Ветер в сердце
Наконец она стянула с себя шлем. Три года назад, когда отец, поддавшись на уговоры, только купил его ей, она носила его неделю, не снимая даже ночью (единственное исключение – во время купания в ванной). С тех пор шлем стал обладать странной магической силой, он выбивал из головы любые плохие мысли, заставляя думать о чём-то неясном: о бескрайнем небе и белых птицах, о башне-маяке с стеклянной верхней комнатой и столе, заваленном золотыми старинными географическими картами. И о том, что она видела, летая на самолёте: о бескрайней пустыне облаков далеко внизу. Но взрослые люди не бегут искать утешения в детских игрушках.
Смутное подозрение, зародившееся у неё год назад, постепенно крепло. Нет никакого взрослого поведения. Ты достигаешь состояния взрослости к пятнадцати-шестнадцати, а потом ты прекратишь изменяться, по крайней мере внутри. Обретёшь новый опыт, но расти прекратишь. Тебе придётся изображать эту взрослость, изображать всё время, пока маска не станет твоим лицом. Взрослый посмотрел бы в лицо опасности. Выдуманный взрослый. Реальный взрослый придумал бы себе утешительную ложь. Она просто грохнулась в обморок, устав после переезда, и посмотрела ряд приятных и необременительных галлюцинаций. Грязь на её спортивных тапочках, оставшаяся после того, как она пробиралась по ночным садам за Паскуале, просто свидетельство того, что тётя Клара плохо убирает дом. Осталось списать отметины на брюках после того, как она упала на камни у колодца, на происки инопланетян или заставить себя не обращать на них внимания, пока не удастся забыть о таком неприятном факте, свидетельствующем, что всё произошло с ней реально.
Она подошла к столу, зажгла настольную лампу и перебрала листки. История, судя по всему, не изменилась после её там присутствия. Ей незачем притворяться перед самой собой. Незачем обманывать саму себя и носить маску того человека, какого хотят видеть окружающие. Если она потеряет саму себя, стараясь быть какой-то иной, то эту потерю ей восполнить будет нечем. А внутри неё всё кричит от того, свидетелем какой странной истории она стала. И она не очень уверена – крик это ужаса или восторга.
Почему-то вместо того, чтобы предоставить готовое решение, машина отослала её в книгу (в прошлое или фантазию – пока не известно). Её вернули обратно, видимо, Хулия получила достаточно сведений, чтобы распутать всё самой. Но что же она знает?
В ночь своего исчезновения Паскуале был во дворе фермы Хорхе (она так и не знает фамилий той семьи). В принципе, убийств три, а тел всего два. Отсюда можно заключить, что Паскуале и изображал водяного. С другой стороны, это точное свидетельство того, что математика не годится для решения детективных загадок. Зачем Паскуале это делать? Мог ли он кого-то так ненавидеть, чтобы довести домашних до убийства Мигеля или убить его самостоятельно и свалить на других? А Хорхе? Или Паскуале ненавидел Хорхе и Мигеля, а Эстебан ему был без разницы? И явно, что Паскуале после этого навсегда пропал. Стоило ли оно того? Не проще ли было сразу убить обидчиков?
Так. Хулия заставила себя остановиться. Что я узнала из этого путешествия? Первый эпизод – то, что Паскуале в ночь своего исчезновения был на ферме. Второй – Мигель в состоянии шока, и кто-то перебрал камни в старом колодце. Третий – пока не ясно.
Из первого эпизода ясно, что Паскуале мог убить любой из обитателей фермы. Из второго… из второго, что на территории фермы был колодец. Если убрать оттуда камни, то это отличный способ, чтобы прятаться "водяному". Например, там прятался Паскуале, который потом убил Мигеля. Нет, снова стоп. Паскуале сам засыпал камни за собой? Вот только Хорхе либо убил себя сам, либо его убил Паскуале, потому что Мигель на тот момент уже мёртв, а Эстебан в тюрьме.
Хулия резко выпрямилась. Идеальное алиби. Один брат мёртв, второй в застенках. Три убийства, два тела. Да ещё обезображенный труп. Достаточно щуплый, чтобы сойти за Мигеля, потому что Эстебан был выше. Но кто тогда убил Паскуале? Оба брата, чтобы можно было выдать его труп за труп Мигеля?
