И пойду искать края
С каждым кадром стоящий рядом Ангел Хранитель все больше сникал, дед мрачнел, а бесу становилось все радостнее. В тишине раздавались только его восклицания:
– Во дает! Ловко!
Человек в костюме пребывал в самом лучшем настроении, за весь фильм он расстроился только один раз. Только один день выбился из ровной череды позорных лет жизни Виталия – день его крещения.
– Отвези нас с ребенком в Соколовку! – как-то утром потребовала мама.
– Зачем это? – удивился папа. – Что тебе там смотреть? Хату продали, твои отец с матерью похоронены неизвестно где. И это не безопасно! Могут увидеть соседи, вспомнить, что ты дочь врагов народа.
– Поедем ночью! – решительно заявила мать. – Там духовник моих родителей живет, отец Андрей. Он вернулся из ссылки на родину. И именно он должен крестить Виталика!
– Ты с ума сошла! – выпучил глаза отец и затрясся мелкой дрожью.
В этот момент маленький Виталик, убедившись, что взрослым до него нет никакого дела, стащил со стола шоколадку.
Родители погрузили сонного Виталика в «москвич» и повезли в неизвестную даль. Мальчику было тогда шесть лет.
Папа ворчал, что мама такая же сумасшедшая, как и вся ее семейка, и так же плохо кончит, как и они. Еще и его, честного советского гражданина, за собой утащит в погибель.
– Подумаешь, приснился мертвый папа и что-то повелел!
– Он не приснился! – устало твердила мама.
– Вот увидишь, – не унимался отец, – нет там никакого отца Андрея. Попов давно всех расстреляли, как и твоих родителей.
–Увидишь, что есть! – повторяла мама. – И расспрашивать никого не будем, я знаю хату!
Путники постучали в двери темного покосившегося дома незадолго до рассвета. Дверь сразу же приоткрылась и раздался тихий старушечий голос:
– Москвичи? Проходите скоренько, батюшка ждет вас!
Даже Виталька, привыкший вечно хныкать и жаловаться, притих, с интересом разглядывая убогую обстановку горницы. Навстречу вышел согбенный старик в черном, как ему казалось, платье.
– Проходите, детки! У меня все готово!
Старушка, открывшая двери, раздела ребенка и обрядила в белую рубаху с вышитым крестиком. Старичок тихо и долго что-то говорил. Слова были мудреные, и никто их, кроме старушки, не понимал. Потом мальчика окунали в прохладную воду в корыте, стоявшем посреди горницы. Ребенок окунаться не хотел. Пытался протестовать, но старичок мягко и одновременно крепко удерживал затылок. После крещения Виталий почувствовал нечто удивительное внутри. В его душе возникло что-то теплое и светлое. Видимо, это отразилось на его лице.
– Смотрите, как благодать действует! – улыбнулся старик.
А она распространялась по всему телу. В голове будто зажглась лампочка, и пришел покой. Такого Виталик не ощущал никогда…
Дитя вновь переодели в костюмчик, напоили чаем с баранками. Дедушка побеседовал с мамой и папой.
Назад Шолоховы ехали молча. Мама плакала. Лицо папы сохраняло удивленное выражение. А Виталик был будто бы и не с ними. Боялся, что если произнесет хоть слово, уйдет то волшебное, что появилось внутри. Когда они подъезжали к своему московскому дому, папа нарушил молчание.
– Значит, мертвые все-таки живы?
Мама промолчала и отвернулась.
– Надо бы и мне крестится! – сказал папа…
И на этом эпизоде кто-то включил паузу.
Виталий ощутил, как дедушка кладет руку ему на плечо.
– Но он так и не крестился!
– Странно, почему? Я так понял, что ты явился маме, наказал меня крестить. А потом, этот священник…. Это же чудо!
– Да, – согласился дед, – чудеса могут встряхнуть человека, но все проходит и забывается. И твоя благодать крещения отошла после того, как ты вернулся к привычной жизни. И родители забыли все чудеса, нашли им «разумное» объяснение и стали жить, как удобно. Ведь что двигало желанием твоего отца креститься? Обыкновенный страх перед смертью! Страх Божий – это хорошо. Это начало покаяния. Но на одном страхе далеко не уедешь. Да и не будет Господь постоянно пугать, чтобы спасались из-под палки. Тебе понятно это?
– Мне кажется, что я начинаю кое-что понимать, – сказал Виталий, опустив голову.
– Да поздно! – хохотнул бес. – Давайте, давайте смотреть дальше! Такое интересное кино! Дальше веселее!
