Цена свободы

Если дорог тебе твой дом,

Где в любви ты выкормлен был,

Под бревенчатым потолком,

Где ты, в люльке качаясь, плыл;

Если дороги в доме том

Тебе стены, печь и углы,

Дедом, прадедом и отцом

В нем исхоженные полы

Из записок Югана фон Шанцдорфа

До сих пор не могу прийти в себя. Боже, во что же я ввязался и как теперь пойдёт моя казавшаяся такой определённой жизнь!

А я ведь искренне считал что меня, как военного моряка, политические интриги не касаются – слишком я далёк не то, что от политики, но вообще от света. Ну какое участие в политике может принять мичман в далёком провинциальном Свеаборге, единственная мечта которого попасть в вояж вокруг света! В прошлом году я уже пытался попасть на шлюп, отправляющийся в Америку или на Камчатку, но, увы, не преуспел.

И что я только поверил отцу, когда он говорил, что у русских огромный флот?! Да, флот и правда большой, но он ведь гниёт в гавани. Ну как же так можно! Вон, в прошлом году вообще плавал всего один корабль.

Нет, зря я сейчас, лично мне жаловаться не на что: повезло с командирами с самого начала. И Яков Аникеевич Подушкин и Егор Антонович Шлиппенбах настоящие моряки солёной воды и прекрасные люди. А уж граф Гейден! Вот образец моряка и человека! Талантливый флотоводец и отличный администратор, он поддерживает в своей флотилии боеготовность на два порядка выше, чем в целом по флоту. И смотрит в первую очередь на реальные заслуги и рвение офицера.

Но – по порядку. Сегодня вечером я был приглашён домой моим покровителем графом Логином Петровичем Гейденом. Зима, и я хожу к нему достаточно часто – мы ужинаем, а потом идём в курительный салон, и за бокалом кларета он рассказывает интересные факты из своей богатой биографии, а я о своих детских путешествиях по миру на торговом бриге. Вот и сегодня я настроился на долгий и интересный неторопливый разговор.

Как же я был удивлён, когда, пройдя по обыкновению после ужина в курительный салон, обнаружил в адмиральском кресле незнакомца. Это был средних лет мужчина со светлыми волосами на начинающей лысеть голове. От него так и веяло властностью, которая ощущалась во всём: во взгляде, в позе, в манере держать голову, в речи. Только к концу разговора я понял, что это проявляется не властность, а скорее внутренняя свобода, свобода человека, всегда поступающего в соответствии со своими внутренними убеждениями, свобода по-настоящему сильного, уверенного в себе и, не побоюсь этого слова, самодостаточного человека.

Логгин Петрович с почтением поприветствовал незнакомца и представил меня ему. Вальяжный господин оказался ни больше ни меньше личным другом нового Государя и флигель адъютантом старого графом Александром Христофоровичем фон Бенкендорфом. Этот факт сразу насторожил меня, и не напрасно.

Граф принимал самое деятельное участие в подавлении восстания на Сенатской площади и возглавил идущее сейчас расследование его причин. Он сам сообщил об этом факте в самом начале нашего разговора, смотря мне в глаза столь пристально, будто видел меня насквозь. И, как оказалось, не напрасно. После нескольких рюмок кларета, Бенкендорф попросил графа Гейдена оставить нас наедине. Что за неслыханная дерзость по отношению к хозяину дома! Но, в то же время, как любезно он это сделал, с достоинством самого императора. Нет, это положительно великий человек.

