! По программе мы должны изучать религиозных фанатиков, одним из них является Иисус Христос. С его рождением связывают начало «нового времяисчисления», которым пользуемся мы сейчас. На дворе – 1984 год, это означает, что 1984 года тому назад родился Иисус Христос. Он много творил чудес, и называл себя Сыном человеческим и Сыном Бога – того самого Бога, который живёт, якобы, на небесах. Но мы-то сейчас знаем, что небо – это слой атмосферы, и с полётом первого в мире советского космонавта Юрия Гагарина, чьё имя носит наша школа, смогли удостовериться, что мы – единственный разум во всей Галактике, нет существования жизни на других планетах. Возвращаясь к теме нашего урока, скажем, что Иисус Христос смог, однако, увлечь за собой множество людей; так появилось и постепенно выросло христианское движение, окутав всю нашу планету, создавая свои структуры – церкви, которые тесно переплелись с господствующим классом буржуазии, став опиумом для народов, одурачиванием и порабощением рабочего класса. Вследствие чего у нас произошла социалистическая революция под руководством нашего великого вождя, Владимира Ильича Ленина, который в своё время отдал много сил в борьбе с религией, освободил нас от капиталистических угнетателей и дал возможность жить в социалистическом обществе, где все равны, где нет частной собственности, а всё принадлежит государству, то есть – всем нам…
И дальше – в таком же духе, цитатами из учебника… Трудно было не то что учить, но просто понять этот сложный набор страшно умных и непонятных выражений.