Фанфаровый фарфор

Инструкция к жизни

– …да что такое? Да что за ребенок, да что тебе надо-то вообще?

Я сам не знаю, да что мне надо-то вообще, и от этого невыносимо, и от этого – ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы! – и вроде получилось, и сложил этот конструктор, как надо было, и все равно – ы-ы – ы-ы-ы! – потому что не то, не то, надо сделать что-то такое, чтобы на века, чтобы весь мир перевернуть, чтобы без меня… вообще все не знали, что бы они без меня делали, все, они все…

…Сначала нужно родиться в далеком будущем – в период максимального расцвета цивилизации, чтобы понять, к чему следует стремиться, ради чего вообще будет все это. Родиться там, чтобы не отпугнуть самого себя от мира, от жизни, от потока времени, от бешеного водоворота событий. Осмотреться. Попытаться что-то понять – хотя бы попытаться, потому что понимания не придет.

Второй раз нужно родиться в каком-нибудь нейтральном времени – не слишком плохом, не слишком хорошем. Дело здесь не во времени, как таковом, дело в вас самих – вы должны разобраться в себе, понять, кто вы, что вы такое, что вы хотите, что вы можете, зачем вы пришли сюда…

…нужно что-то сделать.

Здесь.

Сейчас.

Вспомнить бы еще, что именно я должен сделать, и как можно быстрее, немедленно, пока молния ударила в дерево, пока горят ветви, пока слышен этот треск пламени, понять бы еще, что именно я должен сделать…

…нет…

…не понимаю…

…не помню…

Поднимаю голову, кричу во весь голос, в отчаянии, что я вот здесь, вот сейчас, а зачем, зачем, зачем…

…Потом вам лучше родиться ближе к началу времен – нет, не совсем в начале, где даже не знают, что такое огонь, а в таком начале, где дорога хлюпает под копытами усталого коня, и тусклый огонек одинокой таверны зовет на ночлег. Здесь можно потихоньку готовить свое будущее – оставлять себе манускрипты, если получится – книги, но это вряд ли, на книги особенно не рассчитывайте. Имейте в виду, что вам придется прожить несколько жизней и оставить после себя немало записей – только так у вас есть шансы, что хоть какой-то обрывок рукописи попадет вам в руки через много веков, – мимолетный отголосок прошлого…

…все не так, все не так, все не то, на хрена я писал это самому себе когда-то бесконечно давно, зачем я обманул самого себя, тогда я еще не знал, что я себя обманываю, я знаю только сейчас – когда уже слишком поздно, когда попался в собственную ловушку…

…После этого, наконец, можете выбрать эпоху, в которой у вас получится развернуться на полную катушку, – по крайней мере, вам так будет казаться, что это и есть ваш триумф, ваш звездный час, уж теперь-то вы сделаете что-то такое, что увековечит вас в истории, навсегда вплетет ваше имя и вашу судьбу в поток времен. Конечно, после такого успеха – пусть даже мнимого – вам не терпится пожинать плоды своего труда…

…это пустое время, говорю я себе. Бывает такое – пустое время, когда еще в ранней юности понимаешь, что на этот раз пришел зря, на этот раз не будет в жизни ничего такого особенного, что сейчас можно расслабиться, просто плыть по течению, в никуда…

…Увы, в будущем вас ждет разочарование – в лучшем случае от того, что про вас забыли, а в худшем – от того, что вас поминают недобрым словом, что своими изысканиями вы натворили немало бед в будущем.

Не пытайтесь ничего исправить. Это важно – даже не пытайтесь ничего исправить, сейчас, не обладая достаточным опытом, вы сделаете только хуже, пока, в конце концов, не запутаетесь в собственной судьбе. Двигайтесь вперед – только так вы сможете познать законы, по которым работает время, каждый узнает это на собственном опыте. Мы можем дать только общий совет: если вы чувствуете в себе силы что-то изменить, направляйтесь в прошлое, если чувствуете, что ваши душевные силы на исходе – идите в будущее, не для того, чтобы что-то делать, а просто чтобы там быть. Но не злоупотребляйте завтрашним днем, не забывайте, что ваше время не вечно…

Я успею, говорю я себе.

Я успею.

У меня получится.

Здесь.

Сейчас.

