Изумрудная песнь
Бурвадег что-то прорычал ей в губы и вдруг опустил руку ниже, достаточно резко разведя её ноги в стороны и снова нежно скользнув пальцами по внутренней стороне бедра, одновременно поднимая ногу Неры чуть выше.
Дрожа и задыхаясь не то от ощущений, не то от осознания происходящего, девушка жалобно всхлипнула и отстранилась, высвобождаясь из власти этого развратного поцелуя.
– Не надо… – прошептала она, едва касаясь губами его губ.
Его горячее дыхание обжигало её лицо и девушке пришлось открыть глаза, чтобы снова заглянуть в его ледяные омуты глаз. Теперь в них плясали яркие огоньки. Не сводя с неё взгляда, орк поднял руку чуть выше по её бедру, пальцами коснувшись там, где никто и никогда её не касался и эльфийка охнула, ощутив его прикосновение, словно сотни маленьких электрических разрядов, прошедшихся по обнажённой плоти.
– Элфийки тоже истекают соком для своих Арандов, да? – сказал он скорее утвердительно, с усмешкой констатируя факт. – Ты такая мелкая… хорошо что такая влажная…
С этими словами он склонился к её шее, жадно прикусив нежную кожу, и принялся яростно срывать с неё остатки одежды. Новое платье из благородной ткани рвалось с задорным треском древней ветоши, заставляя Неру вздрагивать при каждом звуке. От ужаса и охвативших её совершенно противоречивых, неправильных желаний. Она хотела остановить его, вцепиться острыми ноготками в горячую оливковую кожу, но вместо этого только сжимала её, притягивая к себе, и тайно наслаждаясь тем, как упруги мышцы под ней.
Когда между ними не осталось одежды, орк слегка навалился на неё, вдавливая в землю, но удерживая собственный вес на одной из рук, а другую снова завёл меж её бёдер и стал большим пальцем поглаживать нежную кожу, задевая особо чувствительное место и заставляя её взволнованно и рвано выдыхать от каждого такого касания.
– Хорошо? – спросил он хрипло.
Рот мужчины слегка приоткрылся, демонстрируя небольшие белые клыки. Его взгляд был устремлён к её губам, словно орк не желал пропустить ни единого её вздоха и прочитать в их дрожании любое слово, ещё до того как оно с них сорвётся.
Средний палец орка, описав медленный круг вдоль её губ неторопливо погрузился меж них, скользя по коже, источающей влагу от возбуждения.
Едва сохраняя рассудок от происходящего здесь и сейчас, Нера порывисто вздохнула и, прикусив губу, закрыла глаза, чтобы просто не видеть его. Её лицо горело от прилившей к нему краски. Это было стыдно, пошло, грязно, но в то же время так невозможно прекрасно, что она просто не могла… нет, не могла заставить себя снова сопротивляться своему пленителю.
Словно прочтя эти муки в чертах её лица, бурвадег хрипло рассмеялся в её губы и скользнул по ним горячим, влажным языком. Причмокнул, словно попробовал на вкус, и в тот же миг погрузил в неё палец до упора, наслаждаясь тем, как эльфийка с шумным вздохом выгнулась ему навстречу.
– Такая тесная, я не хочу сделать тебе больно большие чем нужно, – прошептал он ей в губы.
– Хватит… – простонала Нера, чувствуя, что это странное ноющее чувство внизу её живота, начало причинять не столько удовольствие, сколько боль от неразрешимых противоречий. – Мне отвратителен… эльфийский из твоих уст… молчи!
Всё, о чём она могла думать, так это о его большой горячей руке, ласкавшей её между ног и том, что для того чтобы унять это невыносимое ноющее ощущение, нужен был совсем не палец. А что-то куда больше.
Сгорая от стыда и ненависти к себе, она сама подалась к нему бёдрами, заставляя войти глубже, так чтобы нежной кожей потереться о шершавые костяшки пальцев воина и орк задрожал в ответ на такую явную демонстрацию желания.
Нера разочарованно всхлипнула, когда он вдруг быстро убрал руку, но тут же следом что-то горячее и тяжёлое коснулось её бёдра. Эльфийка, сама того не желая, опустила взгляд ниже. Приспустив штаны на колени, орк высвободил из-за плотной ткани свой мужской орган и, сжав у основания, провёл его толстой мясистой головкой по нежной коже её бедра.
