Суженый? Ряженый?
Ночью Иванке не спалось. Она ворочалась на печи под тёплым мягким боком бабушки. Наконец, та не выдержала.
– Чего ерзашь? – пробурчала Агафья, – Спать надобно, а ты ногами егозишь.
– Бабуль… – с сомнением произнесла девочка, – Скажи про маму… Почему её тута не любили, приблудной величали? И меня тоже…
– Ишь чо захотела, – шумно повернувшись к Иванке, ворчала Аганя, – Ладно, слухай, коль пытлива. Приблуда она и есть, подранок! Батя твой её в лесу подобрал, да в избу на собе приволок. Ранена была. То ль медведь подрал, то ль ишо кака зверюга… Оне не сказывали.
– В лесу… – задумчиво прошептала Иванка, представляя окровавленную женщину, которую она не помнила, – Подранок… А далее шо?
– Погодь чуток, – ворчала Аганя, сонным голосом, переворачиваясь на другой бок, – Никодим её выходил. Не убоялся, шо чужачку в скит притащил. Ни роду, ни племени…
– Ни роду, ни племени, – эхом повторила Иванка.
– Не пристало у нас иноверцев привечать, – продолжала бабушка, – Да токма отцу твому хоть кол на голове теши… Женюсь, да и вся недолга! Люба она ему была, пуще родной матери… Да и женился, вопреки обычаям. А потом ты родилась.
– А почто она пропала? Куды? – не унималась девочка.
– Спи, шлында, хватить прядать. Буде утро, будут и песни.
Громко зевнув, Аганя отвернулась к стенке и захрапела. Иванка уставилась в потолок. В голове роились мысли.
– Откудова в лесу раненна женщина оказалась. Могёт мама тоже с друга берегу? – шептала девочка, чувствуя, как глаза начинают слипаться от усталости.
Бабушкино сопение успокаивало. За печкой тихонько рассказывал сказки сверчок. Иванка зевнула, повернулась к бабушке спиной и погрузилась в тревожный сон.
Казалось, она лишь на миг зажмурилась, а уже первые петухи возвестили о приходе утра. Сруб наполнился гомоном, разноголосым шумом. В мужском углу тятя и его брат Яков инструмент точили. Жена Якова – Катерина, у печи с обедом хлопотала. Их старшая дочь с утра за прялкой сидела, а братья – Ждан с Игнатом котомку собирали, коз пасти. Аганя на подворье птицу кормила. Иванка быстренько соскочила с печи, боясь прослыть ленивой бездельницей. Натянув косоклинный сарафан из грубого серого холста, босая выскочила на двор к рукомойнику. Холодная вода прогнала остатки сна. Подхватив подол длинной рубахи, чтобы не намочить утренней росой, девочка пробежала вдоль забора, распугав гусей.
– Эх, егоза, – хлопнула по округлым бокам Аганя, – Всё бы ристать, да ристать! Поди, лучше, клеть почисть, пока на стол не накрыли.
Иванка послушно помчалась под навес, схватила грабли и принялась за работу. Аганя вскоре присоединилась к ней.
– Бабуль, а те, за рекой… Оне отчего таки…
– Каки – таки? – остановилась большуха, – Тобе-то откель знать? Никак устретила кого из ихних?
Иванка покраснела.
Братья поговаривали, что за рекой нелюди живут. Только… вихрастый был не такой. Девочка вновь и вновь прокручивала в голове встречу с правобережным. И руки у него, и ноги – на месте. И говорит по-нашему. Даже… крест на груди носит, только, какой-то – необычный…
– Бабуль, а почто вы их не любите?
– Вот причапилась, адно репей! – сердилась Аганя, – А чего их любить-то? Чай не сахарны!
– Значит – мы с ними вораги? – продолжала выспрашивать девочка. Совсем не хотелось, чтобы вихрастый был ей врагом.