Третий эпизод. "Почему ты никому не сказал, что твой отец убийца?". Не убийца Мигеля. Паскуале был воришкой. В ту ночь Хорхе был вне себя, снова до полусмерти избил сыновей. А потом вышел во двор и застал там Паскуале. Возможно, тот что-то воровал? Хорхе, думается, было достаточно любого повода для избиения (труп выловили со следами побоев). Видимо, даже знакомство с мэром не могло в полной степени покрыть убийства и потому труп был спрятан в колодец. Потому с таким ужасом на колодец смотрел Мигель. Что-то (скорее всего, звуки ругани и ударов) подсказало ему ночью, что произошло преступление и теперь он осознавал, что перед ним не просто старый колодец, а могила. Братья сильно рискнули, когда решили выдать труп Паскуале за труп Мигеля, ведь три дня после смерти не то же самое, что человек убитый в ту же ночь. Им повезло, что всё представление так заморочило всем голову, что никто не подумал, что найденный – это тот, кого искали три дня, то есть Паскуале. Понял ли это Хорхе? Сам ли он написал разоблачающую записку или это написал Мигель, чтобы отвести подозрения от брата? И да, не похоже, что Хорхе покончил с собой сам.
Хулия зябко поёжилась. Она включила ноут, и набила свои соображения в файл. Как-нибудь она покажет всё дяде. А пока спать. Спать в этом странном доме, полном странных изобретений.
ВТОРАЯ ГЛАВА
За последнюю неделю Хулия раз десять сходила посмотреть на остатки механизма. Обиженный дядюшка Ансельмо разобрал аппарат уже на следующее утро и Хулии только и досталось, что после завтрака посмотреть на гору железяк на столе. Мысленно она назвала почивший механизм Мечтатор.
Книга, к которой дядя тоже потерял интерес, окончательно перекочевала в комнату Хулии. Она боялась, что дядя уже не сможет воссоздать аппарат, но тот лишь удивлённо поднял брови, когда она это упомянула, а затем прочитал лекцию минут на пятнадцать о том, что у каждого нормального человека всегда хранятся все чертежи его изобретений. Потому Хулии оставалось лишь целыми днями намекать, что новая попытка применить изобретение может увенчаться большим успехом.
В остальном ей было сложно чем-то занять себя. Ками де Мар был крохотным городком и через полчаса пешей прогулки в любую сторону ты попросту оказывался в соседнем городке, столь же плотно застроенном, потому что никто не собирался упускать возможность получать прибыль с туристов, приезжавших на морское побережье. Ками де Мар состоял из холма, на котором находились остатки иберийском крепости, массы старинных домов по дороге к пляжу, сети отелей на пляже и, как ни странно, университета по другую сторона холма. Причём в университете вполне допускались вольнослушатели и уже с сентября Хулии предстояло попробовать почти совсем взрослую жизнь и стать «почти студенткой».
Она ходила по пляжу. Переписывалась с мадридскими приятелями. С родителями. И даже успела попереписываться с Анхеликой, которая четвёртый год жила в Ницце. Практически каждый говорил Хулии, как рад за неё, раз теперь она живёт у моря и у неё столько свободного времени. Она же при этом молча завидовала приятелям: они бы смогли легко найти новых друзей в незнакомом городе. Танцевать. Болтать. Наслаждаться каждым мгновением. Хулия казалась самой себе самозванкой, занявшей место кого-то, кто лучше сумел бы распорядиться годовым отдыхом в курортном городе.
Она уже изучила всё, что смогла найти про Антонио Санчеса (всё, что можно откопать в интернете, не покупая всех книг, где Санчес упомянут одной строкой в сносках). Странностей при этом хватало. И главной из них была та, что жанра детектива в Испании не было до семидесятых годов. В те годы, когда весь мир играл с новой опасной игрушкой, испанские писатели даже не пробовали себя в этом новом жанре. Многие увлекались и читали английские или французские книги. И Хулия с интересом читала статьи о «национальном менталитете», который не позволял испанцам попробовать свои силы в жанре, который столь легко раскупался. «Рассказы без конца» упоминались, пусть и не часто, но, как правило, исследователи понятия не имели, к какому жанру их отнести. Для детектива в них не хватало расследования. Их называли (при хорошем раскладе) «хоррором» или (в неудачных случаях) «графоманией, где автор умел придумать завязку, но бросал сюжет, не дойдя даже до кульминации». Сама же Хулия была уверена, что в самом крайнем случае «Рассказы» точно претендовали хотя бы на звание «первого испанского постмодернизма». «Рассказы» по всем канонам мистических книг должны были быть тайным знанием, доступным лишь посвящённым. На самом деле она нашла книгу, выложенной в интернет аж на двух сайтах (она даже умудрилась посмотреть количество посещений – в обоих случаях почти за десять лет меньше сотни на каждую из страниц с книгой). Судьба писателя рассказов оставалась неясной, как и многих из тех, кто не был достаточно известен, чтобы его жизненный путь имело смысл прослеживать во время хаоса Гражданской войны.
