Критическое отношение к ранее предложенным решениям тех или иных криминалистических проблем как путь обострения проблемных ситуаций и стимул проведения новых теоретических исследований в криминалистике, может быть проиллюстрировано на примере научных дискуссий о предмете криминалистики. Казалось бы, вполне сформировавшееся представление о криминалистике как о науке, призванной создавать средства борьбы с преступностью, в конце ХХ начале ХХI веков некоторыми учеными подверглось принципиальному переосмыслению. Особенно с принятием в 2001 году нового УПК РФ. Фактом, породившим проблему, стала переориентация уголовного судопроизводства во всех его стадиях на принцип состязательности, что позволило высказать мнение о необходимости вести дальнейшую разработку криминалистических средств, приемов и методов сообразно профессиональной ориентации участников уголовного процесса – принадлежности к стороне защиты или стороне обвинения.[38]
Вместе с тем критическое отношение к ранее решенным в криминалистике проблемам не только стимулирует пересмотр прежних решений, но нередко порождает и новые проблемы в науке. Так дискуссия по вопросам определения места организационных основ расследования преступлений, сформировавшихся в рамках криминалистической тактики, а позднее получивших развитие в общетеоретической части криминалистики, вполне может породить проблему совершенствования всей системы криминалистики. В частности, за счет создания ее нового структурного раздела «Криминалистической стратегии» с перераспределением уже сформировавшихся теорий и учений, в том числе учения об организации борьбы с преступностью, которой в новом разделе предлагается занять центральное место.[39]
Возвращаться к некогда, казалось бы, однозначно решенным проблемам в прогрессивно развивающейся науке бывает полезно, особенно если учесть, что криминалистика в своем развитии испытывает усиленное воздействие не только новейших достижений научно-технического прогресса, но и масштабных преобразований, проводимых в стране на основе политических, экономических и правовых реформ. Критическое отношение к некогда решенным проблемам порождает дискуссии в науке, способствуя тем самым возникновению и решению новых проблемных ситуаций. Именно через научные дискуссии в свое время формировалось представление о природе криминалистики. Так, устоявшееся в период становления криминалистики мнение о ее технически прикладном характере, сменилось взглядами о двойственной природе криминалистики: юридической и естественно-технической. Затем общепризнанным становится представление о самостоятельности криминалистики как науке юридической природы. Сегодня, когда процессы интеграции научного знания все сильнее затрагивают и криминалистику, возникают идеи пересмотра и этого, казалось бы, окончательно сформировавшегося представления о ее природе.[40]
То же можно сказать и о сущности криминалистической характеристики преступлений и ее месте в структуре частной методики расследования, о правовой природе проверки показаний на месте, как самостоятельном следственном действиии многих других проблемах криминалистики, в свое время поставленных в рамках проведенных дискуссий и в них же получивших разрешение. Часть из них перестали существовать как проблемы криминалистики, часть продолжают обсуждаться, а некоторые, будучи по признанию большинства ученых решенными, получают новые импульсы для проблемного обсуждения.
Помимо научных дискуссий, ситуация может быть признана проблемной и в результате применения получивших признание научных решений ранее поставленных проблем для объяснения новых фактов, новых явлений. Данное направление поиска новых научных проблем становится преобладающим в науке с развитой теорией, поскольку любое новое явление действительности, познаваемой наукой, становится возможным оценивать под углом зрения теорий, а не эмпирических обобщений, что, несомненно, отличается большей достоверностью, ибо теоретическое знание охватывает не только известные законы, но и еще не открытые. «Достоверность теории – указывает Г. И. Рузавин, – несомненно, выше, чем, например, эмпирическое обобщение».[41] Возможность оценивать и объяснять новые факты с позиций развитой теории открывает несравненно большие перспективы в научном познании.
Такой видится и перспектива решения проблем современной криминалистикой, ибо уже сегодня с этой целью могут эффективно применяться положения вполне сформировавшихся частных криминалистических теорий и среди них, прежде всего положения теории криминалистической идентификации. Наглядным примером использования известных теоретических концепций для объяснения новых фактов, могут служить теоретические исследования, которыми обосновывается возможность индивидуального отождествления конкретных объемов жидких, сыпучих или газообразных веществ с позиций теории криминалистической идентификации. Некоторые из положений этой теории оказались вполне корректными для признания такой возможности, другие породили споры вокруг криминалистической сущности исследований, проводимых в рамках экспертизы материалов, веществ и изделий,[42] и, соответственно, новую проблему.
