Независимое кино в России

– По всем проектам рекордсмены или только по кино?

– На Бумстартере, по-моему, да, если я не ошибаюсь. В общей сумме – конечно, мы рекордсмены по всем проектам. Столько денег не собрал никто. Но в мире мы, типа, на десятом месте по краудфандингу в сфере кино. Там есть проекты, которые собрали много. Ну, может, не на десятом, может на шестом. Сейчас еще доллар откатил, а когда мы начинали доллар стоил 30 рублей. Если так, то мы сейчас бы собрали почти миллион долларов. Проектов, которые собрали больше миллиона долларов – единицы. Штуки 3, наверное, от силы. Там есть сериальные проекты, которые собрали по нескольку миллионов, но у них там все немного по-другому. Там сейчас краудфандинг превратился в такую историю, которую используют не только для сбора средств…

– А как пиар.

– Да, это очень интересная пиар история.

– Например, так сделал Илья Найшуллер со своим «Хардкором».

– Совершенно верно. Я еще читал, что есть какой-то сериальный проект, где они собирают деньги якобы на продолжение этого сериала. На самом деле, это хорошо спланированная, довольно мудрая пиар акция. В чистом виде с краудфандингом мы, конечно, очень далеко ушли. Мы такие звёзды краудфандинга.

– Кстати, очень интересную идею, которую я всегда хотел сделать, реализовал Илья Найшуллер: они продали за деньги титр продюсера. Ну, есть же много людей, которые хотят иметь отношение…

– Ну да. Мы, кстати, ничего не продаем, но у нас был очень знаковый момент. Вообще, классический краудфандинг выглядит так: когда ты делаешь пожертвование – это, на самом деле, не пожертвование, а покупка. Ты покупаешь какой-то предмет, после этого договор оферты как бы исполнен. Есть пожертвования, у них есть размеры: ты можешь заплатить, например, 500 рублей, 1000 рублей, 2000 рублей, 10 000 рублей, 100 000 рублей. За любое пожертвование ты получаешь обратно некий товар. В договоре оферты на сайте прописано, что «вы за свое пожертвование получаете товар». Всё. Грубо говоря, это торговля, прибыль или сверхприбыль от которой хозяева тратят на свой проект. Мы не знали, что это все так глубоко. Мы глядели на мир проще: нам казалось, что это какая-то ненужная заманка. Что может быть более важным, чем патриотическое кино о войне? Поэтому мы провели опрос у себя в группе Вконтакте. Мы написали: «Мы, конечно, можем часть ваших денег тратить на футболки, майки, кепки и прочие вещи, а можем их вкладывать в фильм. Как вы считаете, куда их надо вкладывать?». Конечно, 90% сообщества нам сказало: «Конечно, вкладывайте в картину; не нужны нам никакие майки, кепки – мы вообще не для этого сюда пришли». Поэтому из всего, что мы можем предложить – это фамилия в титрах. Сегодня у нас больше 30 000 жертвователей, но это ничего не меняет. Мы рассчитываем, что их будет 60 000 и так далее. Они все будут в титрах, но это будут уникальные титры, в которых очень много фамилий. Потом кому-то в голову пришла очень светлая мысль вместо своего имени вписывать туда имена своих воевавших дедушек и бабушек. На мой взгляд, очень красивая идея. Если почитать титры, там уже скопилось очень много фамилий ветеранов. В общем, такая хорошая штука.

– Возвращаясь, кстати, к количеству: вполне возможно, что этим вы войдете в историю кино.

– В Книгу рекордов Гиннеса у нас есть шанс войти, потому что количество людей очень большое.

– Что произошло после того, как вы собрали? Ты, наверное, сначала перезагружал страницу – не мог понять, что происходит?