– Та – не! – отмахнулась большуха, продолжая работу, – Ворага можно в друга обратить, ежели с ним хлеб преломить. А с энтими не выйдет. Одно слово – раскольники! Их жито для нас – хуже отравы!
Иванка вздохнула. Представила вихрастого. Волосы светлые, пшеничные, глаза – голубые, почти как у неё. Две руки, две ноги… Голова на плечах. Не похож он на нелюдя… На врага не похож. Обычный мальчишка, как все. В реку кинулся, стремнины не побоялся. Бадейку достал, просто так, не ради корысти. Ну и что, что живёт на другом берегу? Суть ведь не в береге. Он хороший. И улыбка у него… тёплая. Словно солнышко засияло.
Закончив грести, Иванка вопросительно поглядела на бабушку – не пошлёт ли за водой. Та, перевернув грабли, стряхнула солому и приставила их к стенке.
– Иди, мойся, а то трапезничать пора. Катерина уже несколько раз выглядывала.
Иванка радостно кивнула, бросившись к рукомойнику.
Главным в семье был Никодим, но без большухи за стол не садились. Ждали указания. Аганя неторопливо проследовала в избу, кивнула Катерине и направилась к накрытому столу. Повинуясь её жесту, семья принялась занимать свои места на лавках, согласно праву старшего. Во главе под образами расположился Никодим. Справа от него – Яков с женой. Далее – их дети по старшинству. Слева присели Аганя и Иванка. В центре стола расположился крупный чугунок с кашей из пшена и репы. На чистой тряпице лежал свежеиспечённый каравай, порезанный крупными ломтями. Возле каждого трапезничающего – стакан молока и деревянная ложка.
– Помолимся, – произнёс Никодим, складывая руки на груди крестом, – Будь благословлен энтот день и пища иво.
Семья повторила его жест, шепча молитвы.
– Аминь! – провозгласил отец, перекрестив горшок с кашей.
Подняв со стола расписную деревянную ложку, он первым, как полагалось, зачерпнул из чугунка густое ароматное варево, сдобренное смальцем, и поднёс ко рту. Дунув несколько раз на ложку, проглотил. Его примеру последовали Аганя, Яков с Катериной, а уж затем и остальные чада. Очередь Иванки была последней, как самой младшей. Затем всё повторилось. Заметив, что ломти каровая исчезают со стола слишком быстро, девочка протянула руку за краюшкой, но её перехватил Яков. Иванка угрюмо поскребла ложкой по пустому дну чугунка, за что тут же схлопотала подзатыльник от Агафьи. То ли, заметив голодные глаза девчонки, то ли, желая загладить свершившееся, бабушка втихаря протянула внучке половину краюхи. Иванка благодарно впилась в опреснок крепкими зубами.
Никодим, поднявшись из-за стола, перекрестился на иконы и поклонился матери.
– Днесь на озеро с Яковом подём, – пробасил он, – Рыбарить станем. Опару на пирог готовьте.
Детвора повыскакивала из-за стола так, словно ветром сдуло. Катерина под молчаливым присмотром Агани принялась управляться.
– Эй, мальцы, – прошумела бабушка, – Идите коз пасти, застоялись ужо. А ты, Иванка, поводу беги. Супротив течения бери, квашню готовить станем.
Девочку не нужно было упрашивать дважды – не терпелось увидеть, ждёт ли её вихрастый с правого берега. Схватив у печи бадью, она стремглав выскочила из хаты и бросилась за ворота.
глава 4 дневник мадам Брошкиной
Что ж, дорогие читатели, не подумайте, что это я специально с пятого на десятое прыгаю, чтобы интригу сохранить, да вас подольше в неведении держать. То про себя рассуждаю, то про какую-то девчонку… Это я стараюсь по порядку рассказывать, чтобы чего важного не упустить. Так что, вы уж потерпите. Скоро всё на свои места встанет, сами увидите.
Итак, для меня наступило утро следующего дня…
– Надо же, что за странный сон, – думала я, сладко потягиваясь.