После того, как дверь курительного салона закрылась за моим любезным хозяином, Александр Христофорович начал серьёзный разговор. Оказалось, что ему и вправду всё известно: и о моей давнишней русофобии, и о том, что по возвращении домой со мной встречались люди, настоятельно порекомендовавшие пойти на службу в императорскую армию или на флот. Известно графу было также, что, уже будучи зачислен на действительную службу, я не прекращал контактов с заговорщиками. Сердце моё упало. По нынешним временам то, о чём говорил глава следственной комиссии, грозило смертной казнью, и я уже решил продать жизнь подороже, прихватив с собой на тот свет этого самоуверенного человека. Но как он меня видел! Когда я уже было потянулся к бутылке, чтобы огреть его по голове, он остановил меня даже не словом, а одним лишь взглядом! Покачав головой, Александр Христофорович заявил, что вина моя, конечно велика, но в известной мере оправдывается благородными побуждениями патриотизма и незнанием истинного положения вещей. Граф не осуждает меня, но предлагает подумать над вопросом, что лучше – быть элитой великой державы, сохранив притом родной язык, валюту, древние законы и самоуправление, или стать мелкой марионеткой и разменной монетой в игре по-настоящему могущественных держав? Сейчас Александр Христофорович любезно даёт мне шанс искупить вину и надеется обрести в моём лице искренне преданного помощника.

Не скрою, я не имею ни малейшего желания помогать этому страшному человеку. Но факты, которые он изложил, поколебали мою картину мира. В ходе расследования событий на Сенатской площади выяснилось, что вот уже несколько лет через территорию великого княжества Финляндского в Россию идёт поток нелегальной литературы, подстрекателей и оружия. В прошлом году, в частности, был перехвачен английский бриг «Язон» с грузом оружия, которое якобы направлялось в Швецию. Доказать в тот раз ничего не удалось, и бриг пришлось отпустить, но позже в шхерах неподалёку от Або был найден тайник с английскими мушкетами, порохом и даже тремя однофунтовыми лёгкими пушками. И вот теперь выясняется, что в Финляндии готовится мятеж, на территорию Великого Княжества доставлено огромное количество оружия, инструкторов англичан и коллаброционистов из всякого отребья – беглых каторжников, дезертиров и просто преступников. По плану заговорщиков, волнения в Великом Княжестве должны были начаться одновременно с беспорядками в столице и с манифестом Великого князя Константина о даровании независимости Польше и Финляндии. В этом случае появлялась реальная возможность на время ввергнуть империю в смуту и лишить её выхода к Балтике, а в идеале повторить в России французский сценарий, недаром же на допросах почти все мятежники признались, что конечной их целью было свержение самодержавия и установление в России республики.

Я, конечно, и сам знал многое из рассказанного мне Бенкендорфом, но был крайне неприятно удивлён той ролью, которую, как следовало из его слов, играли в нашем восстании англичане. Сразу пришли на ум невесёлые картины, виденные мной в детстве в южной Америке, охваченной пламенем восстаний, спровоцированных и поддерживаемых английскими агентами.

Здесь, однако, чилийский сценарий не прошёл: верные Государю полки быстро разгромили восставших в столице, но обстановка в Великом Княжестве по-прежнему остаётся сложной.

Самое главное, сказал граф, совершенно нельзя до окончания расследования никому доверять, а особенно офицерам, состоявшим в чрезвычайно распространённых тайных обществах и масонских ложах. Действовать при этом нужно незамедлительно! И, в то же время, ему нужен верный человек в стане мятежников.

Государь принял мудрое решение – послать всех неблагонадёжных флотских офицеров и, в первую очередь, из гвардейского флотского экипажа подальше – в северное море. Для этого эскадра готовится уже сейчас. И, как только Финский залив очистится ото льда, выйдет в море многие годы невиданным составом из почти всех кораблей и фрегатов. Флот не будет возвращаться на Балтику до осенних штормов, а там, глядишь, всё и успокоится.

Восстание же просто необходимо задержать минимум на год, для чего нужно пресечь поток оружия и иностранных инструкторов в Финляндию. По плану Бенкендорфа, мне с группой офицеров предстоит самой ранней весной выйти на достраивающейся сейчас яхте «Лизетта» из Свеаборга. Под видом испытаний нового судна мы должны попытаться перехватить нарушителей на Аландских островах, где и размещаются тренировочные лагеря сепаратистов и схроны с оружием. На меня же возлагается особая миссия – выйти на связь с руководством повстанцев и любыми средствами, вплоть до их уничтожения, задержать активную фазу мятежа. Как же! Пусть он вообразил, что крепко держит меня за горло, но я найду способ выкрутиться и тогда мы ещё посмотрим.