– Нет, я довольно быстро понял, что происходит. Когда мы собрали эти три миллиона рублей, то встали перед некой дилеммой: что делать дальше? И дальше меня беспокоило то, что тизер, который привлек внимание людей, на самом деле имел очень маленькое отношение к тому, что люди увидят на экране. В тизере такая героика, какая-то комиксовая история, аллюзия на 300 спартанцев. Но сценарий не такой, на самом деле фильм будет другой. В фильме, безусловно, будет героика, фильм о героях и общее настроение у него будет такое – это фильм памятник. Но там будет много того… В общем, мне бы хотелось, чтобы зрители имели более правильное представление о картине. Поэтому, мы решили поступить по-другому. Мы решили не открывать сбор заново, а на эти собранные средства снять хотя бы маленький кусочек фильма, но по-настоящему, во взрослому. Не любительский мокьюментари хоррор, а настоящее, серьёзное кино. Показать его сообществу и, если этот кусок удовлетворит наших зрителей, если он их не разочарует – открыть сбор по новой. Так мы и поступили. Мы объявили, что так будет и начали довольно непростой творческий сначала поиск, а потом и процесс съемок. В итоге, мы сняли одну единственную сцену. Мы потратили на нее не все 3 миллиона, а примерно половину. Тем не менее, мы сняли ее по всем законам кино, мы провели все этапы: пре-продакшн, производство, пост-продакшн. Когда она была готова, мы ее выложили. К тому моменту на нас, кстати, вышло Военно-историческое общество, главой которого является наш министр культуры Мединский. Они нам предложили какую-то свою помощь и всю дорогу нам, так или иначе, немножко помогают. К ним можно обратиться, они нас не бросали, все время поддерживали. Благодаря, кстати, их помощи мы провели съемки в павильоне Ленфильма – там построили декорации. Что очень важно, от них пришла колоссальная помощь, когда ролик был готов: они предложили провести пресс-конференцию на площадке Министерства Культуры. Прямо в Министерстве. Они эту конференцию подготовили, мы туда приехали. К этому моменту у нас был построен собственный сайт – собственная площадка для сбора средств. Появился партнер Деньги.Онлайн, который является агрегатором. Это намного, намного выгоднее по всем процентам, чем иметь дело с любой краудфандинговой площадкой. Поэтому тем, у кого большие суммы на краудфандинге, я рекомендую делать собственные площадки. Это правильно. Если делать краудфандинг по-настоящему – нужно делать самому. На данный момент я бы не советовал связываться с краудфандинговыми площадками в том виде, в каком они есть сейчас. Это мое личное мнение, мой личный опыт.

– Свою делать намного сложнее?

– Нет, вообще не сложнее. Просто нужно иметь собственный счет (это может быть любое юридическое лицо или ИП), и нужно подписать договор с агрегатором. Агрегаторов много: есть Робокасса, есть Деньги.Онлайн. Можно самому подписать договора со всеми платежными системами – это, наверное, будет еще дешевле, но сложнее. В общем, это все можно построить. У нас речь шла о том, что мы хотим открыть огромный сбор. Краудфандинговые площадки берут в общей сложности 10% комиссии. При наших сборах это гигантские деньги, на которые можно построить любой сайт. Десятки сайтов. Кроме того, когда у вас своя площадка и деньги переводятся вам на счет, вы в любую секунду можете их брать. У вас они аккумулируются, и вы постоянно можете их забирать. Краудфандинговые площадки отдают вам деньги только после того, как проект закрыт, причем еще и с большим опозданием. Они еще месяц могут их вам не давать. Таких случаев очень много. У нас, кстати, такое было.

– Плюс, если ты объявляешь сбор на 60 млн, а собрали 30, то тебе и докинуть нужно 30, чтобы их забрать.

– Ну, такие суммы там вообще нереальны. Можно по частям, потому что у них самый большой срок, по-моему, 3 месяца. За 3 месяца такую сумму не собрать. А сколько ты соберешь – неизвестно, потому что 3 месяца это очень большой срок. Весь необходимый пиар мы целиком делали сами: на нас выходили СМИ, мы подключали своих хороших партнеров. На мой взгляд, получалось так, что весь пиар, который мы делали, был для площадки. Они просто питались нашим пиаром. Например, тот же Дмитрий Пучков – это мощнейший интернет ресурс. Казалось бы, это всего навсего какой-то сайт блогера. На самом деле, это очень мощное СМИ.

– И платежеспособная аудитория.