Нерандиль сдавленно всхлипнула и неосознанно отстранилась, впечатлившись открывшимся видом. Член орка был действительно огромным, под стать размерам своего хозяина. Уже у основания и немного расширяющийся к середине, с чётким рисунком выпуклых вен на поблескивающей болотно-зелёной коже, которая была намного темнее оливкового оттенка на руках или лице. Большая, набухшая головка и вовсе казалась чёрной от прилившей к ней крови, заставлявшей это огромное мужское достоинство мелко подрагивать в такт участившегося сердцебиения хозяина.
– Да, – хрипло рассмеялся он, – не для эльфишек размер. Даже наши женщины со вступленья во взрослый возраст начинают готовиться к встрече с Арандом.Играют с собой. Страсть так велика, что можно навредить. Может и нам стоит немного подождать? – С этими словами он слегка качнулся вперёд приблизив свой огромный член прямо к её губам и, скользнул по ним горячей упругой головкой, надавливая. Вверх, вниз и снова вверх.
Нерандиль шумно выдохнула, ощутив яркий прилив дрожи и мурашек, тряхнувший все её тело и внизу живота снова заныло. Это сильное чувство, будто все мышцы у неё внутри натянулись до предела, заставило её толкнуться ему навстречу, подведя головку орочьего члена к самому заветному входу.
Упёршись в тугую влажную кожу, бурвадег шумно выдохнул и сдавил свой член у основания ещё сильнее, словно пытаясь сдержать себя. Он медленно надавил им на неё, кусая губы от ощущения того, как толстая головка упирается в мягкую, розовую плоть, а Нера всхлипнула, почувствовав, что уже оказалась на границе между болью и наслаждением.
– Нет, не сейчас, – мучительно простонал орк и слегка отстранился от неё, тут же накрыв рукой её нежную плоть. Плавно скользя по сокам, которыми она истекала на его руку, он ввёл вначале один палец, а потом добавил к нему второй, не прекращая тереть чувствительную точку шершавой подушечкой большого пальца. – Но и не потом…
С этими словами он ускорил плавные движения пальцев, заставив Неру жалобно всхлипнуть и откинуться в траву из-за целой лавины ощущений, стремительно накатывавшей на неё. Его рука скользила по её нежной коже, причиняя невыносимое удовольствие. Невыносимое, потому что как бы ни старалась, как бы стыдно ей ни было, эльфийка больше не могла сдерживать стонов наслаждения, рвавшихся из её часто вздымающейся обнажённой груди.
Не сводя с неё затуманенного страстью взгляда, бурвадег прикусил губу и прильнул к коже у её острого ушка, дыша громко, с наслаждением и жадностью втягивая ее аромат. Он что-то шептал ей на своём грубом наречии, но в эту минуту, когда весь мир Неры захлестнули неиспытанные ранее эмоции, звуки его речи не резали слух, а казались тихим рокотом большого лесного кота, ластящегося к ней, как к любимой хозяйке.
– Арана… – прошептал он, хватая губами её губы.
И в этот самый момент эльфийку захлестнула лавина чувственных ощущений, дрожью, прострелившей всё тело от той самой чувствительной точки, которую так умело ласкали его пальцы. Нерандиль на мгновение словно забыла, как дышать, и задохнулась от сумасшедшего восторга, порождённого тем, чего никогда не было и не могло быть… между эльфийкой и орком.
– Лантишаннан о севори ишаальэн…– произнесла она одними губами, зажмурившись от того, что глаза обожгло горячими солёными слезами. И девушке на мгновение показалось, что она сейчас же умрёт на этом самом месте, поражённая гневом Лантишан за такое богохульство. Ведь её слёзы были вовсе не от стыда или бессилия.
Ощущая, как пленённая девушка дрожит в его руках, бурвадег лишь сильнее прижался к ней и, высвободив пальцы из её лона, покрытые её влагой, схватился за свой член и в два сильных коротких движения по нему, излился на ее кожу.
Глава 6
"Вперёд сквозь темнь,
Пройдёшь, дрожа в метели,
Лишь для того,
Чтоб нежный тронуть лик!
Чрез боль и страх,
Что в сердце зачерствели,
Сорвёшь оковы,
Мнения других."