Возглавить отряд судов поручено только что вернувшемуся из кругосветного плавания, и потому точно ни во что не замешанному, лейтенанту Купреянову. Я назначен ему в помощь, так как отлично знаю местные воды, и плавание с отрядом даст мне прекрасный предлог попасть в Або. Как утверждает Бенкендорф, лейтенант Купреянов ничего не знает о моём задании, но я не очень ему верю. Надо быть предельно осторожным.

Дипломатическое интермеццо

Поздним вечером 25 декабря 1825 года в кабинете нового Императора всероссийского Николая Павловича было немноголюдно, но сильно накурено. Сегодня ближайшие сподвижники Государя собрались, чтобы обсудить с ним чрезвычайную ситуацию, сложившуюся в стране. Молодой император выглядел утомлённым: на бледном лице самодержца под глазами залегли тени. Николай почти не спал с памятной ночи 14 декабря. Многие, к примеру генерал Чеченский, написавший об этом в дневнике, принимали его вид за проявление страха и слабости воли, но они глубоко заблуждались. Напротив, молодой, но не по годам одарённый политик понимал всю тяжесть положения, в котором оказался. Сейчас он хладнокровно и уверенно, как это было свойственно многим его предкам, но, увы, не безвременно почившему старшему брату, вырабатывал план спасения доставшейся ему в управление страны. Положение было без преувеличения ужасным. После того, как период междуцарствия месяц назад закончился восстанием на Сенатской площади в Петербурге, необходимость срочных действий была очевидна всем, при этом никак нельзя было ошибиться. Первым взял слово верный соратник Императора, блестяще проявивший себя при подавлении восстания, теперь же возглавивший его расследование.

– Господа, сегодня я могу уже определённо утверждать, что имевшие место события являются лишь верхушкой айсберга. Вскрыта обширнейшая антиправительственная деятельность тайных обществ, проникших повсюду и в первую очередь в армию. Эту язву на теле империи надо срочно удалять. По сути, мы не можем полностью доверять почти никому из наших офицеров как в армии, так и на флоте. На недавно присоединённых территориях Царства польского и Великого княжества Финляндского неспокойно: ходят слухи о даровании им независимости «Царём Константином», о тысячах сторонников законного императора, убитых подлым узурпатором Николаем, и о том, что западные страны вот-вот введут войска и освободят всех порабощённых из-под власти русского медведя. При этом у инсургентов оказались значительные запасы оружия – как старого французского, скорее всего наследия нашествия Наполеона, так и нового, по преимуществу английского.

Поступают тревожные слухи, что император Константин движется к Санкт-Петербургу во главе армейского корпуса, так что было бы крайне желательно появление его перед полками, чтобы он официально признал своё отречение и успокоил брожение в среде солдат и офицеров. Ваше Императорское величество, я умоляю Вас немедленно написать Его императорскому высочеству письмо с просьбой прибыть в Петербург и успокоить толпу.

Да, не хотел бы никого пугать, но похоже и смерть Императора Александра произошла не просто так. Вы, Государь, вероятно не знаете, но я предостерегал Их Императорское величество перед поездкой на юг России. К моему глубочайшему сожалению мои предостережения оставили без внимания. Так вот, я опросил свиту покойного Императора, разобрал с ними последние дни его жизни почти поминутно, но сперва не сумел установить ничего подозрительного. Однако доктора в один голос удивляются, почему и как мог здоровый император стать жертвой воспаления мозга без всяких причин, и это пробудило во мне воспоминания.