Не открывая глаз и не поднимая голову от подушки, старалась, по обыкновению, вспомнить подробности сна, понимая, что на сон моё видение совершенно не похоже. Направилась в ванную, на ходу сунув ноги в мягкие тапочки в виде ушастых щенков. Когда промытые холодной водой глаза перестали делать из моего отражения лицо китайской национальности, возвратилась в комнату. Присела на кровать, пытаясь понять, что же вчера произошло. Смотрю и глазам своим не верю. Одеяло и подушки разбросаны по комнате, простыни скомканы. На столике у зеркала потухшие свечи. А в моих волосах явственно просвечивают рыжеватые пряди…
Начинаю соображать.
– Да-с! Летать я за тридцать лет так и не научилась. В мистику и суженых не верю. Да ещё эта сказка про девчонку-кержачку, конца которой я так и не досмотрела… Выходит, мы с девчонками вчера хорошо перебрали!
На мгновение мелькнула странная мысль: – а что, если это был не сон? Я нервно передёрнула плечами, отказываясь верить собственной логике.
– Вот ещё! Сон и только.
Отчего-то страстно захотелось узнать, что же там дальше произошло с этой девчонкой и её рыбарём… Одно радует – муж ушёл! Не должно радовать, ан нет! – радует и всё тут!
В комнате необычайно светло, словно среди бела дня зажгли лампы. С вечера я не задёрнула штору, а солнце, вопреки всем прогнозам, безудержно палило, заливая всё вокруг жидким золотом, от которого слепило глаза. Эйфория вчерашнего дня быстро улетучилась. Я стала размышлять, не зря ли прогнала бывшего… Какой, никакой, а всё-таки мужик! Правда, по дому я давно уже всё сама делала: и гвоздь забить, и кран починить, и коня на скаку, опять же… А, уж про горящую избу и вообще говорить нечего! И всё-таки, жалко себя стало. Как я теперь одна-то…
Снизу раздались торопливые шаги. Вскакиваю с кровать – кого там ещё нелёгкая принесла… Оказалось, мама привезла сына, и он бежал вверх с охапкой хризантем, поздравить меня с прошедшим днём рождения.
– Мамуля, – кричит сынок, прижимая ко мне розовый букет, – Я так по тебе соскучился! Я вы тут не весь торт съели?
– Нет, любимый, – смеюсь в ответ, принимая подарок, – Беги на кухню. Торт в холодильнике. Только руки не забудь помыть…
Не дослушав мои наставления до конца, сынок стремительно упорхнул, оставив в моих руках тяжёлую охапку хризантем.
– С днём рождения, доча, – поздравила подоспевшая мама, протягивая разукрашенный конверт, – Как погуляли?
– Мам, скажи, только честно, во мне что-то изменилось? – спрашиваю, разглядывая в зеркале своё отражение с огненными всполохами в волосах.
Она оглядела меня довольно пристально, с ног до головы, повертела, словно вещь и, помедлив, заявила:
– Знаешь, доня, ты ж состарилась на целый год! – Узнаю маму, умеет она успокоить. – А где это твой спозаранку пропадает? – возвращает меня к действительности Оксана Петровна (если кто не понял, так зовут мою маму).
– Ушёл. Точнее – я выгнала, – сообщаю обыденным тоном, продолжая, как ни в чём не бывало заниматься привычными утренними делами.
– А поподробней? – удивляется она.
Понимая, что так просто она от меня не отстанет, усевшись на край кровати, коротко рассказываю о вчерашнем происшествии. Мама сидит рядом. Не перебивает. Не расспрашивает. Только головой кивает и улыбается. Начинаю понимать, в кого это у меня такая странная реакция на стресс…
– Ой, молодец! Вот это подарок, так подарок! – всплеснула руками мама, когда рассказ был окончен.
Чувствую, не лукавит, действительно за меня радуется.
– Только вот Алёшке как сказать, что его отец от нас сбежал? – переходя на шёпот, чтобы сын не услышал, спрашиваю я.
