Дети на дороге
Насыщенный, плодотворный день для филолога!
– Стива, давай посмотрим на это объективно, – сказал Андрей, – ты же это любишь.
– Давай, – с готовностью отозвался адвокат, устраиваясь на небольшом диване. В руках у них дымились чашки с кофе. Кофе приготовил Стива, потому что секретарша уже ушла.
– В стране разруха, – произнёс Андрей.
– Угу, – согласился Стива.
– Шахтёры стучат касками…
– Угу.
– Зарплату нигде не платят…
– Угу.
– Фабрики заводы закрываются ежедневно пачками…
– Угу.
– Уровень жизни понизился до невозможного…
– Угу.
– Что – «угу»?! – взорвался Андрей, расплескав кофе. – На кой черт ей это нужно? Деньги девать некуда?
– Ты знаешь хоть одного выпускника универа, которому некуда девать деньги? – поинтересовался Стива.
– Знаю, – рявкнул Андрей, платком вытирая ладонь, залитую кофе.
– Вот как, – произнёс Стива. – И кто же это?
– Ты.
– Действительно, – пробормотал адвокат, – Про себя я как-то забыл…
Вечером того же дня к нему домой пришёл Джаз. Андрей не видел его давно, трезвым – наверное, вообще никогда не видел. Хотя нет, на первом курсе Джаз, кажется, был почти святым. Или на втором?..
Андрей жил с родителями, его мать уже прошла стадию, во время которой всеми силами пыталась женить сына на порядочной девушке, но контролировать контакты Андрея с гостями не перестала, лицо её выглядывало из-за плеча Андрея, он был довольно высокого роста.
Джаз не поздоровался с нею, возился со шнурками своих ботинок, потому и впечатление у матери Андрея о нём сложилось неблагополучное.
Как всегда, Джаз был немногословен и хмур. Андрей отвык от его скверной дикции, это лишний раз напомнило ему, что виделись они давно.
– Что? – переспросил Андрей, и Джаз тут же вцепился взглядом в его лицо, искал насмешки, или издевательства. Не нашёл.
– Подежурь сегодня в офисе, – повторил он. – С семи до семи. Тебя там знают, проблем не будет…
– А ты почему не можешь? – спросил Андрей.
– Стрела у меня, – Джаз не прятал взгляда, но Андрей был непреклонен и проницателен.
– Ага, – кивнул он. – Вон, матери моей расскажи – она поверит. Кому ты лапшу на уши вешаешь?
Джаз глубоко вздохнул, зажал ладони между коленями.
– Я уезжаю, – коротко пояснил он. – Ненадолго… А потом надолго…
Впервые, не за долгие годы, а вообще впервые, Андрей увидел, как засветились глаза Джаза.
– У вас компуцер в офисе есть? – спросил Андрей.
– Есть, – кивнул Джаз. – И игры есть. Не соскучишься!..
Чем занимается контора, в которой работал Джаз, Андрей так и не понял. К утру ему было глубоко на это наплевать, – спал на стульях, одетым, потому что к утру резко похолодало, умылся под краном и на работу пришёл с нечищеными зубами, а впереди ждал новый трудовой день, а тело ломило от недосыпания.
Лукич решил, что он с бодуна, предложил купить лекарство, Андрей отказался, боялся активного продолжения, это было чревато потерей нынешнего партнёра и возвращения Юры. Неля о новых звонках не сообщила, о старом не вспомнила, даже глаз на него не подняла…
Всё же к обеду ему удалось почувствовать себя человеком настолько, чтобы подумать: а как Джаз собирается рассчитываться с ним за ночное дежурство, если он уехал? Он уехал не насовсем. А потом насовсем, – расслабься. Я пытаюсь, сказал сам себе Андрей.