Эмендиль Лазурный "Изумрудная песнь"
перевод с эльфийского
Тяжело быть младшим сыном великого вождя. Все ждут от тебя не меньшего величия и храбрости, чем от отца и старших братьев. При том что те будут яростно оберегать свой высокий статус и близость к наследственной власти. До такой степени, что прояви ты себя хоть в чём-то лучше них, в твоём вине запросто может оказаться смертельный яд, а в боку кинжал, вогнанный так искусно, что ты не сможешь ни встать, ни закричать и просто истечёшь кровью в каком-нибудь тёмном углу, потеряв сознание от боли.
Но как оказалось, куда тяжелее в одночасье стать единственным сыном великого вождя. Наследником, на чьи плечи лёг груз ответственности за многочисленное племя, орков, на которого теперь смотрят не только с надеждой, но и с подозрением.
– А если не сдюжит? Ох, худо нам всем придётся…
– Я слышала он трус и вообще не чета своим братьям. Поговаривают, что Моркраг по пьяни прижил его от какой-то потаскушки с Мёртвых Пустошей, а та и подохла в родах, такая была слабая.
– Говорят, вождь даже не хотел признавать его, но жрецы велели ему сделать это. О, мудрейшие… они знали, что всё сложится так и позаботились о нас!
– И в чём же их забота? Уж лучше бы Аргур остался у власти – вот истинно достойный орк!
– Ох, закрой пасть, дурья твоя башка! Всем известно, что у Аргура после зимнего похода на замок дракона, владетеля Асприйских гор, нет и не может быть детей. Ты что же, хочешь оставить нас без вождя первой крови? Как по мне, так уж луче сын потаскухи из Мёртвых Пустошей с каплей крови рода Дурмад, чем хрен безродный вроде тебя!
– А-ха-ха!
– Н-да… твоя правда.
И такие разговоры можно было услышать, куда ни пойди! Но глупо было даже пытаться затыкать глотки всем и каждому по отдельности, пусть даже Ульд и мог это сделать на раз – силы в его могучих руках было не меньше, чем у любого из его братьев или даже отца. Раз и навсегда закончить злые толки могли только дела, по храбрости и безрассудству достойные его великих предков.
– Позволь мне говорить с ними, дядя! – горячо воскликнул Ульд, без спроса и приглашения вбежав в палатку Аргура.
Младший брат отца управлялся с делами, пока наследник не войдёт в нужный возраст. Сильный, мудрый, на прочность проверенный в сотне битв, он был достойным и даже врагами почитаемым орком. Пожалуй, если бы не бездетность, которой за что-то наказали его боги, Аргур мог бы запросто занять место вождя в обход обычаев. Но, как уже говорилось, он был мудрым воином. Умел думать наперёд и любил родное племя, а потому свои амбиции заботили его куда меньше будущего всех орков Облачной долины.
– И что бы ты им сказал?
Ульд раздражённо откинул от лица непослушные тёмные волосы и приблизился к Аргуру, совершенно не обращая внимание на карчакаров-генералов, собравшихся вокруг его дяди. В странных ледяных глазах молодого орка, совершенно нетипичных для представителей его породы, горело настоящее синее пламя.
– Я соберу храбрых воинов и пойду громить посты остроухих у Чернолесья! Мне пора отомстить за смерть отца и братьев! Я не могу больше ждать!
Трое карчакаров, собравшихся вокруг стола с картами местности в центре палатки, усмехнулись такой глупой дерзости, но Аргур одним только тяжёлым взглядом пресёк всякое веселье.
– Что ж, – сказал даже без намёка на издёвку, глядя на юного и ещё совсем тощего племянника, – пожалуй, помимо тебя найдётся ещё пара-тройка дураков. Да только хм… громить посты? Не слишком ли мелкая месть для наследника первой крови?
Ульд приосанился, хватая ртом воздух, но не находя слов, чтобы ответить на оскорбление, которым, в общем-то, слова дяди и не были. Зелёная кожа юноши посинела от гнева, потому что, в отличии от белокожих представителей других рас, орки не краснели в минуты раздражения, а именно что становились синими, иногда и до самой черноты, если возмущение их достигало предела душевных сил. Так как это сейчас было с молодым Ульдом.
– Вот что, юноша, – сказал Аргур, выйдя к нему из-за большого дубового стола и примирительно положил большую руку на хрупкое плечо мальчишки, – это хорошо, что в твоей крови столько огня. Не растеряй его, пока будешь расти. И всё же всему в этом мире есть своё время. Ведь ты хочешь отомстить за смерть нашей родни, а не стать ещё одним камнем на пепелище предков, так?