– И не надо ничего говорить. Если твой захочет с сыном повидаться – не препятствуй, это его право. А там… может ещё само собой рассосётся.
– А если нет? – поднимаю глаза на мамино отражение в зеркале.
– На нет и суда нет, – вздыхает она, – Тогда и думать станем, как из этого положения выкручиваться. Разве не замечала, неверные мужья всегда возвращаются. Погуляют-погуляют, да и домой приползут. Хотя бы затем, чтобы убедиться, что ты без них не стала счастливее… Твой отец был мостостроителем и в каждом городе по семье заводил, только всё одно, ко мне возвращался…
– И ты принимала? – удивляюсь я. Иногда так неожиданно узнавать о своих родителях нечто новое, что они столько времени старались скрывать…
– У меня, доня, выбора особого не было. Жилья нет, ты маленькая…
Внутри зреет негодование, разливаясь по телу горячими волнами. Неужели, все мужики такие сво…
– Так это из-за меня… ты столько лет терпела его измены, пьянство и побои…
– Не принимай на себя чужие проблемы, тем более те, с которыми уже покончено, – обнимая меня за плечи, мудро произнесла Оксана Петровна. – Тебе бы со своими разобраться. Задумывалась, что станешь делать, когда он вернётся?
Отрицательно мотаю головой. А ведь и вправду, он имеет права на ребёнка, да и имущество у него есть. Выходит, Петечка ещё появится в моей жизни.
– Мне пора, – поднимаясь, сообщает мама, взглянув на часы, – Сына я тебе доставила в целости и сохранности. Как обычно, заберу в пятницу.
– А тортик? – запоздало вспоминаю я.
– Думаешь, меня можно соблазнить сладким? – смеётся она, – Глюкоза тебе самой понадобится, чтобы от последствий стресса избавиться. Да и Алешеньке больше достанется, от у тебя сладкоежка.
Мама решительно направляется к лестнице. Следую за ней, понимая, что остаюсь одна со своими проблемами. Сын не в счёт, маленький ещё. У двери, не оборачиваясь, она произносит коронную фразу:
– Помни, доченька, главное: в одну реку дважды не входят…
Я помню. Конечно, помню!
Было у меня несколько попыток, да только, каждый раз хуже становилось. Дважды поступала на желанный лингвистический. Дважды для полного счастья не хватало какой-то одной десятой. Только во второй раз узнала – это делалось специально, чтобы провести по блату тех, кто не набрал баллов. Предложили другой факультет – прошла с первого раза без проволочек.
Так же было и с предавшей подругой, которая прибежала мириться, только затем, чтобы выведать побольше и подсидеть…
– Про реку, это ты правильно… Ну, нет! На этот раз я на те же грабли наступать не собираюсь! Как бы Петруша не извинялся, за это время он стал мне слишком… «дорогим».
Следующие дни полетели с такой скоростью, будто хотели обогнать солнце. С утра я отвозила сына в школу и направлялась на работу. Однообразный труд и полная загруженность не оставляли и минутки, чтобы расслабиться и погрузиться в свои переживания. Пробежавшись по магазинам, чтобы наполнить вечно пустой холодильник, возвращалась домой в переполненном автобусе, где погрузиться в себя не позволяли суетливо толкающиеся, спешащие куда-то пассажиры. Вечером сын приставал со своими уроками. Если в русском и литературе я разбиралась прекрасно, то странная современная математика и, особенно, непонятный предмет под названием «окружающий мир» с его смешными и глупыми заданиями, вызывали у меня ступор. Приходилось звонить подругам, у которых дети были ровесниками моему Алёше, и интересоваться, как они умудрились справиться с такими задачками. Так и подмывало иногда попросить списать…
Только однажды, на третий день, сын вспомнил об отце, и то, только потому, что захотел поиграть в приставку на пару, а Петя всегда составлял ему компанию. Пришлось согласиться и попробовать самой. Алёша быстро объяснил правила игры. Сначала я постоянно проигрывала, что очень радовало мальчишку, потом, освоилась, втянулась и вскоре стала раз за разом побеждать.