Известно, что научную основу криминалистической идентификации составляют два фундаментальных положения, раскрывающих свойства материальных объектов, на которых базируется сама идея о возможности их индивидуального отождествления. Это индивидуальность материальных объектов и их способность отображаться при взаимодействии с другими материальными объектами. В принципиальном плане и то и другое свойственно и материалам, и веществам. Между тем, некоторые ученые, особо не вдаваясь в философскую сущность вопроса, способность материальных тел отображать и отображаться распространили и на отделенные от целого части и частицы материалов и веществ, объявляя их объектами, отображающими целое, компактную массу, от которой они оказались отделены. Такое «механическое» привнесение в теорию идентификации положений, составляющих научную основу традиционной криминалистической идентификации, породило новую проблему – проблему установления посредством идентификации связи отделенных частей жидких (сыпучих, газообразных) веществ с некоей их компактной массой. То, что ни у кого не вызывало сомнений в оценке результатов традиционной криминалистической идентификации, оказалось весьма сомнительным при оценке результатов идентификации материалов и веществ.[43]
Говоря о путях выявления новых криминалистических проблем, следует вспомнить и об источникахформирования криминалистических знаний, круг которых и сегодня постоянно пополняется благодаря применению известных решений научных проблем, найденных в других отраслях знания (но еще не апробированных криминалистикой), для объяснения новых явлений или фактов, возникающихв практике борьбы с преступностью. Применение достижений одних наук для разрешения проблемных ситуаций других нередко ведет к возникновению новых, внутренних, собственных проблем в науке, заимствующей такие достижения. Данный путь научных исследований, порождающих новые проблемы, весьма специфичен для криминалистики, которая и возникла и развивается наиболее интенсивно именно как наука, активно и творчески приспосабливающая данные иных наук для собственных нужд и целей.
Являясь отражением общей тенденции к интеграции научного знания, такое развитие криминалистики порождает и новые криминалистические проблемы. Например, заимствование криминалистикой технических средств, созданных в общей технике для целей, не связанных с уголовным судопроизводством, неизменно создает новые, теперь уже криминалистические, проблемы. В частности, связанные с необходимостью разработки специальной методики применения нового для криминалистики технического средства, заимствуемого из общей техники.
В истории науки результатом взаимопроникновения различных областей знания нередко становилось рождение нового направления научных исследований. «Хорошо известно, – писал П. Л.Капица, – что принципиально новое в науке чаще всего рождается, когда две различные области встречаются друг с другом, они как бы оплодотворяют друг друга, и тогда рождается что-то новое».[44] Наглядный пример тому сама криминалистика, возникшая еще в ХIХ веке как результат интеграции уголовного права, уголовного процесса с достижениями естественных и технических наук.
Интеграция знаний в равной мере проявилась и в объединении проблем различных наук, разрабатывающих меры борьбы с преступностью, которые, будучи интерпретированы криминалистикой применительно к своим специфическим целям и задачам, порождали новые криминалистические проблемы, требующие исследований на теоретическом уровне. По данному пути идет, к примеру, разработка теоретических основ криминалистической профилактики,[45] криминалистического прогнозирования,[46] криминалистических аспектов теории доказательств[47] и некоторых других проблем, к которым проявлялся общий интерес в науках, разрабатывающих меры борьбы с преступностью.
Выход на проблемную ситуацию более общего порядка возможен и в результате объединения известных проблем, возникающих в отдельных отраслях криминалистики. Обобщение нескольких криминалистических проблем, которое вело бы к возникновению новой криминалистической проблемы, возможно, однако лишь при условии, если объединяемые проблемы криминалистики имеют общие «точки соприкосновения», позволяющие искать общие пути их решения. Этот путь постановки и разрешения проблем в современной криминалистике весьма наглядно прослеживается в попытках сформировать ее частные теории и учения, имеющие общекриминалистический смысл, то есть те учения и теории, положения и принципы которых применимы как руководящие начала к любому из разделов криминалистической науки. Этот путь становится одним из основных источников проблемных ситуаций, нуждающихся в разрешении на общетеоретическом уровне. В свое время исследования именно в этом направлении привели к осознанию общей для всей криминалистики проблемы – создания теоретических основ индивидуального отождествления материальных объектов по их отображениям. То же происходило и в результате обобщения проблем логического обеспечения познавательных процессов в рамках оперативного розыска, производства судебных экспертиз, ведения следствия и пр. Так формировалось общекриминалистическое учение о версии. По сути дела, любая теория, раскрывающая общие для всей криминалистической науки, для всех ее разделов законы и принципы, строилась именно на базе обобщения частных криминалистических проблем.