– Даже дело не в этом, а в том, что это отобранная аудитория. Это очень четкая целевая группа, наша целевая группа. Это очень большая аудитория единомышленников. Я думаю, что никакая российская краудфандинговая площадка не сравнится по посещаемости с Тупичком Гоблина. Как показала практика, очень немногие интернет СМИ могут сравниться. А уж по отобранности аудитории, по ее репрезентативности – так вообще никто. Еще подсоединилась газета «Однако», причем они вышли на нас сами. Они первые разместили у себя наш баннер, даже особо не ставя в известность. Просто: «поддерживаем ребят». Баннер тогда еще вел на Бумстартер, а потом уже стал вести к нам.

– Где-то в гостях (по-моему, у Дмитрия Пучкова) ты рассказывал, что покрасил гоночную машину.

– Это не я. Потом появилась такая немногочисленная категория людей, которые приходят и говорят: «Мы можем помогать». Дальше они берут и делают. Они не просят, не ждут никаких команд, они вносят предложение. Если нам нравится, мы говорим: «Окей». Дальше они берут и делают. Это отборные люди, от них очень много пользы. Это люди, которые очень полноценно вкладываются в проект и его продвижение. Я думаю, что такие люди обязательно прирастают к любому хорошему, правильному делу. С машиной – это Валера Полаев. Он волонтер, он пришел помогать и все время помогает нам всеми возможными средствами. Он спонсирует команду по дрифтингу, это его проект.

– Классная идея, мне кажется очень привлекает внимание.

– Да. Сейчас подключились ребята из Волгограда, которые провели акцию «Бери и делай». Огромная акция, которая привела к всплеску интереса к проекту. В общем, это все время происходит. Сейчас в проект вложилось огромное количество людей, все это превратилось в такой поток, благодаря которому мы сейчас и существуем.

– Но мы чуть-чуть вперед убежали, а был момент, когда собраны вот эти 3 млн. Я не знаю сценария, но я бы, наверное, снимал на то, что уже собрано, потому что 3 и 60 – это такие разные суммы. Не было тогда желания снимать сразу или просто нереально было снять за 3 млн то, что вы задумывали?

– Я еще раз повторюсь: в моей группе все люди профессиональные, они все из кино. А я… У меня есть умозрительные представления о том, как это делается, но они – чисто умозрительные. Я не знал тогда, сколько стоит кино. И когда Ким мне первый раз назвал цифру, что съемочная смена будет стоить 300 тысяч, я подумал: «Уф, на что такие деньги? Ну, это невозможно. Мы же снимали «Ведьму» бесплатно. На 300 тысяч мы бы столько этих «Ведьм» сняли». На самом деле, кино можно снять гораздо дешевле, чем его снимают люди там за десятки миллионов долларов, но есть определенные цифры, дешевле которых снять, конечно, можно, но это будет плохо. Есть вещи, на которых экономить просто невозможно. Картинка, качество продукта требует бюджета и бюджета немаленького. Для того, чтобы сделать что-то хорошо, тебе нужно, чтобы этот проект делали люди, которые могут сделать хорошо. В хорошем смысле профессионалы – то есть люди, которые хорошо владеют ремеслом, разбираются в нем. Еще очень важно, чтобы это были люди, которые имеют видение и способны его воплотить. Это, кстати, не всегда относится к профессионалам. Это такое человеческое качество. Для этого нужны инструменты. Инструменты все очень дорогие. Элементарно, есть оборудование, на которое можно снимать (камеры, чтобы совсем просто было) и есть световые приборы. В зависимости от их уровня, ты будешь получать такого уровня изображение. А поскольку мы сразу договорились, что мы будем делать по-настоящему… Ну как? По-другому и быть не могло, уже тысячи людей вложились в нас. Мы теперь можем снять только самое лучшее кино, чтобы это было не напрасно. Люди доверились нам, они испытали надежду. Надо постараться ни в коем случае их не обмануть. Больше всего хочется, чтобы когда люди пришли в кинотеатры, они бы увидели это и поняли, что не зря надеялись. Мне кажется, это самое главное зерно. Это может быть только самый лучший фильм. Мы можем снять только очень-очень хорошо. К сожалению, это все равно стоит денег. Это нельзя снять дешево, тем более, что конкурировать-то мы будем с голливудским кино – сами знаете, какие у них бюджеты. За 3 млн было ничего не снять. И смена, конечно, стоит не 300 тысяч, она стоит дороже.