Когда-то давно, много миллионов лет назад, на традиционной студенческой пьянке в общаге Стива, едва держащийся на ногах сказал ему: «Ты такой вот добрый, отзывчивый, с большим сердцем и душой, на самом деле делаешь всё это из жалости к нам убогим, боишься, что сядем тебе на шею, свесим ноги, – и всё равно делаешь всё, о чём тебя не попросят. Если бы ты был девушкой, Андрюша, то очень быстро стал бы шлюхой, потому что не смог бы отказать никому… из жалости к нам, мужикам…»
Он бегал тогда за Стивой по всей общаге, будущий адвокат проявил удивительную сноровку для своего состояния, всё-таки Андрей загнал его в тупик коридора на каком-то этаже, но сделать с ним ничего не смог, двинул кулаком в плечо и пошёл назад… Потому что Стива был прав. Жалко было их всех, дураков…
Оказалось, что окна открытыми они оставили зря: утренняя сырость пропитала древесину, пришлось везти её в сушилку, потянули спички, выпало ехать Лукичу, Андрей остался «на объекте», стоял перед раскрытым настежь окном. Там, за стеклянной преградой, моросил противный октябрьский дождь, невидимый глазу, но ощутимый для кожи. Андрей подбрасывал вверх молоток, вращая в воздухе причудливой траекторией, он возвращался в его кисть, рукоятка звонко шлепалась о ладонь. Процесс, требующий определённого навыка и таланта.
Да, ему было жалко их всех. Но Андрею не хотелось думать, будто делает всё это он из жалости. Он идёт навстречу, помогает, чем может – из жалости? Не много ли жалости для одного человека? Очередная форма мании величия – я добрее всех вас, пользуйтесь моей добротой. Не самая тяжёлая форма. Стива, например, бесплатно вообще ничего не делает, ни из жалости, ни по доброте своей душевной. Может быть, именно потому добился чего-то за столь короткий срок – как же, практикующий адвокат! После насыщенного периода обучения все теряли друг друга из виду, но его, Андрея, почему-то находили всегда. Нашёл Джаз, не поинтересовался даже, как у него идут дела, не рассказал, как идут дела у него самого, без предисловий вытащил из него эту самую жалость, наступил на неё ногой так, чтобы задыхаться стала…
Молоток, описав очередную плавную траекторию, опустился уже не в его ладонь, а на пол, щедро усыпанный стружкой и обрезками обоев. Андрей устремился к окну, смотрел, высунувшись наружу, в глубину двора, пристально рассматривал фигуру под большим чёрным зонтом, стоящую на асфальтированной дорожке по диагонали пересекавшей территорию ограниченную четырьмя домами. Фигура была одинока, ни единого человека не было больше вокруг, кто-то, стоящий под зонтом, смотрел на него, так же пристально, как и он сам – Андрей чувствовал это. Почти сразу же промелькнуло воспоминание о вчерашнем звонке, подсознание связало воедино телефонный звонок и стоявшего под зонтом человека. Рассмотреть что-либо на таком расстоянии было практически невозможно, однако Андрей был уверен, что это – девушка, что он знает её, и она знает его.
Можно было крикнуть через весь двор, позвать её, что ли, но тогда иллюзия могла рассеяться, потеряется тот невидимый контакт, который связывает их сейчас. Кто ты, проносилось у него в голове, откуда ты и зачем пришла? Молчаливый ответ стоял под мелким дождём, белел правильный овал лица укрытый зонтом. Неужели тебе тоже что-то нужно от меня, спрашивал Андрей. А в следующую секунду в квартиру, опустошённую ремонтом, с грохотом вломился Лукич с криком:
–… твою мать, Андрюха, ты в уши тут долбишься, или чё?!!!
И пока он спускался вниз вместе с Лукичём, пока вернулся с партией высушенного леса и вновь кинулся к оконному пролёту двор оказался пуст. На этот раз – совершенно…
– Стива, ты сводник, – устало произнёс Андрей. – Ты повторяешь ошибки моей матери…
– Боже, какая прекрасная у тебя, должно быть мать! – с чувством воскликнул Стива.