В 1804 году, когда я сопровождал юного Императора в его поездке по России, на Кавказе я познакомился и, если так можно сказать, подружился с князем «Максимкой». Этот, в многих отношениях интереснейший, господин в один из вечеров рассказал мне, что в Грузии существует обычай ритуального боя на боевых кольцах, которые они называют «Сатитени». Бой ведётся не до смерти, но иногда спустя некоторое время один из противников погибает от горячки. Доказать тут ничего нельзя и всё списывают на грязь, проникшую в рану, но Максимка под большим секретом поведал, что есть яды, которые наносятся на лезвия ритуального кольца и гарантированно убивающие жертву через несколько дней даже от малейшей царапины. Так вот, господа, на спине покойного Императора был обнаружен след от укола, маленькая царапинка. Когда я вторично опросил гвардейцев из свиты, то один из них вспомнил, что во время встречи с местными князьями и традиционных объятий император дёрнулся, но не прервал церемонии. Позднее придворный портной припомнил, что в тот день менял императорский мундир из за небольшого пореза на спине со следами запёкшейся крови. Отсюда очевидно следует, что государь Император Александр Благословенный был убит одним из Грузинских князей, скорее всего отравленным ритуальным боевым кольцом.

При этом возникает вполне законный вопрос – что вообще грузинские князья делали в Таганроге?! Казалось бы, всё ясно, как вы безусловно помните, восточная и западная Грузия вошли в состав Империи не так давно, и недовольных этим среди местного населения конечно много, но вот осуществить настолько сложное покушение вдали от дома… кроме всего прочего для этого надо как минимум точно знать, что Император остановится в Таганроге. В общем, по моему глубочайшему убеждению, у грузинских князьков с их сотней овец и одной двумя деревнями не тот масштаб. По моему глубочайшему убеждению князей подставляют. Поясню, убийца возможно и был одним из членов делегации, но реальной целью злодейства было не только и не столько убийство, как провокация возмездия, способного втянуть нас в затяжную войну на юге, в то время как зловещие события назревают на севере и западе. Потому я строжайше засекретил результаты моего расследования и для введения противника в заблуждение предлагаю не принимать масштабного возмездия, но, напротив, пустить слух, что император Александр жив, тайно отрёкся и постригся в монахи, с каким-нибудь нелепым именем…пусть, к примеру, станет старцем Фёдором Кузьмичём. В то же время нужно послать небольшую, но профессиональную группу в Грузию для выяснения истины и наказания настоящих виновников убийства.

Нужно помнить, когда именно император был убит, сопоставить это с ситуацией в стране и в мире. В апреле прошлого года из за международной изоляции провалилась идея Императора Александра о созыве международной конференции в Петербурге по «Умиротворению греков». После этого Император официально, в присутствии послов держав заявил, что «будет исключительно следовать собственным видам». Практически сразу от Англии последовало предложение заключить двустороннее соглашение по Греции, на которое Александр Павлович сперва ответил положительно, но потом, ознакомившись с предложением альбионцев подробнее, с гневом отверг. После прошлогоднего наводнения балтийский флот потерял остатки и без того невеликой боеспособности и отправлять его в средиземное море было смерти подобно. Император ехал на юг для изучения возможности действия против Турции силами Черноморского флота и сухопутной армии. В этом путешествии он и был убит. Одновременно Англия выделила правительству Греции огромный кредит в три миллиона фунтов и обещала поддержку, пусть и не на официальном уровне. Франция, в свою очередь, оказывает неофициальную поддержку Египту и, через него, Турции.

Если мы сейчас потеряем Грецию, то нашей торговле в средиземноморье придёт окончательный конец. Почти весь торговый тоннаж империи в чёрном и средиземном море имеет греческие команды, а часто и фактически принадлежит греческим купцам, да и для наших судов перспектива закрытия проливов более чем реальна.

– Но что же вы предлагаете, Александр Христофорович? Ведь из ваших слов следует, что Император Александр был убит если не англичанами, то не без их помощи, и они же причастны к организации беспорядков в Империи. А с другой стороны наши интересы в Греции во многом совпадают и объективно они могут стать нашими союзниками, я правильно вас понимаю?