Плодотворным с точки зрения поиска новых криминалистических проблем может оказаться и перенесение уже известных проблем из одного раздела, из одной отрасли криминалистики в другие отрасли и разделы науки, где эта проблема оказывается интерпретированной в соответствии со специфическими задачами нового структурного раздела криминалистики. Распространение проблем в рамках нескольких отраслей одного раздела криминалистики, в частности, криминалистической техники, имело место в истории становления и развития судебной баллистики, некоторых идентификационных исследований в технико-криминалистической экспертизе документов, в фотопортретной экспертизе, для которых методы и методики основаны на ранее найденных решенияхтрассологических идентификационных проблем.
Примером межотраслевого «заимствования» может служить и решение проблем организации расследования, которые в равной мере оказались интересными для решения и в криминалистической технике, и в следственной тактике, и в частной методике расследования. Также и проблемы использования ЭВМ, зародившись в криминалистической технике, сегодня успешно осваиваются частной методикой, разрабатывающей алгоритмы расследования отдельных видов преступлений. Технической все более становится проблема поиска скрытых криминалистических объектов, в то время как возможности тактики в ее решении практически уже исчерпаны и т. д.
Проблема, требующая внимания и изыскания способов ее разрешения криминалистической наукой, может быть обнаружена, как отмечалось, и в результате обобщения практического опыта применения криминалистических средств, приемов и методов. В ходе такого обобщения нередко обнаруживаются факты, не имеющие объяснения или не вписывающиеся в известные эмпирические или теоретические законы и принципы криминалистики. Здесь полезным для обобщения может стать не только опыт, приобретенный в сфере борьбы с преступностью, но и опыт экспериментальных исследований, проводимых в криминалистике, опыт применения познавательных средств и методов в тех отраслях знания, из которых они заимствованы криминалистикой. Наконец, полезным на пути поиска новых проблем криминалистики может оказаться и опыт использования криминалистических средств, приемов и методов в правоприменительной деятельности, выходящей за рамки уголовного судопроизводства, например, в таможенной практике, в гражданском или административном процессе и др.[48]
Определяя основные пути поиска новых криминалистических проблем, как предпосылок и стимулирующих факторов проведения криминалистических научных исследований на теоретическом уровне, важно иметь в виду, во-первых, что в данном случае речь идет об осознанных путях такого рода научных поисков, что не исключает неконтролируемого возникновения новых неожидаемых проблемных ситуаций. И, во-вторых, то, что, говоря о различных путях поиска научных проблем в криминалистике, не следует идеализировать тот или иной из них, изолируя друг от друга, тем более представляя их как альтернативные варианты в научном исследовании. Эти пути могут сочетаться, чередоваться, объединяться или быть относительно самостоятельными. Очевидно, что нет, и не может быть теории, в том числе криминалистической, истоком которой была бы научная проблема, целенаправленно найденная и выделенная в исследовании, проведенном в одном, заранее заданном направлении. Теории создаются благодаря комплексному, разностороннему подходу к поиску новых и разрешению возникающих научных проблем и только когда для возникновения теории имеются объективные предпосылки. Нет и быть не может каких-то заранее установленных схем или методик построения криминалистической теории, ибо этот процесс всегда отличается творческим началом. Анализировать его, предлагая свои «рецепты», можно только оценивая в том или ином аспекте, в том или ином отношении уже созданное, оставляя простор для творческих подходов к созданию нового теоретического знания. «Процесс построения научной теории, – указывает Г. И.Рузавин, – нельзя регламентировать какими-то жесткими правилами и схемами, но его можно контролировать посредством, как логики, так и опыта».[49]
Постановка проблемы – это только начало, порождающее потребность в формировании научной теории, но начало исключительно важное и ответственное. Будучи своеобразной интерпретацией новых выявленных фактов, вызывающих затруднения с их объяснением, новая научная проблема ставит перед исследователем задачу вскрыть возникающие противоречия и дать им объяснения. Эти объяснения проблемных ситуаций на начальной стадии формирования криминалистической теории всегда предлагаются в виде научных гипотез. Их выдвижение и является первым шагом на пути создания теории.[50]
В дальнейшем гипотезы находят подтверждение и становятся законами, система которых, описывая закономерности взаимодействия реальных объектов, составляет базис научной теории. Путь от проблемы до закона – это путь становления научной идеи, научной теории. Так формировалась в свое время теория дактилоскопии,[51] для которой некогда выдвинутые гипотезы об индивидуальности, восстанавливаемости и неизменяемости папиллярных узоров, получив подтверждение, стали основными ее законами.[52]
На сегодняшний день в дактилоскопии выдвинуто множество научных гипотез, которые объясняют взаимосвязь строения кожи на ладонной поверхности рук (дерматоглифические признаки) со многими характеристиками личности человека: с его расовой принадлежностью, перенесенными заболеваниями, с наследственностью, с интеллектуальными способностями и некоторыми другими.[53] По мере подтверждения этих гипотез, дальнейшее развитие, несомненно, получит и теория дактилоскопии, пополняясь новыми законами.