– А насчёт сводника ты согласен? – быстро проговорил Андрей. Стива ответил не сразу. Он вообще сделал вид, будто не расслышал вопроса, сидел, уставившись в стену с умным видом, толстый живот поднимался-опускался в такт дыханию.
– Нет, не согласен, – сказал, наконец, адвокат.
– Отчего же?
– Я не распевал ей о тебе дифирамбов, – рассудительно сказал Стива. – И тебе о ней – также…
– Как же ты додумался… – начал Андрей, но Стива перебил его, недослушав.
– Я ошибся, – сказал адвокат, скорее самому себе, чем Андрею. – Я думал, что знаю тебя более чем хорошо… – он повернул голову к своему позднему посетителю. – Ты по-прежнему чувствуешь жалость ко всем нам, убогим?
Андрей промолчал, скривился на секунду, как будто съел внушительную часть свеженарезанного лимона.
– Чу-у-увствуешь, – удовлетворённо протянул Стива. – Вот тебе урок за всю твою жалость. Ты ведь не сможешь ей отказать.
– Ещё посмотрим, – упрямо произнёс Андрей. – Ты сам сказал, что не знаешь меня хорошо.
– Не знаю, – согласился Стива, – но сказать ей «нет» у тебя не получится, даже если ты сильно этого захочешь. Может быть только из принципа.
– Вот именно, – с многообещающей улыбкой произнёс Андрей…
– Привет.
– Привет, – сказал Вадик. Выглядел он очень плохо: какой-то нервный, дёрганный, ежесекундно оглядывался по сторонам. Андрею таким вот он очень понравился. Просто глаз радуется, святая корова!
– Как дела? – двусмысленным тоном спросил Андрей.
– А то ты не знаешь! – истерически воскликнул Вадик, выпустив из-под контроля свои голосовые связки, и в следующую секунду уже забегали по сторонам его глаза, голова вжалась в плечи…
Вадик женился на преуспевающей предприимчивой девушке. За спиной говорили, что Вадик не женился, а девушка эта самая его на себе женила, как будто приобрела в магазине дорогостоящую, разговаривавшую умными словами игрушку. Умным Вадик был только на словах. Мало того, что он умудрился изменить жене, которая его одевала и обувала, у него хватило ума сделать это факт достоянием гласности. Он обсудил подробности из ряда вон выходящего события с двумя своими близкими друзьями, а, как говорится, что знают двое, знает и свинья.
Результат – вот он. Стоял перед Андреем, немытый, небритый, лохматый, сама жалость предстала пред ним в тот чудный дивный вечер под шепот опадающих с каштанов листьев. Вадик хотел ни много, ни мало – получить свои наиболее ценные вещи из их совместной с женой квартиры…
– И как ты думаешь, я смогу это сделать? – удивленно спросил Андрей. – Позвоню в дверь и скажу: «Извини, дорогая, можно мне взять то, что осталось от Вадика?..»
– В квартире никого сейчас нет, – суетливо пробормотал Вадик. – Она свалила в Париж вначале недели…
– Так пойди и возьми всё сам! – ещё более удивлённо воскликнул Андрей.
Вадик испуганно прижал указательный палец к своим губам, оттащил Андрей за рукав куртки в сторону.
– Меня там ждут, – почти прошептал он, предварительно просканировав в миллионный раз прилегающую территорию бульвара Стратонавтов.
– Где? В квартире?..
– Да нет же! – воскликнул Вадик. Андрей стал очередной раз свидетелем приступа паранойи.
– Они сидят снаружи, – заговорил вновь Вадик как можно более внятно, но негромко. – В квартиру она их не пустила.
– Кого?
– Братца своего и ещё какого-то пассажира, – сказал Вадик, и лицо его исказила гримаса как от зубной боли. По бульвару проехала одинокая машина, он вздрогнул, проводил её настороженным взглядом. Андрей вздохнул и сказал:
– Вадик, что тебе от меня нужно?
