Мисийю Ута, по крайней мере, опасаться не приходилось. Могучего эдолийца в полном вооружении и доспехе убила немолодая женщина с парой ножей в руках – Кадену нелегко было бы в это поверить, если бы он своими глазами не видел тела. Глядя на труп, он ощутил в себе приглушенное удовлетворение, как будто груда металла и мертвой плоти отчасти уравновесила весы, на другой чаше которых лежали остальные погибшие.
– Не возьмется ли кто протащить в их лагерь труп Ута? – предложил Лейт. – Можно пристроить его так, будто он захрапел, упившись эля. Интересно знать, скоро они заметят, что мерзавец не дышит?
Он, подняв брови, поглядел на братьев:
– Не хотите? Что, мы здесь не за этим?
Они вернулись к Ашк-лану утром: перелетели на запад от своего убогого лагеря в сердце Костистых гор – того самого лагеря, где сразились с преследователями и перебили их. С эдолийцами и с изменниками кеттрал. Перед отправлением довелось горячо поспорить: все сходились на том, что надо слетать посмотреть, нет ли выживших, и попытаться выведать что-нибудь у аннурских солдат, которых Ут и Тарик Адив в погоне за Каденом оставили позади. А спорили, кому лететь.
Валин полагал рискованным брать кого-то, кроме собственного крыла, но Каден напомнил: чтобы разобраться в паутине козьих тропок вокруг монастыря, ему нужен знающий местность человек. Первым кандидатом, конечно, представлялся Рампури Тан: он лучше Кадена знал Ашк-лан, не говоря о том, что в отличие от ученика был настоящим бойцом, – и сам пожилой монах, как видно, не сомневался, что будет участвовать в вылазке, несмотря на слова Валина. А вот Пирр доказывала: возвращаться в монастырь вообще глупо.
– Монахи мертвы, да распустит Ананшаэль вязанье их девственных душ, – напомнила она. – Тормоша трупы, вы им ничем не поможете.
Каден задумался, каково быть убийцей, поклоняться богу смерти, сжиться со смертью до того, что та не пугает и не удивляет. Однако он хотел вернуться не ради погибших. Оставался зыбкий шанс, что солдаты перебили не всех монахов – кого-то захватили в плен. Он сам не знал, что мог бы сделать в этом случае, и все же при поддержке крыла надеялся освободить одного-двоих. И уж по крайней мере, увидел бы все своими глазами.
Тан отмел это соображение как сентиментальную дурь. Он считал нужным вернуться, чтобы понаблюдать за уцелевшими эдолийцами, разведать что-нибудь об их намерениях. Чувство вины, мучившее Кадена, представлялось Тану лишним доказательством, что тот так и не научился подлинной отстраненности. Наверное, старый монах был прав. Настоящий хин с корнем бы вырвал те тугие кольца, что сжимали ему сердце, и один за другим срезал бы шипы чувств. Вот только хин, не считая Тана и самого Кадена, не осталось в живых: все двести монахов убиты – из-за него – в одну ночь; двести мужчин и мальчиков, стремившихся лишь к бесстрастной пустоте ваниате, сожгли и зарезали во сне, чтобы не осталось свидетелей нападения аннурцев. Что бы ни произошло в Ашк-лане, это случилось из-за Кадена. Он не мог туда не вернуться.
С остальным было проще. Валин командовал крылом. Валин повиновался императору, так что, сколько бы ни возражали Тан с Пирр и что бы ни думал он сам, Валин кивнул, подчиняясь, и вместе с крылом доставил Кадена к тому, что осталось от его дома в горах. Чтобы их не увидели из монастыря, они опустились чуть восточнее и последние мили покрыли пешком. Шагалось легко, большей частью под уклон, но с каждым шагом у Кадена сильнее теснило в груди.
Эдолийцы не потрудились скрыть следы бойни. Не было нужды. Ашк-лан лежал за пределами империи, слишком высоко для ургулов, слишком далеко к югу для эдов, просто слишком далеко для купцов и торговцев, поэтому тела в бурых рясах остались валяться на главном дворе – обгоревшие или срубленные на бегу – и засохшая кровь пятнала камни.
