Криминалистика: теоретический курс
Таким образом, второй этап формирования учения о предмете оказался связан с развитием криминалистической (следственной) тактики и частной методики расследования преступлений как самостоятельных разделов криминалистической науки, наряду с первым ее разделом – криминалистической техникой. Для многих становилось очевидным, что познавательные возможности криминалистической науки значительно шире традиционных для начала века представлений о ней как о технической прикладной научной дисциплине.[140] Уже с выходом в свет первых учебников по криминалистике (1935; 1938 гг.) эта тенденция находит свое выражение и в формулируемых определениях ее предмета, и в изложении авторами своих взглядов на наиболее существенное в предмете криминалистики.
Так, в учебнике 1938 года прямо говорилось, что «криминалистика есть наука о технике, тактике и методике расследования преступлений».[141] Именно в этом направлении в дальнейшем велись поиски оптимального определения предмета криминалистики, и к началу пятидесятых годов оно в целом сформировалось. За основу было принято определение, предложенное в 1950 г. А. И.Винбергом. Он писал, что криминалистика – это наука «о технических и тактических приемах и средствах обнаружения, собирания, фиксации и исследования судебных доказательств, применяемых для раскрытия преступлений, направленных против советского строя и установленного Советским государством правопорядка, выявления виновных и изыскания способов предупреждения преступлений».[142] Для данного исторического периода, когда теоретические основы криминалистики еще только начинали формироваться,[143] предложенное А. И.Винбергом и поддержанное большинством ученых определение ее предмета вполне отражало и достигнутый наукой уровень развития и представления о том наиболее существенном в ее предмете, что требовало повышенного внимания ученых и интенсивной разработки. А именно, в числе разрабатываемых автором были названы не только технические, но и тактические средства собирания доказательств в целях раскрытия преступлений, а также способы их предупреждения криминалистическими средствами.
Дальнейшее развитие криминалистики также требовало постоянного осмысления сущности познаваемых наукой явлений с выделением в определениях науки наиболее перспективных для исследования криминалистических проблем. Таким наиболее существенным для криминалистики, какидля любой науки, достигшейопределенногоуровня зрелости, к середине 60-х годов ХХ века становится познание законов, действующих в сфере изучаемых ею явлений, и отражающих объективно существующиезакономерности. Разумеется, изменение представлений о наиболее существенном в предмете криминалистики не могло не отразиться на формулировке его определений.
О закономерностях познаваемых явлений как о наиболее существенном в предмете, изучаемом криминалистикой, первым поставил вопрос Р. С.Белкин. Такой, действительно новый и более современный взгляд на сущность познаваемых криминалистической наукой явлений не стал, однако, новым видением предмета науки, а явился отражением его более глубокого изучения.
После некоторых доработок, в 1968 году Р. С.Белкин формулирует принципиально новое определение предмета криминалистики: «Криминалистика – наука о закономерностях возникновения, собирания, исследования, оценки и использования доказательств и основанных на познании этих закономерностей средствах и методах судебного исследования и предотвращения преступлений».[144]
Вся дальнейшая разработка учения о предмете криминалистики неизменно оказывалась связанной с анализом данного определения. По результатам проведенных дискуссий и анализа определений предмета криминалистики, предложенных другими авторами, Р. С.Белкин формулирует свое определение в окончательном виде:
«Криминалистика – наука о закономерностях механизма преступления, возникновения информации о преступлении и его участниках, собирания, исследования, оценки и использования доказательств и основанных на познании этих закономерностей специальных средствах и методах судебного исследования и предотвращения преступлений».[145]
Упоминание в новом определении, наряду с закономерностями, результатов научных криминалистических разработок в виде специальных средств и методов стало, по сути дела, повторением того существенного в предмете науки, которое отмечалось и прежде, указывая на ее прикладную сущность. Ради таких средств наука в свое время и создавалась. Поэтому естественно, что ни одно из предложенных ранее определений предмета криминалистики не обошло вниманием эти познаваемые наукой объекты.
Указание в новом определении предмета криминалистики на закономерности, как на наиболее важное и существенное во всем спектре познаваемых наукой явлений, вовсе не означало, как это многим казалось, изменения взглядов на сам предмет науки. Новые определения, концентрируя внимание лишь на наиболее существенном в познаваемом ею предмете, и только с учетом потребностей сегодняшнего дня, ничего не изменили в отношении к главному – к спектру изучаемых криминалистикой явлений, отдельные аспекты, признаки, стороны которых составляют ее предмет. Эти явления объективной действительности как были, так и остаются теми, которые обозначил еще Ганс Гросс, и которые и сегодня остаются неизменными: «какими способами совершаются преступления» и как эти «способы исследовать и раскрывать».
