Герои умирают
Вдруг из толпы вылез Кольберг и схватил его за руку. На Администраторе была каштановая с золотом ливрея – такие в Анхане носит дворцовая обслуга. Хари не сразу сообразил, что Кольберг изображает Джемсона Таля, дворецкого Тоа-Фелатона, а сообразив, с трудом подавил импульсивное желание ударить его ногой в горло.
– Речь с тобой? – спросил Кольберг.
– Да.
– Ты ее просматривал? Она не вполне… гм… обычная.
Как всегда перед началом нового Приключения, Кольберг обливался потом – нервничал. Хотя дело было не в самом Приключении, а в том, что здесь, в этой толпе высших, он был единственным Администратором. Надо сказать, что никакому другому Администратору не позволили бы арендовать ложу для первоочередного просмотра Приключений Кейна. Все, кто собрался в Бриллиантовом зале в тот вечер, были выше его рангом, причем намного.
Все, кроме Хари.
Хари опустил взгляд на пальцы Администратора, которые все еще сжимали его локоть. Кейн на его месте просто сломал бы этому жирдяю руку. Но Хари только сказал:
– Да, Администратор. Речь у меня с собой. – И он еще раз подчеркнуто поглядел на потную лапу Кольберга. – Без обид, Администратор, но люди смотрят.
Кольберг выпустил руку Хари так резко, точно его ужалили. Облизнулся, поправил мундир.
– Ужин начнется через пятнадцать минут, а ты еще на северной стороне зала почти не был.
Хари пожал плечами:
– Уже иду.
Он пробрался через толпу Инвесторов, наряженных в костюмы Медвежьей гвардии Орды Кхуланов; двое Свободных, которые привели их с собой, вырядились в меха и крылатые шлемы, как сам Кхулан Г’тар. Потом он стерпел рукопожатие другого Свободного, который наложил на себя килограммов пять грима, не меньше; идиот потратил около шестидесяти марок, чтобы придать себе сходство с вождем огриллоев, убитого Кейном в Приключении под названием «Отступление из Бодекена», – деньги, которых обычная семья Тружеников не зарабатывает и за неделю. Хари повидал множество расхлябанных коротышек Бернов, отдал дань уважения одному изобретательному типу, который нарядился похожим на богомола воином Крркса из «Погони за Венцом Дал’каннита», и вдруг столкнулся нос к носу с Марком Вайло.
Коротышка-Бизнесмен управился лучше многих: на нем были сверкающие нагрудные доспехи из легкого пластика, не хватало только шлема. С помощью спрея он превратил себя в платинового блондина. А главное, с помощью хитроумного приспособления ему сделали разбитую скулу и глаз, который выпал из глазницы и болтался на нитке нерва. Сквозь порванную кожу скулы даже торчали обломки кости и вполне натуралистично капала кровь.
Хари протяжно свистнул, выражая свой восторг.
– Марк, вот это красота. Пуртин Хлэйлок, я угадал?
– В яблочко, сынок, – сказал Вайло и широко усмехнулся. – Я специально выбрал того, кто еще жив. Берн тоже жив, но мы с ним в разных весовых категориях. Хотя других это не остановило. – И он коротко фыркнул, кивком показывая на публику вокруг. – Что случилось, малыш? Ты, похоже, не веселишься?
– Я… э-э-э… я что-то перенапрягся, Марк.
Тот рассеянно кивнул, точно понял.
– Послушай, у меня тут гостья, особая гостья, с которой я хочу тебя познакомить. Так что соберись и… Погоди, послушай, сначала скажи – помнишь наш разговор на прошлой неделе про Шанну и все такое?
– Да?.. – осторожно ответил Хари.
– Так вот, я хотел сказать тебе, что все отлично. Идея просто замечательная, я сам лучше не придумал бы.
В животе Хари как будто завязался узел.
– Я и сам ничего такого не планировал.
– Черт, ну да, конечно, я знаю. Но все получилось так остофигительно прекрасно – я просто не могу проиграть, ты понял?
Хари понял: он пойдет и героически спасет Шанну, героически отомстит за ее гибель или героически погибнет, стремясь к тому или другому. Каков бы ни был исход лично для него, его Патрон ничего не потеряет, и даже наоборот.
– Да, – ответил он моментально севшим голосом, – у тебя отличные перспективы.
– Зуб даю. Ну пошли.