Ульд не нашёлся что ответить на это, но взгляда не опустил. Внутри него боролись два сильных чувства – желание действовать, проявить себя, показать всем, что он достоин памяти своего отца и братьев, но в то же время осознание того, что как бы они ему ни были противны, дядя, в общем-то, говорил правильные слова.
– Каким сильным и умелым воином был твой отец… и братья твои были ему под стать! А всё же мы-то с тобой знаем, что храбрость, порой, им заменяла ум. Если бы Моркраг не решил оружием ответить на оскорбление остроухих, был бы сейчас жив. Я говорил ему, что для того, чтобы надрать зад Эвандоэле одного лишь клана Облачной долины мало. Нужно собрать всех орков, или большого боя не получится. Но он был слишком горд, решил что остроухий король лично явится к нему навстречу. Вот только мы оба знаем, чем это кончилось. А ведь мог бы тихо – мирно покрошить одну остроухую деревню-другую, Эвандоэле бы сюда никогда не сунулся. Эльфы ведь без своих деревьев – ничто. Они не умеют сражаться на открытых пространствах и их однорогие лошади с ума сходят от вида бескрайних полей и горизонта у кромки неба. – Рассмеялся Аргур и примирительно взъерошил непослушные тёмные волосы племянника. – Вот что. Отомстить остроухим – твоё право. Если это придаст тебе сил, думай о мести, но не забывай, почему ты там, где ты есть. Ты наследник Облачной долины, не я. Это тебе вести за собой всех этих орков, которые сейчас злословят за твоей спиной. Но ты должен понять, что всё это они не со зла, ведь они просто не знают тебя. Боятся, что ты не сможешь стать им достойным правителем. Так почему бы тебе вперёд мести не доказать им обратное? Стань сильным и умелым воином Ульд и, вот увидишь, тебе не понадобится моё разрешение, чтобы говорить с ними. Тебе и вовсе не придётся с ними говорить – они сами пойдут за тобой без слов, куда бы ты ни отправился, и будут умирать за тебя с улыбкой на устах. Ведь это в твоих венах течёт первая кровь и тебе по праву принадлежит место отца.
Аргур Дурмад был действительно мудрым орком. И Ульд за время своего взросления убеждался в этом не раз, когда тому удавалось одним лишь правильным словом усмирять его пылкий нрав, непременно доставшийся от отца, и устремлять его неисчерпаемые силы в нужное русло – к обучению, тренировкам и правильным делам.
И всё же настало время и для занесённой вековой пылью, но незабытой мести.
Ульду на тот момент шёл уже сто десятый год и он по всем правилам мог занять место вождя клана Облачной долины, но не торопился. Потому что к тому времени стал не только сильнее, но и во много раз умнее, чем в тот день, когда вломился в дядин шатёр.
В отличие от Аргура, к нему, хоть и приобретшему некоторую долю уважения у орков долины, всё ещё относились с подозрением и осторожностью. Ульд понимал, что ему прежде нужно заслужить любовь своих соплеменников, а сделать это можно было только совершив что-то из ряда вон выходящее.
И случай представился, когда на границе с Аграрским ущельем остроухие захватили орочий караван, шедший из Переспейских лугов к Облачной долине.
Захватили, разграбили и убили по меньшей мере с десяток орков, вспоров тем животы и подвесив на большом дубе, росшем на вершине холма, служившем границей между ущельем и землями его клана.
Такое нельзя было прощать и, как и говорил дядя, Ульду даже не пришлось собирать и увещевать толпу – едва орк высказал своё пожелание отправиться к ближайшей эльфийской деревне, охотники которой, без сомнения, и были повинны в этом кровавом убийстве, к нему на помощь вызвались два десятка воинов-бурвадегов и ещё два пришлось отсеять. Ведь те были не старше, чем он сам, в тот день, когда явился к дяде, взывать к неотвратимой мести.
Этот поход был странным от начала и до самого конца.
Дело в том, что всё изначально шло уж слишком гладко, хотя, возможно, это и объяснялось хорошей подготовкой. Люди дяди нашли ему эльфа-языка, который вроде как и не жил в той деревне, но по его заверениям очень часто там бывал, а значит, знал все входы и выходы, а также расположение и время смены охранных постов. За свои услуги предатель хотел немало, но что с того, если никто не собирался платить ему обговорённую цену? Ведь орки никогда не имеют никаких дел с предателями, тем более с остроухими. Потому что, если у тех совести хватило предать однажды – хватит и дважды.