С завидным постоянством Хулия пыталась завести разговоры о книге с дядей.
– Мой любимый рассказ «Огненные буквы», – вздыхала Хулия.
Дядя тоже вздыхал, но по гримасе, которую он при этом корчил, Хулия предполагала, что тот попросту не хочет признаваться, что эту историю он терпеть не может. Как-то дядя Ансельмо упомянул, что в детективах достаточно и того, что не ясно, кто убийца, когда же приходится угадывать ещё и жертву, то это как уравнение со слишком большим количеством неизвестных и без единого числового значения, то есть чересчур много возможных вариантов. Увы, «Огненные буквы» был далеко не единственным подобным рассказом в книге, так что как именно книге повезло стать дядиной любимой, оставалось загадкой почище всех, что записал Антонио Санчес.
«Огненные буквы» при этом был рассказом жутковатым и сильно давящим на воображение. Когда-то в молодости Розалия подверглась похищению. Но ей удалось не только вырваться, но и пристрелить преступника. По какой-то неясной причине она не сказала полиции, что отправила преступника в страну предков. Однако, она описала место, где её держали довольно подробно (ведь она запомнила и маршрут, по которому убегала из дома-ловушки), но когда полиция приехала в этот дом, то не нашла там тела преступника, таким образом Розалия смогла сохранить свой секрет. Лет через семь в доме Розалии загадочным образом оказалась книга под названием "Розалия в огне". С ужасом она читала в книге сокровенные подробности собственной жизни. Из книги она узнала, что её похитителя звали Ипполито, а труп похитил его брат-близнец Эрман, который стал повсюду искать убийцу брата. У книги было две концовки, которые переплетались между собой – в одной Эрман убивает Розалию, в другой – Розалия убивает Эрмана. Розалия нашла издательство, в котором была напечатана книга, но там ничего не могли рассказать об авторе этой книги. И даже о том, куда подевался тираж. Однажды Розалия увидела живого Ипполито, не сразу поняв впоследствии, что это его близнец Эрман. От Эрмана она спряталась, попыталась проследить за ним, но быстро потеряла след. Далее следует лакуна. Под конец возникает эпизод, где Розалия ходит по комнате, забитой тиражом "Розалии в огне". На этом рассказ обрывается.
По вечерам Хулии нравилось перечитывать всю книгу, особенно этот странный рассказ. Он не был самым странным в книге, были и более захватывающие, и более неоднозначные. Но именно в нём, казалось, можно попытаться найти разгадку, если прочитать всё внимательно. Книга уже отпечаталась в ней, иногда Хулии казалось, что некая рука протянулась из книги к её душе и крепко держит эту неосязаемую душу за призрачный воротник. И через неделю после своего первого погружения в книгу, лёжа вечером в комнате, в очередной раз перелистывая страницы, Хулия почувствовала, что не хочет сопротивляться этому странному зову. Рёбра зачесались, внезапно вспомнив ощущение невесомости, а потом… а потом невесомость наступила по-настоящему.
Хулия боязливо открыла один глаз. Если дядя починил машину и натихую использовал её на Хулии, тётя Клара оторвёт ему голову. И будет права. Сцена, которая происходило перед её глазами, была из середины рассказа. Розалия созналась во всём своему мужу Теренсио, который теперь бушевал и уговаривал её обратиться в полицию, уверяя, что книгу на свои деньги явно напечатал Эрман. Сама Хулия сидела на диване, напротив неё в кресле сидел какой-то мужик под пятьдесят с серыми волосами и землистым цветом лица. Он вяло следил за ссорой супругов. В рассказе этого точно не упоминали, но, стоит заметить, не так уж эти рассказы были и точны. Видимо, в пылу ссоры, супруги не замечали никого вокруг. Где-то минуту Хулия прислушивалась. Вроде бы, если ей и надо было что-то уловить из этого разговора, то она и так знала суть – Теренсио в сотый раз спрашивает Розалию, почему же она не сказала полиции, что застрелила похитителя. И та снова отвечает, что сама не знает. Хулию тоже интересовал этот вопрос и если перемещение было вызвано только им, то ресурсы были потрачены совершенно зря, Хулия была уверена, что разгадка заключена именно в этом вопросе и напоминать лишний раз ей это не стоило.