Вайло подвел его к мясистой Свободной мадам лет пятидесяти, которая стояла в окружении кучки поклонников. На женщине был нагрудник из коричневой замши, туника и бриджи стального цвета и развевающаяся синяя накидка с капюшоном: она была одета, как Паллас Рил.
Вайло кашлянул со значением.
– Кейн, позволь представить тебя Шермайе Доул. Досточтимая Свободная мадам Доул, это Кейн.
Женщина обернулась, ее глаза вспыхнули удовольствием, но руки она, естественно, не подала.
– О да, Марк. Мы же встречались.
– Досточтимая Свободная, – ответил ей Хари с легким поклоном, – почтила своим присутствием наше бракосочетание с Шанной.
– Вот именно, – сказала она. – Если бы вы были там, Марк, вы бы помнили. – У Вайло вспыхнули уши, а Доул продолжала: – Артист Майклсон, как поживаете?
– Хорошо, насколько позволяют обстоятельства. А вы, мадам?
– О, а я, знаете ли, страшно расстроена из-за Шанны, – ответила та, приложив руку к обширной груди. – Я так признательна Марку за то, что он пригласил меня в свою ложу. И очень надеюсь, что вы найдете Шанну.
– Приложу все усилия, мадам.
– И еще, Артист Майклсон, прошу вас извинить мой выбор костюма. Марк назвал мне тему сегодняшнего вечера, и я, конечно, знаю… – тут она придвинулась к нему и застенчиво хихикнула, – что Паллас Рил не враг Кейну; о, еще бы мне этого не знать! Просто мне хочется еще раз напомнить всем присутствующим, ради чего мы здесь собрались и что поставлено на карту. Вы не огорчены?
Хари был поражен тем, какое теплое чувство к этой женщине вдруг затопило его.
– Досточтимая Свободная мадам Доул, – сказал он серьезно, – вы, возможно, самый лучший человек, которого я когда-либо встречал; ваша доброта и забота никак не могут причинить мне огорчения. Я совершенно согласен с вашем выбором.
– Жаль только, что я ничем не могу вам помочь, – вздохнула она. – Пожалуйста, знайте, я все время буду с вами: буду следить за вами из ложи Марка в числе первоочередников, и все мои молитвы будут о вас с Шанной. Да пребудет с вами Господь, Артист Майклсон.
Она повернулась к нему спиной в знак того, что разговор окончен, и тут же через плечо заговорила с Вайло:
– До чего он воспитанный, Марк. Я так вам признательна. Нет, правда, он вежлив до чрезвычайности.
Вайло позволил ей завладеть его рукой и послушно пошел за ней. Проходя мимо Хари, он оглянулся и одними губами прошептал:
– В десятку.
Хари натужно улыбнулся Патрону, кивнул, и толпа окружила его снова.
Через пару минут настало время говорить речь – короткое предобеденное обращение к публике. Когда все наедятся, выступят Марк Вайло – его официальный Патрон, Артуро Кольберг – Председатель Студии, и парочка престарелых Актеров, которых пристегнули к этому мероприятию. Хари вынул из нагрудного кармана блокнот и щелчком открыл крышку. На экране вспыхнул текст его речи. Он направился в западную часть зала, где плавный изгиб огромной спиральной лестницы мог послужить ему трибуной.
Поднявшись на несколько ступеней, он повернулся лицом к залу. Свет над столами слегка притушили, зато на Хари направили золотистые лучи, привлекая к нему внимание публики. С дальнего конца зала на него, как дула пулеметов, нацелились микрофоны. Он кашлянул, и многократно усиленный звук прокатился по залу далекой канонадой.
Тысяча лиц – а то и больше – в нетерпеливом ожидании повернулись к нему. Хари неторопливо оглядел их, и ему стало дурно: перед ним сидели все его враги. Не хватало лишь одного: никто не оделся в костюм Ма’элКота. Хари слегка тряхнул головой. Император Анханана – слишком свежая фигура, его еще не привыкли рассматривать как врага Кейна.
Он снова прокашлялся и начал:
– Мне сказали, что тема сегодняшнего вечера «Враги Кейна». А я гляжу на вас и думаю: точнее было бы назвать его «Жертвы Кейна». По-моему, ни один морг не сравнится сейчас с этим залом по числу покойников на квадратный метр.
Как того требовал сценарий, он замер, пережидая смех и редкие аплодисменты слушателей.