– Помощи, – честно признался Вадик…
Они жили с женой в обыкновенном пятиэтажном доме-хрущёвке, только с металлической подъездной дверью, домофоном и кондиционерами в каждой квартире. Ключ от подъездной двери подходил к дверям всех подъездов, об этом Андрею сказал Вадик – и не ошибся. Андрей всё надеялся получить вразумительный ответ: почему Вадик сам не проделает всю эту операцию. Тот долго ломался, изворачивался, как мог, но сказать ничего так и не сказал. Да и не нужно было. Андрей и так видел, – боится, вот и весь ответ.
Дальше – через дверь соседнего подъезда опуститься в подвал, Андрей больно ударился о какую-то трубу, наступил на кота, перемазался в паутине и пыли; когда он вылез в нужном подъезде, то уже сильно жалел, что согласился дать втянуть себя в эту авантюру. Но отступать было не в его правилах.
Следил ли действительно кто-то за домом, или это было плодом воспалённого воображения Вадика, Андрей так и не понял. На площадке, во всяком случае, никого не было, в квартире тоже – он позвонил дважды, прежде чем переступить порог чужого разбитого семейного очага. Свет зажигать он стал – на улице было достаточно светло, чтобы найти кипу дискет, компакт-дисков (музыку послушать, сволочь, захотел, мрачно подумал Андрей), бритвенный прибор, несколько книг – он наклонялся к корешкам книг, сумерки сгущались слишком быстро. Люстра здесь был величиною с обеденный стол на двенадцать персон, телевизор – со школьную доску, кровать – размером с бадминтонное поле. Чего этому уроду для счастья не хватало? Любви?
В дверь позвонили. Андрей замер в гостиной, с рюкзаком в руке, обернулся через плечо в сторону прихожей. Телеграмма? Он бесшумно подошел к цельному аккуратному куску красного дерева, вскрытого порядочным слоем лака, приложился к глазку. На площадке, переминаясь с ноги на ноги, стояли двое людей, широкоплечие, коротко остриженные. Знали, что кто-то наблюдает за ними через глазок, в глазок смотрели не мигая. Как они могли узнать, что я здесь, гадал Андрей без тени страха в душе. Один из стоявших за дверью отдалённо напоминал жену Вадика. Андрей знал его.
Не задавая идиотских вопросов («Кто там? – Сто грамм…»), он с усилием справился с замком. Нараспашку дверь открывать мешало хитрое приспособление, покруче цепочки, в виде какого-то рычага из тугоплавкого металла. То, что Андрей видел в дверном глазке, теперь предстало перед ним живьём, в щели, шириною в ладонь.
– Здравствуй, Андрюша, – зловеще произнёс тот, который стоял ближе к двери.
– Здравствуй, Антоша, – миролюбиво отозвался Андрей.
– Нам можно зайти? – спросил Антоша, вопросительно приподняв скудные брови.
– Я – не хозяин, – сказал Андрей, чем вызвал густое ржание обеих пассажиров
– А где хозяин? – вроде бы безразлично поинтересовался Антоша, отсмеявшись.
– Следующий вопрос, – произнёс Андрей. – Я не собираюсь перед тобой отчитываться.
– Что ты выдрючиваешься? – брезгливо процедил Антон сквозь зубы. – Кто он тебе? Брат?
– Нет, – Андрей повёл головой из стороны в сторону. – Он пришёл ко мне и попросил помочь.
– Ты всем помогаешь?
– Стараюсь по мере своих возможностей, – сказал Андрей.
– Тогда помоги мне, облегчи мои страдания, – предложил Антоша. – Скажи мне: где эта сука начится. Хочешь, – я тебе денег дам…
– Не хочу, – отказался Андрей. – А помочь я тебе не смогу, потому что Вадик ко мне первым пришёл.