Вновь замелькали кадры, и это было настоящим мучением. Виталий возненавидел главного героя фильма. До чего ж он был подлый и ничтожный тип! Как таких вообще земля носит?
В этом фильме, кроме своей жизни, Виталий увидел и жизни других, на которые он оказал влияние. Ему показали юную девушку, соблазненную им, еще в молодости. Он вскоре бросил ее. А девушка забеременела. Не желая навязываться человеку, который не любит ее, сделала аборт, а потом спилась и рано умерла.
Показали ему много девушек, которые, вспоминая, проклинали его за обман. Шолохов вдруг осознал, что эти проклятья действуют, что эта вереница никчемных знакомств для приятного времяпрепровождения и привела его к катастрофе, к смерти. Он понял, что обманывал каждую из своих подруг, каждая надеялась в его лице найти опору, мужа. Все надеялись, даже те, кто утверждал, что хотят просто развлечься. Обманывая одну за другой, он ранил и разбивал женские сердца, собирая над собой тучи, и они завершились в его судьбе цунами. Многим Виталий испортил жизнь. Живя в грехе с ним, женщины упускали возможность познакомиться с другим человеком и создать семью. Виталий чувствовал, что за каждую женскую слезинку ему еще придется ответить. Стоя на прекрасной лужайке, он понимал, что язык не поворачивается обвинять этих женщин. Да. Они тоже грешили, и ответят за свой грех, но он виноват вдвойне.
Еще одним страшным открытием для него было то, что он в ответе и за продажных женщин. До сих пор Виталий считал, что тут-то он никого не обманывает. Все честно: товар – деньги. Но, наблюдая за позорными сценами, он понял, что разделяет ответственность, и разделит ту же участь, как если бы он сам продавал свое тело. Удивительно, как раньше он не замечал, что платит не бездушной кукле, а покупает душу человеческую для ада, являясь посредником сатаны. Все честно! Нет спроса, нет предложения. Своим поведением Виталий способствовал распространению этого порока и губил свою и чужие души.
Он погубил и душу своей жены. Бедная мучилась с ним, терпела измены, терпела злую ревнивую свекровь, становясь все ожесточеннее. Если бы он не бросил эту женщину с ребенком! Если бы он сам изменился! Если бы они венчались! Если бы он стал ходить в церковь! Спаслись бы оба. Жена любила его, и готова была слушаться. Но Виталий сделал из жены современную женщину. После развода она занялась карьерой, она заводила бой-френдов, к которым относилась с долей презрения, а сын стал практически предоставлен сам себе. Ведь у мамы других забот хватает. И в этом виноват Виталий!
Никогда Виталий Шолохов не испытывал таких нравственных мучений. Он знал, что если бы с такой же ясностью осознал свой грех в собственном смертном теле, то немедленно умер бы от разрыва сердца, инфаркта или инсульта.
Совершенно точно, эмоций, испытанных при просмотре своей жизни, не выдержит ни один человек, если находится в смертном теле.
Последние кадры жизни Шолохова отличались своеобразной трагической красотой. Огромная волна цунами несется на белый песчаный пляж, корежа и уродуя облик сытой и комфортной человеческой жизни. Волна отрывает Виталия от стойки бара, подбрасывает вверх, будто мячик. Кидает, как разъяренный муж, застукавший на месте преступления свою жену, и оставляет плавать в куче мусора уже мертвую оболочку.
А затем, будто решив прибраться, уносит далеко в океан.
Эта картина оказалась последней. Экран свернулся. А Виталий так и остался стоять посреди поля, с горечью размышляя о том, что легко мог бы прожить иначе.
– У тебя будет много времени, чтобы обдумать свою жизнь! – вывел Шолохова из задумчивости дедушка. – Но пока забудь! Пойдем со мной, к нам в гости! Не стану больше обвинять тебя. Ведь тебя еще не раз обвинят, а пожалеют ли, – это вопрос.
Дед взял внука за руку и повел в сторону восходящего из-за горизонта солнца. Это было необычное солнце. Оно не слепило и наполняло сердце покоем. Ангел Хранитель отправился за ними. Человек в костюме, постояв немного в одиночестве, злобно плюнул, крикнул «До встречи», превратился в черный дым и исчез.
Глава 4
– Благодари свою мать, что она совершила подвиг в своей жизни и окрестила тебя! Сам бы ты не крестился, и не видать тебе тогда райских селений! – сказал Ангел.
– Мы идем в рай? – спросил Виталий.