«Они считают, что ты – их собственность».
Струйка пота скользнула по шее Хари.
– Я знаю, что среди вас есть первоочередники Паллас Рил. Значит, вы были с ней там, в Анхане, бродили по улицам столицы, вместе с ней переживали страх и ужас потерянности…
«Черт, какой еще страх и ужас? Они что, не знают, о ком пишут? Что за придурки кропают это дерьмо?» Его сердце закипело в грудной клетке.
– …но я клянусь вам, что найду ее. А вместе с ней и вас. Я верну вас, целыми и невредимыми, назад, на Землю.
«Они думают, что все у них в порядке».
Слова на светящемся экране утратили четкость. Хари притворился, что откашливается, и украдкой протер глаза, щурясь в экран.
– Понимаете, эти парни там, в Анхане, не знают, с кем связались. Они еще не поняли, какую беду на себя навлекли…
Мышцы его шеи напряглись до звона в ушах.
«Свободы у меня – хоть ложкой ешь».
Руки Хари вдруг зажили отдельной жизнью: порвав пополам блокнот, они швырнули его на ступеньки. Бунт тут же поддержала нога: Хари еще понять не успел, как это случилось, а его каблук уже опустился на крышку блокнота и раздробил ее на куски.
– Да пошло оно все, – сказал он хрипло.
Волна шепота пробежала по толпе.
Хари продолжал:
– Весь вечер я притворяюсь Кейном. Хожу тут между вами, кого-то хлопну по плечу, кому-то пожму руку, с кем-то перемигнусь или перекинусь парой слов. Но все это игра, притворство.
И он усмехнулся фирменной Кейновой усмешкой: его губы раздвинулись, обнажив зубы, и на фоне абсолютно недвижных глаз оскал производил впечатление кровожадного.
– А хотите узнать, что сказал бы вам Кейн, будь он сегодня здесь на самом деле? Хотите или нет?
Хари нашел в толпе лицо Кольберга: бледный, как кусок сырого теста, глаза выпучились от ужаса, головой трясет так, что она того гляди отвалится. Неподалеку сидел Вайло, глядя на него так, словно впервые его увидел, и Доул, которая щурилась, будто близорукая. Лица остальных не выражали ничего, кроме нетерпеливого ожидания, граничащего с похотью.
– Он сказал бы: это моя женщина и моя драка. И добавил бы: а вам, гребаные пожиратели падали, давно пора обзавестись собственной жизнью.
Он спустился с лестницы и оказался лицом к лицу с толпой могущественнейших людей в мире.
– А ну, прочь с дороги!
Толпа медленно расступилась, давая ему пройти.
Он спокойно прошел сквозь толпу и вышел.
Каблуки его сапог уже стучали по мраморному полу передней, когда из Бриллиантового зала вырвался шквал аплодисментов. Он настиг Хари, точно могучая приливная волна.
Но Хари не остановился.
Кольберг выскочил в фойе, громыхнув дверью, когда Хари уже стоял у лифта.
– Майклсон! – рявкнул он. Вернее, хотел рявкнуть, потому что выкрик получился слегка пискливым – толстый Администратор задыхался от бега. – А ну, вернись!
Но Хари не обернулся. Он не отрывал глаз от филигранной бронзовой стрелки, которая медленно подползала к цифре нужного этажа.
– Это неприемлемо! – вопил, выпучив глаза, Кольберг. По его лицу, рябому от пигментных пятен, катились крупные капли пота. – Я прикрыл твою задницу с большим трудом, так что они сейчас думают, что это такая задумка. Но ты немедленно вернешься в зал и убедишь всех, что это была шутка, понял?
– Знаешь что, Арти? – тихо сказал Хари, по-прежнему глядя на стрелку. – Мы здесь с тобой совсем одни. Ни тебе охраны, ни даже камер наблюдения. Свидетелей нет.
– Что? Как ты меня назвал?
Хари повернулся к Кольбергу, и тот напоролся на взгляд Кейна.
– Я говорю, что мы здесь одни, ты, жирный мешок дерьма, а я знаю три способа убивать так, чтобы на теле не оставалось отметин.
У Кольберга отвисла челюсть, из раскрытого рта донеслось такое шипение, будто кто-то выпускал воздух из надутого шара. Администратор сделал шаг назад, еще один:
– Нельзя со мной так разговаривать!
Дверцы лифта бесшумно раскрылись, и Хари ступил внутрь.