Чтобы не было скучно, Хулия помахала землистолицему мужику в кресле. Тот поначалу лениво окинул её взглядом, а потом его глаза от удивления расширились. Хулия широко ему улыбнулась – сейчас у них состоится разговор примерно той же информативности, что и у Розалии с Теренсио: "Как ты здесь оказалась?" – "Сама не знаю". Но Хулия ошиблась.
– Ты меня видишь?
Мужик был потрясён до глубины души. Хулии стало не по себе. Кажется, она попала в рассказ с привидениями.
– Ну да. А они тебя не видят?
– Как и тебя.
Хулия взглянула на супругов, казалось, пройди тут стадо слонов, они и то не обратили бы внимания.
– Да нет, раньше меня все видели, – продолжала настаивать Хулия.
Вместо ответа мужик встал с кресла и отвесил Теренсио хорошего пинка. Удар ступни пришёлся не по ягодицам, а куда-то в область бёдер. Можно было засечь всё движение, так как ступня спокойно насквозь прошла через это самое пресловутое бедро.
– Теперь твоя очередь.
Хулия почувствовала, как руки и ноги стали холодными, а от мысли, что это тоже признак превращения в призрака, она похолодела ещё сильнее. Лучший способ что-либо доказать – практика. Она вскочила с места, пытаясь обратить на себя внимание.
– Синьор, синьора, секундочку…
Стоит ли говорить, что рука прошла сквозь обоих спорщиков. Хуже того, они застыли, как актёры в дешёвых ситкомах, когда им надо изобразить остановку времени. Хулия ткнула пальцем в землистолицего.
– Так, теперь ты мне объяснишь, что происходит.
Тот пожал плечами.
– Постепенно учишься останавливать их, когда пожелаешь. Сейчас, думаю, интереснее пообщаться друг с другом, а эти двое всё равно как киноплёнка, всё время болтают одно и то же.
Хулия помахала перед супругами рукой.
– Словно в стоп-кадре оказалась, – пробормотала она.
– Прости, что?
Хулия посмотрела на землистолицего. Так-то его костюм смотрелся вполне в стиле квартиры супругов Коуро. Но теперь, когда выяснилось, что его отношение к эпохе весьма сомнительное, вдруг она поняла, что это лицо она уже видела (в чёрно-белом варианте, где цвет, даже землистый, не определишь).
– О, нет, ты ведь не…
Мужчина слегка приподнял брови.
– Вы ведь Валерио Антонио Санчес.
А потом она сказала несколько слов, которые в первой трети двадцатого века могли не знать. А если и знали, то вряд ли их употребляли особы женского пола.
Они с Валерио сидели на кухне и пили из хозяйских кружек растворимый кофе, разбавив его кипятком из электрического чайника. Хулия запоминала правила, которыми с ней делились: если далеко отойдёшь от персонажей, тебя само собой вернёт обратно; когда время пойдёт дальше в обычном ритме, весь кавардак, который они устроили в кухне, исчезнет и вещи вернутся на свои места, а их (по крайней мере, Санчес по его словам это переживал уже много тысяч раз) будет перекидывать из эпизода в эпизод, пока этот рассказ не закончится и не начнётся новый. Он с удивлением упомянул, что больше не попадает в рассказ о водяном. Хулии сложно было справляться с чувством гордости в голосе, когда он рассказала, как решила эту загадку, тем самым, видимо, вычеркнув её из ряда повторяющихся сцен.
– Не думал, что достаточно завершить эти сюжеты, чтобы они исчезли, – Санчес смотрел в кружку. Просто ему никогда не удавалось разгадать эти сюжеты, перевела для себя Хулия. – Они повторялись и повторялись, сперва в снах. Я стал их записывать, надеясь избавиться от них. Пока я занимался книгой, перед её выпуском, все эти видения прекратились, а потом всё началось заново, пока эти видения не стали постоянными.