– Полно монахов, – кивнул в сторону монастыря Лейт, – и все мертвее некуда.
– А те? – Валин указал на людей, которые сидели рядком, поджав под себя ноги и устремив неподвижные взгляды на равнину за краем уступа. – Они живы?
Лейт поднял подзорную трубу.
– Не-а! Зарезаны. Ножом в спину. – Он покрутил головой. – Не пойму, чего ради они там торчали. Они же не связаны.
Каден осмотрел обмякшие тела и закрыл глаза, воображая, как все было.
– Они не пытались бежать, – сказал он. – Они искали спасения в состоянии ваниате.
– Ага-а… – насмешливо протянул пилот. – Непохоже, чтобы нашли.
Разглядывая мертвых, Каден вспоминал потрясающую эмоциональную пустоту – ни страха, ни гнева, ни волнений. Он пытался представить, как монахи сидели, уставившись в широкую зеленую степь, пока в нескольких шагах позади горел их дом, как созерцали холодные звезды, подставляя ножу спины.
– Никогда не знаешь, чего ждать от ваниате, – тихо сказал он.
– Вот уж неожиданностями я сыт по горло, – проворчал Валин.
Он перекатился на бок, чтобы видеть Кадена, и тот снова поймал себя на мысли, что ищет брата – того, которого знал, – под рубцами и шрамами, за неестественно черными глазами. Маленький Валин был смешлив и улыбчив, а Валин-солдат выглядел таким загнанным и измученным, словно даже небу над собой не доверял, словно сомневался даже в собственной намозоленной руке, сжимающей обнаженный меч.
Каден уже знал в общих чертах, что и Валина преследовали заговорщики, желавшие покончить с родом Малкенианов. В чем-то Валину пришлось хуже. Эдолийцы нанесли внезапный и жестокий удар прямо в сердце Ашк-лана, но эти люди были Кадену незнакомы, и коварство выпада не задело его за живое. А лучшую подругу Валина убили его же соратники. Военный орден, которому Валин посвятил жизнь, подвел его – подвел или предал. Каден с тревогой думал, что в заговоре замешано командование кеттрал, само Гнездо. Понятно, почему Валин был измотан и насторожен, но читалось в его взгляде что-то еще: темнота глубже страдания и горя, и эта темнота тревожила Кадена.
– Подождем здесь, в укрытии, пока не вернутся Анник с Талалом и Гвенной, – сказал Валин. – Если те не отыщут выживших монахов, уйдем туда, откуда пришли, и оседлаем нашу птичку, поцелуй ее Кент.
Каден кивнул. На пути сюда в глубине живота завязывалось напряжение – тугой узел потерь, горя и гнева. Он принялся распускать этот узел. Он добился поиска уцелевших, но, по всей видимости, никто не спасся. Остаточные эмоции не сулили ничего хорошего, только мутили рассудок. Однако, сколько он ни пытался сосредоточиться на дыхании, в памяти, как сейчас, в поразительных подробностях всплывали лица Акйила, Патера, Шьял Нина. Где-то там, среди обгоревших построек, лежали все, кого он знал, и, не считая Рампури Тана, все, кто знал его.
Любой другой, не прошедший школу хин, на его месте утешался бы надеждой, что со временем эти лица поблекнут, память притупится, но монахи научили его помнить. Образы убитых друзей навсегда останутся яркими и живыми; сохранятся во всех ужасных подробностях и очертания их распростертых тел. «Вот потому-то, – мрачно сказал себе Каден, – ты и должен отвязать чувства от фактов». Хин научили его и этому, один навык уравновешивал другой.
Позади тихо зашуршала о камни ткань. Обернувшись, он увидел рядом Анник и Талала – снайпершу и лича из крыла. Оба скользили на животах по каменным плитам, словно отроду передвигались подобным образом. Подобравшись вплотную к Валину, Анник первым делом наложила на тетиву лука стрелу, а Талал просто покачал головой.