– У тебя не было неуверенности из-за того, что первый проект супернизкобюджетный, а здесь сразу блокбастер?

– Да нет. Во-первых, повторюсь, меня окружают люди, которые лучше разбираются. У нас, например, работает директор картины… Меня завораживает. Я вообще не могу делать эту работу. Это сложнейшая административная работа: очень сложная, очень объемная, требующая огромного внимания, скрупулёзного подхода, менеджерских качеств. В моем понимании, это просто сверхчеловек. Когда я вижу объем документов, которые проходят через нашего директора Катю, я просто испытываю к ней любовь, потому что я ничего бы этого не мог сделать. Для меня это непостижимо. Потом, огромное количество всяких организационных штук. Например, группа едет в командировку: допустим, операторская группа и режиссеры. Это длинная командировка, которая потребует какой-то договоренности с теми, куда мы едем на встречи, плюс проживание, питание и прочее. Я могу ни о чем об этом не думать, это все сделает директор. А если бы это делал я, я бы потратил кучу времени. Допустим, мы же не можем снимать а бы каких актеров, «какие были». Мы можем снимать только тех, кто нас абсолютно устраивает: как они выглядят, как они играют, что это за люди и так далее. Значит, их надо отобрать, но на это требуется время. Это стоит денег, потому что это рабочее время. После того, как мы их отобрали может оказаться (так и оказывается), что они живут в разных уголках страны. Кто-то в Москве, кто-то в Одессе – их надо возить туда-сюда, это все стоит денег. По-другому – нет. Ты можешь сделать по-другому, но тогда ты сэкономишь на этом. То есть ты возьмешь не тот типаж, который тебе нравится, а который будем компромиссным. Это будет компромиссный продукт. Есть вещи, на которых совершенно невозможно экономить. Можно немножко сэкономить на комфорте, на каких-то вещях, без которых можно обойтись – это не скажется на качестве картинки, это скажется на нашем удобстве. И то, если это отнимет у нас не сильно много времени.

– Тем более, я так понимаю, у вас будет полноценный блокбастер с батальными сценами. Вы не показываете драму, а бои где-то там – всё на экране?

– Всё будет на экране. На экране весь бой от начала до конца. Это такой полноценный военный экшн. Очень часто, в 90% случаев, в кино о войне, которое я видел, экшн всегда условный. Там взрывается, куда-то туда стреляют, там, наверное, враги и так далее. Очень часто режиссер не ставит задачу объяснить, как устроена мизансцена, почему так происходит. Некоторые ставят. Например, в «Спасении Рядового Райана» тоже очень много условностей, но ты понимаешь в каком пространстве происходит бой: кто откуда стреляет, кто куда бегает. Это очень важно. Спилберг поставил себе задачу, чтобы это было понятно, чтобы не было неразберихи. У него тоже много условностей, но, тем не менее, он этим озадачился. Очень немного, кто этим озадачивается, это в кино бывает редко. Мы, например, этим озадачились очень сильно, поскольку рассказываем о бое, который стал почти неправдоподобной легендой. Настолько удивительная, крохотная группа останавливает такое количество танков.

Мы вообще себе не можем позволить условность, мы только можем показать, как это реально возможно. Высший уровень киномастерства – это когда ты показываешь что-то очень яркое, батальное, но при этом нигде не говоря: «Ну, вот тут сами догадайтесь. Это же фильм не про это, а про людей, поэтому у нас вот как бы…». Вот как фильм «Ярость» – там в каждом кадре можно сказать: «Ну, это же не про войну, а про отношения танкистов. Поэтому тут немножко не как на войне, и это немножко не как на войне, и тут не совсем как на войне».

– А что там такое есть, если его критиковать в плане правдоподобности?

– Просто даже если взять последний бой, как они там воюют с немцами. По сценарию, например, нужно, чтобы герои вылезли из танка собирать патроны. Перед боем они не могли патроны собрать, пулеметные ленты. Они почему-то оставили их снаружи, хотя у них было время подготовиться – было понятно, что это их последний бой. Немцы бегут на пулеметы как тараканы на свечку. Это такое огромное количество киноусловностей.

– Вот ты упомянул «Спасение рядового Райана». Какие фильмы считаешь удачными: российские и западные? Откуда черпаешь вдохновение?