Что касается «более криминалистических» признаков познаваемых наукой объектов и явлений, относящихся к ее предмету, то их поиск, отражая суть многих современных дискуссий о предмете криминалистики, фактически превратился в поиск новых, «более криминалистических» по мнению очередного автора формулировок определения этого предмета, а не новых явлений, заслуживающих быть к нему отнесенными.
Таких предложений в современных науковедческих исследованиях немало. В частности, для уточнения и придания большего «криминалистического» смысла определению предмета науки в последние годы предлагалось заменить в нем традиционно используемое понятие «раскрытия и расследования преступлений» на «механизм расследования». Челышева О. В., например, со ссылкой на Р. С.Белкина полагает, что таким образом легче будет отграничить криминалистику от процессуальной науки.[146]
На мой взгляд, ничуть не хуже, а в чем-то возможно даже лучше и точнее обозначить процедуру расследования термином «технология», оставив «механизм» только для обозначения криминалистических аспектов преступного деяния. Ну хотя бы потому, что термин «механизм» употребляется в качестве «определяющего порядок какого-либо вида деятельности» только в переносном смысле, а в прямом обозначает лишь внутреннее устройство машин, аппаратов и т. п.[147] Даже на слух «технология» воспринимается как более удачный термин для характеристики криминалистических аспектов предварительного расследования, поскольку вотличие от «механизма» уже в самом названии здесь заложена полезная предназначенность образующих технологию методов и процессов. Да и различать «разнополюсные» по своей природе процессы в деятельности человека – преступное деяние и его расследование, используя разнообразие заимствуемых технических терминов, было бы нелишне.[148]
Можно говорить, и это будет иметь некоторые основания, также о необходимости включения в определение предмета криминалистики не только закономерностей возникновения, но и закономерностей исчезновения доказательств, поскольку и те и другие изучаются криминалистикой.[149]
Аналогичные аргументы, которыми ученые пытаются обосновать необходимость дополнения формулировок определения предмета криминалистики, может дать нам и убежденность в том, что криминалистика изучает не только «закономерности» в процедуре познания события преступления, но и явления «случайные» по своей природе.[150]
Обнаружив таким образом «недостатки» прежних формулировок, можно развивать дискуссию и настаивать на изменении или дополнении определения предмета науки новыми «сущностями». Но правда будет и в том, что процесс «улучшения» определений не может, и не должен превращаться в бесконечные, часто бесплодные пререкания, ибо увлечение спорами «о словах» дискредитирует науку. Не случайно, 400 лет тому назад эту склонность некоторых ученых уделять «внимание главным образом словам, а не самому делу…», Фрэнсис Бэкон назвал первой формой искажений в науке.[151]
Ясно, что при всем своем желании и даже усилиями творческого коллектива найти универсальное определение предмета криминалистики, которое раз и навсегда устроило бы всех, вряд ли удастся. Хотя бы потому, что никакая формулировка не в состоянии дать исчерпывающего ответа на вопрос о всем многообразии признаков и свойств явлений, составляющих предмет криминалистической науки. Такие попытки «втиснуть» в определение предмета криминалистики буквально все, что может характеризовать специфические стороны объектов криминалистического познания, не только бесперспективны, но и, по меньшей мере, нецелесообразны.[152] Их бесконечное многообразие[153] есть свидетельство не многовариантности подходов к пониманию предмета криминалистики, а пример разнообразия мнений, выражающих предпочтения ученых и их представления о сущности явлений в предмете науки. Не говоря уже о том, что сущность отражаемых в определении предмета науки явлений со временем может меняться в зависимости от новых, возникающих потребностей в научных разработках и исследованиях. И в этом смысле все предложенные учеными определения предмета науки имеют право на существование как отражающие не эмпирически воспринимаемые, а закономерно протекающие процессы, то есть то существенное в предмете, что с развитием науки может меняться во взглядах на современную криминалистику при сохранении представлений о ее предмете в целом.
Вот о существенном для формулировок определения предмета криминалистики и спорят уже много лет ученые, понимая каждый по-своему ту составляющую «сущности», которая в этих формулировках должна отражаться. И если Г.Гросс считал «существенным» в предмете криминалистики конца ХIХ века способы совершения и способы исследования преступлений, то А. И.Винберг – технические средства, тактические приемы и методики раскрытия, расследования и предупреждения преступлений. В наши дни, начиная с Р. С.Белкина, наиболее существенными в изучаемых криминалистикой явлениях становятся закономерности совершения и исследования преступлений, что вовсе не означает, будто этими «закономерностями» исчерпывается вся предметная область изучаемых криминалистикой явлений.