Бесконечное пространство космоса подчинится мне, покорно свернется в спираль, позволяя коснуться самых отдаленных уголков.

Бережно касаюсь экрана – пространство расступается перед шаром, открывает мне неведомые миры, – для меня одного – потому что это финал, финал человечества, потому что больше никого не осталось…

…Лучше не рождайтесь в самом начале времен, даже если вы твердо уверены, что иначе не сможете изменить мир так, как вам хотелось бы. Помните, туда идут только самые смелые, самые уверенные в том, что они делают.

Под конец жизней – а вы хорошо почувствуете его приближение, – настоятельно рекомендуем вам обустроиться в конце времен, прожить хотя бы одну жизнь там, где кончается человеческая цивилизация – время, когда уже ничего нельзя изменить, когда все ошибки сделаны, когда все страсти откипели и отгорели, когда можно просто отдохнуть – предоставить жизни идти своим чередом.

И не огорчайтесь, если за все свои жизни у вас не получится сделать то, что вы запланировали: еще ни у кого не получалось…

Как узнать город

…проще всего будет определить по какому-то несоответствию, которое сразу бросается в глаза: например, если вы увидите Лондон в красных и синих тонах, то вас, скорее всего, обманывают – на самом деле в колорите этого города преобладают зеленые и коричневые цвета. Если вы находитесь в Индии, постарайтесь разыскать реку Ганг: если вода в реке будет кристально чистой и свежей, то вас обманули: в настоящей реке вода мутная, и в ней плавают разбухшие трупы.

Если вы оказались в каком-то городе, и увидели популярную достопримечательность – не спешите заносить этот город в разряд нереальных, фальшивых. Некоторые определяют подлинность города по толпам туристов – якобы, в настоящих городах туристов полным-полно, а в ненастоящих их нет. На самом деле – ничего подобного, фальшивые города точно так же полны туристов, иногда даже их больше, чем в обычном городе. Чтобы проверить наверняка, присмотритесь к прохожим, загляните в их лица, поговорите с ними, задайте пару каких-нибудь непривычных вопросов, именно непривычных – потому что города-обманки легко узнают вопрос на уровне как пройти туда-то и туда-то. Не бойтесь спросить – какая сегодня фаза луны? – или – вы видели сегодня звезды? – или – как вы думаете, если бы я превратился в сову, то какой бы совой я стал? Поймите, людям не все равно, где они находятся – и они с радостью помогут вам.

Постарайтесь выбраться в районы, про которые ничего не сказано в туристических путеводителях: в настоящем городе вы обязательно найдете уютные спальные районы, в фальшивом же мире в лучшем случае натолкнетесь на мрачные гетто.

Обратите внимание на еще один момент – куда бы вы ни пошли в фальшивом городе, вы обязательно будете видеть какую-нибудь башню, которая является символом этого города – Эйфелеву башню, Елизаветинскую башню, а иногда в фальшивом Риме можно встретить даже Пизанскую башню.

…когда вы поймете, что оказались в фальшивом городе, вы должны немедленно…

Лошадь верхом на Луне

– …вы… вы хоть понимаете, что вы сделали? – спрашивает мой враг.

Я понимаю, я прекрасно понимаю, что я сделал, я сам на себя смотрю с таким восхищением, что даже не сразу замечаю, с какой ненавистью на меня смотрит враг. Нет, это не привычная его ненависть, это что-то другое, я такой взгляд видел у отца, когда имел несчастье сделать что-то совсем уж чудовищное…

Говорю. Как можно спокойнее.

– У меня… у меня получилось…

– Да я вижу, что у тебя получилось. Так получилось, что дальше некуда…

– Завидуешь?

– Было бы чему завидовать… Сочувствовать надо… Ты хоть сам понимаешь, что ты натворил?

– Я сделал это… сделал… Я написал историю про нас, без сучка, без задоринки, без малейшей мимолетной ошибки, без…

– Вот именно! Вот то-то и оно! – мой враг срывается на крик.

– А что такое?