Интересные результаты можно ожидать и от проверки гипотезы, долгое время считавшейся фантастической, и лишь сравнительно недавно, спустя почти полторы сотни лет, получившей новое подтверждение, о котором сообщила «Комсомольская Правда».[54] Речь идет об отображении образа преступника на сетчатке глаза жертвы. И если сообщение газеты окажется достоверным, то для судебной фотографии, несомненно, откроются перспективы, сопоставимые с открытием в конце ХIХ века метода фотографического усиления контраста, которым наука обязана выдающемуся русскому ученому Е. Ф.Буринскому.
Фантастическими сегодня выглядят и результаты экспериментов по фотографированию мысленных образов, проведенные доктором психиатрии Джулом Эйсенбадом. Метод получил название психокинетической фотографии.[55]
Можно только предполагать, какие перспективы откроются для криминалистики в случае подтверждения и этой гипотезы. Главное, чтобы своими безапелляционными, часто дилетантскими оценками не мешать научным исследованиям, памятуя, что «неспособность к сомнению и слепая поспешность, заставляющая принимать решение, не обдумав, как подобает до конца свое суждение» есть одно из тех заблуждений в науке, которые почти пять веков назад Френсис Бэкон назвал ее опасным «извращением».[56]
1.5. Криминалистическая теория и правоохранительная практика: проблемы связи
До недавнего времени, рассуждая о значении теории и практики для научного познания, принято было обращаться к трудам классиков марксизма-ленинизма. Решая извечный вопрос о том, какие науки важнее и каким из них следует отдать предпочтение – теоретическим или практическим – советские ученые, как правило, были единодушны. Знаменитое ленинское «Практика выше теоретического познания»[57] стало аксиомой для всех, кто, так или иначе, занимался проблемами науки.
Между тем, в споре о приоритетах теории над практикой и наоборот, нелишне будет вспомнить высказывания древних философов, которые оказались вполне осведомлены о том, какому способу познания и на каком основании следует отдавать предпочтение. Мнение Аристотеля, надо полагать достаточно авторитетно, чтобы, по крайней мере, задуматься над этой проблемой. Древнегреческий философ, за два тысячелетия до В. И.Ленина убежденно говорил, что «…теоретические дисциплины выше практических, а самое высшее место занимает познание принципов»[58]. И что «… теоретические науки заслуживают наибольшего предпочтения по сравнению со всеми остальными…».[59]
Однако, руководствуясь соображениями о приоритете правоохранительной практики, и признавая, тем самым, второстепенную роль теории криминалистики, отдельные представители, в основном смежных наук, принялись с усердием, достойным лучшего применения, обвинять не только ученых, но и саму криминалистическую науку во всех «смертных грехах»,[60] ставших причиной ее нынешнего, как им показалось, кризисного состояния.[61]
Особо не вникая в суть решаемых современной криминалистикой проблем, они стали рассуждать о вырождении криминалистики как отрасли знания, призванной создавать средства борьбы с преступностью. «Утратив прикладной, утилитарный характер, – заявил, в частности, профессор А. С.Александров, – криминалистика перестала быть созидательной силой; забыв свое первоначальное предназначение, она изменила своей сути…»[62].
Руководствуясь собственными умозаключениями о современном состоянии криминалистики, производящей, по мнению А. С.Александрова, «никому не нужные знания»,[63] и не догадываясь, судя по всему, о существовании объективных закономерностей развития любой науки, профессор взялся поучать «грешных» криминалистов: «Криминалистам надо понять то, что теория не их удел…», и недвусмысленно призвал ученых «вернуться к черновой, полевой работе – техническому обслуживанию уголовного процесса».[64] (выделено авт.).
Не доросли, мол, вы до уровня уголовно-процессуальной науки, чтобы заниматься теорией, ваш удел – обслуживать нас процессуалистов, не более того. Учить известного ученого основам науковедения – значит зря тратить время. И прежде всего, ввиду непоколебимости его веры. Тем не менее, позволительно было бы привести некоторые из авторитетных суждений, с которыми профессор А. С.Александров явно не знаком, но берется рассуждать о том, чем криминалистам нужно заниматься, чтобы их наука развивалась, а от чего им следует воздержаться.