3.2. Тенденции развития учения о предмете криминалистики
С момента своего зарождения и на протяжении всей истории развития криминалистики ученые постоянно возвращались к вопросу о том, что должна изучать данная наука. В конце ХХ – начале ХХI века в этих дискуссиях отчетливо наметилась тенденция расширения ее предметной области за счет включения в «сферу интересов криминалистики» не только деятельности правоохранительных органов по исследованию обстоятельств совершенных преступлений, но и любой иной правоприменительной и не только правоприменительной деятельности. При этом диапазон мнений о предмете криминалистики оказался настолько широк, что, пожалуй, наиболее адекватной реакцией на их разнообразие стало лаконичное замечание А. М.Ларина: «криминалистика – это то, чем занимаются криминалисты». Он же и пояснил, чем все же криминалисты занимаются, иронично заметив: «легче ответить, чем они не занимаются».[154]
Сегодня предложения дополнить предмет криминалистики находят свое воплощение в идеях создания универсальной криминалистики,[155] междисциплинарной теории или даже криминалистики, выходящей на «надотраслевой уровень».[156] Создается впечатление, что криминалистике ХХI века становится откровенно тесно в традиционных рамках изучаемых явлений, ограниченных преступлением и деятельностью по выяснению его обстоятельств. «… криминалистика, – пишет Е. П.Ищенко, – давно переросла уголовно-правовые и уголовно-процессуальные рамки…».[157] (выд. мною – АЭ).
Аналогично оценивает современные тенденции развития учения о предмете криминалистической науки и А. М.Кустов: «Ряд положений криминалистикипо своей теоретической и практической значимости вышел далеко за рамки собственного предмета познания…».[158] А значит, считает автор, «криминалистическая наука стоит на пороге существенного…расширения границ предмета науки и количества объектов научного познания».[159] Реализацию предлагаемых им преобразований предмета криминалистики А. М.Кустов назвал даже «историческим» призванием ученых: «Перед учеными – криминалистами, – пишет автор, – встает исторический вопрос расширения предмета науки».[160] (выд. мною – АЭ).
Главные аргументы «перехода на более высокий уровень» и «выхода за рамки собственного предмета» были и остаются до банальности простыми. Раз криминалистические разработки с успехом используются в некриминалистических отраслях знания, и никто, кроме криминалистов, не способен создать для них инструментарий подобный криминалистическому, то все эти сферы деятельности непременно должны «пополнить» предмет науки, войдя в число новых объектов криминалистического познания.[161] «…Важнейшим критерием отнесения новой, ранее не исследованной или недостаточно исследованной области к предмету той или иной науки, – считают В. В.Степанов и Р. Б.Хаметов, – является возможность наиболее эффективного и полного решения проблемы конкретной наукой при условии использования разработанных ранее в рамках определенной науки категорий, приемов, методов, средств и рекомендаций».[162]
Но чтобы признать криминалистику наукой, способной наиболее эффективно и полно решать проблемы, например, гражданского, административного и т. д. процесса, необходимо быть уверенным, что никакая иная наука, кроме криминалистики, не располагает такой возможностью.
Полагая, что расширение предмета криминалистики есть решение проблем криминалистического обеспечения цивилистической, административно-правовой, банковской и т. д. сфер деятельности, авторы идеи, судя по всему, не задумывались над тем, что криминалистических знаний для этого может оказаться явно недостаточно. Вряд ли можно рассчитывать на максимальный успех разработки криминалистических рекомендаций для новых потребителей, не имея глубоких знаний в административном, гражданском праве и процессе, не понимая тонкостей и особенностей правового регулирования той сферы деятельности, куда предполагается эти новшества внедрять. Трудно себе представить, во что могла бы превратиться криминалистика, если бы ее создатели, прекрасно ориентируясь в естественно-технических отраслях знания, не обладали знаниями уголовно-процессуального и уголовного права.
Освоение «чуждых» криминалистике знаний разработчиками средств, предназначенных для использования в том же гражданском процессе, может оказаться куда более сложной задачей, чем кажется на первый взгляд ученым-криминалистам, настаивающим на расширении предмета своей науки, но при этом несведущих в вопросах цивилистики. Простым заимствованием криминалистических средств и методов для использования в новой сфере деятельности здесь не отделаться.