– А то такое… ты… ты хоть понимаешь вообще… почему каждая история про нас была с каким-нибудь подвохом, почему читатель в гневе отбрасывал книжку, когда ты терпел неудачу, и кричал – да черт побери, он же летал до этого на луне, почему он не мог сбежать из башни в полнолуние! И читатель садится за книгу, и пишет новую историю, где вы сбежите из башни верхом на луне, – но в эту книгу тоже обязательно вкрадется ошибка, и снова какой-нибудь читатель в отчаянии отбросит новую книгу с криком – да почему же он не смог добраться до города, если умел превращаться в лошадь! И очередной читатель в отчаянии пишет новую историю… А вы… что вы сделали? Вы сочинили историю без сучка, без задоринки, вы сотворили идеальный мир, к которому ничего ни убавить, ни прибавить!

Молчу. Я безмерно горд своей работой.

– У вас только один выход… только один вариант… напутать что-нибудь… да что угодно… чтобы…

…не собираюсь.

– Простите?

– Даже не собираюсь… наконец-то я сделал это…

– Что… что сделали? – враг смотрит на меня, до сих пор не понимает.

…уничтожил историю…

Враг не успевает ничего сказать, кажется, даже не успевает до конца понять, что враг в этой эпопее был не он, а я – созданный уничтожить историю…

Ньюс

ГДЕ ТЫ?

ДОСТАВЛЕНО.

ТЫ ГДЕ?

ДОСТАВЛЕНО.

Выжимаю скорость на максимум.

Это неудобно – выжимать скорость на максимум, и при этом выговаривать Ньюсу, а приходится, вот здесь, вот сейчас выговаривать Ньюсу, ккого черта, в самом-то деле…

– …какого черта в самом-то деле?

– …черта… – Ньюс задумывается – Аббадон… Абегор… Адрамалех… Алигарепт…

Мысленно хлопаю себя по лбу.

– Да не-ет… Ты что пишешь-то вообще?

– Новости…

– Но-овости он пишет…

ТЫ ГДЕ?

ДОСТАВЛЕНО.

ТЫ ДОМА?

ДОСТАВЛЕНО.

Выворачиваю руль в пелену дождя, машина скользит юзом, юзом, хочет спрыгнуть с трассы, удерживается – каким-то неведомым образом, каким-то чудом.

Скорее, говорю я себе.

Скорее.

Во весь опор.

– Пишу новости, – отзывается Ньюс.

– Ты сам посмотри, что пишешь-то… Крысы дочиста сгрызли древнюю церковь, величайшее наследие прошлого… местным властям не было до неё никакого дела…

– А что не так?

– А все не так… тебе это как в голову-то пришло вообще?

– Очень просто… церковь… что-то хорошее… сакральное для людей… крысы… что-то плохое…

– …а ничего, что церковь из натурального камня?

– Я знаю…

– …ничего, что крысы камень…

– …грызут.

– Ну, знаете, люди таких вещей не знают… и в жизни не поверят…

– Поверили.

Меня передергивает, ослышался я, что ли…

– …что?

– …поверили.

– Что, хотите сказать, люди в бешенстве?

– …в бешенстве. Губернатора сняли, как вы и хотели… Сказали, не бережет регион…

Меня снова коробит, снова выворачиваю руль, хочу выжать скорость на полную, ах да, уже выжал на полную, полнее некуда. Набираю номер – гудки, гудки, какого черта не отвечаешь, ну же, ну…

Молчит.

Мне становится страшно.

Только сейчас начинаю понимать, что там, на другом конце провода уже может быть некому ответить…

От нечего делать продолжаю выговаривать Ньюсу, по-хорошему, вообще выключить этого Ньюса, только я сам себе обещал, не выключать, хоть что твориться будет, не выключать, иначе вся работа к черту, выключить Ньюса – расписаться в собственной несостоятельности…

– Да вы дальше, дальше-то посмотрите, что пишете-то… из-за неосторожного обращения с огнем приезжие рабочие с юга подожгли озеро, бесценный памятник природы… с каких это пор озеро можно поджечь, а?

– Ну… – Ньюс, кажется, задумывается, – озеро – что-то хорошее, памятник природы – что-то хорошее, подожгли – плохо…

– … да не горит озеро, не горит, как вы не понимаете?

– Не горит. Понимаю.

– Ну, вот то-то же… – спрашиваю, сам не знаю, зачем, – люди, надеюсь, не заметили статью вашу, на смех не подняли?