– Так не честно, – сложив на груди руки и сердито надув губы провозглашал Алексей, – Я тебя научил, а ты этим пользуешься!
– Что ж, мне теперь постоянно уступать? – пожала плечами я, – Разве тебе будет интересно играть со слабым противником. Знаешь, чтобы идти вперёд и развиваться, противника нужно выбирать сильнее себя.
– Но, папа мне уступал, – припечатал сын.
– Это его дело, – необдуманно ляпнула я, – Но, теперь-то его с нами нет…
Сын замкнулся и рано ушёл спать, а я тут же пожалела, что напомнила Алёшке про отца.
Если вы думаете, что я забыла про ночного гостя, то окажитесь не правы.
В ежевечерних телефонных разговорах Алёнка и Ольга ни разу не спросили про гадание, я тоже решила молчать, тем более, что объяснить произошедшее не могла. Однако, укладываясь спать, со странной смесью надежды и неуверенности, зажигала на столике свечи и ждала, ждала, ждала… Только, мой странный зазеркальный принц так ни разу и не появился. Выходит, не было никого, только сон! Поблазнил и исчез.
Захотелось разреветься белугой.
Написала эти слова, задумалась: – кто такая эта белуга, и как она ревёт…
Оказалось, белуга – это крупная рыба семейства осетровых. А, «реветь белугой», значит – громко и безудержно плакать, рыдать.
– Как это рыба реветь будет? – размышляла я, перелистывая интернет. Ответ нашёлся сразу, только я вам его пересказывать не стану: захотите – сами прочтёте.
В общем, пока информацию искала, пока разбиралась, реветь совсем расхотелось. Лежу в кровати, умная, красивая, одинокая… И жду, пока из зеркала принц появится… Предположение о моих высоких умственных способностях как-то сразу развеялось… Рассмеялась, словно ненормальная. Да так громко, что снизу сын прибежал. Смотрит на меня удивлёнными глазищами, и тихо так спрашивает:
– Ма-ам, с тобой всё в порядке?
Представила, как глупо должна выглядеть, чтобы напугать ребёнка. Стало ещё смешнее. Хохочу до слёз, обхватив руками живот, остановиться не могу!
– Ма-ам… Тебе плохо? – Сын подошёл ближе, пытается понять, что делать: – то ли скорую вызывать, то ли бабушке звонить…
– Всё… (ха-ха-ха) хорошо… – пытаюсь сдержать смех, – Не бойся… (ха-ха-ха-ха), я сейчас… пере… (ха-ха) …стану…
Вот незадача! Всё-таки, лучше бы воды попить, а то … Показываю жестом, что хочу пить, а сын ещё больше испугался, решил, что я задыхаться начала.
– Ма-ам, мамочка… – почти плача, шепчет Алёшка, – Чем тебе помочь?
– Пить!
Кое-как удаётся прекратить это безобразие. Вытираю слёзы, успокаиваю сына, ласково глажу по голове.
– Прости, малыш. Я анекдот смешной прочла, вот и рассмеялась.
– Ты так больше не делай, – испуганно просит ребёнок, – а то я подумал…
Прекрасно понимаю, что ему в головы пришло. Увидев такое, я бы тоже решила, что человек что-то не то принял, или совсем с ума сошёл! Слава богу, сын ещё мал и до некоторых вещей не дорос.
В пятницу, как и обещала, мама после школы забрала Алёшу к себе, о чём мне незамедлительно сообщила по телефону. Вернувшись домой, я быстро переоделась, поужинала и … Кто бы мог подумать, но я решила вновь попробовать вызвать зазеркального гостя.