– Прошло почти сто лет, – осторожно сказала Хулия.
Казалось, на Санчеса это не произвело никакого впечатления. Хулия не исключала, что он и её считает частью своей фантазии, а всё окружающее – только личным безумием.
– Чтобы выйти из петли, надо решить все загадки, – наконец твёрдо заключила Хулия.
Она говорила так уверенно, чтобы скрыть простую истину – она понятия не имеет, что будет, когда петля завершится. И не завершится ли жизнь Санчеса вместе с последней загадкой. Он выглядел при этом столь отстранённым и равнодушным, что, кажется, он был бы не против и подобной возможности. Правда, сама Хулия не была готова к такому развитию событий, так что, если она сама останется в петле, стоит не разгадывать все загадки, оставить себе две-три про запас, лучше всего те, где наличествует не просто кухня с чаем и бутербродами, но целый отель со спа и джакузи, икрой и фуагра. Если пропадать в безвременье, так хоть со вкусом.
В конечном счёте, они согласились, что надо выяснить все подробности дела, которые Санчес не упомянул в книге, ведь в прошлый раз именно новые улики помогли Хулии распутать клубок. Санчес быстро пересказал всё, что помнил (а у него было время, чтобы основательно запомнить все истории). Хулия набрасывала список прямо на скатерти (карандаш они нашли, а бумагу нет). Санчес поторапливал, утверждая, что часа через три время включится само, а потом его ещё долго не остановишь. Хулия пыталась запомнить всё наизусть, а в это время она ощущала, как рёбра снова становятся невесомыми…
Она открыла глаза. По счастью, в этот раз она лежала на постели, да и во время её пребывания в книге никаких новых царапин она не получила. Она взяла со стола блокнот и карандаш и быстро стала снова составлять тот же список, пока не забыла. Если её выкинуло в реальность, значит некто или нечто сочло, что у неё теперь достаточно сведений на руках, чтобы решить задачку.
Список эпизодов:
"1. Розалия находит книгу на полке. Скорее всего, кто-то её подложил.
2. Розалия ищет издательство. Там отказываются рассказать, что за автор написал книгу (нигде автор не указан). Из издательства Розалия идёт в кабинет экстрасенса напротив. На этом эпизод обрывается.
3. Ссора с мужем. Из неучтённых ранее подробностей: Теренсио упоминает, что Розалия не так давно проходила экспериментальное лечение у психотерапевта.
4. Розалия видит Эрмана в кафе. Он очень серьёзно читает книгу "Розалия в огне". Фернандо выяснил, что Эрман бизнесмен, связан с издательским бизнесом и собирается купить за долги то самое издательство, которое и выпустило книгу. Розалия прячется от него.
5. Розалия у экстрасенса. Рассказывает ему, что видела Эрмана. Экстрасенс говорит, что братья бывают привязаны друг к другу и что брат ради брата всегда может пойти на любое преступление.
6. Розалия снова разговаривает с издателем, спрашивает, как бы тот отнёсся к детективу по реальным событиям. Тот хохочет и говорит, что был бы счастлив, это золотая жила.
7. Неизвестно каким образом Розалия приходит в квартиру, от которой у неё есть ключ. В квартире единственная комната, в ней стеллажи, заставленные всё тем же романом. Она снимает один роман с полки и видит, что он не такой же, как у неё, он подписан её именем в качестве автора".
Последний пункт Антонио Санчес в свою книгу включать не стал, тогда бы рассказ читался однозначно – это лишь описания безумия самой женщины. Кто может написать подробности её жизни? Только она сама.
Хулия подчеркнула два раза третий пункт. Почему эпизод заканчивается на моменте, когда Розалия приходит к экстрасенсу? Несомненно, это ключ. Если бы речь шла исключительно о том, что Розалия сама написала роман, то Санчес давно бы вышел из временной петли.
Но почему же она никому не рассказывала про убийство Ипполито? В той ссоре, которую они не дослушали, как уверяет Санчес, Розалия говорит, что и на сеансах ни разу не упоминала про убийство. В общем, мы снова оказываемся в ситуации, что книгу написал Эрман, только он мог знать, что она убийца. И опять мы в ситуации с одной стороны слишком простого преступления, с другой – слишком запутанного, особенно для Эрмана. Но если не эти двое, остаётся, по законам жанра (и потому, что временная петля считает, что у Хулии уже все улики на руках), ещё только трое упоминавшихся в рассказе – экстрасенс, директор издательства и муж. Как и зачем?