Антоша издевательски зааплодировал.
– Браво, браво… Клёвая рисовка. Ты забыл одну важную вещь, – сказал он.
– Какую? – настала очередь Андрея вопросительно приподнимать бровь.
– Второго выхода из квартиры нету, – очень медленно, словно разговаривая с душевнобольным, проговорил Антоша.
– Людям свойственно ошибаться, – так же медленно отозвался Андрей и захлопнул дверь перед носом Антоши.
Тот действительно ошибся, – второй выход был, Вадик проинструктировал его на это счёт. Квартира располагалась на третьем этаже, выпрыгнуть из окна и разбиться насмерть можно было только при большом желании. Максимум – вывих сустава. Но многолетний тополь, разросшийся прямо напротив окна спальни не давал реализоваться даже такому финалу.
Вниз, на клумбу, непосредственно под окном, полетел рюкзак. В нём что-то треснуло – ерунда, обойдётся Вадик без одного-двух компактов. Дальше было сложнее, – сказалось отсутствие опыта. Андрей слишком сильно разбежался, оттолкнулся ногой от подоконника, завис на мгновение между окном и тополем. А в следующий момент приложился грудью о ствол дерева. Больно…
Повторно встречаться на бульваре Стратонавтов Вадик не захотел, набил другую стрелу, в парке поликлиники. Андрей добрался туда уже затемно, фонари в парке не горели. Прождав минут двадцать под мерно гудящей трансформаторной будкой в чернильной вечерней темноте под медленно угасающим небом, Андрей уже решил, что ошибся, пришёл не к той поликлинике, или же Вадик сам что-то перепутал со страху, но вдруг из-за угла появился тощий силуэт на фоне огней Города и дрожащий шёпотом произнёс:
– Андрюха, это ты?
– Купи себе цветы, – раздражённо отозвался Андрей. Это он мог себе позволить – раздражение. – Я тут уже полчаса стою…
– Я тоже, – сказал Вадик, приблизившись к нему, – только с другой стороны. Ну, как – результативно?
– Более чем, – Андрей ткнул ему в грудь рюкзаком. Свободной рукой он массировал свою собственную грудь поверх джинсовой рубашки, неудачно всё-таки приземлился на тополь. – Антон тебе привет передал…
Услышав это, Вадик перестал рыться в рюкзаке, Андрею показалось, что он чувствует на своём лице его обжигающий взгляд.
– Вы.... беседовали? – осторожно спросил Вадик.
– Ага. Через дверь, – Андрей поморщился, ёлки-палки, как всё-таки болят рёбра!
– А он тебе ничего не говорил? – продолжал допытываться Вадик.
– Говорил! – вспылил Андрей. – Сказал, если тебя найдёт, – скальп снимет и вместо талисмана в автомобиль повесит! Вали отсюда, надоели вы мне все, хуже горькой редьки!
Не выдержав, он первым зашагал прочь, наобум прыгал по перекопанной земле, – к будке подводили новый кабель, года два, наверное, если не больше подводили, сволочи, сначала асфальт кладут, потом кабель подводить начинают, или трубы прокладывать!
Было начало десятого. Домой идти не хотелось – не, потому что там его мог ждать Антон, этот уже знает, что ничего от него не добьётся – просто, потому что не хотелось. Хотелось увидеть какие-то нейтральные лица, которые от него ничего не хотят и кому он даром не нужен. Андрей пошёл на Городок.
Был Город и был Городок, маленький развлекательный центр, окружённый студенческими общежитиями, наполненный летними кафе. Лето давно уже кончилось, но кафе – столики и стульчики под зонтиками – продолжали свое существование. Местами под одним зонтиком размещалось человек пятнадцать-двадцать за двумя бутылками колы и мороженым. Сначала официанты прогоняли таких вот посетителей, потом кроме них никого не осталось. Здесь играли в карты, вели длинные умные разговоры, целовались, слушали музыку из полусломанных радиоприёмников, рисовали друг на друге смывающиеся татуировки, курили и продавали траву и «колёса» – здесь жило и наслаждалось жизнью скудное на денежные знаки поколение. Под потрёпанными зонтами, украшенными рекламой, клубилась жизнь, независимая от всего земного, бесполезная и безразличная к событиям вокруг них.