– Знаешь что, – добавил он безмятежно, – если я доживу до конца этой истории, то извинюсь.
Кольберг продолжал глазеть на него, его руки тряслись от избытка адреналина, который так роднит ярость и страх. Тем временем дверцы между ними закрылись, и лифт понес Хари вниз, на первый этаж.
«Завтра он со мной поквитается», – подумал Хари, идя через холл к выходу. Приложив ладонь к пластине армированного стекла, он поднял голову и взглянул на грозовые облака, тошнотворно-оранжевые снизу.
«Ну и черт с ним, завтра у меня день оплаты по всем счетам».
День второй
– Что с тобой не так? Ты даже не злишься никогда! Если бы ты орал, и то было бы лучше, чем это… это спокойствие… отчужденность.
– Господи, Шанна! О чем ты? Что можно доказать криком – у кого голос громче?
– Может, тогда бы я поверила, что ты любишь что-то, кроме насилия. Убийства для тебя важнее, чем я, а мне иногда хочется, чтобы было иначе…
– Черт, ты несправедлива…
– Несправедлива? Ты хочешь справедливости? Пожалуйста! Цитирую тебя: «Я верю в справедливость, только когда держу нож у горла судьи».
– Да при чем тут…
– При том. Все это части одного целого. Зря я надеялась, что ты поймешь.
1
Нестерпимо юный и столь же нестерпимо красивый мужчина с искусно завитыми волосами смотрит с домашних экранов всего мира.
– Для тех, кто с нами недавно: вы смотрите «Обновленное приключение», единственный всемирный круглосуточный канал Студии новостей. С вами Бронсон Андервуд.
Наша главная новость дня: менее чем через час легендарный Кейн совершит переход в город Жизни, столицу Империи Анханан на северо-западном континенте Надземного мира. В городе держат в плену его настоящую жену, хорошо известную зрителям как Паллас Рил. Графические часы в левом нижнем углу экрана показывают время, в течение которого амплитуда тела Паллас будет совпадать с амплитудой Надземного мира. Если Кейн не найдет и не спасет ее до истечения этого срока, Паллас погибнет. Итак, часы показывают, что до рассинхронизации, а значит, до полного уничтожения Паллас Рил остается всего – о ужас! – сто тридцать один час, то есть приблизительно пять с половиной суток.
Наш канал «Обновленное приключение» будет показывать отсчет времени двадцать четыре часа в сутки, пока сохраняется хоть малейшая надежда. Также мы каждый час будем освещать шаги, которые Кейн предпримет в своих отчаянных поисках.
В следующем часе вас ждет интервью ЛеШаун Киннисон с самим Кейном – не пропустите, это будет нечто особенное! А сейчас слово нашему главному аналитику по Анханану Джеду Клирлейку.
– Доброе утро, Бронсон.
– Джед, что вы можете рассказать нашим зрителям о текущей ситуации в Анхане? Многое ли из происходящего там остается для нас за кадром?
– Конечно, Бронсон, и гораздо больше, чем мы можем представить. Прежде всего сама цифра в сто тридцать один час – это лишь предположение. Есть множество факторов, способных привести к сокращению фазы…
Так все началось.
2
Гора из стекла и стали, известная как Студия Сан-Франциско, высилась над равниной посадочных площадок и автопортов. Над ней кружили не орлы, а лимузины и купе Свободных и Инвесторов, плавно парящие между опорами и поддерживающими конструкциями.
Ночью погода переменилась. Утреннее солнце румянило стрельчатые окна, сверкало в глазах горгулий, затаившихся среди массивных контрфорсов. Защищали территорию Студии неприступные стены из гранита – первая линия обороны от низших каст.
Мимо огромных ворот, похожих на пасть с клыками железных пик, текли орды низших, в основном Рабочих и Трудящихся, хотя попадались и Профессионалы – видимо, не из самых гордых. Шаркая подошвами, цокая каблуками, они шли и шли по живому коридору – студийные охранники в красных костюмах стояли вдоль стен специально, чтобы оттеснять поток на обочину.
Через час в эти ворота войдет Кейн.
В Кавее, громадном зрительном зале на пять тысяч коек первоочередного просмотра, батальоны швейцаров помогали богатым клиентам пройти на свои места, устроиться и подготовиться к сеансу.