– Только посмотреть. Всем людям с благодатью крещения через три дня после кончины показывают рай.
Внезапно бесконечный пейзаж зеленого луга изменился, и Виталий увидел невдалеке деревья. Через секунду путники входили в сад. Виталий Георгиевич любил путешествия. Он успел посетить самые красивые уголки земли. Особенно его впечатлили Мальдивы и остров Маврикий. Но красота этого сада оказалась ни с чем не сравнима.
На деревьях рядом с удивительными листьями соседствовали одновременно и цветы, и плоды. Траву покрывал яркий ковер неземных цветов, тут же протекал серебристый ручей.
– Дальше этот ручей превращается в реку, – сказал Ангел.
Дедушка протянул руку к ветвям ближайшего дерева, и в его ладонь упал золотистый плод.
– Попробуй! – он отдал плод внуку.
Виталий ел и понимал, что ради этого плода можно отдать все деньги мира. Потому что такого наслаждения он не испытывал никогда, ни в пище, ни в чем другом.
– Я остаюсь здесь жить! – воскликнул Виталий.
Дед улыбнулся, взял его под локоть и потянул за собой. В ту же минуту они покинули сад и вступили в селение. Виталий забыл о саде и влюбился в уютные домики с зелеными лужайками. Между ними ходили веселые, нарядные люди, с чистыми светлыми и красивыми лицами. Они собирались группками, приветствуя друг друга. Эти группки объединялись, пока не образовали одно стройное шествие.
– Куда все направляются? – спросил Виталий у дедушки.
– В храм! При жизни они тоже ходили в церковь и там поклонялись невидимому, но любимому Христу. Они жили верой, надеждой и любовью. Теперь, когда Христос сам приходит к ним в храм, вера больше не нужна, надежда увидеть Его тоже оправдалась. Осталась только любовь, которая расцвела пышным цветом, и эта любовь не иссякнет вовек.
– Пойдемте за ними в храм! – попросил Виталий, заметив, что его спутники направляются в другую сторону. – Я тоже хочу увидеть Христа!
– Тебе нельзя! – грустно сказал Ангел.
И они пошли дальше.
Им встретились подобия старинных городов, обнесенных золотыми стенами, с воротами из драгоценных камней. Виталий захотел войти туда, но ему запретили.
– Тебе туда нельзя! – вновь сказал Ангел. – Ты бы не двинулся дальше селений, если бы не имел родных, ставших святыми мучениками. Твои дедушка и бабушка отдали жизни за Христа, и теперь принадлежат знатному сословию. Мы направляемся в их жилище. – – Бабушка соскучилась по тебе! – сказал дед. – Идем скорее, она ждет.
– Но, я, кажется, никогда не видел ее!
– Главное, она видела тебя! Всегда переживала и молилась.
Вскоре показался зеленый, покрытый цветами холм, а на нем роскошный особняк.
– Вот мы и дома! – воскликнул дедушка.
Виталий встал, как вкопанный, не в силах оторвать взгляд от строения. Шолохов смутно помнил домик, где родилась мама. Он был темным, тесным и убогим. Там всю жизнь прожили бабушка и дедушка. Знали ли они, что после смерти получат такой роскошный дом?
– Мы не думали об этом, – будто услышал дедушка мысли Виталия, – в жизни было много хлопот, времени на мечты не оставалось.
– Разве вы шли на смерть не потому, что надеялись на награду? – спросил Виталий.
Дедушка немного задумался и решительно покачал головой.
– Точно, нет! Мы даже не думали, что умрем. Перед расстрелом молились с бабушкой, чтобы палачи нас отпустили, надеялись на чудо до последнего вздоха. Но когда умерли и получили венцы, удивлялись, вспоминая, как хотели остаться на земле. Там столько горя и мучений, а мы не ощущали даже.
– Как не ощущали? – удивился Виталий. – Разве вы не жили в полуразвалившемся доме? Разве не знали обид от соседей и властей? Разве у вас не забрали последнюю скотину? Разве вы не терпели голод? – Виталий говорил, и сам удивлялся, откуда знает все это? Ведь никто не рассказывал ему.
– Здесь все становится явным, – подсказал Ангел.