– Привет.
– Привет.
– Привет
– Привет
– Здорово!
– Привет
– О-о-о, какие люди без охраны!
– Привет.
– Хай!
– Привет…
Больше всего Андрей опасался дружеских похлопываний по плечу, но обошлось, им лень было подниматься со своих мест, им лень было обмениваться рукопожатиями, святая корова, куда уж там до похлопываний по плечу! Удивительно бесполезное поколение, бесконечно бестолковое поколение!
Андрей надолго нигде не останавливался, обменивался парой фраз, потому что там, в самом конце, на невысоком кирпичном турникете, загорелся взгляд голубых глаз, мельком задевая его, заставляя обратить на себя внимание.
– Привет.
– Здравствуй, Мэри, – сказал Андрей.
Девушку звали не Мэри, Мариной, но вот ведь привязалось, даже сейчас он называет её только так. Парень, моложе его, догадливый, сполз с турникета, «увидимся», растворился в общей массе. Андрей не спешил занимать его место, стоял перед девушкой, сунув руки в карманы. Как будто отгораживал её от всего остального.
– Ты подстриглась, – сказал он.
– Уже давно, – она махнула рукой, длинные ресницы порхнули в воздухе.
– Как живёшь?
– Нормально.
– А в частности? – усмехнулся Андрей.
– Не для прессы?
– Не для прессы…
– Нормально, – она повторила не только слово, но и интонацию. – Ты как сюда попал?
– Мимо проходил, дай, думаю, зайду…
– М-да… – вновь порхнули ресницы. Как бабочка с голубыми крыльями. – Не с кем разделить вечер?
– Уже разделил, – заверил её Андрей. – С Вадиком…
– А-а-а… Что-нибудь получилось?
– Получилось…
Разговор набирал обороты, как снежный ком, катящийся с горы. Вскоре они уже перебивали друг друга, и вот уже он сидит рядом с нею на турникете…
– Ну почему именно я? – в сотый раз спрашивал Андрей. Стива, сосредоточенно рассматривая носки своих туфель, водруженных на стол, говорил:
– Вон, зеркало в шкафу, встань да посмотри…
Андрей тяжело поднялся с дивана, открыл дверцу. Посмотрел. Ничего особенного: высокий лоб, зелёные глаза, когда щурится – они превращаются в щели, нос с горбинкой – врождённый дефект, губы слишком часто деформируются в грустной улыбке, подбородок ничем особенным не выделяется, силу воли не проявляет. Вот когда сжимаются зубы! Тогда совсем другое дело…
– У меня что, дворянское происхождение? – поинтересовался Андрей, созерцая своё отражение в зеркале.
– Хуже, – сказал Стива. – У тебя по происхождению добрая и открытая душа…
– Настолько открытая, что она пришла ко мне и отмочила такое…
– Именно настолько открытая, – заявил Стива. – ни больше, ни меньше. Между прочим, – она могла попросить и большего…
– Например?
– Напряги башню…
«Башня» как-то не вязалась с теперешним Стивой, словечко из студенческого сленга выпрыгнуло, как швабра из нечаянно открытого чулана.
– Ты – симпатичный молодой человек – продолжал тем временем Стива, – без вредных привычек (он покосился на пепельницу с горой наполненную окурками). Ну, почти без вредных… Порядочный и ответственный. Свободный…
– Вот именно, Стива! – воскликнул Андрей. – Вот именно – свободный! Ни больше, ни меньше!..