– …волнения в регионе, массовые стычки с приезжими…

– Да что вы несете вообще, озеро-то целехонькое!

– …не было никакого озера…

Начинаю понимать, что я не понимаю людей. От слова совсем. И что вот этот вот, написанный неумелыми алгоритмами, понимает больше, чем я…

Снова набираю номер.

Жду.

Ну, только попробуй не ответить…

…не отвечает.

Жанна… или Ольга… от волнения даже не могу вспомнить имя, иногда кажется, что Жанна, иногда, что Ольга, иногда – что ни так, ни так, а ведь зовут её как-то, зовут же, вот так вот когда много лет вместе, уже и имена стираются, даже в телефоне просто – «моя», за столько лет уже достаточно – «моя»…

Гнать.

Гнать через ночь.

Может, успеть, а может, уже и нет…

– Дальше смотрите…

…тишина…

– …вы меня слышите?

– Слышу.

– Ну, вы, блин, хоть отвечайте, что ли, да, слушаю вас…

– …хорошо.

– Хорошо, блин… А это что? Богатые туристы на отдыхе вытоптали столетний лес!

– Да.

– Что да, что да, вы хоть представляете себе, что такое столетний лес?

– Что-то древнее, прекрасное… А богатые в представлении людей это плохое что-то…

– …да вы хоть высоту деревьев себе представляете? Вы хоть понимаете, что нереально это, столетний лес вытоптать?

– Теперь понимаю. Нереально.

– Теперь… о-о-х, вы только не говорите мне, что народ поверил…

– …поверил.

– Что, хотите сказать, народ в бешенстве богатые дачи громит?

– Да.

Чуть не давлюсь собственным голосом. Чертов Ньюс, чертов Ньюс, а ведь сколько раз я уже хотел тебя перековеркать, переиначить, и черта с два, ведь работаешь ты, работаешь…

Снова жму на номер.

Снова гудки.

…свет фар…

…выворачиваю руль, сам не понимаю, как не сталкиваюсь…

Скорее.

Скорее.

«Моя»

…и одно слово в сообщении – скорее.

– Вот что… – говорю с Ньюсом, просто так, пытаюсь успокоиться, – надо бы это, переполох какой в столице…

– …будет сделано.

– Ты осторожнее это… забанят…

– Забанят.

По его тону понимаю, что ему все равно, забанят и забанят, ему не привыкать, чтобы банили, он возрождается снова, как феникс из пепла…

…направо.

Навигатор показывает – направо, выворачиваю руль – там дом, там моя, до сих пор не могу вспомнить, как её зовут, Ольга, или Анна, или… волосы светлые… или рыжие… нет, не помню, вот только в контактах – моя, и – скорее…

…машина вырывается в пустоту над пропастью, тело становится легким, невесомым, выворачиваю руль куда-то в никуда, уже понимаю, что это не сработает. Память приходит сама, наваливается тяжелым пластом, не было никакой моей, и дома там не было, с чего я вообще кинулся на этот контакт, на это сообщение, – ниоткуда, ни от кого, что на меня вообще нашло…

Глухой удар.

Жду боли, боли нет, это даже странно, что бо… …накатывается, наваливается со всех сторон, жгучая, нестерпимая, обжигающая…

Пытаюсь дотянуться до телефона, почему я не чувствую рук, почему их как будто нет, почему, почему, почему…

– Ньюс…

Зову, уже знаю, не ответит, говорю в пустоту:

– Ноль-три… вызови… – слова выхаркиваются кровавыми брызгами.

…тишина.

Я жду чего-то, сам не знаю, чего. Надеюсь на что-то, ну, пожалуйста, ну пусть он скажет кому-нибудь там, там – задание выполнено, объект (или как он там меня назовет) ликвидирован, жду дальнейших указа…

…нет.

Ничего.

Тишина.