– Фильмы о Великой Отечественной Войне. То есть война с фашистами на нашей территории. Советские войска сражаются с немцами. На эту тему можно смотреть только советские фильмы. Немногие, но только советские. Никто другой их так снимать не умеет. Сейчас у нас разучились, но старые фильмы: «У твоего порога», «На войне как на войне», «Они сражались за Родину», «Баллада о солдате». Вот эти фильмы. По-настоящему высокого качества, такого отборного – их тоже не так много, но есть блестящие картины. Вот просто: лучше не снять. Современное кино о войне (то, что снято у нас) – я буду честен – мне не нравится никакое. Критиковать не хочу, потому что это дело вкуса, но меня не устраивает. Американское кино о войне… Мне понравился сериал Band of Brothers («Братья по оружию»), продюсировавшийся Спилбергом. Мне понравилось, как он сделан. Я считаю, там есть, чему поучиться. Они, по-моему, еще сняли «Тихий океан» – продолжение про войну с Японией. Мне кажется, там много чего, на что стоит обратить внимание. Если взять «Братья по оружию», у них там группа персонажей, но почему-то, несмотря на то, что они так бескомпромиссно рассказывают про мародерства, про свои недостатки, и про то, как они воевали, и что они, мягко говоря, не всегда удачно воевали, и, мягко говоря, не всегда умело – тем не менее, ты испытываешь симпатию к героям. А к главным героям фильма испытываешь большую симпатию и даже уважение: когда ты смотришь на персонажа и понимаешь, что этот персонаж интересен, тебе есть, что у него взять, и это хороший пример для тебя или твоего ребенка. На мой взгляд, чем плох тот же кинофильм «Ярость» – мне неинтересен никто из этих персонажей, ни с кого из них не стоит брать пример. Если бы мой ребенок меня спросил, кто из них хороший, мне было бы не про кого сказать. Меня это разочаровывает.

– Кстати, слово за слово дошли до героев, примеров. У нас очень много наших авторских, артхаусных фильмов получают награды или участвуют на Западе где-то в Каннах и те герои, которые в них действуют, они отрицательные или какие-то пассивные. Какое у тебя отношение к этому кино? Как ты считаешь, должно ли оно спонсироваться государством?

– Лично я люблю настоящих героев: порядочных, сильных, умных. На самом деле, кино не должно быть всё о таких героях. Оно должно быть о разных людях. Мне, например, не близок персонаж фильма «Географ глобус пропил». Он мне даже, в общем-то, неинтересен. Но снимать такое кино нужно, это хорошее кино. Обязательно нужно, чтобы было такое кино. Там есть, о чем подумать. Государство должно помогать делать такие фильмы. Другое дело, что есть фильмы, на мой взгляд, откровенно антироссийские, антигосударственные. Это то, за что иностранцы обожают русское кино: когда ты видишь, что Россия – это дикая, разрушенная страна с дикими людьми. Не знаю, если бы я был на месте министра культуры, я бы, наверное, озадачился вопросом, стоит ли финансировать такое кино. Оно должно быть, но стоит ли его финансировать из бюджета государства – я не знаю. Все-таки, искусство тонкая вещь. Искусство нельзя вот так просто давить. Другое дело, что есть государственная идеология и, наверное, финансировать надо проекты, в которых она присутствует. Говоря по-простому – искусство, которое укрепляет государство. Искусство, которое укрепляет общество, воспитывает его, скажем так. Если это кино работает в обратном направлении, на разрушение – наверное, все-таки не стоит. Но, опять-таки, это большая проблема. Кто судит?

– Да, если бы у нас зритель голосовал рублем… Он, в принципе, и голосует. Видимо, мало ходят.