А значит криминалистическая разработка познавательных средств в новой для криминалистики области, хотим мы того или нет, обязательно потребует учета особенностей правового регулирования тех сфер правоприменительной деятельности, куда их предлагается внедрять. Не зная этих особенностей, любая разработка криминалистики окажется беспредметной. Поэтому тактико-технические средства, создаваемые для того же арбитражного процесса, должны ориентироваться на предусмотренные законом арбитражно-процессуальные процедуры и правила в той же мере, в какой криминалистические средства и методы борьбы с преступностью подчиняются уголовно-процессуальным правилам и процедурам.
Кроме того, если претензии криминалистики на расширение своего предмета признать обоснованными, то к познаваемым ею явлениям придется добавить все жизненные ситуации и проблемы, для разрешения которых применимы криминалистические средства и рекомендации. Например, логично будет дополнить предмет криминалистики «реальностями» семейных отношений, имея в виду, что эти отношения как сфера урегулированных отечественным правом отношений между супругами также своего рода есть «юридическая деятельность», которая может нуждаться в тактико-техническом обеспечении. Научные криминалистические рекомендации здесь могут оказаться востребованными для решения, между прочим, весьма деликатных вопросов. Например, для изобличения супругов во лжи. Будучи заимствованы «семейной» криминалистикой, тактические приемы, разработанные в «базовой» науке, несомненно, помогут обманутой стороне обосновать свои претензии в бракоразводном процессе.
Хорошо известно, что криминалистические знания широко используются не только правоохранителями, но и преступниками для «более эффективного» совершения и сокрытия преступлений. Почему бы, руководствуясь той же логикой, не потребовать расширения предмета криминалистики и в этом направлении, создав «криминальную» криминалистику. Только вряд ли такие «нововведения» порадуют самих инициаторов формирования «универсальной» криминалистики, несмотря на то, что они в полной мере согласуются с логикой их собственных рассуждений, которая сводится к тому, что предмет криминалистики должен охватывать все те сферы общественной практики, где могут найти применение ее рекомендации.
Между тем, не существует такой науки, которая создавала бы свой научный «продукт» для монопольного потребления одними, не позволяя другим пользоваться своими плодами. С появлением новых их потребителей предмет науки не меняется – меняется, расширяясь, сфера применения ее результатов. Наука, как система знаний, по большому счету остается нейтральной и даже безразличнойк субъектам применения ее достижений, она не способна ни воспрепятствовать, нистимулировать их использование кем бы то ни было, несмотря на то, что система этих знаний в отдельных своих рекомендациях была и остается ориентированной на потребление конкретными субъектами. «В криминалистике, – указывал Р. С.Белкин, – могут быть адресные рекомендации, рассчитанные на этих пользователей, но они не образуют какой-то специфической части или отрасли криминалистической науки».[163]
Предмет познания науки, надо полагать, не изменится от того, что ее достижения будут осваиваться все новыми и новыми заинтересованными потребителями. Если же представления о предмете науки связывать с перспективами возможного распространения ее результатов среди потребителей, то четко определить этот предмет, окажется просто невозможно.
Известно, например, что физико-химические методы являются наиболее эффективными при решении задачи восстановления залитого текста или установления давности изготовления документов. То же можно сказать и об исследовании материалов и веществ, некоторых баллистических и иных объектов криминалистической экспертизы. Но от такого расширения круга потребителей естественнонаучных методов предметная область физики, химии, технических наук, из которых эти методы были криминалистикой заимствованы, не расширилась, а сами естественные и технические науки никогда не претендовали на пополнение своего предмета путем вторжения в криминалистическую сферу.
Причина заблуждений инициаторов расширения предмета криминалистики, вероятно в том, что они не видят разницы между предметом науки и ее объектами. То есть всеми теми явлениями, которые криминалистика вынуждена изучать, чтобы лучше познать свой собственный предмет.
Исследуя новые явления, далекие от криминальной сферы и правоохранительной практики, криминалистика на самом деле не выходит за рамки своего предмета, а сами эти явления не пополняют собственный предмет криминалистики. Они расширяют только круг объектов научного исследования, проводимого чаще всего с целью создания собственных познавательных средств. Трудно себе представить, например, разработку новых технико-криминалистических средств и методов без изучения современных научно-технических достижений. Изучая эти достижения, криминалистика, тем не менее, не может и не должна ставить перед собой задачу преумножать эти достижения или делать в научно-технической или естественнонаучной сфере какие-то значимые открытия. С ее научным инструментарием это было бы и невозможно. Но, если кто-либо, все же, попытается включить собственно научно-техническую сферу в предмет криминалистики, доверив ее совершенствование криминалистам, и только на том основании, что эта сфера привлекла их внимание, то тогда на поприще научно-технических нововведений начнется самая настоящая разруха, о которой говорил известный литературный персонаж.