Может вы скажете: – от безделья баба дурью мается! Да не от безделья, а от одиночества! Бывают в жизни человека такие моменты, когда друзей много, а поговорить и не с кем! По-моему, это называется – «одиночество в толпе». Конечно, заменить живого человека призрачный незнакомец не мог, только мне было настолько тоскливо, что и он бы сгодился! А ещё… ещё почему-то уж очень задела меня история девчонки…
Вот и решилась.
Свечи на столик поставила, кресло к зеркалу придвинула и, на всякий случай, надев красивое платье (сама не знаю, зачем…), приняла приличную позу, шёпотом произнеся:
– Суженый, ряженый, приди ко мне…
Не успела договорить фразу до конца, а он уже и объявился! Смотрит на меня пристально, щурясь, словно довольный кот, улыбается, как ни в чём не бывало…
– Скучала? – спрашивает приятным томным голосом.
Хотелось запустить в него подушкой, а то и ещё чем, покрепче, да стало жалко ни в чём не повинное зеркало. К тому же, если я его разобью, как потом стану этого надменного прыща вызывать?
– И где, позвольте спросить, вас носило? А ещё говорили – стоит только позвать… – сердито сдвинув брови, сетую я.
– Так оно и есть – стоит только захотеть! А, разве я не сказал ещё об одном условии: чтобы это произошло, ты должна быть в доме одна, – сообщил принц, вновь складывая руки в замок.
– Это ещё почему? – Чувствую, как брови сами собой начинают медленно ползти вверх.
– Потому… потому, что видеть меня может только тот, кто вызывал, а я не хочу, чтобы кто-то подумал… сама понимаешь…
Устало киваю.
– Понимаю. Понимаю. Не хочешь, чтобы кто-то решил, что я в неадеквате.
– Можно и так сказать, – улыбнулся незнакомец, лукаво подмигнув мне одним глазом.
– Кстати! Я ведь так и не узнала твоего имени, – заявляю, неожиданно переходя на «ты». (А что, ему можно, а мне нельзя?)
– Сейчас это значения не имеет, – поменяв положение ног, сообщает он, – В каждой жизни меня называют по-новому, как и тебя. Так что, имя моё ничего не откроет.
– Но… Как же мне к тебе обращаться? – не унимаюсь я, – Прикажешь, суженым называть? Или есть имя, которое тебе больше других нравится?
– Зови меня Ярославом. Это имя мне подходит, сути не искажает, – вновь подмигнув, предложил зазеркальный красавчик.
– Хорошо. По крайней мере, хоть какая-то ясность появилась, – вздохнула я, наблюдая за ночным гостем, – А меня…
– Светлана, – не дал закончить «принц», – Только ведь ты уже и сама поняла, что Иванка – это тоже ты. Твоё изначальное воплощение, если быть точным. Так уж происходит с душами, если они назначенный путь закончить не сумели, возрождаются вновь и вновь, пока не пройдут до конца.
– Кем назначенный? – наклонив голову на бок, произнесла я, понимая, что могу пропустить нечто очень важное.
Ярослав громко задорно рассмеялся, озорно тряхнув кудрями.
– Так и знал, что начнёшь к словам цепляться, – вздохнул он, становясь серьёзным, – Всё-то тебе узнать хочется. Не понимаешь, что каждое слово материально, имеет размер, цвет и объём. Пока оно не произнесено – это только задумка, план. А как только с языка слетело – стало программой, секретным кодом твоей жизни. Всё, что сказано, да будет услышано и воплощено!
– Сложно сказать? – не успокаивалась я. (Он что-то скрывает, а я догадывайся… Не люблю, когда меня за дуру держат!)
– Сложно понять, – пояснил красавчик в зеркале. – Все мы – всего лишь исполнители тех ролей, что нам предписаны.