– Плохо дело, – тихо сказал он. – Ни одного пленника.
Каден молча разглядывал лича. Удивительно: мужчины и женщины, которых во всем Аннуре сжигали живьем или забивали камнями за их противоестественные способности, открыто служили среди кеттрал. Каден всю жизнь слышал, что личи опасны и ненадежны, что странные силы искажают их рассудок. Он, как и все, вырос на рассказах о личах-кровопийцах, личах – лжецах и ворах, об ужасных личах-правителях, атмани, расшатавших своей гордыней империю, которой покушались править.
«Еще один пример того, как мало я знаю», – напомнил себе Каден.
За эти несколько коротких, трудных дней после бойни и спасения он не раз пытался заговорить с Талалом, хоть немного узнать этого человека, но лич-кеттрал был молчаливее и сдержаннее остального крыла. Он неизменно оставался вежлив, но расспросы мало что давали Кадену, и после десятого или двенадцатого уклончивого ответа тот решил меньше говорить и больше наблюдать. Перед вылетом он заметил, как Талал мажет угольком от костра блестящие кольца в ушах, потом браслеты и перстни, добиваясь, чтобы металл сравнялся темнотой с его кожей.
– Почему бы просто не снять их? – спросил он.
– Никогда не знаешь, что может пригодиться, – медленно покачал головой Талал.
«Колодец!» – сообразил Каден.
Каждый лич черпал свою силу из определенного источника. Рассказывали о людях, вытягивавших силу из камня, о женщинах, обращавших в свою пользу терзающий людей ужас. Металлические колечки выглядели вполне невинно, но Каден поймал себя на том, что таращится на них, словно на ядовитых пауков. Он с трудом затоптал огонь эмоций и заставил себя видеть человека, каков он есть, а не образ из страшных сказок. По правде сказать, из всего крыла Валина Талал казался самым надежным и самым вдумчивым. Его способности пугали, но Валин, кажется, доверял личу, а у Кадена не так много осталось союзников, чтобы поддаваться предрассудкам.
– В этих скалах можно искать целую неделю, – произнес Талал, указывая на зубцы утесов. – Если пара монахов и выскользнули за оцепление, зная местность, в темноте…
Бросив взгляд на Кадена, он не стал заканчивать фразу, а в глазах его мелькнуло что-то похожее на сочувствие.
– В юго-восточном квадранте чисто, – сообщила Анник.
В отличие от Талала, который опасался задеть чувства Кадена, лучница была к ним равнодушна. Она говорила рублеными фразами, едва ли не со скукой в голосе, а льдистыми голубыми глазами без устали обшаривала окружающие скалы.
– Следов нет. Крови нет. Славная была атака. Для эдолийцев.
Многозначительная оговорка. Эдолийцы считались лучшими воинами Аннура, проходили тщательный отбор и, не жалея сил, готовились охранять императорскую семью и важных гостей. Каден не представлял, как удалось склонить часть гвардейцев к измене, зато откровенное презрение Анник много говорило о ее собственных способностях.
– Что они там делают? – спросил Валин.
– Едят, спят, чистят оружие, – пожал плечами Талал. – Про Ута и Адива еще не знают. Нас не заметили, и не в курсе, что мы перебили гнавшихся за Каденом солдат.
– Долго они здесь пробудут? – спросил Каден.
Он видел, что убийцы сделали свое дело, но все же что-то тянуло его спуститься вниз, обойти развалины, заглянуть в лица павших.
– Не возьмусь предсказать, – ответил Талал. – Им неоткуда узнать, что преследовавший вас отряд погиб.
– На такой случай должны быть инструкции, – заметила Анник. – Ждать два-три дня, потом начать поиски или отступить.
Лейт закатил глаза:
– Ты не поверишь, Анник, но не все рабски блюдут инструкции. Возможно, у них вовсе нет плана.
– И потому, – холодно ответила снайперша, – если дойдет до драки, мы их перебьем.