– Ваше Величество, я попытался максимально точно прояснить складывающуюся ситуацию. Решения принимать безусловно не мне, но если позволите высказать своё мнение на задачи текущего момента, то вот: нам следует в первую очередь сохранить империю от развала, а для этого удержать власть и сохранить Вас живым. Мы не можем положиться практически ни на кого, кроме здесь присутствующих и ещё очень ограниченного круга лиц. Значит надо создать у наших врагов ощущение собственной для них безопасности, а уже исподволь, как бы невзначай, переломить ситуацию. Англия хочет нашими руками и за наш счёт решить свои проблемы с Турцией и насолить Франции? – отлично! Притворимся дураками, а там посмотрим на реальный итог. Сейчас мы просто вынуждены идти у них на поводу, более того, кого то придется подкупить, чтобы нам совсем уж не ставили палки в колёса. Простите, Вы что то хотели сказать, Егор Францевич?

– Да, Александр Христофорович, простите, что перебиваю, но вынужден сообщить, что казна практически пуста. И ожидать её пополнения неоткуда. Промышленность находится в полнейшем упадке, доходы бюджета на рекордно низком уровне, наши заводы просто не в силах конкурировать с потоком дешёвых иностранных товаров, в первую очередь английских, ведь там производство давно оснащено паровыми машинами, а у нас повсеместен ручной труд. После отмены ввозных пошлин императором Александром крах отечественного производства стал неизбежен. Основные статьи дохода бюджета – добыча серебра, золота и торговля зерном да лесом, но этих денег катастрофически мало и едва хватает на самое необходимое.

– Егор Францевич, дорогой, вы уж попробуйте что-нибудь с этим сделать, – вступил император.

– Вы же смогли во время заграничного похода наших войск в 1813-14 годах организовать своевременное снабжение армии всем необходимым и при этом отсудить у «союзничков» 300 миллионов из затребованных ими 360. Мы безусловно учтём ваше замечание, но пока давайте вернёмся к насущному. Так что там хотят от нас англичане? Я читал их меморандум, но так до конца, признаться и не понял. Главное их требование, если не ошибаюсь, состоит в том, что мы должны вступить в войну с Турцией. Какие у нас есть сейчас возможности? А промышленность свою развивать надо и срочно – это можете мне не говорить. В ближайшее время составим комитет по промышленности, включим туда виднейших промышленников…

– Государь, великодушно позвольте мне внести в это предложение одно дополнение, – сказал Александр Христофорович Бенкендорф.

– Комитет по промышленности безусловно необходим, но… давайте сделаем его тайным, чтобы наши враги не сразу опомнились и не успели принять меры, которые сведут на нет все наши усилия. И промышленников приглашать не вижу смысла – каждый будет тянуть на себя… нам нужны скорее грамотные инженеры, маркшейдеры, люди, с одной стороны знающие как организовывать промышленность на совершенно новый лад, а с другой бесконечно преданные лично Вам, Ваше Величество. И такие люди у нас есть – взять, к примеру, начальника Колывано-Вознесенских заводов Петра Кузьмича Фролова, с которым Вы познакомились во время Вашего путешествия по России в 1816 году.

– Фролова никак нельзя сейчас отвлекать от командования заводами и должности Томского генерал-губернатора, не выдержал крепкий пятидесятилетний мужчина – министр финансов Егор Францевич Канкрин. Он только-только восстановил положение с добычей серебра на Змеиногорском руднике, наводит порядок на других заводах и рудниках края. Если его сейчас отозвать, наступит полнейшая катастрофа для бюджета. Берите кого угодно, но Фролов нужен на Алтае!

– Хорошо хорошо, Егор Францевич, – отозвался Государь, – вам конечно виднее, да и восстановление промышленности дело не одного дня, и решать мы его, пожалуй, сегодня не будем. Пока же давайте попробуем сориентироваться в международных делах и в первую очередь определиться с Англией. Хотелось бы услышать ваше мнение, Карл Васильевич.