В абонементных ложах Свободные и их гости, наслаждаясь экзотическими винами и деликатесами, которые подносили им официанты, оживленно обсуждали необыкновенное выступление Кейна на благотворительном бале. Мнения разделились: большинство считало, что это была хитрая выдумка студийных постановщиков, однако упрямое меньшинство настаивало на том, что случившегося не ждали и сами устроители, а значит, они все стали свидетелями чего-то настоящего.
Но и те и другие были чрезвычайно заинтригованы увиденным. Многие даже лишились сна, ломая голову над тем, что из этого выйдет. Ну а те, кто все-таки спал в ту ночь, видели себя во сне на месте Кейна.
Тем временем в комнате техподдержки, окна которой смотрели на черный зиккурат платформы переноса Кавеи, Артуро Кольберг сыпал бессмысленными приказами, а сам пыхтел и дулся, вспоминая унижение, которое ему пришлось пережить накануне, причем именно в тот миг, когда он готовился праздновать величайшую победу. Думать об этом было нестерпимо, надо было искать выход.
И он найдет этот выход и обязательно им воспользуется.
Это не месть, уверял он себя. Ведь им руководит не уязвленная гордость, не стремление залечить рану, нанесенную его самолюбию. Нет, Кольберг считал себя выше подобных мотивов. Он всегда знал, что личное следует подчинять диктату общественного, и никогда не нарушал этого правила. Унижение, которое он перенес, оскорбление, брошенное ему в лицо, даже угроза, скрытая в нем, – все это можно пережить, на все при желании можно закрыть глаза. Будь это все личными отношениями Майклсона-человека и Кольберга-человека, он бы и глазом не моргнул, ведь он не привык обращать внимание на личное.
Но оскорбление затронуло его общественный статус, а это уже совсем другое дело.
Столкнулись интересы Профессионала Майклсона и Администратора Кольберга, и не замечать этого значило бы подвергать угрозе сами устои цивилизации.
Администраторы всего мира жили и работали, руководствуясь девизами: почтение к высшим, уважение к низшим и служба превыше всего.
Дети Администраторов с молоком матери впитывали мысль о том, что их задача – защищать общество, что они – ось, на которой держится и вокруг которой вращается мир. Ниже их стоят Профессионалы, Труженики и Рабочие, выше – Бизнесмены, Инвесторы и Свободные. Администраторы не зря помещены в самом сердце системы, именно они – точка опоры, центр равновесия, и роль их велика, от них зависит сохранение цивилизации, не больше и не меньше. Администраторы воспринимают идеи высших каст и воплощают их в реальность, транслируя низшим. Администраторы распределяют мелеющий поток ресурсов Земли. Администраторы руководят предприятиями, доводят до сведения народа правила и законы, создают богатство – двигатель жизни на Земле.
Одним словом, Администраторы держат на своих плечах всю тяжесть мира, ничего не требуя взамен.
Блюсти честь и достоинство своего положения – одно из первейших правил любого Администратора, выполнять которое Кольберг научился едва ли не в детстве. Когда авторитет эффективного Администратора силен, низшие, в том числе Администраторы рангом помельче, исполняют приказы, не задавая вопросов. А истинно великие Администраторы умеют повернуть все так, что низшие еще и конкурируют за право исполнить их волю, не ожидая взамен ничего, кроме «спасибо».
Но если ошибки и слабости начинают подрывать авторитет Администратора, низшие тоже забывают свой долг, становятся беспокойными и злыми – и тогда производительность труда падает, работа откровенно саботируется, причем до такой степени, что это начинает вредить компании. И это не миф, не сказка, которой Администраторы пугают своих детей, – нет, это реальность, и Кольберг своими глазами видел, как это происходит.
Он родился от смешанного брака. Его отец, компетентный руководитель среднего звена, управлял больницей на Среднем Западе, где взял в жены женщину из касты Профессионалов: она работала хирургом-пульмонологом в той же больнице. И об этом сверстники Артуро, дети Администраторов, жестокие, как все дети на свете, никогда не давали ему забыть.