– Да, все так, как ты говоришь! – подтвердил дедушка. – Трудно было жить, но не так трудно, как ты можешь представить. Ведь мы с бабушкой жили с Богом. А с Богом, Божией Матерью и святыми не было так уж трудно. Они всегда приходили на помощь и утешали. Вспоминая нашу жизнь, я могу утверждать, что мы были счастливы. И умирать вовсе не хотелось. Вместе с Богом бедность и болезни сладки. Мы не хотели умирать, но, понятное дело, не отреклись от Христа. И ушли из жизни, доверившись воле Божией. Как ты понимаешь, наши приключения на земле окончились. Здесь хорошо. Здесь радостно. Здесь мы возле Бога, и вдалеке от мерзких существ, искушавших на земле. Не испытываем больше горечь греха. Одно расстраивало, что оставили дочь в беде, на земле. Но когда мы умерли, она уже отказалась от нас, и не стала бы слушать. Мы молили Господа о ней. Многие люди были посланы твоей матери на земле для вразумления, многие знамения. Даже я явился перед ней, как живой. И не во сне, а наяву. Я свел ее и твоего отца со святым старцем, открывшим многие тайны их жизни. Но все было напрасно!
Виталий не мог оторвать взгляда от чудесного дома. Он сиял и переливался, отражая радугу. Вокруг летали разноцветные птицы с ярким оперением и пели удивительные песни. Серебряные ворота отворились, и показалась тонкая фигурка с голубом платье. Женщина помахала им рукой и устремилась вниз с холма, навстречу.
Она подошла и широко улыбнулась. В ее лице Виталий стал улавливать бабушкины черты, как на старых фотографиях.
Молодая бабушка взглянула на внука, и ее сияющее лицо омрачила тень жалости.
– Что же вы его водите в этом рубище? – спросила она и дотронулась рукой до одежды Виталия.
Появилось ощущение легкости и свежести. Взглянув вниз, Шолохов заметил, что одет в чистую белую рубаху с пояском и простые светлые брюки.
– Погости у нас, дружок! – вздохнула бабушка, – не думай пока об аде.
– Он и не думал, пока ты не напомнила, – пробормотал дедушка.
– А мне обязательно в ад? – спросил Виталий, когда они шли мимо чудных цветочных полян к дому.
– Увы, придется! – вздохнула бабушка. – Увидишь, в любом случае, потому что у тебя есть грехи. Впереди еще мытарства, может, оправдаешься?
– Но ты ведь не веришь этому, бабушка?
– Факты говорят об обратном, но сердце подсказывает, что ты не предназначен для ада.
– А стоит ли верить сердцу, когда факты налицо? – горько усмехнулся Виталий.
– Увидим! – коротко ответила бабушка, и, открыв ворота, пригласила гостя войти.
Глава 5
Виталий окунулся в аромат цветов. Сам воздух рая источал ощущение покоя и счастья. Как бы он ни наслаждался на земле, такого не чувствовал.
«На земле ты один, по крайней мере, чувствуешь себя одиноким, – размышлял Шолохов. – И с каждым годом, с увеличением жизненного опыта, понимаешь, что в любую минуту может случиться что-то, что перевернет всю жизнь».
Это понимание пришло со зрелостью. Виталий боролся с ним с тридцати лет, периодически пропивая курс антидепрессантов. Он тратил деньги на психолога, который убеждал, что все пустое, и все зависит от самого человека. Но последние события доказали, что прав был невротик Виталий, а не профессионал Дмитрий Павлович.
– В молодости ты ходишь, куда хочешь, а в старости, тебя свяжут и поведут, куда не желаешь, – вмешалась в ход мыслей бабушка. – Заходи, что встал у порога?
В окно был виден внутренний дворик. Но двориком его можно было назвать весьма условно. Перед взором Виталия открылся обширный и прекрасный сад, такой же, как при «входе» в рай. Виталий услышал веселый звонкий смех.
– Кто там? Ангелы? – поинтересовался он.
– Нет, это люди. Идем, познакомлю!
Посреди сада, как бриллиант среди изумрудов на драгоценном перстне, сверкала поляна. Хотя самого солнца нигде не было видно, но поляна будто светилась изнутри. Юноши и девушки в белых одеждах плели из удивительных цветов длинные гирлянды и весело беседовали.
– Это твои тети и дяди! – представила бабушка.
Молодежь, завидев Виталия, оставила свое занятие. Они вскочили и бросились гостю на шею. Целовали, приветствовали и называли свои имена. А затем, спохватившись, побежали накрывать стол для пира (как они выразились).
– Не понимаю! – обратился Виталий к бабушке. – Какие дяди и тети? Мама у вас, насколько я помню, единственная дочь.
– Единственная дочь, что не умерла в младенчестве, и единственная, что попала в ад, – ответила бабушка, и ее сияющее лицо на секунду закрыла тень.