– Там, на самом деле, непонятно. Как понять, как работает кино? Это тонкая вещь, тонкая материя. Государство, конечно, должно сильно помогать. Особенно такое сильное и большое государство как наше, в котором очень важно воспитывать общество. Оно обязательно должно помогать кинематографистам, должен быть целый кусок кино, который финансируется как раньше «по заказу Государственного Комитета Телевидения и Радиовещания». Сценарист/режиссер приносил сценарий, который проходил несколько этапов согласования и дальше ему выделялись деньги. Государство ему как бы делало заказ, чтобы он мог сделать. Потому что это искусство, а искусство нужно обществу. А раз оно нужно обществу, оно нужно и государству. Вот так вот было раньше. Сейчас эта схема, насколько я понимаю, утрачена. Я знаю, сейчас многое меняется, потому что стало очевидно, что нужно на это иметь влияние. Как там это все получится, я не знаю. Я верю, конечно… Но нашему же фильму дали! Это как раз очень хороший пример: наш фильм, заявив о себе, доказал, что он нужен обществу и, несмотря на то, что мы без роду-племени, государство нам выделило очень существенную часть бюджета, которая нас поддержала. Это очень круто.

– У вас в этом плане получился очень здоровый путь, потому что вы сначала получили реальную поддержку населения.

– Совершенно верно. На самом деле, это нам дало огромную независимость. Стало очевидно, что мы нужны. Все равно, даже при этом Министерство Культуры могло в принципе счесть: «Ну, мало ли? Ну, пусть снимают». Оно приняло другое решение и это дает очень большую надежду. Это отличная перемена. Это значит, что кто-то может пойти по нашим стопам, собрать часть бюджета. Так или иначе его найти, через тот же краудфандинг. Кстати говоря, это отличный путь, потому что заранее доказывает востребованность продукта. Именно благодаря этому краудфандинговому сбору мы доказали, что наш фильм – востребованный продукт, что мы нужны. Мне кажется, было бы очень здорово, если бы какие-то проекты очевидно получали такую народную поддержку и это являлось бы железным аргументом, что его нужно поддержать и государству. Было бы здорово, если бы заработала такая или какая-то похожая схема.

– Сбор средств продолжается?

– Сбор продолжается, более того, у нас как всегда критическая ситуация.

– Пост-продакшн дорогой?

– Да дело не в том, что пост-продакшн дорогой. Дело в том, что у нас очень существенно вырос бюджет.

– Это из-за кризиса?

– Не только из-за кризиса, но это тоже очень повлияло. Он вырос из-за кризиса, из-за того, что мы снимаем по частям. Изначально, эта сумма была посчитана для того, чтобы снять всё разом. И на него очень сильно повлияли требования к качеству, потому что если раньше это мог быть фильм просто о 28 панфиловцах, то теперь это должен быть самый лучший фильм. Он вырос не в десятки раз, просто увеличился в размерах. Деньги, которые нам дало Министерство Культуры, при тех что мы уже собрали, – они все равно не покрывают бюджет, а только его часть. Поэтому мы, конечно же, продолжаем сборы и помощь нам очень нужна. Есть еще такой момент, что нам как бы пообещало дать деньги Правительство Казахстана. Но обещания обещаниями, а денег нам пока никто не дал и, в общем, об этом идут пока переговоры на самой начальной стадии, которые неизвестно чем закончатся. А деньги нужны уже прямо сейчас. Переговоры вполне могут закончится и ничем, пока это только обещания. Все деньги, которыми мы располагаем – это все собранные деньги, которые видны у нас на сайте и 30 миллионов, которые нам дало государство. Больше никаких денег у нас нет.

– Вы планируете закончить съемки этой зимой?

– Конечно, мы планируем закончить съемки этой зимой, но у нас с этим могут возникнуть проблемы. Нам нужна помощь, нам нужны деньги, но, в принципе, поскольку мы всегда верили в удачу и продолжаем верить сейчас, то все идет по плану. Все ж идет по плану! Все нормально. Мы уже полтора месяца в производстве, мы успеваем снять всё, что задумывали. У нас невероятно плотный график, расписанный по минутам. У нас маленькая выработка, потому что очень высокое качество, но всю эту выработку мы делаем и пока тьфу-тьфу-тьфу…

– По плану и по всем законам драматургии.

– Да, да. И с погодой нам просто невероятно везет.

– Когда планируете релиз, если все пойдет по плану?

– Если все пойдет по плану, то мы планируем релиз в дату боя – 16 ноября 2015 года. Мне кажется, это была бы красивая история. Да, и год Победы. Если мы отснимем все по плану и в сроки, которые мы планировали, мы постараемся успеть закончить пост-продакшн вот к этой дате. Это было бы здорово, правильно. Пока план такой, мы от него не отступаем.