Карл Васильевич Нессельроде, сорокапятилетний министр иностранных дел и вице-канцлер Российской империи со времён войны 1812 года возглавлял политическую разведку и теперь, поддержав нового императора в критический час, получил возможность для желанного возвышения, не светившего ему при Александре. Сейчас он лихорадочно обдумывал план спасения Николая и сохранения его на престоле – с этим была связана вся его дальнейшая карьера и, как он справедливо полагал, жизнь. По донесениям иностранной агентуры, которые предыдущий император напрочь игнорировал, становилось ясным, что ситуация много хуже, чем представлял себе даже уважаемый им граф Бенкендорф. Европейские державы, напуганные усилением России после войны, готовы были пойти на всё для устранения её с мировой арены, в результате чего у России не осталось ни одного сколько-нибудь верного союзника. Но как донести это до Государя? Он не знал. А ведь Николай не просто просил оценки обстановки, которую он, пусть не во всём, но понимал. Сейчас от Карла Васильевича требовалось представить план выхода из крайне тяжёлого положения внутри страны, осложнённого фактической её изоляцией. И он решился.

– Государь, по оценке английских агентов в Петербурге и Севастополе, наш флот сейчас абсолютно небоеспособен. Вы, конечно, знаете, что в прошлом году после наводнения мы смогли вывести в море всего один линейный корабль. Исходя из этого Англия, настаивая на вступлении России в войну, подразумевает сухопутную войну, которая ослабит как Россию, так и Турцию, в то время как Англия установит полное господство в архипелаге и получит дивиденды при минимальных усилиях. С другой стороны при данных обстоятельствах мы не можем и самоустраниться. В этом случае мы, боюсь, навсегда потеряем Грецию, нашей торговле в средиземноморье будет нанесён непоправимый ущерб и, что самое важное, мы перестанем играть роль великой Державы и перейдём в разряд второстепенных государств, что, безусловно, сыграет на руку нашим врагам. Я считаю, что вместо сухопутной операции нам следует послать в Средиземное море сильную эскадру и принудить Порту к миру. Поясню: на самом деле ситуация с флотом не настолько плоха. Наводнение конечно наделало дел, но причина упадка не в нём, а в деятельности маркиза де Траверсе.

Многие отличные корабли плавают за всё время одну, редко две кампании, а потом ставятся к стенке, с них списывается экипаж и корабли без ухода за несколько лет безнадёжно сгнивают. Во время наводнения многие корабли устояли на якорях, да и среди остальных найдутся подлежащие восстановлению. Кроме того, сейчас строится ряд кораблей как в Петербурге, так и в Архангельске. Я убеждён, что мы сможем сформировать боеспособную эскадру в ближайшее время – главное немедленно сместить де Траверсе, который является английским агентом и поставить на его место уважаемого русского адмирала. Теперь что касается черноморского флота. По докладу Главного командира черноморского флота и портов на конец 1825 года в благонадёжном состоянии имеется 7 линейных кораблей, 4 фрегата, 1 корвет, 3 брига и 10 транспортов. Для того, чтобы в одиночку сражаться с объединённым турецко-египетским флотом маловато, а вот для операций на Чёрном море в случае блокады Дарданелл эскадрой балтийского флота по опыту предыдущей архипелагской операции более чем достаточно.

При осуществлении моего плана мы, во-первых, не дадим англичанам единолично присвоить себе все плоды победы, во-вторых, реально ослабим позиции Турции и облегчим положение нашей сухопутной армии, задачей которой является захват черноморского побережья.

– Что ж Карл Васильевич, видно, что этот план вы вынашиваете не один день. Но дадут ли нам его осуществить? Расследование по делу бунтовщиков только началось, и мы не знаем, кому можно доверять. Корабли, как вы сами говорите, сгноили в порту… Вот Антон Васильевич фон Моллер, помнится, докладывал брату после наводнения, что в благонадёжном состоянии осталось 5 кораблей, 9 фрегатов, 1 корвет, 1 шлюп, 3 брига и 1 шхуна, но что-то мне подсказывает, что список этот далеко не полный. Попробовать, определённо стоит. Решено. Принимаем ваш план, а по ходу дела будем вносить в него коррективы.