– Для чего эти гирлянды? – спросил Виталий, желая направить разговор в другое русло.
– Церковь украшать.
– Вы ходите в ту церковь, что в селе?
– Нет. То село, что ты видел, далеко отсюда. Но не в этом дело. Расстояния здесь не проблема. В раю огромное количество сел и городов. Тебе показали именно то село, потому что, скорее всего, ты бы там жил, если бы вел тихую жизнь на земле. Никого не обижал, не грешил, ходил в храм, каялся, причащался, творил по силам добрые дела. Жил бы так, и получил жительство в том селении. Понравилось оно тебе?
– Да, очень. Там красиво и радостно, все такие дружные, любят друг друга.
– Почему бы им не любить? Они и при жизни любили близких, несмотря на бесов, которые постоянно пытались их поссорить. А здесь, без помех, любовь лишь умножается. И Христа они любили, несмотря на то, что не видели Его, но ходили в храм с надеждой и верой. А теперь видят. И видят, насколько Он прекрасен, и понимают, что любовь их взаимна. Христос их любит. Что еще нужно?
– Удивительно! – воскликнул Виталий, – и так тут живут простые не выдающиеся люди?
– Ты разве не встречал там бабу Тоню?
– Эту вредную старушку, каждый день гуляющую с собачкой? Ее же не любил никто! И дочка от нее сбежала. Не давала мама ей свободы. Гулять не пускала, называла разными словами. Уж никак не думал, что такая ведьма в рай попадет.
–Да какая она ведьма? – вплеснула руками бабушка. – Что это за сплетни в раю? Старушка пыталась, как умела, вразумить тебя, когда ты в юности бар на скамейке устраивал. Пил пиво и курил. Она думала, что ты плохой пример подаешь детям. С дочкой ей тяжко пришлось, непутевая была.
– А ты разве не помнишь, как баба Тоня в прощеное воскресенье прощения у тебя просила?
– Помню! Как раз через месяц после того и умерла. Так ведь она у всех просила. Традиция у них, богомолок, такая.
– Вовсе не по традиции она просила, Бог знает, что раскаялась в раздражении своем. Жизнь трудную Антонина прожила, никто особенно и не уважал ее. Простая была женщина. И за простоту эту, хоть, возможно, и не нарочно она себе ее избрала, Господь даровал ей дополнительные венцы.
– За какие это подвиги, интересно, венцы? – заупрямился Виталий.
– Подвиги не подвиги, но не роптала Антонина на свою жизнь, воле Божией покорялась. И этого довольно для нее.
– Надо же! – расстроился Виталий. – Не думал я, что так легко в рай попасть. Думал, что так много запретов и предписаний, заповеди такие трудные, что нечего и начинать. Все равно не справлюсь.
– Помню, помню! – вмешался в разговор Ангел Хранитель, не отходивший от Виталия ни на минуту. – Помню ту нашу беседу.
– Нашу беседу? – удивился Виталий.
– Это ты думал, что говоришь сам с собой, размышляешь. На самом деле беседа происходила между мной, тобой и бесом. Это случилось после того, как режим безбожный рухнул, и многие к церкви потянулись. Позволь тебе напомнить, как все было.
Ангел Хранитель глянул Виталию в глаза, и перед умершим развернулась сцена, будто в театре. Он увидел себя, еще молодого человека, сидящим за рабочим столом. Вокруг суетились сотрудники, а рядом с ним справа и слева стояли неземные жители. Вид одного был прекрасен, другого мерзок.
Ангел: Если есть рай и ад, то нужно попробовать не попасть в ад после смерти! Сходи в церковь!
Виталий: Ну, схожу в церковь, и что? Чтобы попасть в рай, нужно соблюдать все заповеди, а я не смогу.
Бес: Да и кто сможет? Чтобы все соблюсти, надо продать все, отдать бедным, одеться в рубище или черные одежды и питаться сухарями с водой.
Ангел: Не думай о сухарях! Просто сходи в церковь, покайся, чтобы Господь простил тебе то, что ты уже наделал.
Виталий: Пожалуй, это не трудно. Здорово, если Бог простит мне грехи так просто и безболезненно.
Бес: Совсем не безболезненно! У тебя такие постыдные грехи, как можно рассказывать такое чужому человеку? Он, конечно, осудит тебя и обругает. Это же надо пойти, унизиться. И перед кем? Перед попом! Все говорят, что попы больше всего и грешат!