Хулия снова постучала карандашом по зубам. Её внимание попытались привлечь к вопросу, который она задавала себе уже сотню раз: почему Розалия не сказали никому про убийство похитителя? Если бы это не имело значения, к этому не было бы привлечено так много внимания. Ипполито остался жив и теперь это он под видом Эрмана следит за Розалией? Нет, её молчания это не объясняет. Он не похищал её, а на самом деле она убила его по другим причинам? Хорошо, но не подходит под условия задачи, ведь зачем-то же она сказала полицейским, что её похищали, если бы она ушла из дома и не обратилась в полицию, ей проще было бы всё скрыть.
Может, она забыла про убийство? Верила, что не убивала? Хулия резко выпрямилась. Всё может быть ещё проще. Розалия не просто верила, что не убивала. Она на самом деле не убивала.
Быстро Хулия прошлась по списку. Когда Розалия стала верить, что убила Ипполито? После сеансов экспериментальной терапии. Возможно, она показала себя крайне гипнабельной. Человеком, которому можно внушить, что угодно. После этого она начинает посещать экстрасенса, о котором ничего не сказано в рассказе. Потом появляется книга, где ещё разок Розалию убеждают в совершённом преступлении, которого не было. Через экстрасенса ей повторяют гипнотические установки, дают ключ от квартиры с книгами…
Зачем? Это делает Эрман? Зачем ему, чтобы Розалия верила, что убила его брата-близнеца? Скорее всего, никакого брата-близнеца не существует в помине. Но зачем ему это? У Розалии скоро мозги из ушей потекут, он не боится, что она прикончит его так же, как это описано в книге?
"Очаровательная, очаровательная история", – пробормотал дядюшка Ансельмо на восхищение Хулии, – "обожаю детективные загадки без убийцы и жертвы".
Всё это время в качестве жертвы Хулия видела Розалию, а что, если жертва Эрман? Выпускается книга, где он назван братом-близнецом какого-то насильника, чьего настоящего лица, судя по всему, Розалия и не помнит. Книга подписана именем Розалии. Её странности убедят в её психической нестабильности. Подробности её жизни в книге? Выведаны на сеансе гипноза или внушены экстрасенсом. Когда выяснится, что у Эрмана нет братьев, это не послужит в пользу доказательства психической полноценности Розалии.
Экстрасенс точно замешан, но зачем? Преступление для брата? Именно поэтому в придуманной книге выбраны братья, у реальных преступников сработал психологический эффект под названием "проговорились".
Да, мог бы это быть и Теренсио. Есть лишь одно "но" – на директора издательства указывает миллион стрелочек. Если Эрман умрёт, то не станет выкупать издательство за долги. Именно директор издательства не захотел открывать имени автора, и он же напечатал тираж с именем Розалии на обложке. Если Розалию признают убийцей (причём ей вовсе не нужно убивать самой, даже если убьют преступные братья, подумают на неё), тиражи её книги взлетят до небес и издательство выберется из долгов.
– Сделано!
Хулия бросила карандаш на страницу блокнота. Вдруг перед её кроватью замерцал воздух. На несколько секунд она увидела Санчеса, который удивлённо огляделся и вдруг снова исчез. Неуверенно Хулия встала с кровати и повела ладонью, где он стоял. Она очень надеялась, что всё произошедшее обозначает, что в петле, в которой находится Санчес, на одно звено стало меньше.
ТРЕТЬЯ ГЛАВА
Перед Хулией стала дилемма, как посвятить родных в то, что она стала как-то решать загадки. Она стащила одну из голубых лампочек механизма на память и прятала её под подушкой (разумеется, в жестяной коробочке, иначе от лампочки скоро мало бы что осталось).
Как-то она завела с дядей Ансельмо разговор о рассказах, в которых уже успела побывать, сказала, что ей приснился сон, даже два, и, возможно, механизм тому причиной. Дядя Ансельмо выслушал, покивал, но лишь сказал, что, возможно (и это «возможно» он подчеркнул голосом так, будто подводил под написанным словом три черты), Хулия и права, но он пришёл к выводу, что не должен более пытаться получить ответы, рассказы хороши только пока они лишены концовок, а когда они получат разгадку, то потеряют очарование.