– Вот ещё! – возмущаясь, передёргиваю плечами, – А если я не хочу играть написанную кем-то роль! Что я вам – артисточка из погорелого театра…
«Принц» снова рассмеялся, теперь уже более сдержанно. Приложил руку к зеркалу и произнёс:
– Позволь показать тебе, с чего всё началось. Может тогда ты поймёшь, какая роль написана для тебя…
– Полетели! – обрадовалась я, вскакивая с кресла, – Мне не терпится узнать, как сложилась судьба Иванки. Моя, то есть… Только ты мне потом всё объяснишь, а то у меня масса вопросов накопилась…
– Потом, всё потом, – улыбнулся Ярослав, крепко обнимая меня за талию. (И когда только успевает?)
глава 5 Иванка и Алексий
В этот раз перемещение прошло быстро, так что я даже полётом насладиться не успела. Как только наши тела растаяли в воздухе, Ярослав произнёс:
– Что бы не происходило, помни – ты ничего не сможешь изменить. То, что свершилось, уже в прошлом. Смотри, слушай, да на ус мотай.
Иванка летела по тропинке вдоль леса, не замечая бьющегося о левое бедро ведёрка. Вскоре показалась река. Берег был высоким, отвесным, поросшим густым кустарником, и лишь в одном месте полого спускался к реке, которая несла свои голубовато-зелёные, прозрачные воды, огибая валуны и весело поигрывая камешками на дне. Солнечные отблески, отражаясь от поверхности воды, слепили глаза.
Остановившись наверху, девочка внимательно всматривалась в противоположный берег. Она заметила торчащую из воды рогатину – рассоху, на которую было удобно примостить удочку, только рядом никого не было. Конечно, вихрастый не мог знать, когда она придёт и придёт ли вообще, однако, он обещал… Обещал, что будет ждать!
К разочарованию девочки, противоположный берег был пуст. Отчего-то стало грустно. Со вздохом Иванка сбежала к воде и, преодолев несколько скользких камешков, склонилась, чтобы наполнить бадью. Развернувшись на носках, она направилась обратно и… наткнулась на лукавый прищур голубых глаз вихрастого. Мальчишка, появившись из прибрежных кустов, смотрел на неё, слегка наклонив голову.
– Бог в помощь, босоногая. Не меня высматривашь? – спросил он, улыбаясь.
Иванка смутилась. Она мечтала о встрече из любопытства, и вдруг растерялась, едва не выронив бадью.
– Эх, баляба. Давай, сподмогу.
Вихрастый склонился к ней, уцепившись за ручку ведёрка. Иванка отчего-то заупрямилась, потянув на себя и не выпуская бадью.
– Эй, чаво перепужалась-то. Мене твоё ведёрко без надобности, – хмыкнул вихрастый, отнимая руку, – Токма помочь хотел…
Он отошёл в сторону и присел на берег, задрав головы к солнцу. Путь был свободен, и девочка могла уйти, но ей совершенно расхотела это делать. Опустив бадью, она присела чуть поодаль от мальчишки.
– Я её тута второй день дожидаюсь, а вона и здоровкаться не желат, – ворчал он, не поднимая глаз, пересыпая из руки в руку собранный с берега песок.
– «А ведь и взаправду! – смущённо подумала Иванка, заливаясь краской, – Не хорошо энто! Он мене ведёрко возвернул, первым заговорил, здоровья пожелал… а я»?
В ските было принято приветствовать каждого. Неприличным считалось не поздороваться даже с человеком, которого мало знаешь. После того, как поздоровался, нужно приостановиться, даже если очень торопишься или занят, побеседовать с человеком, пожелать ему доброго пути и божьей помощи. Только это со своими, а мальчишка был чужаком…
Неожиданно для себя, Иванка произнесла:
– Здрав будь, мил человек. Спасибо тобе за помоч. Токма… нельзя мене с тобой болтать…
– Чой-то, нельзя? – быстро развернулся к ней вихрастый. На его симпатичном лице промелькнула обида, но тут же сменилась удивлённым выражением, – То ль я прокажённый какой? Али ворог? Все мы человеки, и язык у нас один. Что ж не поговорить-то? Я вона оттоле через холодну реку плыл, а тобе для мене и доброго слова жаль?