История формирования научного знания свидетельствует о том, что любая наука «увлечение теорией», иначе говоря, стремление к теоретическим обобщениям, всегда воспринимала не как «грех», тем более «смертный», а как вполне закономерный переход от эмпирического к более высокому – теоретическому уровню исследования. «Появление теорий, – писал известный в нашей стране и за рубежом исследователь феномена научной теории, профессор Г. И.Рузавин, – свидетельствует о переходе науки на достаточно высокий уровень исследования».[65] Отличаясь большей по сравнению с результатами эмпирических исследований достоверностью,[66] теоретическое знание, – «отражая сущность явлений, рисует более глубокую картину действительности, чем знание эмпирическое».[67]
Стремление науки к теоретическим обобщениям и в итоге к созданию собственной теории, становится, таким образом, показателем её зрелости, а не вырождения, как полагает А. С.Александров. Призывая криминалистов отказаться от разработки теории, «разоблачитель» грехов криминалистики, судя по всему, не готов принимать криминалистику ни как отрасль знания, ни как науку, ни даже как просто научную дисциплину. В восприятии А. С.Александрова удел криминалистики лишь «техническое обслуживание» уголовного процесса, то есть, как он сам выразился, исключительно «черновая работа».
А то, что криминалистика во многом благодаря теории из совокупности разрозненных эмпирических данных о средствах противодействия преступности превратилась в полноценную отрасль научного знания, понять дано не всякому. Это ведь только выдающийся русский ученый-химик А. М.Бутлеров мог позволить себе возразить еще не родившемуся профессору А. С.Александрову, сказав, что «только при посредстве теории знание, слагаясь в связное целое, становится научным знанием; стройное соединение фактического знания составляет науку».[68]
Между тем в понимании сути и значения теории для развития любой науки у выдающегося русского ученого нашлись вполне убежденные последователи. «Основная цель построения теории, – писал, к примеру, Г. И.Рузавин, – состоит в том, чтобы свести в единую систему все знания, накопленные в определенной области исследования».[69]
Вряд ли нужно напоминать профессору, считающему себя вполне осведомленным в проблемах современной криминалистики, что именно систематизацией накопленных эмпирических фактов и знаний, иначе говоря, теоретическим их обобщением, прославился основоположник криминалистической науки Ганс Гросс. Ученый и практик, он прекрасно понимал значение теории для криминалистического познания, назвав первую часть очередного, запланированного им издания Руководства для судебных следователей, «Теоретическим учением о проявлениях преступлений».[70]
О значении систематизации эмпирических данных для создания теории расследования преступлений говорили и российские современники основоположника криминалистики. «Действительная научная теория, – писал, например, известный русский юрист В. П.Даневский в 1895 году, имея в виду теорию предварительного следствия, – покоится на данных опыта, она – концентрация этих данных, проверенных и систематизированных».[71]
Всем, кто когда-либо серьезно занимался прикладной наукой, хорошо известно, что изучение и систематизация данных опыта, практики необходимы не только для выявления возникающих в практической деятельности проблем, с которых, как известно, начинается формирование научной теории. Но и как способ познания закономерностей изучаемой наукой действительности, составляющих то, что называют базисом научной теории, её обязательным компонентом.
Обобщение следственной, судебной и экспертной практики позволяет сконцентрировать внимание на наиболее существенных свойствах и отношениях явлений в изучаемой сфере деятельности, обнаружить их внутренние связи. Если связи наблюдаемых явлений не обнаруживаются, то нет необходимости и в их научном исследовании. Ибо случайные явления для науки безразличны. Еще Аристотель заметил, что случайно данное «не может быть предметом никакого <научного> рассмотрения… никакой науке нет дела до него – ни теоретической, ни направленной на действие, ни направленной на творчество».[72] И «что не существует науки о случайном бытии…, ибо всякая наука имеет своим предметом или то, что есть всегда, или то, что бывает в большинстве случаев».[73]
Без уяснения причинно-следственных и иных связей, иначе – закономерностей изучаемых наукой явлений не могут возникнуть сколько-нибудь продуктивные идеи, в том числе по усовершенствованию имеющихся или созданию новых познавательных средств, предназначенных для «преобразования действительности» (то есть для практики). Ибо бессмысленно создавать средства и методы для разового их применения. Но они окажутся именно одноразовыми, если необходимость создания новых средств будет продиктована однократно наблюдаемым опытом. Важно понимать, что внимания и реагирования со стороны науки требуют не случайные, а систематически возникающие проблемы, в противном случае найденные их решения окажутся лишенными перспективы, а, следовательно, и всякого практического смысла.