Ангел: Иди, расскажи грехи на земле, и Бог их простит на небе!
Бес: Не простит, они слишком отвратительны!
Ангел: Твои грехи не более чем человеческие! У многих такие же грехи, и Бог прощает. Он и убийц прощает, только бы покаялся! Господь любит всех людей, и очень хочет всех спасти!
Бес: Правильно! Если твои грехи не такие ужасные, а Бог столь милосерден, то он и так простит.
Виталий: Логично!
Ангел: Разве в таком деле можно полагаться на авось? А если погибнешь? Просто пойди и расскажи священнику грехи! Это не сложно!
Виталий: Как-нибудь схожу.
– Вспомнил, – грустно потупился Виталий.
– Ну что, сходил как-нибудь? – поинтересовался Ангел.
– Я думал сходить в старости, после того, как погрешу еще.
– Значит, ты не был таким атеистом, каким выставлял себя перед другими? – спросил Ангел.
– Нет. Я не был атеистом. Просто понимал, что слишком привязан ко греху, это сильнее меня. Заявить, что я верующий, и продолжать ту жизнь, которую я вел, было равносильно признанию своей слабости и зависимости.
– Поэтому с этого признания и начинается покаяние! – вмешалась бабушка. – И поэтому покаяться трудно. Хоть атеисты любят говорить, что легко, что верующие лицемеры. Согрешил, исповедался и опять грешишь. Но самим-то насмешникам, когда до дела доходит, исповедать грехи свои почти невозможно. Ибо вершится это таинство только через смирение. Смирение для богохульников – вещь невозможная. Вот ты бы пожалел о своих грехах, рассказал бы на духу, даже если думаешь, что не можешь от них избавиться. Обратился бы к Богу, он бы помог исцелиться от зависимости. Но помешала гордость. Обычное дело!
– И теперь я пойду в ад со всеми своими грехами! – подытожил Виталий. – Интересно, как там?
–Ты обязательно это увидишь! – ответила бабушка. – Но у нас еще есть время. Пойдем, я накормлю тебя. Бабушки больше всего на свете любят кормить внуков. А ведь ты у меня единственный родной внук. Так что доставь мне удовольствие!
Бабушкина улыбка осветила Виталия, и казалось, проникла к самому сердцу. Шолохов заметил, что они идут по чудесному лугу среди цветов и бабочек, идут к новому великолепному строению.
– Ничего себе у вас домик! – воскликнул Виталий, – это что все во внутреннем дворике?
– Дом большой, – ответила бабушка, – за месяц не обойдешь! А то здание – трапезная.
Чтобы попасть в трапезную, нужно было пересечь огромный, почти бескрайний луг. При жизни Виталий не любил ходить, даже в булочную ездил на автомобиле. Но сейчас он бы согласился идти по этому лугу тысячу лет. Да, Шолохов без преувеличения готов потратить всю вечность на этот путь! Его босые ноги ступали по мягчайшей, как пух изумрудной траве. Пораженный Виталий вдруг осознал, что она живая! Упругие стебли бережно поддерживали его ноги, будто помогали, облегчая движение. Травы отличались разнообразием, тысячи и тысячи видов! На земле таких не встретишь. Золотистые колосья обнимали щиколотки, будто игривые щенки. Другие колосья напоминали бархат, их головки венчали цветы, отдаленно похожие на земные розы. Белые, пурпурные, радужные – они раскрывали навстречу путникам свои диковинные лепестки.
Неожиданно бабушка скрылась в разноцветном вихре. Воздух вокруг Виталия стал цветным и живым. Прошло пару секунд, прежде чем он понял – это бабочки! Неземные красавицы, только что почивавшие на луговых цветах, завидев людей, радостно устремились им навстречу.
Восторг наполнил сердце Виталия. Да, у него осталось сердце. Бесплотное сердце, которое жило где-то в бесплотном теле. И оно трепетало, как легкие крылья бабочек. Умерший уже готов был раствориться в счастье, в этом вихре летающих цветов, когда его, как стрела, пронзило сладко-горькое воспоминание из далекой юности.
Он хотел покорить девушку, ту самую, которую и погубил потом. Друг посоветовал приготовить для нее романтический подарок, перед которым, по его словам, не устоит ни одна девушка. Виталий добыл коробку от обуви, вытрусив из нее мамины туфли. В коробку положил сорванную в палисаднике у тети Нюры розу и листок с переписанными от руки стихами Фета. Там же, в палисаднике, он выловил банкой бабочку-капустницу и посадил в коробку.