Спектр изучаемых любой прикладной наукой явлений и объектов, несомненно, шире того круга явлений, которые составляют ее предмет. Однако, в отличие от всего их многообразия предмет познается с целью преобразования и совершенствования познанного. Иными словами, изучение объектов науки – лишь средство познания ею своего предмета.
На рубеже ХХ-ХХI веков наряду с идеей распространения сферы криминалистического познания за пределы уголовного судопроизводства стали систематически поступать и предложения о необходимости приведения содержания и предмета науки в соответствие с новшествами уголовно-процессуального законодательства, в особенности, после закрепления в УПК принципа состязательности. Суть идеи состояла в том, чтобы переориентировать развитие криминалистически на решение задач, стоящих перед двумя «конкурирующими» участниками уголовного процесса – стороной обвинения и стороной защиты.[164] «Закрепленный нормативно принцип состязательности, – писали, например, Л. А.Зашляпин и Е. И.Слышкина. – должен обязательно применяться и в теории криминалистики».[165] Ей было найдено и новое название – «криминалистика процессуальной состязательности».[166]
Аргументы сторонникам «состязательной криминалистики» добавил новый УПК, функционально противопоставив следователя стороне защиты. (п.47 ст. 5 УПК). Логика проста: коль скоро криминалистика, начиная с Ганса Гросса, и создавалась и развивалась как система рекомендаций, предназначенных для следователей, говоря современным языком, для стороны обвинения, то она, по мнению авторов идеи, не могла быть ничем иным как «криминалистикой обвинения». Отсутствие исследований и разработок, предназначенных специально для стороны защиты, одни расценивали как ограниченность криминалистики[167], другие более категорично – как ее «монополизм».[168]
Чтобы устранить этот «пробел», было предложено изменить структуру криминалистической науки, сформировав ее систему из двух равноправных частей: «криминалистики обвинения» и «криминалистики защиты». Правда, авторы идеи забыли объяснить, как должна будет функционировать наука, призванная разрабатывать рекомендации, предназначенные для использования сторонами, преследующими часто прямо противоположные цели, и при этом оставаться в равной степени научными.
То, что деятельность защитника как субъекта «судебного исследования преступления» представляет интерес для криминалистики и должна быть отнесена в известной части к изучаемым ею явлениям, в целом сомнений не вызывает. Любая наука, как было отмечено выше, изучает множество явлений действительности, чтобы создать средства, призванные усовершенствовать, порой, только одну ее сферу. Интерес криминалистики к преступлению, преступнику, тем профессионалам – защитникам, которые оказывают обвиняемому и подсудимому юридические услуги, обусловлен стремлением создать научные средства, способствующие, в конечном счете, познанию истины в уголовном судопроизводстве. Однако в проявлении со стороны криминалистики интереса к деятельности адвоката на предварительном следствии и в суде нет ничего нового и принципиального, чтобы служить основанием для изменения взглядов на её предмет. Поскольку и само преступление, и деятельность, направленная на познание события преступления, традиционно относились и относятся к тем явлениям объективной действительности, отдельные стороны и аспекты которых составляли и составляют предмет криминалистической науки. Деятельность всех участников уголовного процесса, которые так или иначе участвуют в процедуре расследования, оказывая влияние на его результаты, разумеется, также должна изучаться наукой криминалистикой. Однако степень ее внимания к этой работе адвоката как субъекта судебного исследования была и, очевидно, должна оставаться в прямой зависимости от тойроли, которую играет защитник, способный влиять на ход предварительного расследования. Новый уголовно-процессуальный закон, принятый в 2001 году, расширив полномочия защитника на предварительном следствии, действительно поставил перед криминалистической наукой новые задачи. Для их решения криминалистика не может не учитывать того влияния, которое способен оказать защитник, допущенный к участию в производстве следственных действий, на ход всего расследования и, в конечном счете, на установление истины.
Расширение полномочий адвоката на предварительном следствии не только ставит известный барьер на пути следователей, творящих произвол, но и создает дополнительные трудности в работе добросовестных сотрудников следственного аппарата. Трудности как раз в том и заключаются, что установление истины не входит в круг задач, решаемых профессиональными защитниками в уголовном судопроизводстве, которые не вправе отказаться от принятой на себя защиты в силу закона.