Разделившись на отряды по четыре-пять бурвадегов, они пересекли реку Кер, отделявшую их земли, от земель эльфов и устремились вглубь владений неприятеля. К слову, информация, предоставленная эльфом, оказалась хоть и верной, но совершенно лишней.
Остроухие, видно настолько расслабившиеся и охамевшие от собственной безнаказанности, на ночь выставляли всего один патруль и тот из двух тощих охотников, которые даже в цель били не с первой стрелы. Сняв постовых у ворот и войдя в деревню среди ночи так тихо, что никто даже не заподозрил неладного, бурвадеги застыли как вкопанные, поражённые варварством и жестокостью остроухих, ведь черепами их собратьев те украсили помост глашатая на главной и единственной площади этого поселения. Головы десяти орков, среди которых были женщины и дети, остроухие насадили на копья и выставили по периметру, будто свидетельство собственного превосходства.
Узрев такое зверство, Ульд не стал ни в чём ограничивать бурвадегов, предоставив им полную свободу действий. Но самому ему, как выяснилось, кровь, насилие и крики не доставляли никакого удовольствия. И даже наоборот, отчего-то заставили что-то чёрное всколыхнуться в душе, а после заволокли мысли дурнопахнущей вязкой трясиной.
На самом деле орк знал в чём причина такой печали, но упрямо гнал от себя эти мысли. Ведь он был не простым орком, а бурвадегом, да ещё и будущим вождём племени! Узнай хоть кто-то, что в тот миг творилось в его душе, смог бы тем самым посеять в умах представителей клана такое зерно сомнения, которое в короткий срок заколосилось бы на податливой почве и переросло в настоящий бунт против него!
Потому Ульд решил просто уйти прочь из деревни, в которой оставалось лишь ждать окончания расправы над жителями и грабежа. На его удачу кто-то из бурвадегов заметил беглеца и он, взяв с собой троих самых верных бойцов, отправился по следу.
Но и тут всё оказалось скучно и просто. Сбежавшим был какой-то блаженный дурачок. Его они схватили на половине пути, который вёл к огромному оврагу и безжизненной, поеденной большим лесным пожаром долине. Быть может, эльф надеялся спрятаться там? Нет, навряд ли. Скорее, просто бежал куда глаза глядят, не разбирая дороги от ужаса.
Когда Оргри выбивал из него дух, искренне полагая, что остроухий только строит из себя полоумного, Ульд предпочёл остаться в стороне. Но когда эльф-язык, невесть зачем увязавшийся вслед за ними, позволил себе наглость поторопить его с платой за услугу, не сдержал гнев, и впервые в жизни замарал руки убийством безоружного.
Свернув шею эльфу, всего на краткий миг, но Ульд всё же почувствовал облегчение. Словно, убив предателя, в какой-то мере очистил свою совесть перед теми, кто сейчас умирал в эльфийской деревне. Но ещё мгновение спустя, орка едва не скрутило от невыносимой гадливости и злости на себя. Ведь разве это не глупость, испытывать стыд за справедливую месть тем, кто не задумываясь убивал орков его племени, невзирая на возраст и немощь? И ещё хуже! Разве не слабость, когда будущий вождь клана позволяет себе такие мысли, защищая свой народ?
Но дальше всё стало ещё хуже, ведь покой в душе Ульда окончательно разрушила она. Не появившись однажды, как он ждал, в лучах тёплого утреннего солнца, с цветами в длинных волосах и искрами радости в невозможно прекрасных глазах, а выкатившись из колючих кустов терновника на мертвенный лунный свет. Исцарапанная, со страхом и лютой ненавистью в диком взгляде, чужая… но всё-таки его предначертанная.
Арана.
Глава 7
По орочьему обычаю, встретив истинную пару, её надлежало взять сразу. Разумеется, предварительно, для приличия, померившись с нею силами. Не только для того чтобы заявить свои права на свою женщину, но и чтобы с ума не сойти от той животной страсти, которая всегда наполняет предначертанных, едва они встретятся лицом к лицу.