Шуршали постельные простыни в темноте, сливались шумные дыхания двух людей, иногда слышался стон, иногда – неразборчивое бормотание или даже смех. Потом, когда за полупрозрачными шторами небо начало набираться светом, всё это закончилось. Обнажённая стройная девичья фигурка выскользнула из-под одеяла, наполнила спальню обильным теплом, казалось, будто шторы колыхнулись именно от этого тепла, а не от движения воздуха.
Мэри удалилась из комнаты, но остался её запах в постели и вкус её губ на губах Андрея. Он знал, что она вернётся, но чувство одиночества вернулось к нему с ошеломляющей скоростью. Он высунул голову со всколоченными влажными волосами. На груди лежать было больно, он перевернулся на спину, уставился в потолок, раскинув руки в стороны. Я – птица, думал он, полетели со мною, Мэри…
– Ну и пылища, – сказала девушка, вновь появившись спальне. – Лет сто, наверное, не убирали…
Она взяла с невысокого пуфика его рубашку и проворно натянула её на себя, устроилась на краешке постели, грациозно сложив длинные стройные ноги…
Когда-то давно, много миллионов лет назад это было постоянно. Вот так вот она сидела на краю постели, только в своём собственном халате; Мэри жила с ним, убирала в квартире, которую снимали они вместе, готовила ему обеды, гладила его рубашки. Они жили вдвоём, и тогда казалось, что это будет бесконечно.
Это было естественно и понятно, – двое молодых людей живут вместе, снимают квартиру, делят ванную, кухню, туалет и спальню. Мечтают – в основном о маленьком человечке. Марина уставала от его подсознательного стремления быть полезным и нужным кому-то кроме неё. «Ты нужен мне, – говорила она. – Этого тебе мало?…» Говорила иногда со слезами, иногда раздраженно и зло, иногда полуприкрыв от утомления глаза. Она пыталась отучить его от этой дурной привычки не менее дурацкими способами, но Мэри не выдержала, когда одна из их общих знакомых подруг пришла к ним в их квартиру, которую снимали они вместе, с просьбой переночевать. Марины не было в тот день в Городе, Андрей не смог отказать их общей знакомой, в результате всю ночь слушал однозначные стоны за стенкой, а потом…
…Потом их общая знакомая наплела всем своим знакомым бесконечное множество «лживых подробностей», как любил говорить Стива, ещё один их общий знакомый. Мэри оставила его, хотя знала, что подробности действительно лживые. В их квартиру пришло общественное мнение и увело у Андрея девушку с мохнатыми ресницами и синими глазами.
Вот так…
– Мэри, я хочу видеть тебя сегодня вечером, – хрипло произнёс Андрей, невидяще пялясь в пасмурное октябрьское небо за окном.
Марина, склонившись к запылённому зеркалу, красила губы.
– Я хочу видеть тебя завтра утром, – продолжал Андрей, несмотря на еe нулевую реакцию. – Я хочу видеть тебя всегда…
Девушка бросила помаду в сумочку, звонко щёлкнула замком, подошла к нему, сидящему на пуфике, поладила по густым волосам.
– Я знаю, Андрюша, я всё это прекрасно знаю, – ласково произнесла она, – но сегодня вечером, завтра утром – может быть, почему нет? Но всегда… Кто знает, может быть, уже послезавтра к тебе придёт кто-нибудь из знакомых, а отказать им ты не сможешь…
– Смогу, – сказал Андрей и смутился, до того это прозвучало по-детски наивно и бестолково.
– Не сможешь, – с бесконечной печалью сказала Мери…
Хорошим адвокатом был Стива, или плохим – Андрей не знал. Никогда ещё не приходилось обращаться к Стиве за услугами адвоката. Вот кольца из сигаретного дыма пускать – это у Стивы получалось на «ура». Идеально и прочно, похожие друг на друга, как близнецы, без колебаний они плыли вертикально над столом Стивы, рождённые хорошо рассчитанным дыханием…