Еще пытаюсь найти в себе силы спросить, – какого черта он задумал – понимаю, что уже не смогу…

…что я больше не увижу…

…Луна, которая упала с неба на городскую площадь, разбилась на тысячи осколков, лежала вот таким расколотым циферблатом, и в каждом осколке вертелись стрелки часов, показывали одно и то же время. Если наклониться, можно было увидеть себя – но не настоящего себя, а себя в прошлом или в будущем, поэтому туда никто не заглядывал…

…башня, в которую попал снаряд, и она лежала на проспекте, раненая, истекающая кровью, никого не подпускала к себе. Мы долго не знали, что делать с башней, – помочь ей мы не могли, а озверевшая от боли башня могла растерзать немало наших солдат. У нас больше не было снарядов, мы пытались расстрелять башню из автоматов, но это только больше раззадоривало её. Стыдно сказать, тогда я меньше всего думал про башню, как про величайший памятник архитектуры, как про невероятную красоту – мне хотелось уничтожить её как можно быстрее, пока она не уничтожила нас. Башня умерла только через сутки, унеся с собой немало наших…

…часы со всего города, которые спрятались в заброшенной часовне, атаковали каждого, кто осмеливался приблизиться. Мы и не приближались к часовне, она была нам не нужна, кто-то предлагал взорвать её, но я отговорил тратить взрывчатку….

…высохший фонтан, в котором ночью появилась вода – по крайней мере, нам так показалось, когда мы, измученные жаждой, приблизились к фонтану, – но то, что мы приняли за воду, в которой отражались звезды, было ночным небом, наполнившим пустоту – двое из нас упали туда, исчезли в бесконечности….

…окаменевшие люди, люди, обратившие себя в статуи – чтобы их не убили вражеские солдаты. Когда мы разбивали статуи, из них текла кровь…

…теперь можно наконец-то вспомнить все это – теперь, когда больше ничего не осталось, когда больше не надо никуда спешить, когда уже отспешили, отвоевали, отумирали, отразрушали, отубивали, – теперь можно оглядеться, спохватиться, вспомнить, что это было, чего я не увижу больше никогда…

Свидание с городом

…город будет заманивать, зачаровывать, соблазнять – и путнику надо быть к этому готовым. Сначала ему покажут только крепостные стены города, да и то издалека – стены прочные и неприступные. Покажут, чтобы путник поверил, что город и правда существует, что это не легенда, не миф, не слух, не случайная байка, пущенная в безвестном трактире у камина, когда осенний ветер и осенний ветер на улице вступают в свои права. Нет, сначала, конечно, будут легенды, мифы, дивные истории о дивном городе, – в которые трудно поверить, а не поверить еще труднее. Потом однажды человек скажет себе – пора – очень важно, чтобы он сказал себе это сам. И отправился в путь – в никуда, потому что никто наверняка не сможет сказать, где город. Любопытство странника будут подогревать легендами, байками, обрывками разговоров – он еще должен поплутать и несколько раз в отчаянии сказать себе, что никакого города нет, а то и попасть в беду – прежде чем ему покажут крепостные стены города далеко на горизонте.

Город будет соблазнять человека, город долго не подпустит странника дальше, город даст ему время в красках представить себе, что там, за стеной, город будет подогревать его фантазии, город позволит человеку снова и снова рисовать, как, по его мнению, может выглядеть город, если верить легендам и снам.

Только потом человеку будет позволено подняться на холм, откуда видны самые высокие шпили города – здесь неизбежна смесь разочарования и восторга – восторга от увиденного и разочарования, что все оказалось совсем не таким, как было в фантазиях и снах, ведь и фантазии, и сны всегда врут.

Дальше человеку снова позволят домысливать. Сколько будет длиться это домысливание – несколько дней или несколько месяцев, или даже несколько лет – здесь-то как раз и проверяются намерения человека, готов ли он до конца идти за своей мечтой, или отступит в отчаянии. Если видно, что путник выдерживает испытание, ему могут подкинуть пару-тройку книг про город – правда, никто не обещает, что они правдивые – или дать побеседовать с человеком, который, якобы, живет в городе, – но тоже никто не знает, правда это или нет.

Город будет заманивать – как бы невзначай покажет кусочек улицы за крепостной стеной, когда человек будет ехать по скоростной трассе – и очень важно не упустить этот невзначай. И не только не упустить – но и использовать шанс по полной, включить все свое воображение, рассказать о том, что увидел, домечтать, домыслить, увековечить на полотне – и в звенящей мелодии, за право сыграть которую будут сражаться скрипка и фортепьяно.