Все детство Кольберг с горечью наблюдал за тем, как родители его одноклассников и приятелей поднимались в обществе на много ступеней вверх, получая новые ответственные посты в разных интересных местах, в то время как его отец, человек, в общем-то, неглупый, но слабовольный, прозябал в заштатной провинциальной больнице. А все потому, что он не понимал главного: низших надо держать в повиновении. Он даже позволял матери Кольберга работать, что лишало ее права подать прошение о переводе в касту мужа: запрещено совмещать статус Администратора и обязанности Профессионала. Родиться среди низших – не порок, но пренебречь возможностью повысить свой кастовый уровень – настоящее преступление. И мать совершила его, продолжая самозабвенно ковыряться в грудных клетках пациентов и не думая о том, какой вред она наносит карьере мужа и жизни единственного сына.
Но возлагать всю вину только на нее тоже не совсем справедливо. Отец никогда не осознавал, как важно руководителю выглядеть достойно в глазах окружающих, и никогда не думал о том, какое впечатление он на них производит. Человек легкомысленный, он часто давал слабину в общении с низшими и предпочитал нравиться, а не вызывать уважение. Он никогда не настаивал на том, чтобы низшие вели себя при нем так, как им положено. Кольберг до сих пор заливался краской стыда, вспоминая, как отец прилюдно позволял матери обращаться к нему по имени и даже не возражал против ее прикосновений, и все это в присутствии низших.
Унижения детства и юности не прошли для Кольберга даром – свою жизнь он посвятил тому, чтобы ни в чем не походить на отца и даже стать его полной противоположностью. Он был холост и не помышлял о женитьбе – зачем? Жена будет требовать внимания, отнимать время и силы, которые он привык тратить на административную аскезу. От низших он требовал – и регулярно получал – соблюдения всех знаков внимания, которые полагались ему по рангу, и сам неукоснительно выполнял то же самое по отношению к высшим. Он точно знал, какое место он занимает в иерархии общества и куда направлен вектор его карьеры.
Вверх. Медленно, но неуклонно – вверх.
Преданность делу и служебные навыки помогли ему подняться с должности помощника управляющего отделением больницы – той самой, где служил его отец, – до кресла главного управляющего, то есть самого отца. Артуро Кольберг до сих пор с гордостью вспоминал тот день, когда он вошел в кабинет отца и собственноручно положил перед ним бумагу – уведомление о выходе Кольберга-старшего на пенсию. Это было одним из лучших и самых дорогих воспоминаний его жизни. Он доказал себе и другим, что искусный управляющий может все и, главное, что он, Артуро Кольберг, в полной мере владеет этим искусством, несмотря на свое небезупречное происхождение.
Но просто одержать победу над отцом было недостаточно. Здравоохранение – не та сфера, где можно сделать настоящую карьеру. За двадцать лет, прошедших с тех пор, он совершил головокружительный взлет, поднялся на такую высоту, какая и не снилась рядовому управляющему. Никто из его однокашников, их родителей и других знакомых Администраторов не годился теперь ему в подметки – он обогнал всех. Он не просто стал председателем студии – нет, он был Председателем легендарной Студии Сан-Франциско, где был изобретен первый в истории транспортатор Уинстона, который Иона Уинстон собрал своими руками. С этого все и началось: Студия Сан-Франциско изменила не только природу развлечений, но и саму структуру общества.
А ведь когда он только взял руководство Студией в свои руки, все было совсем не так: предприятие давно дышало на ладан, от прежней предприимчивости и хватки не осталось и следа, все уровни студийной иерархии заполнили бездарные руководители и некомпетентные подчиненные – не компания, а прямая иллюстрация принципа Питера. Коллеги-Администраторы только головой качали, узнав о его переводе в эту тихую заводь, да ахали над его безвременно загубленной карьерой.
Но он всем им заткнул рот.
Под его руководством Студия Сан-Франциско превратилась в ярчайший бриллиант в короне мировых студий, флагманский корабль их эскадры, мерило престижа и успеха индустрии развлечений. На одних подписчиках, лелеющих надежду приобщиться к Списку Десяти, Студия зарабатывает до пятидесяти миллионов марок в год.
А когда люди говорят о звездах Сан-Франциско, Десяти Бессмертных, то первый, кого они вспоминают, – это Кейн.
Конечно, Буркхардт и Стори, Чжен и Мкембе тоже хороши, но Кейн – единственный в своем роде. Такого, как он, никогда не было и, возможно, не будет. Многие подражают ему, но повторить его успех не смог еще никто. Многие пытаются докопаться до причин его неувядающей популярности, объясняя ее то присущим ему красноречием, то непривычным сочетанием безжалостности и страсти, озаренным редкими вспышками благородства. И только Кольберг знал, что все это пустые измышления.