Ничего постыдного в этом, разумеется, нет. Нравы орочьих племён в отношении плотской любви между соплеменниками всегда были весьма свободными, а судьбоносные встречи, что поделать, порой случались в самое неудобное для этого время.
Уж судьба ждать не умеет!
Например, Аргур, дядя Ульда, выпив изрядно бродянки, каждый раз ударялся в воспоминания о том, как встретил свою ненаглядную Сендиль. Эта история была из тех, которые и мимо ушей не пропустишь, и слушать так стыдно, что аж искры из глаз! Хотя Ульду порой, казалось, что из всех вокруг стыдно её слушать было только ему. А остальным почти наверняка было в радость ещё раз похохотать над сим действом, расписанным в красках и с самыми похабными подробностями, каждый раз становящимися всё краше и краше.
Молодой орк часто представлял себе, как бы сам поступил, если бы, как и дядя, встретил свою наречённую на похоронах её отца. И всякий раз думал что уж точно не стал бы тут же поддаваться инстинктам – при гостях и плачущей вдове!
Ну уж нет. В мыслях Ульда, встреча с его избранной – араной – неизменно происходила ранним свежим утром в поле, до горизонта дышащем золотистыми колосьями хлеба. Он бы наверно возвращался из похода, а она, быть может, шла бы ему навстречу, неся пахарям завтрак… или же брела довольная с ночной охоты, неся за плечом связку жирных уток или тетёрок.
В общем, что бы ни привело её в поле в тот ранний судьбоносный час, они с араной в его мыслях непременно оказывались там одни, и ничто не мешало им предаваться радости воссоединения.
Отчасти так и случилось…
Сейчас Ульд и его истинная были наедине. И даже где-то вдали, над кромкой шелестящего кронами леса уже начал заниматься рассвет. Вот только вместо поля, полного золотых колосьев, был берег реки, улитый кровью его соплеменников, которых убила долгожданная наречённая, прежде чем, наконец, сдаться его собственной воле. Но что хуже того, была она негордой полнокровной орчихой, в схватке с которой ещё пришлось бы попотеть, чтобы не потерять, например, глаз, как его дядя Аргур, а хрупкой светловолосой эльфийкой.
Эльфийкой!
Орочьи и эльфийские хроники часто спорили о том, чей народ первым заселил Эвенор. Но, в конце концов, каждому здравомыслящему существу, углублявшемуся в этот вопрос, без сомнения, должно было быть понятно, что от остроухих не стоит ждать правды в том, что может пошатнуть устои их веры в собственную избранность и святость. Поклоняясь своей незабвенной Лантишан, они отчего-то всё время забывают про Немлу, её младшую сестру, прародительницу орочьего племени.
Об этом родстве упоминается лишь вскользь в одном из не самых распространённых эльфийских трактатов о зарождении мира. В нём Немла описывается едва ли не как безродная прислужница ясноликой, хотя обе божественные сёстры строили этот мир вместе – Немла создавала реки, леса и поля, а Лантишан наполняла их жизнью.
В отличие от эльфов орки всегда гордились известной им правдой и не пытались обелить свою богиню-мать в её поступках. Так, в песне “О первой колыбели”, до сих пор наизусть известной всем орочьим жрецам, рассказывается о том, как Немла позавидовала дару Лантишан создавать жизнь из пустоты и, усыпив ту, украла у неё немного волшебной силы. С её помощью она вдохнула жизнь в существ, созданных ею из камня, глины и болотной тины – первых орков. Всего двоих, ведь украденной магии было так мало! Но проснувшись ото сна, Лантишан увидела, какими искусными получились живые существа у её сестры. Какими сильными и разумными! За это она безумно разозлилась на неё и повелела уничтожить их немедленно, пригрозив, что в противном случае сделает это сама без всякого милосердия.
И Немла согласилась. Но, отведя первых орков в пустынные земли, поняла, что не сможет поднять руку на своих детей. Тогда богиня пала перед ними ниц и, рассказав обо всём, вознесла кинжал, который дала ей Лантишан, чтобы совершить страшное убийство, а после вонзила его себе в сердце, сказав, что лучше умрёт сама, чем позволит им погибнуть от гнева своей жестокой сестры.
Вот так, великая милосердная Немла, желая защитить своих детей, пожертвовала им свою жизненную силу, дабы те жили долго и свободно. Были сильны и мудры, и ни перед кем не склоняли головы!