Чем дальше, тем больше будет показывать себя город – например, позволит пролететь над собой в самолете или увидеть себя проездом в поезде из окна, а может, даже разрешит сделать остановку на вокзале и купить в придорожном киоске какой-нибудь сувенир. Очень важно – что все это будет случайно, незапланированно, человек ни за что не сможет предугадать, когда в следующий раз он встретится с городом.

Будет и такая ночь, когда смертельно уставший путник волей судьбы окажется на целую ночь в ожидании какого-нибудь рейса куда-то там – и ему скажут, что можно пойти в отель, выспаться, и путинк так и сделает – но в последний момент ненароком узнает, что совсем рядом находится город – и поспешит туда, несмотря на усталость, и даже не спохватится, что в этих краях не может быть города, он же совсем в… в… и тут-то человек спохватится, что даже не знает, где город. И поспешит в ночь, чтобы, окончательно заблудившись, наткнуться на какой-то город – то ли тот самый, то ли совсем другой, будет бродить до рассвета по ночным улицам, вглядываться в мерцание фонарей, вслушиваться в обрывки голосов и бесконечно далекую мелодию где-то там, там. Человек так и не узнает до конца своей жизни, была ли эта безумная ночь прожита в городе его мечты, или то был какой-то совсем другой город, или вообще не было никакого города, а только тревожный безумный сон.

Человек до последнего будет ждать чего-то обыденного – что однажды к нему придут люди и скажут – пойдемте, мы покажем вам город. И они выйдут из дома, сядут в машину, поедут куда-то по бесконечной дороге, – а потом остановятся перед городом, и выйдут стражники, и будут что-нибудь проверять, хотя, что тут вообще можно проверить, и так уже все понятно, вернее, ничего не понятно, а потом откроют ворота, покажут главную улицу, да и то не всю – каждый день путнику будут открывать все больше переулков, улиц, площадей, башню за башней, лестницу за лестницей, витраж за витражом.

На самом деле все будет так, и в то же время не так – человек все время будет жить в ожидании вожделенной встречи с городом, настоящей встречи – но каждый раз он будет чувствовать себя очарованным и в то же время обманутым, что ему показали лишь кусочек, лишь обрывок, и недопоказали что-то очень важное, самое сокровенное, что есть в городе.

Это чувство не оставит человека даже тогда, когда он спохватится, что уже давно живет в городе, и даже не снимает комнату на каком-то там этаже, а каким-то неведомым образом оказался хозяином целой квартиры в два этажа со спальней на чердаке, откуда видно какую-то самую древнюю часть города, где по ночам летают легенды. Так вот, даже тогда – когда человек поймет, что ему не надо возвращаться домой, что нет никакого домой кроме города – его не оставит чувство, что ему так и не показали что-то самое главное, то, ради чего стоило стремиться к городу все эти годы.

Здесь очень важно быть осторожным и последовательным: если поторопиться, если проникнуть в какой-нибудь закоулок, увидеть то, что еще не позволили увидеть – можно потерять город раз и навсегда. Город не любит нетерпеливых, город не любит тех, кто пройдет по улице – и улица не найдет в душе ни малейшего отклика, город не терпит тех, кто не созерцает его подолгу, перековывая свои впечатления в легенды, мелодии или удивительные живописные полотна.

Но даже если человек сделает все правильно, и город благосклонно примет его – гостя так и не покинет неистребимое чувство, что он все-таки так и остался гостем, не более чем гостем, одним из бесконечной череды гостей, которые были и будут после него, – о, этот горький укол ревности – будут после него – и город, раскрывая день за днем самые сокровенные свои закоулки и тайны, так и не показал самого главного, самого удивительного, того, ради чего стоило терпеливо вожделеть город так долго. И даже когда человек станет еще одним призраком в бесконечной череде духов города, станет частью города, неотъемлемой его частью – его так и не покинет неодолимое чувство, что это все – только бутафория, наваждение, иллюзия, призванные скрыть от человека что-то самое важное, самое драгоценное, что город, возможно, скрывает даже от самого себя…

Недопустимые

Это просто, говорю я себе.

Ну, очень просто.

Ну, куда проще, чем кажется.

Что вообще может быть проще.

Их же всего три.

Не десять, не сто, не миллион, не десять в степени какой-нибудь там – всего три.